Истории с привкусом мазута. Африканские истории

Михаил Забелин

Это истории об Африке, смешные и не очень, рассказанные двадцатилетним юношей, впервые оказавшимся в советские времена за границей. Это забавные истории о том, как молодой человек постигает простые африканские истины о жизни, о любви, о товариществе, о новых людях, с которыми его сталкивает судьба. Это взгляд со стороны на Африку и африканцев.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

ДЕВОЧКИ

Проституции в Мали не было. Не было публичных домов, не было притонов, не было поджидающих на улице клиентов девочек, не было назойливых приставалок в ресторанах. Ничего этого не было по одной простой причине: проститутками были все женщины от двенадцати до тридцати лет. Мы даже не подозревали сначала, что можно было, хоть в баре, хоть на улице, подойти к любой, шлепнуть ее по попке и сказать: «Пойдем». На это любая улыбнется, обнимет тебя и пойдет. Это не была проституция в обычном понимании этого слова, это не была работа, а какие-то простые нравы, первобытные отношения между полами, когда мужчина хотел женщину, а она шла за ним и воспринимала это, как должное. Ну и прирабатывала на этом: для себя, для дома, для семьи. Не сразу, но я понял, что в этом и состоит глубокая пропасть между нашими цивилизациями. Для нас это, либо девушка, за которой надо ухаживать и соблазнять ее, либо проститутка, с которой можно делать, что хочешь. Для них всё естественно: хочет меня мужчина, значит, я готова. Поэтому, когда девочек, с которыми я переспал в Мали, перевалило за сотню, и я перестал их считать, я подумал: никакие они не проститутки, а обычные женщины, в которых нет лукавства, жеманства и лицемерия белых женщин, которые просто постоянно хотят мужчин, и это так же нормально и обыденно, как поесть или пописать.

Прошло полгода: мы перестали бояться заразы, кэгэбэшников и друг друга и стали ходить по девочкам.

Как говорится, первый блин комом: первый мой половой опыт в Африке был неудачным. Когда припирает в двадцать два года, а вокруг полуодетые черные ножки и груди, выбирать не приходится. Я попросил у нашего сторожа познакомить меня с женщиной. Видимо, он понял буквально, — надо было спросить девочку. Как я выяснил позже, вопросов с местом — где — в Бамако не бывает: у себя дома, у нее дома, во дворе любого бара, где угодно. Поэтому, когда меня отвели в хижину, уложили на циновку и попросили подождать, я не беспокоился. Кого мне привел сторож: престарелую тетку, бабушку или маму, я так никогда и не узнал. Когда пришла огромных размеров тетя и задрала бубу, или, по-нашему, полотенце, под которым ничего не было, кроме голого тела, я сначала ужаснулся, потом у меня все упало и захотелось домой, в Москву, а потом, грубой рукой, она уложила меня на себя и сделала всё, как надо.

После этого я перестал обращаться за советом к сторожам и сам стал находить девиц в барах.

Мы были молодые, белые, что подразумевало наличие денег в карманах, а когда нас спрашивали: «Где ваша машина?», — мы знали ответ: «Машина в ремонте, поедем на такси». Наверное, со стороны мы напоминали табун жеребцов, выпущенных из загона.

Свою первую ночную любовь я нашел в баре «Истамбул». Название настраивало на восточный лад и на мелодию какой-то старой песенки «Истамбул-Константинополь», поэтому бар мне и приглянулся. То ли она ко мне подсела, то ли я к ней, но к этому времени я уже разбирался, как знакомиться с местными девушками, и задал вопрос незатейливо: «Тебя как зовут?» «Лили», — ответила она, скромно потупив глаза. Эта скромность не очень вязалась с короткой юбочкой, из-под которой упирались в землю точеные черные ножки, и маленькой упругой грудью, разрывающей маечку. Она была юной и симпатичной, и я влюбился в нее с первого взгляда. Я пил джин с тоником и угощал ее пивом. Может быть, мы и говорили о чем-то, не помню, но я придвинул стул к ней поближе, положил руку ей на колено, и после этого уже ни о чем не надо было говорить, это было не главное, а главное состояло в том, чтобы увезти ее куда-нибудь, где я смог бы содрать с нее майку и юбку и увидеть всё, что они едва прикрывали. Время было позднее — часа два ночи, но я влюбился и не хотел уложить ее на какую-нибудь циновку, а лихорадочно думал, как бы лечь с ней в приличную кровать в приличном доме. И тогда я вспомнил о моем сослуживце — капитане малийской армии. Я знал, где он живет, хотя никогда не бывал в его доме, знал, что он холост и живет один. Опьяненный любовью, я забыл, что капитан в Мали — это почти заместитель министра, и приводить среди ночи в его дом бабу, чтобы заняться с ней любовью, по меньшей мере, не совсем удобно. Я был влюблен, я ее желал, я взял такси и повез Лили к капитану.

На удивление, капитан встретил нас спокойно, хотя было видно, что мы его разбудили. Он провел нас в гостиную и после пяти минут светской беседы удалился в другую комнату. Я почувствовал себя неловко, вышел за ним, стал извиняться и говорить что-то о любви.

— Всё нормально, Мишель, располагайтесь на диване, — ответил он.

Я пожал ему руку и бросился к любимой. Любимая к этому времени уже лежала на диване абсолютно голой. Когда наши телодвижения успокоились, и напряжение мое спало, мы пошли вдвоем под душ и, обнявшись, избавлялись от жары и пота.

Мы лежали голые на диване, когда в комнату вошел капитан:

— Мишель, ты не будешь против, если я тоже трахну эту девочку?

Я был уязвлен до глубины своей жаждущей любви души.

— Никогда, — воскликнул я.

Лили встала.

— Мишель, ну что ты, я приду через двадцать минут.

Какая все-таки огромная разница между их простыми нравами и моим советским воспитанием.

— Одевайся, — сказал я Лили, — мы уезжаем.

По-моему, они оба обиделись на меня. Тем не менее, она оделась, и я повез провожать ее до дома. Перед расставанием с беглым поцелуем у дверей ее хижины я отдал ей все деньги, которые были в кармане. Видимо, это была скоротечная любовь, потому что больше я ее не встречал.

Когда дверь за ней захлопнулась, я понял, что денег доехать до дома у меня нет, какая-то мелочь осталась. Было уже светло — около шести утра. Я сообразил, что нахожусь недалеко от авиационной базы, и лучше сразу выйти на работу. Моей мелочи хватило, чтобы поймать повозку. В Бамако это такое транспортное средство, заменяющее автобус. Оно состоит из трех частей: осла, возничего и крытой брезентом повозки с двумя лавками по бокам. Повозка была полная: местные жители как раз ехали на работу. Каково же было их удивление увидеть в своей компании белого человека с всклокоченными волосами, красными от бессонницы и джина глазами и бледным лицом. Не помню, как я доехал, но под их насмешливо-вопросительными взглядами мне было стыдно за всю белую расу, опустившуюся до повозки.

Я приехал на работу раньше всех, что-то объяснил дежурному сержанту, как-то соврал нашим, когда они вышли из автобуса, но малийский капитан, у которого я был ночью в гостях, хоть и не рассказал никому об этом случае, месяц со мной не разговаривал.

И теперь я его понимаю.