Удачная позиция

Михаил Ера, 2023

Конец XIX века. В Санкт-Петербург прибывает знаменитый виртуоз бильярдной игры француз месье Перро. В Москве не нашлось достойного противника для столь выдающегося игрока. Теперь он намеревается удивить и покорить петербургскую публику своей артистической игрой.С этого и началась история с колдовством и цыганам вокруг бильярдной игры – с участием литератора, журналиста, часового мастера, русского купца и иностранцев. Эта история о крупных ставках, азарте и авантюризме.

Снежная зимняя ночь опускалась на предместья Кракова. Запоздалые гуляки-шляхтичи спешили из города к своим усадьбам. Полная луна освещала едва заметные завьюженные дороги. Издали доносился протяжный волчий вой. В окнах домов еще горел свет, согревая душу уходящим во мрак санным путникам. Лишь двухэтажный с покатой черепичной крышей особняк на самом отшибе выделялся полной темнотой. Внутри дома горели несколько свечей, но окна были плотно зашторены.

В эту морозную ночь лишь два человека находились в мрачном доме. Двое, отстраненные от всего земного. Двое, лишь телесно привязанные к миру живых. Полумрак небольшой комнаты был наполнен режущим глаза ароматом курящихся трав. На полу, у чаши с куреньями, подложив пятки по зад, сидел один из них. Полуобнажен. На чернявой его голове причудливым венком громоздились кости птиц и мелких животных, сплетенные шерстью из львиного загривка. На шее ожерельем висели прикрепленные к сыромятине крупные клыки.

Лицо этого человека было сплошь выкрашено белой краской. На левой щеке от подбородка к уху намазаны две полосы красного цвета. Правая щека имела такие же, но черные полосы. Руки, татуированные замысловатыми узорами и зубастыми мордами неведомых чудовищ, безвольными плетями лежали на коленях. Глаза закрыты, а уста шептали что-то на странном гыкающем наречии. Сидя, человек раскачивался из стороны в сторону, голос его становился громче и звучал распевно. Тембр менялся от высоких пищащих нот, до низкого вибрирующего металлического звучания.

Раскачивания становились более размашистыми, круговыми. Теперь и руки участвовали в неведомом танце — поднятые над головой, они вились будто змеи.

В углу комнаты, на плетеном ивовом топчане навзничь лежал второй мужчина. Глаза его были закрыты, обнаженный торс и чисто бритое искаженное болевой гримасой лицо покрывала испарина. Он бредил. Несвязная речь его то затихала, то вырывалась истошным криком. Судорожная дрожь поражала тело.

Внезапно душераздирающий вопль его затмил собой волчий вой. Испуганные лошади перешли в галоп. Кучера крестились, оглядываясь на жуткий особняк, пьяные шляхтичи закутывались с головой в тулупы. Скорее прочь из Кракова: от волка ружье сбоку, а от колдуна душу уберечь нечем…

В тот год весна в Петербурге выдалась ранняя. Март незаметно быстро прокричал хриплым сорочьим голосом, отбарабанил капелью по мостовым. Апрель просушил разбитые колесами повозок дороги, украсил свежей зеленью землю. Май обогрел жарким уже солнцем, раскрасил сады цветением вишни. Сирень заполнила ароматом улицы города. Девицы в пестрых платьицах, будто бабочки запорхали по тротуарам. Извозчики ломали шеи, провожая взглядом веселых прачек, булочниц, белошвеек…

Утром, около одиннадцатого часа, Лука Сергеевич Желудев сидел за рабочим столом. Солнце широкой рекой проливалось сквозь кисейные занавески, ложилось на стол яркой ажурной полосой. Лука Сергеевич уже трижды макал перо, но так и не написал ни единой строчки. Меж тем карточный долг обязывал начать новый роман.

Проигранная вчерашним вечером сумма не была чрезмерно велика, однако требовала решительных действий. Издатель тоже торопил со сроками, а мысль не шла. Полная пустота в голове. Даже пустяшного сюжета не возникало. Лука Сергеевич недовольно сопел, грыз перо, злился. Кроме упреков, обращенных самому себе, ничего не вертелось.

— Идиот! надо было на семерку ставить, — то и дело бормотал он сам себе.

— Прохор! Прошка, ты где запропал, бездельник?! — обернувшись к двери, выкрикнул литератор.

— Вот он я, нигде не запропал. Куда ж я денусь-то, — привычно забухтел в ответ пожилой слуга. Его заспанная физиономия появилась в дверях кабинета.

— Сходи-ка за «Ведомостями», лентяй ты этакий, — приказал барин.

Прохор прошел вглубь кабинета, изобразил виноватый застенчивый вид, и промямлил едва слышно:

— Так ведь газеты нынче за так не раздают. Денег надобно, Лука Сергеич.

— С деньгами и дурак принесет. Впрочем, ты и есть… — невесело выдохнул литератор, однако зачем-то заглянул в пустой бумажник, порылся в кармане брюк, затем сюртук обыскал: нигде не звенело. Слазил в шкаф, обшарил карманы в плаще — нашел полтинник, чему был несказанно рад.

— Держи, — он нехотя отдал монетку слуге. — Сдачу не бери — скажи, пусть каждый выпуск по утрам заносят.

Прохор исчез, будто испарился.

Явился он минут через десять с мутными глазами, сивушным духом, но и со свежим выпуском «Ведомостей».

— Сдачу, небось, пропил? Смотри у меня, ежели газет не будет, поедешь в деревню, к истокам, к сохе! — принимая газету, припугнул барин.

Только слуга не особо пугался таких слов — вылетали они из уст литератора чуть ли ни ежедневно вот уже лет пять как, а он, Прохор, как был при барине, так и по гроб жизни останется, потому как свыклись они друг с дружкой, душой приросли.

— Будут газетки, не извольте беспокоиться, Лука Сергеич, — выдохнул перегаром Прохор.

— Фу-у, пошел прочь! — как опахалом, разгоняя газетой воздух, выкрикнул литератор.

Слуга не заставил повторять дважды — шустро сгинул с глаз долой, прикрыв дверь с той стороны.

Лука Сергеевич уселся за стол, сгреб в сторону выложенные накануне листы, отставил чернильницу, разложил газету.

— Идиот! Истинный идиот! — прочитав новостную колонку, разразился смехом литератор.

Из прихожей донеслась приглушенная речь: Прохор встречал визитера. Вскоре скрипнула дверь, и смачный бас купца второй гильдии Поликарпа Матвеевича Дубинина заполнил кабинет:

— Кого ж это ты так, Лука Сергеич, идиотом-то?.. Я аж от входа услыхал!

Литератор обернулся, шустро поднялся, поспешил поприветствовать знакомца, не отпуская улыбку с лица.

Вошедший здоровенный бородач излучал искреннюю радость встречи. На нем были надраенные до зеркального блеска хромовые сапоги, черные штучные галифе. В небрежно расстегнутом дорогом темно-коричневом сюртуке, в высоком картузе в тот же цвет выглядел купец вальяжным богатеем. Толстая золотая цепь карманных часов аксельбантом свисала с пуговицы жилетки и пряталась за сюртуком.

— Доброго здоровья, Поликарп Матвеевич! Давненько не видал тебя! А как рад, так и описать не в силах! — крепко обнимаясь с гостем, высказывал литератор.

— Да вот, по делам в Петербург прибыл, и к тебе не преминул заглянуть! — добродушно ответил купец. — Так над кем, позволь полюбопытствовать, ты давеча потешался?

— Так, безделица. Пойдем лучше… — хотел было Лука Сергеевич пригласить гостя чарку по такому случаю пропустить, да быстро опомнился — коньячок-то ночью иссяк: расчувствовался литератор из-за проигрыша, да и заметить не успел, как бутылка дно показала.

Гость приметил замешательство хозяина, хитро улыбнулся, бороду пригладил.

— Прохор, подь сюды! — громыхнул басом гость, и, дружески хлопнув хозяина по плечу, приговорил: — А ты всё такой же шалопай, Лука Сергеич. Небось, опять все деньги за ломбером спустил?

Литератор не ответил, только мину кислую виноватую состроил.

Явился Прохор. Глазки его живо забегали, как у кобеля в предвкушении большой мозговой кости.

— Чего изволите, Поликарп Матвеич? — заискивающе заглядывая в глаза купцу, спросил он.

— Вот тебе на водочку, леший тебя раздери, а нам, дружок, коньячку раздобудь. Ну, и капусточки квашенной принеси. Да мигом! — с ухмылкой приказал купец.

Прохор засиял, как новая копейка, и, зажав деньгу в руке, припустил с проворством отрока.

— Гляди, как раболепствует! Знает, шельма этакая, душу твою добрую, — сказал с лёгким оттенком зависти литератор.

— И много просадил-то? — конфузливо отмахнувшись, спросил Поликарп Матвеевич.

— Семьдесят пять рубликов — сколько и было, — печально вздохнув, как на духу сознался Желудев. Изобразил он при этом такую грусть, что впору батюшку на отпевание души звать. И, как и Прохор минуту назад, уставился на гостя.

— Дам, дам денег, — жеманно пригладив бороду, отозвался купец. — Дам. Но и ты уж постарайся — прославь пером имя и дело мое. Да смотри не как в прошлой книжке твоей — князь тот, Копытин, у меня только безделушки покупал, а мебель за границей, видишь ли, заказывал. У меня мебель не хуже будет! Понял?

— Как не понять?! С сего дня все персонажи мебель только у тебя, Поликарп Матвеевич, заказывать будут, — отчеканил литератор.

Он повеселел душой, и, словно демонстрируя полное свое согласие и готовность — хватался за перо, бумагу, клал на место, вновь хватался.

— Ну, раз так, то держи, — пробасил, усмехнувшись, купец, раскрывая толстенный кожаный бумажник.

Пятидесятирублевая ассигнация восстановила обычную веселость Луки Сергеевича, а явившийся с Прохором коньяк еще более вдохнул сил в ослабленное недавним самобичеванием душевное равновесие. Ставка на семерку перестала лезть в голову. Лука Сергеевич выдохнул с превеликим облегчением и, наконец, оставил в покое перо с бумагой.

— Смотри, Поликарп Матвеевич, некий французишка, Перро, к нам прибыл, — после третий чарки, ткнув пальцем в газету, начал Лука Сергеевич. — Намеривается любого желающего в бильярд обыграть! Идиот!

Литератора вновь пробрал смех.

— И что ж тут смешного-то? — непонимающе осведомился купец.

— А то, что у нас даже безрукие нос-то ему утрут! Как пить дать — утрут! — продолжая хохотать, ответил Желудев. — О генерале Скобелеве слыхал? Руку он потерял в сражениях, а в игре равных ему нет! Вот тебе и однорукий! Держу пари — нос французишке утрет!

Купец заинтересованно взял газету, привычно пробежал взглядом по объявлениям купли-продажи, криво при этом ухмыльнувшись, принялся искать указанную статью. Нашел, не без помощи литератора, прочитал в голос:

— «Вчера вечерним поездом из Москвы в Санкт-Петербург прибыл знаменитый виртуоз бильярдной игры француз месье Перро. В Москве не нашлось достойного противника для столь выдающегося игрока. Теперь он намеревается удивить и покорить петербургскую публику своей артистической игрой. Вчера же месье Перро провел единственную победную партию в клубе при французском посольстве. Соперником ему выступил маркер клуба, небезызвестный месье Пьер Монтань. Перед началом партии месье Перро показывал присутствующим редкие фокусы. Четырьмя пальцами правой руки француз захватывал шар и особым движением кисти бросал его в определенную точку стола. Шар останавливался, но с неимоверной силой вращался на месте. Рядом с первым месье Перро таким же образом бросал второй шар. В продолжение некоторого времени оба они вращались, не сходя с места. Затем шары начинали описывать раскатные круги, сначала небольшие, а затем все увеличивающиеся, подобно волчку. Вскоре шары касались друг друга и, чокнувшись, разбегались, а затем возвращались к фокуснику…».

— Что скажешь? — вставил Желудев, едва Поликарп Матвеевич сделал паузу.

— Лихо ты! Не увидев игры иноземного фокусника, об заклад биться принялся! Ох, и азартен ты, Лука Сергеич! Ты б лучше разузнал, на чьих бильярдах игры будут. Ежели на фрейберговских, то устроителям зрелищ стоило бы новые столы по такому случаю предложить. У меня с фрейберговской фабрикой договоренность имеется — сукно я им поставляю, так что делай выводы — могу. И шары, кии, опять-таки…

— Вот везде ты выгоду ищешь, Поликарп Матвеевич! Уважаю и ценю тебя за это. Силен ты в коммерческих делах! Давай еще по чарочке за то пропустим, — наполняя рюмки, предложил литератор.

Выпили залпом, смачно закусили капусткой, беседу продолжили:

— Я вот что тебе скажу, Лука Сергеич — коли сумеешь уладить так, чтобы устроитель сей потехи заказал у меня бильярды, то получишь по двадцати рублей за каждый стол, да за шары по пять рублей, — нежданно сделал предложение купец.

— Потехи, говоришь?! Да там такое будет!.. Ты читай ниже — Кречинский объявил, что разделает француза под орех, а он может! Он в прошлом году московских асов в пух обыграл. Букмекеры уже ставки принимают. Пока один к трем, а если Кречинский продует, да сам однорукий Скобелев в кураж войдет, то и к десяти будет. Вот тут-то и я ставку!.. — объяснял стратегию Желудев, однако сквозь затуманенное коньяком сознание до того-самого места в голове, что за соображение отвечает, наконец, дошел коммерческий смысл сказанного. Литератор запнулся, забыв закрыть рот, принялся описывать пальцем круговые движения, будто это могло помочь выдавить застрявшее слово, кое-как промычал: — По двадцати?!

В обеденное время того же дня, Лука Сергеевич, обшарив чуть ни весь Петербург, все же разыскал своего приятеля, журналиста Иосифа Абрамовича Гриндермана, в игорном клубе господина Кречинского. Гриндерман сидел за богато сервированным столом и с наслаждением поглощал изысканные яства. Компанию же ему составлял сам Кречинский. Они оживленно беседовали. Лука Сергеевич немало удивился такому положению дел. Хорошо зная Гриндермана, он и не предполагал о его гурманских пристрастиях. Да и откуда им было взяться, если скудного журналистского содержания едва хватало на жизнь.

— Батюшка, Лука Сергеевич! — воскликнул Кречинский, первый заметивший литератора. — Составьте компанию! Прошу великодушно к нашему столу, — тут же пригласил он.

Теперь и Гриндерман заметил приятеля. Он ускорил жевательные движения, однако в тот момент рот его был чрезвычайно полон, что не позволило высказаться. Гриндерман, понимая, что оказался в неловкой ситуации, нашелся — изобразил приветствие поднятым бокалом шампанского.

— Непременно-с, — не без удовольствия ответил Лука Сергеевич, и тут же уселся, пододвинув к себе приборы.

— Прошу вас, не стесняйтесь, — начал Кречинский. — Вот икорка черная, пожалуйте, буженина, куропатка в винном соусе, осетрина, балычок берите… Все за счет заведения. Не стесняйтесь.

Кречинский вел себя необычно — заискивающе улыбался, словно Желудев и Гриндерман царственные особы, отчего Лука Сергеевич почувствовал некоторую неловкость.

— Спасибо. Непременно-с, — смущенно улыбнувшись, пробормотал Желудев.

— Куропатка — просто прелесть! — заговорил, наконец, Гриндерман. — А мы тут с господином Кречинским обсуждаем предстоящее событие, — продолжил он почти без паузы. — Француз Перро, вы, должно быть, читали мою статью о его прибытии? принял предложение сыграть с господином Кречинским в этом самом клубе. Так как событие это весьма неординарное, то и освещение его требует основательных приготовлений, — с этими словами Гриндерман сыто улыбнулся, осмотрел шикарный стол, и, гурмански выдохнув, хотел продолжить.

Вдруг откуда-то появился клубный гарсон, что-то шепнул Кречинскому на ухо. Тот незамедлительно встал, извинился, и быстрым шагом прошел в подсобное помещение. Оставшиеся наедине приятели переглянулись, Гриндерман пожал плечами, небрежно разлил коньяк по рюмкам.

Конец ознакомительного фрагмента.