Авиатор: назад в СССР 4

Михаил Дорин (2023)

Мечта стать лётчиком вот-вот исполнится. В небо будут подброшены монеты, а годы напряжённой и увлекательной учёбы в лётном училище останутся позади. Впереди у лейтенанта Родина, служба в полку и, пожалуй, главное испытание всей жизни. Идёт 1980 год…

Глава 2

Кабинет медицинского осмотра освободился очень быстро.

— Сергей, если тебе не хочется сейчас говорить, давай потом. Не такая уж срочная тема, чтобы после аварии обсуждать этот вопрос. Тем более, в этом комбинезоне не совсем комфортно.

Потом всё равно идти к ней. Там беседа будет ещё дольше. Не то, чтобы я плохо относился ко всему, что связано с психологией. Просто в данной обстановке всё будет гораздо быстрее.

— Нормально. Я в порядке. Можем и поговорить, — подтвердил я.

Пока ещё не было критической ситуации с животом, так что можно и пообщаться. Сейчас и парни должны подойти. Тут мы и закончим.

— Есть разговор, и уж прости, что вот так приходится разговаривать. О будущем хочу поговорить твоём.

— Не тот момент, чтобы разговаривать о моём распределении. Тебя кто попросил со мной поговорить?

Елена сделала удивлённое лицо и решила снять очки.

— Я не о твоём будущем как летчика. О семье. Вы сколько уже с Женей?

— Достаточно долго.

— И нет мыслей о свадьбе?

— Размышления, я бы сказал. Встречный вопрос, Елена Петровна, а у вас? В мужья не себя предлагаю, — улыбнулся я.

— И у нас размышления, но не уходи от темы. Почему ты не решишься?

И правда, что меня останавливает? Пожалуй, только моё желание и мысль, что это удобно, просто быть в отношениях друг с другом. Да только я понимаю, насколько Женя меня любит и не хочет отпускать. А тут и выпуск не за горами. Вот точно упросила Леночку Петровну со мной побеседовать на эту тему! И в такой момент. Это я не про аварию сейчас.

— Этот вопрос пока не имеет ответа, — ответил я.

— Тебя никто не торопит. Просто, не предавай любимого человека. Тем более, что ей сейчас очень плохо. Она до сих пор не отошла от смерти отца.

Я как бы тоже не отошел от полёта в стратосферу, и тему подняла Леночка очень щепетильную.

Но, похоже, запас прочности моего желудочно-кишечного тракта начинает сходить на нет. Мне бы сейчас очень хотелось в эскадрильский гальюн попасть, а приходится сидеть и терпеть. Как-то внезапно мне захотелось «попудрить носик».

— Вижу, что ты хочешь уйти от этого разговора, — сказала она.

— Просто не очень сейчас момент…

— Сергей, бояться брака не надо. Для многих семейное счастье ― важнейший жизненный приоритет.

— Я и не боюсь. Просто, не знаю, как тебе это сказать.

Леночка встала со своего места и подошла ко мне ближе. Вот эти её паузы во фразах ещё больше приближают меня к разрыву «очага».

— Сергей, я наблюдала и увидела в вас с Женей признаки настоящей счастливой семьи.

— Оу, так это было заметно?

— Конечно. Вот смотри. Терпимость и уважение друг к другу.

Это да. Терпеть — это про меня. Женя пару раз выкидывала номера на почве ревности.

— Доверие между вами.

Противоречит моим предыдущим мыслям, но в целом, мне верят, и я тоже в своей Жене не сомневаюсь.

— Да, мы такие подходящие друг к другу. Может, уже закончим? — спросил я, сильнее сжимаясь в районе живота.

Неужели после перегрузок такой эффект может быть?

— Подожди. Вы заботитесь друг о друге. Я вижу, как ты её постоянно поддерживаешь после смерти Константина Юрьевича.

— Мне не тяжело. А вот… — чуть было напрямую не начал ей говорить, что нет уже сил у меня терпеть.

— Сергей, я не понимаю тебя. Чего ты сжался-то весь?

Ну, сама напросилась! Не хотел я показаться бестактным, но кажется, придётся.

— Лена, у меня сейчас задница взорвётся с мочевым пузырём на пару. Отпусти в туалет, а?

Леночка посмеялась и махнула мне на дверь. Ей смешно, а я без посторонней помощи снять комбинезон не смогу. В этот момент как раз и вошли два молодца.

— Быстрее, быстрее, мужики! — взмолился я, когда Костян и Вася Басолбасов сдирали с меня рукава.

— Серый, терпи. Тяжело, но терпи! Хуже будет, если не дотерпишь, — приговаривал Макс, стоя напротив меня и оказывая моральную поддержку.

— Курков, на минуту зайди к психологу, — прибежал кто-то из ребят позвать Макса.

— Серёга, ну… тут…

— Беги, без тебя дотерплю.

Через пару минут и нескольких громких предложений истинно русского мата, я выбрался из высотного костюма. Бежал я, словно алкаш за водкой. И в тот момент, когда я всё-таки успел, не было более счастливого человека, чем я.

После душераздирающих и не только её раздирающих мгновений облегчения, я вышел из деревянной будки эскадрильского туалета. Торопясь на очко, я даже и не подумал, что бегу в одних «семейных» трусах в горошек и майке. Так я и стоял в расслабленном состоянии, проводя гигиенические процедуры со своими руками у обыкновенного рукомойника дачного типа. И вот именно в этот момент, когда я так отлично… сходил, из здания высотного снаряжения вышла Елена Петровна и Гелий Вольфрамович.

— Хорошие у меня ребята, Елена Петровна. И проблем с ними мало последнее время. Вы же вот с Родиным… общались, — уставился на меня Ребров, окрашиваясь на глазах в красный цвет. — Колебать мой контур, Родин.

— Виноват, товарищ командир.

Немая сцена была ознаменована ещё и милым смехом Елены Петровны. То ли цвет моего нижнего белья её так развеселил, то ли вся эта ситуация. Одно понятно — сегодня меня ждёт пыточная у Реброва.

Вольфрамович по-быстрому увёл Майорову с моего пути, грозя мне своим кулаком. Но сейчас мне было всё равно. Надо было уже одеваться поскорее.

— Эээ, чудище! — крикнул, буквально, мне у входа кто-то из лётчиков-инструкторов. Лицо было знакомо, но он явно не с нашей третьей пьющей. — Ты не оборзел в таком виде ходить?

— Виноват. Я просто после полёта в ВКК…

— Фамилия твоя, клоун? — не дослушал он меня.

— Родин.

— Ты чей, Родин? Не учили тебя представляться, как следует? — продолжил меня допрашивать этот неприятный тип.

Волосы зализаны назад, нос картошкой и взгляд, как у маньяка-убийцы. И чего доколебался до меня?

— Виноват, но вашего звания и должности не знаю.

— Ты оборзел, курсант Родин? — продолжал играть на публику «картофельный нос». — Одевайся и пойдём со мной к командиру эскадрильи. Кто у тебя?

— Подполковник Ребров.

— Третья «алкашная». Понятно тогда. Вечно вы своего командира подставляете. А ну, дыхни на меня. Может, ты уже успел потребить?

Насчёт «алкашной» звучало обидно. Да ещё и стоять в трусах и майке было уже некомфортно.

— Вы позволите, я пойду, оденусь? — сказал я, пытаясь пройти мимо этого человека.

— Дыхни, сказал, курсант! — воскликнул он, схватив меня за плечо.

Вот бы сейчас выкрутить его кисть и посмотреть, как он будет выкручиваться. А нельзя, офицер, всё-таки. Наверняка ещё и дипломированный. Надоел он! Освободиться как-то надо от его гнёта?

Вспомнил! Капитан Гнётов из первой эскадрильи. Старший лётчик-инструктор и редкостная мразь по рассказам других курсантов.

— Не буду я дышать. Я не употреблял, и не надо нашу эскадрилью называть «алкашной». Она, между прочим, по лётной подготовке впереди вашей и остальных. И прозвище «пьющая» ей не мешает. Ваша, первая эскадрилья, на месте под кодовым названием «Двадцать один»?

— А ты, значит, вспомнил кто я? Прекрасно. Собирайся и пошли к командиру твоему.

Со спины Гнётова показалась физиономия Валентиновича. Командир звена тут же нахмурил брови, видя подобную сцену.

— Идти не надо никуда, товарищи. Здесь я уже, — сказал он, выходя перед Гнётовым.

— Роман Валентинович, вот, учу вашего курсанта манерам. Внешний вид заметил, какой у него?

— Григорий Максимыч, у вас других дел нет, как вот только моих курсантов за трусы ловить? — усмехнулся Новиков. — Родин, на высотку, а то простудишься… в каком-нибудь месте.

— Я с ним не закончил, Валентинович, — возразил Гнётов.

Сначала я немного застопорился, увидев меняющееся лицо Валентиновича. Он всем видом мне показывал, что недоволен моим торможением.

— Курсант Родин, шагоммарш на «высотку», — дал мне команду Новиков, и я не смел задерживаться ни на секунду.

Как-то эта беседа несильно у меня отложилась в голове, поскольку сегодня предстояла ещё куча селекторов. На очереди был разговор у Доброва после ужина.

Состоялись эти переговоры в четырёхсторонем формате в кабинете командира. Он знал мою версию событий и материалы объективного контроля. Теперь же предстояло сделать выводы. Предварительные, конечно.

— Итак, что в итоге. Разрушение фонаря, разгерметизация, растрескивание смотрового щитка гермошлема курсанта, — продолжал Добров перечислять весь список бед, свалившихся на меня сегодня. — Частичный отказ радиосвязи, отказ курсового прибора и высотомера. Это в воздухе.

— Товарищ командир, сегодня курсант Родин полностью подтвердил поговорку «Беда не приходит одна», — сказал Ребров, сидевший за столом напротив Доброва.

— Согласен. Ну и на закуску — обрыв тормозного парашюта и отказ тормозной системы. Ничего не пропустил, Сергей Сергеевич? — спросил он у меня.

— Никак нет, товарищ полковник.

— А всё-таки пропустил. Да, Иван Фёдорович? — обратился Добров к Швабрину.

— Посадка с аварийным остатком, — сказал Фёдорович.

Вот так номер! Швабрин очень рисковал, пытаясь мне помочь. Он же был не один в самолёте, и тем не менее пошёл на выручку. С моими приборами было бы сложно зайти на посадку, вот он и вызвался лидером ко мне.

— Ладно, со старшим лейтенантом Швабриным поговорим отдельно. Есть что добавить у командира эскадрильи? — спросил Добров у Реброва.

— Никак нет. Мы отдельно обсудим этот случай на полном разборе в эскадрильи. Действия обоих считаю правильными, товарищ командир, — сказал Вольфрамович, взглянув на нас.

— Да. По мне так главное, что все живы и здоровы. Самолётов, если что, нам промышленность ещё построит, если этот не починим. Оба свободны, отдыхать, — произнёс бодро командир и подошёл к нам, чтобы пожать руку каждому.

За дверями кабинета мы перекинулись парой фраз с Фёдоровичем, пока ждали Реброва.

— Спасибо, Иван Фёдорович. Выручили всё-таки, — начал я первым обсуждение.

— Не стоит. Это было нужно.

— Вы уж не обижайтесь, но ведь меня могли и «по командам с земли» завести на посадку. Возможно, не нужно было рисковать? — спросил я.

— Об этом в тот момент не думал. Может, и слишком было рискованно, однако все сели и хорошо…

Из кабинета командира выскочил Ребров, которого снова накрывала краснота. Пару секунд молчаливой сцены нам потребовалось понять, что он отправляет нас в свой кабинет. Здесь он продолжил молчать и только вопросительно смотрел на нас.

— Я не знаю, как так получается у меня, товарищ подполковник, — сказал я, и Ребров смиренно кивнул. Далее он начал сверлить взглядом Швабрина.

— Все на земле, а это главное. Вывод командира полка, Гелий Вольфрамович, — сказал мой инструктор.

— Здесь соглашусь. Я сейчас о другом. С полётом мы разобрались, а вот что будем дарить товарищу Рыжову?

Совершенно вылетело из головы сегодняшнее радостное событие. Тёмыч стал отцом!

— Командир, стандартная такса на покупку детской коляски, правильно? — спросил Фёдорович.

— Да я уже и не помню, сколько стоит коляска. Мои уже выросли давно. Родин, сколько нынче коляска стоит? — спросил у меня Ребров.

Нашёл кого спрашивать! Детей только на расстоянии видел.

— Не могу знать, товарищ подполковник. Мне такие заботы пока не грозят.

— Эх, вот и не заметишь, как и твоё время придёт по ночам не спать, а утром на полёты вставать невыспавшимся. Я это прошёл и знаете что, птенцы Белогорского гнезда? — Ребров подошёл к сейфу, повернул ключ, мощно пнул его и тот послушно открылся. — Это самое замечательное, что может с вами случиться.

Комэска достал из сейфа пару плиток шоколада «Кола». Одну плитку дал мне. Интересно, что на голубой пачке с непонятным обрамлением, была написана фраза: «Детям шоколад «Кола» давать нельзя».

— Ты Родин, уж извини, мал ещё. А мы с Фёдоровичем подумаем пока о таксе на коляску. Беги в казарму, подумаете о подарке своим коллективом.

Закрыв за собой дверь, я ещё некоторое время разглядывал плитку этого известного шоколада. Его особенность в том, что у него была очень насыщенная ингредиентами рецептура. Благодаря добавкам, «Колу» использовали как антистрессовый и укрепляющий продукт с тонизирующими свойствами. На этикетке, вдобавок к запрету употребления детьми, как раз написано, что по нормам применения, обычно одна-две дольки в сутки. Сомневаюсь, что дети не кушали этот продукт.

Отходя от кабинета, я услышал за дверью обрывки тоста за новорождённого и тихий звон стопок.

В казарме подготовка к празднованию радостного события в жизни нашего товарища шла полным ходом. Теперь наш рыжий друг Тёмыч стал отцом, и он, как мне кажется, ещё пока не особо осознаёт себя в этой роли.

Столы вынесены на центральный проход. Из авосек и коробок вытаскиваются кастрюли, тарелки и другие сосуды. В воздухе витает праздничная смесь салатов, варёного и жареного. Из нашей «Электроники-311с» играет «Шокинг Блю», наполняя расположение еще большей атмосферой праздника.

Без помощи четы Рыжовых и всей станицы Кучугуевской такое приготовить нереально. Представляю, что сейчас происходит там.

— Тесть сегодня на отпуск написал сразу. Борщев отпустил, — сказал Артём, выкладывая из банок соленья.

— Понял, что просто так с Кучугуевки ему не уехать? — посмеялся я вместе с ним.

— Алевтина Егоровна как знала, что нужно на целый взвод готовить, — сказал Макс, раскрывая ещё пару коробок. — Знаменитый компот твоих родителей. Или это от Никодимыча подгон?

— От него в другой коробке, — сказал Тёмыч.

— Артём, ну ты уже держал богатыря своего? — спросил я.

— Да пока не дали. Смена там сегодня в роддоме строгая. Пришлось в окно смотреть. Хорошо Новиков бинокль скомуниздил у помощника со старта и мне дал. Я своего сына и разглядел.

— Ну и как? На кого похож? — интересовался Костян.

— Вроде на ребёнка. Только… там непонятно, мужики. И рыжий, и смуглый, и глаза на месте. Цвет не видел в бинокль. Но мне вот, прям, на душе хорошо, мужики.

В нашем взводе это первый случай, когда у кого-то родился ребёнок. Вспоминая посиделки по таким поводам в своей прошлой жизни, наполнены они были кучей разговоров о будущих проблемах молодых отцов.

Мол, когда становишься отцом, помни, что ты — родитель. В первые полгода о спокойном сне можно забыть, потому что малыш будет просыпаться по ночам и плакать, ему нужно будет менять пелёнки.

О личной жизни тоже придётся забыть, как и о супружеских долгах. Мать ведь тоже устаёт. Возможно, даже больше, чем отец.

Все потихоньку расселись, и слово взял наш заместитель командира взвода Макс.

— Короче, Темыч, давай за тебя… а, кстати, чего не налито у нас? — спросил он.

— Вот, а самое-то главное забыли достать, — сказал я и отправился к ящику, в котором были несколько двухлитровых стеклянных банок с прозрачной жидкостью.

По одной выставив на столы, я попросил штык-нож у одного из наряда по роте. К слову, на тумбочке не было никого. Все за столом в ожидании первого тоста за рождение сына Артёма.

— А как назвали? — спросил Костя. — Ты же так и не сказал.

— Света захотела Серёгой. А я и не против. Родин у нас в очередной раз сегодня проявил чудеса в полёте…

— Никаких чудес. Делал всё, как учили. Вы все бы справились, — ответил я, занося над крышкой нож, чтобы продырявить крышку.

Во входную дверь постучались нашим условным кодом. Его обычно знали только свои. Опасности никакой не было.

Пока шли обсуждения и предположения качества напитка, который я собирался открыть, один из дневальных пошёл к двери. И почему я чувствую какой-то подвох в этом приходе. Осмотрев стол, я не обнаружил отсутствия наших ребят.

— Стой! — крикнул я, убирая под стол банку, которую только что хотел открыть, но было уже поздно.

Засов предательски щёлкнул.

— Чего делаем, третья эскадрилья? — зашёл в казарму Гнётов.