Авиатор: назад в СССР 10

Михаил Дорин (2024)

Старший лейтенант Родин сделал важный шаг к своей цели стать лётчиком-испытателем. Опаснейшая работа по плечу не каждому, но радость новых открытий, продолжает каждый раз тянуть Сергея в небо, когда он сидит в кабине самолёта.Путь и в этот раз тернист и сложен. Впереди последнее испытание, прежде чем старший лейтенант Родин закончит службу в Военно-воздушных силах и уйдёт в испытатели.

Глава 5

Снаряжение я одел достаточно быстро. Чего не скажешь о Совенко. Он и со Штыковым пошутить успел, и кубинскому старшему лётной группы в Лубанго что-то сказал.

— Решил, Борисыч, всё таки, на проверенном полететь? — спросил у Совенко Штыков, пока тот шнуровал ботинки.

— Проверить надо этого молодца, — кивнул в мою сторону полковник. — Как вообще себя оцениваешь? — спросил у меня Совенко, в голосе которого прозвучало некое высокомерие.

— Если вы про мою технику пилотирования, то на твёрдую четвёрку, — сказал я.

— Чего это так слабо? — усмехнулся кубинец на ломанном русском. — Думал, что сюда профессионалов присылают.

— А вам обо мне не рассказывали? — спросил я. — Ваш подопечный Хорхе Бенитес меня знает. В Осмон к нам приезжал на подготовку.

Видимо, старший группы не обратил внимание на хвалебные отзывы своих подчинённых, когда меня описывал Бенитес.

— Я не интересовался, асере, — ответил кубинец, назвав меня в конце «другом».

Совенко расспросил про мой налёт, классность и в каких крупных мероприятиях я участвовал во время командировки в Афганистане. Когда перечисление вышло за количество трёх операций, Тимур Борисович перебил меня.

— Ладно, перестань уже заливать мне здесь. Запрошу по тебе информацию или сам свяжусь с «Центром». Странно, что такого молодого прислали, — произнёс Совенко, затягивая штанину противоперегрузочного костюма.

— Борисыч, а почему тебя тогда и Барсов не смущает? — спросил Штыков, протянув полковнику шлем.

— Валентин Николаевич, Барсов и Гусько сразу обозначили себя, как не самые надёжные советские специалисты. Но они прошли курс подготовки перед поездкой сюда. Их отобрали, и они знали, куда едут, — произнёс Совенко и показал мне идти за ним.

Как будто я ехал в неведении! Информации про Анголу у меня, конечно, немного было. Но и ничего слишком уж неожиданного я здесь не увидел. Разве, что в джунглях чуть не погиб, но это из другой оперы.

Солнце уже вышло и стало нагревать воздух. Бетон начинал становиться раскалённым, а всякая ползучая живность прятаться в укромные места между плитами.

Перед тем как занять место в самолёте, я попросил у своего «инструктора» карту, чтобы изучить маршрут.

— Она тебе не нужна. Летать будешь в районе аэродрома, а я здесь всё знаю, — похлопал меня по плечу Совенко, который уже был обильно потный.

Ну и ладно. Потеряемся, сам будет виноват!

— Лубанго-контроль, 101й, запуск, — запросил разрешение Совенко у нашего руководителя полётами, который находился рядом с диспетчерами аэропорта.

— Разрешаю, 101й.

Двигатель «ласково» загудел. Стрелки приборов начали вращаться и показывать необходимые параметры. Совенко что-то бубнил в этот момент, но я был занят другим делом.

— Ты меня вообще слышишь? — громко спросил Тимур Борисович по внутренней связи.

— Слышу, — ответил я, проверяя работу автоматического радиокомпаса.

Продолжение разговора не последовало. И чего отвлекает?! Нужно бы ещё карту района лучше изучить. А то сегодня на аэродроме только один привод и с одним стартом работает. И ведь есть средства локации и навигации, да только выходной у ангольцев. Вот и не работают, а наших специалистов, видимо, не привлекли.

— Выруливаю, 101й, — доложил Совенко и самостоятельно начал рулить.

В кабине-то жарковато, вот и хочет побыстрее в воздух подняться. Я сам уже прилип к креслу, обильно вспотев.

Самолёт был готов занять исполнительный, но руководитель разрешение не давал. Я посмотрел по сторонам и в сектор взлёта и посадки. Никого! Чего ж тогда ждём. Чувствую, как капелька пота скатилась на кончик носа, неприятно пощекотав его.

— Лубанго, 101й, готов на полосу, — настойчиво повторил Тимур Борисович.

— 101й, вам запрет на вылет. Местные не разрешают, — грустно ответил нам руководитель.

— Причина?

— Африканский час.

Мда, известное явление. В это время суток очень жарко и никого на открытом воздухе нет. Значит, и в работе перерыв. Только не совсем понимаю, причём здесь командно-диспетчерский пункт, где дежурная смена сидит в тапочках и под кондиционером.

— 101й, разберись там, а мы пока вырулим на полосу, — сказал Тимур Борисович, и руководитель полётами принял к сведению эту информацию.

Выруливал на полосу уже я сам, выравниваясь по осевой линии. Вокруг ни души. Окрестности аэродрома — это небольшая равнина. Чуть дальше она переходит в холмы и в горный хребет.

— На радиовысотомере опасную высоту установил. Готов к взлёту, — доложил я.

— Управление передал, — сказал Совенко.

Как будто и не я сейчас выруливал, а он. Вообще, как-то уж слишком высокомерен этот полковник. Не знаю его регалий, но не думаю, что у него большой боевой опыт.

— Теперь покажи, как ты летал в Афганистане. Хочу посмотреть, — ехидно посмеялся Совенко.

Вряд ли он захочет прочувствовать все слаломы, которые мы с товарищами выполняли в Панджшере. Какие-то желания у Совенко совсем небезопасные. С другой стороны, может, перестанет хорохориться.

— Как скажете. Обороты вывожу на максимал, — доложил я и плавно перевёл рычаг управления двигателем в соответствующее положение.

МиГ-21 слегка затрясло. Обороты и температура газов двигателя на приборах вышли на соответствующие режиму значения. Я продолжал удерживать самолёт на месте.

— Взлёт. Форсаж! — сказал я.

Слабый рывок назад, и самолёт помчался по полосе. Направление выдерживал аккуратно, отслеживая нужное значение скорости. Ручку управления слегка на себя.

— Подъём, — сказал я по внутренней связи, когда скорость подошла к значению 200 км/ч.

Плавно поднял носовое колесо и жду скорости 330 км/ч. Совенко молчит, не произнося ни звука.

Отрыв и мы поднимаемся в ангольское небо. Скорость растёт, шасси убрано.

— Взлетать умеешь, но что-то есть интересное в твоём арсенале? — спросил Совенко.

Что ж, придётся показать ему пограничный режим. Ручку управления самолётом отклонил на себя, хотя шасси ещё до конца не убрались. Не страшно! Запас прочности есть. В Циолковске такое уже делал с инструктором.

МиГ пошёл выполнять полупетлю. По внутренней связи слышно, как Совенко начал тяжело дышать, но пока замечаний не делал.

Пошёл рост перегрузки. Считаю до трёх и буквально кладу самолёт «на спину». Скорость в верхней точке подошла к 150 км/ч, а МиГ даже не затрясло.

— Переворот, — произнёс я и вывел самолёт в нормальное положение. Тут же стрелка на указателе скорости пошла в правую сторону на увеличение.

Хороший самолёт, этот наш МиГ-21! Даже на таком режиме устойчив и не переходит в режим сваливания.

— Ты чего… творишь? — спросил Совенко, прерываясь на вдох.

— Полупетля на взлёте. Теперь в пилотажную зону буду запрашивать отход, — сказал я, заметив на карте нанесённый круг на севере от Лубанго, обозначенный как «Зона номер 4».

— Выходи на аэродром. Над точкой поработаем, — ответил мне Тимур Борисович и сам запросил у руководителя полётами разрешение на пилотаж над полосой.

— Прошу снижение до 20 метров и проход над полосой, — запросил я вдогонку.

— Разрешил, — с энтузиазмом сказал руководитель полётами.

Совенко, наверняка, чуть слюной не подавился сзади.

— Родин, это совсем не по заданию, — спокойно сказал он.

— Товарищ полковник, а у меня и нет задания. Мне выполнять проход?

— Давай. Аккуратнее только.

Конечно! Ручку управления отклонил от себя и очень быстро снизился с 1000 метров до предельно-малой высоты.

Краем глаза увидел, как в стороне осталась гора со статуей Иисуса Христа. Интересно, а кто-нибудь пролетал над ней кубинцев как можно ниже?

Быстро пронёсся над полосой и снова потащил самолёт на полупетлю. Переворот в верхней точке, и пошёл вираж. При инструкторе Гене я выполнял эту фигуру и на меньшей скорости. Сейчас не буду рисковать.

Одна управляемая бочка, вторая, третья! Переворот и снова уход на предельно-малую. Вывод меньше чем на ста метрах. Руководитель полётами через раз повторяет команду на вывод.

Несколько таких минут потовыжималки, и я уже сам слегка подустал. Будто манёвренный бой кручу сейчас против нескольких противников.

— Крайний манёвр и на посадку, Сергей, — сказал мне Совенко, который тоже выдохся от таких манёвров.

— Понял, — отвечаю я и решаюсь на нестандартный манёвр.

Разгон на форсаже, скорость почти 800 км/ч. Ручку на три счёта на себя и МиГ резко задирает нос. Смотреть нужно на скорость сейчас, которая падает очень быстро.

210… 190… 180 и толкаю ручку от себя. Отворот влево и выход в сторону от солнца. Ещё один вираж, переворот и ухожу вниз.

Ищу глазами аэродром. Если всё верно рассчитал, должен сразу выйти в створ полосы. Так и есть!

— 101й, прошу посадку. Шасси, механизация выпущены, — доложил я, выравнивая самолёт.

— Разрешил посадку.

Несколько секунд и плавно касаюсь полосы. Длина её почти 3000 метров, а вот ширина не такая большая.

— Вылезешь, поговорим, — сказал Совенко недовольным голосом, когда я сбрасывал парашют рядом с подборщиками.

На стоянке нас уже встречали техники, а также командирский УАЗ. Рядом с самолётом уже Вениамин Бубко. Втягивается в рабочий процесс со своими коллегами. Как только открыл фонарь, он подставил мне стремянку, чтобы я вылез из самолёта.

— Как аппарат, Сергеич? — спросил он, здороваясь со мной.

— Нормально. Жарко только! — воскликнул я. — Когда кондиционеры будут уже в самолётах?

— А зачем? Лишнее место занимает. На высоте всё равно комфортно, — сказал он, но я не разделяю этой мысли.

К самолёту подъехал УАЗик. Бубко шепнул, что это за Совенко.

— Улетает сейчас советник Главкома ВВС и ПВО Анголы в Луанду, — сказал Веня и выпрямился, когда Тимур Борисович спустился на бетонку

— Товарищ полковник, разрешите получить замечания? — спросил я, поправляя на себе снаряжение и вытягиваясь в струнку.

— Нормально. Даже хорошо, — сказал Совенко и пошёл к УАЗику, вытирая лоб подшлемником.

Пройдя пару шагов, он повернулся ко мне.

— Только я тебя пристрелю, если этому же научишь ангольцев, понял?

— Так точно, — улыбнулся я, провожая взглядом нашего советника.

Со следующего дня начались полёты с нашими ангольскими товарищами. Парни они оказались смышлёные, грамотные и трудолюбивые. Всё идёт по накатанной, и вот я уже начинаю выполнять с ангольцами к полёты на сложный пилотаж.

По прошествии полутора недель, все трое привыкли к моим требованиям. Особенно они всегда ждали, когда я их соберу на лавочке за домиком высотного снаряжения.

Тут был навес и очень тихая обстановка. Никто нам тут не мешал делиться впечатлениями. А главное — всем так проще анализировать свои полёты вдали от посторонних глаз.

— Мештре Родио, что там по полётам? — спросил у меня кудрявый Мадейра.

«Каракоишь» был самым подготовленным из ребят. Вполне можно было уже и брать его на полигон летать, а там и на выполнение боевой задачи отправлять с кем-то из опытных лётчиков. Правда, очень любит похвалу. Видно, как он светился от каждого сказанного мной одобрительного слова.

— Сильно плюхаешься на посадке, на одну из сторон. Как будто у тебя одно другое перевешивает, — сказал Мадейре, когда разбирали его полёт.

— Эм… что перевешивает? — спросил он.

Даже и не знаю, как теперь и объяснять. Смысл моих слов был, что у него одно яйцо другое перевешивает. Только как ему об этом сейчас сказать. Обидеться может!

Решил я сказать Каракоишу прямо про дисбаланс в его «достоинстве». Долго смеялся он над этим высказыванием, так что я сделал вывод — в Анголе с юмором порядок.

Второй в моём рейтинге — «Рете» с короткой стрижкой и большой нижней губой. Полёт по кругу освоил, зону тоже, а вот предельно-малую высоту очень тяжело.

Ну а «передняя часть» или «Фронте», был отстающий. То чуть в штопор не введёт самолёт, то до полосы метится сесть и… промахивается! И вообще, Фронте будто в прострации постоянной.

Поговорив с ним, я заметил, что на руке у него чёрная траурная повязка. Это был знак, что он скорбит о ком-то из близких.

— Мама, мештре, — ответил Фронте.

— Соболезную, — сказал я.

Из высотного домика вышел Костян и позвал нас в класс.

Через несколько минут появился командующий авиацией округа майор Эбо. Началась постановка боевых задач кубинским и ангольским лётчикам. Мы сидели в конце класса и наблюдали, как Эбо показывает на карте объекты ударов.

— Они же ещё не готовы, Валентин Николаевич, — сказал я Штыкову, но тот слушать меня не стал.

— Сами пускай разбираются, — отмахнулся Штыков. — Это не наша война.

— Но мы в ней участвуем. И не надо говорить, что это не так, — ответил я.

— Ещё раз говорю, это их решение. Мы будем работать по своей задаче.

Надо как-то отговорить начальство от такого поспешного решения.

В своей речи Эбо обратился и к нам.

— Вам, наши друзья, предстоит прикрывать нас, — сказал Эбо, обращаясь к нам, словно просит. — По данным разведки, к линии фронта переброшены «Миражи Ф-1». Противник наращивает свои силы.