Капризы Ангела, или Приказ 1138

Мирослава Дорофеева

Наркоманка поймала глюк, а дальше сказка про гномов и реальные проблемы, муж-полковник спас её от смерти, боролся за сохранение семьи, появившись на пороге, как из ларца, со своим другом, но жить с ней не мог, по её вине в парке застрелили их 12-летнего сына. По дороге домой снял путану, друг влюбился в её подругу и ушёл из милиции, подал в Госдуму проект о легализации проституции. Дружба двух путан, гаишника, милиционера и депутата расцвела в социуме 2000-х годов…

Глава №5

Статья 6. Нравственные принципы службы в органах внутренних дел.

Нравственные принципы службы воплощают безусловные требования

профессиональной и общественной морали к деятельности органов

2. Служебная деятельность сотрудника органов внутренних дел

осуществляется в соответствии с нравственными принципами: гуманизм,

провозглашающий человека, его жизнь и здоровье высшими ценностями,

защита которых составляет смысл и нравственное содержание

правоохранительной деятельности; законности. определяющей

признание сотрудником верховенства закона, а также его

обязательности к исполнению в служебной деятельности;….

(Выписка из Приказа 1138)

Я уверена, многие со мной согласятся, что Весна — это самое прекрасное время года. После зимних холодов все стремятся много гулять на улице, причём и днём, и ночью, в любое время суток, по парку, и семьи, и парочки, и одинокие прохожие. Весна — это единственное время года, когда люди почему-то перестают спешить, позволяя себе именно гулять. Светка лежала на диване и сама себе удивлялась, как ей не хочется идти на улицу. Наблюдала за солнцем, которое пролазило через балконную дверь в комнату, где царил бедлам. Лежала на диване и быстро, на сколько позволяло состояние ломки, хватала телефон, если он начинал выдавать мелодию «Весточка». Света ждала не весточку, а реальных гостей, которые уже третий день задерживались. Причём не один гость, а все будто сговорились, сами, без Светы научились, что ли, решать свои проблемы, а она всегда считала себя незаменимой, продуманной и терпеливой, как ей казалось.

— Суки, всё равно приползёте. Вам негде колоться, я это знаю, — шептали пересохшие губы Светы.

Все сотрудники милиции, где работал Дима, Светин муж, знали об их беде в семье. Света наркоманка. Кто-то сочувствовал, кто-то лез с глупыми советами, кто-то злорадно ехидничал, а кто-то пользовался ситуацией в свою пользу, естественно. Вот этих из последней категории и ждала Светлана на протяжении двух лет. Отношения не стали доверительными, а наркоман мент, он ещё подозрительней и изворотливей. Рома в милицию пошёл работать сразу после армии. Армию отслужил, школа милиции пройдена, и готов сотрудник. Карьеру сделал быстро, родного дядю Ромы Кодекс профессиональной этики не беспокоил, он, видимо, даже в глаза его не видел, впрочем, как и многие сотрудники российской милиции 2000 годов. Дядя Ромы нарушил несколько статей из кодекса, в первую очередь понимая, что родню пристраивать служить под своё крыло не нужно, но вытянул Ром — племянника к 26 годам в старшие лейтенанты.

Наркотиками Рома увлёкся после очередного ОРМ — Оперативно розыскное мероприятие. Сидел в засаде, караулил Тимоху. Потом с «кротом» пошёл в гараж и под влиянием разговоров, впервые в 22 года попробовал «Винт». «Кротом» называют сотрудники тех, кто на них работает. Наркоманы покупают таблетки, они всегда найдут человека, заболевание которого позволяет иметь на руках рецепт, а аптек в городах навалом, в которых продавщицы за 100 рублей сверху забудут о рецепте. За сотку сверху таблетки бери хоть 100 пачек, так устроена страна и «Винт» готов.

Вот и почин. Тимоху не арестовали, вмазываются «Винтом» вместе с Ромой, понравилось. Позже, конечно, Рому посадят, а может быть, и не успеют посадить, передознется или помогут передознуться, или, чего греха таить, шельму Бог метит, но сейчас Света ждёт именно Тимоху. Уже два года Тимоха приходит на съёмную квартиру, где живут, точнее, вмазываются и бичуют в антисанитарных условиях Света и Вера. Тимоха варит «Винт», звонит и приходит Рома, когда в форме, когда в штатском. Брезгливо кривит губы из-за царящего беспорядка, закатывает рукав и ждёт, пока Тимоха аккуратно введёт готовую драгоценную жидкость. Сидит в кресле минут 20, то есть столько времени длится волна прихода, короткая светская беседа и уходит.

— Светулёк, привет Демону, — всегда без выражения прощается со Светой и хлопает дверью.

Остаток «Винта» делят между собой Тимоха, Света и Вера. Почему Роме сливки? Все просто, сотруднику в аптеках изворачиваться не нужно. Зашёл, стоит, подходит Тимоха к кассе, просит нужные таблетки, ему не дают, рецепт спрашивают. Вмешивается в разговор сотрудник, все забывают, что он использует служебное положение, и дают Тимохе столько, сколько он запросит упаковок без рецепта.

— Сегодня круто сварились. — Подводит итог Тимоха, уже вмазанный, приседая за кухонным столом на корточки.

— Да, Роман сегодня щедрый, как никогда, — Поддерживает Светлана, уже поймав бодряк после прихода.

Наливает ведро воды в кухне и отправляется мыть окно на балконе. Так начинается бестолковая движуха наркоманов.

— Свет, ты что, бредишь, опять разведёшь грязь и бросишь. — Вера указывает проходящей мимо Свете.

— А ты что, не видишь, надо было еще вчера навести порядок. Засралась по уши. Какого чёрта роешься в шифоньере, всё равно не знаешь, что надо искать, — Светка огрызается и пинает ногой какую-то тряпку или вещь.

— Ой, девки, что тараторите, я вам тут посуду расставляю по местам, — раздался голос Тимохи из кухни.

— Придурь, посуду мыть надо, — кричит Светка, приседая и зависая возле двери на балкон.

Светка с Верой только сейчас обратили внимание на то, что в кухне гремит посуда. Они переглянулись, побросали свои бесцельные дела и отправились в кухню. «Винт» — это наркотик, который пробивает на бесцельный движняк, который закончится нетронутым ведром с водой, немытыми окнами, разбросанными вещами из шифоньера, разбитой посудой и расставленными кастрюлями. После трех-пяти часов возни начнётся лёгкая апатия у Светки с Верой и обнаружится, что за один-два часа до апатии Тимоха испарился. Тимоха всегда отличался завидными поступками, он воровал себе на догон один-два куба «Винта», который оставался для всех, и в пик раскумара исчезал, унося с собой драгоценность.

— Вот сука, опять его проворонили на ровном месте. — Света скрепит зубами.

Она всегда злилась одинаково. Садилась в кресло и тупо смотрелась в зеркало.

— Да, тварь, догон упёр, — поддерживала Вера, считая выходку Тимохи ритуалом.

В течение двух лет этот обряд стал постоянным. Всегда Тимоха варил Винт из Роминых ингредиентов. Всегда оставлял на догон, и всегда исчезал, проявляя суть наркомана — им кидать друг друга нравится, наверное, или так устроена сама суть наркоманов. Всегда Светка с Верой злились, когда, он исчезал. И всегда, когда в дверном глазке появлялась физиономия Тимохи, молча, без претензий открывали и пускали варить «Винт». Процедура приготовления занимала много нудных часов ожидания, в течении которых Светка и Вера сопели в две дырочки и ждали, мысленно подгоняя время.

— Светик, я с дружком зайду, — пробасил в трубку Рома. — «Винт» попробуешь? — Не церемонясь, предложил кайфануть.

— У, что с героином проблема? — Света даже вопрос задала требовательно.

Этот разговор между Светой и Ромой произошёл два года назад, а ещё годом раньше Рома сам позвонил в двери притона, заранее зная, что сослуживец снимает его для жены-наркоманки. И без зазрения совести выложил трехграммовый пакетик героина на стол, попал вовремя, Света кумарила и шмыгала носом. Не задала вопросов менту с героином. Вмазывались славненько, мент дозу задрал до двух кубов, а Светке и кубика хватило, героин был хороший. Целый год они жили душа в душу. Роме же не в подъезде колоться, всё лучше у Светки, а героин халявный у «мундиров». Крышевал Рома цыганку на Таварково, улица в городе К. так называлась, и героином разживался. Один раз в день навещал. Год прошёл, запросил Рома у цыганки вместо трех граммов пять, она в дыбы, всё, поссорились. Рома составил протокол и дал в разработку. Не прошло и двух недель. Обыск у цыганки длился всего десять минут, ну да, с понятыми. Вскрыл Рома яму — место, где хранился героин, и прищурил глазки.

— Жадность фраера сгубила, — заявил цинично Рома.

— И на старуху бывает проруха, — ответила цыганка.

— Проруха прорухой, а париться тебе лет восемь-двенадцать. — Оставил последнее слово Рома за собой, и из ямы вытащил 200 граммов героина.

Сдал весь героин как вещественное доказательство, но после экспертизы Рома умудрился подменить его на такой же пакетик с мукой. Ох, и ловкий, засранец, а какой наркоман проще? Цыганский героин, слава яйцам, беды не принес. Дядина волосатая рука хранила от бед лучше, чем крест святой, но весь отдел уже видел явного наркомана в милицейском мундире. Первый раз за три года Рома съехал в психушку. Это обычное место, куда родственники прячут наркоманов перекумарить, а точнее, чтобы дозу уменьшить. Ведь если обратишься в наркологический центр — конец карьере, потеря рабочего места и учёт в наркологии. Бог не Яшка и любит без границ, и наказывает по заслугам, и шансы на осознание греховности сыплет как из рога изобилия. Полежал Рома в шестой палате, ну понять бы, что это был шанс бросить колоться, и дело в шляпе. Но случилось то, что случилось. Крыша сдвинулась, а если точнее, прикидываться дураком научился у реальных дураков, и признал для себя, что так жить легче. На последних каплях дядиного терпения держался в органах. Раздался дверной звонок, Света вздрогнула, но открывать не спешила, хотя ждала гостей.

— Светулёк, замутим? — Рома присел на корточки в прихожей.

— Чего? Турнули, лишили кормушки, гуляй на последние?

— С чего ты взяла? Слухам веришь больше, чем глазам? Тьфу-тьфу, не сглажу, в органах мне работать еще лет сто. — Рома поплевал через плечо и постучал по косяку.

— Мне бабушка говорила, на правом плече сидит ангел-хранитель, на левом черт-соблазнитель, ловко ты своему хранителю в лицо плюнул.

— Поучительными сказками живёшь?

— Нет, к слову пришлось, жизнь продолжается, — отозвалась Светка.

— Ладно, гонор с плеч долой, я с герычем.

У Светы глаза заблестели, засуетилась неуклюже, неловко, безпонтово, как суть всех наркоманов, ничего человеческого. Всё этически неприятно и нескладно. Забылось ожидание трехдневное, какая разница, что было вчера, главное, сейчас разломит, а повезёт, и раскумариться получится. Героином колоться легко, если есть куда, то есть если вены не спалены.

— Света, сначала вмажешь меня. — Рома жадно сжимал в руке «баян». Он не доверял ей, знал, много проблем с ней.

— А по мышце не желаете? — Ерничала Света.

— Не дури, опасно, — у Ромы кадык задергался, в бочку злости кинули дрожи.

— Не дурю, всё нормально, «баян» давай….

Разговаривали тихо, в предвкушении прихода, к словам не придирались, за оскорбление ничего не воспринимали. Светка понимала, надо быстрее вмазать Рому и самой разломиться, тряска в руках начинала хозяйничать мелкой дрожью. Но чем быстрее хотелось отвязаться от Ромы, тем стремительнее жадность фраера сгубила. Принесённый Ромой героин Свете жалко становилось делить. Рома редко стал появляться и последнее время не оставляет на общее. Света приладилась в левую руку, пальцы дрогнули, пробила вену.

— Ты чего, опыт проколола? — Удивился Рома.

Он ведь сам ещё ни разу, не держал в руке «баян». Всегда был кто-то рядом, у кого был опыт наркомана, и всегда подставлял вену, и всегда зажмуривал глаза, и всегда расслаблялся вместе с приходом, доверяя тому, кто рядом. Да, Рома боялся уколов, а наркоманом стал. Ненавидел милиционеров, а мундир надел. Интересный парадокс получился.

— Щас, щас, — Светка, повторила попытку, опять облом, второй раз вена пробита, на месте укола вздулась шишка.

— Ты чего, сука, задула! — Рома сорвал голос на крик. В их давней дружбе, а точнее, сотрудничестве засверкал серьёзный раскол.

— Рома, Рома, спокуха, всё уладим, — бубнила Светка, перебирая в шприце воздух, продвигала уже покрасневший от крови раствор, выгоняя воздух.

Рому бил нервяк, страх зашевелил волосы на голове. Боялся колоться, но еще больше боялся ломки.

— Давай, ты уж, постарайся! — Сжимая зубы до скрипа, прошипел мент.

— Рома, не газуй, дай мне разломится!

— Быдло, ты что не сказала, что кумаришь? — Рома с размаху влепил Светке оплеуху.

Она отшатнулась, рискуя уронить «баян» с двумя граммами раствора. Рома побледнел, понимая, что наворотит, а точнее, забьёт Светку. То, бледнея, то, краснея, он справился со своим гневом. Сам справился, плюнул Светке в лицо.

— Разламывайся, тварь, — Рома понял, вену она ему пробила из-за тряски в руках, поэтому позволил ей уколоться.

Начихать ей на все оскорбления, она своего добилась, сейчас вмажется. Светка давно спалила все вены, стаж наркомана перешагнул все сроки проживания на земле и перевалил за шесть лет. Обычное дело для наркоманов — колется лет десять и сдыхает, как тварь в подворотне. Или передозировку ловит от жадности до кайфа в первые три-пять лет употребления. У Светки было всё — и жадность до кайфа, и стаж вперемешку с опытом, и глюки наркотического угара, перекумарки в психушках, но что-то её удерживало на земле в живых. О царстве мертвых она мечтала, особенно в ломках.

— Сдохнуть хочу, ненавижу жизнь! — часто говорила эти слова.

Этими словами обычно начиналась истерика, когда клянчила деньги у мужа. Он всегда давал, опасаясь её появления в отделе. Опасаясь, что двенадцатилетний сын увидит раскумаренное животное. Опасался, что Светин дедушка генерал начнёт басить: «Дима, ты тряпка и ни на что, не годен, где твои ежовые рукавицы? Вот в мою молодость непокорной жене спину бы розгами в кровь порвали, и были бабы шелковые, а сейчас, что творится». Но за внука поблагодарит. Да, конечно, Дима мужчина с большой буквы, а со Светкой какие розги и пряники только не перепробовал, всё равно в лес смотрит, как тот волк из поговорки.

Светка ковыряла тело, покрытое следами от язв и абсцессов — это следы после многих задуваний наркотиков под кожу. Рома терял терпение, мысли об убийстве будоражили сознание, разжигая желание, и закипала кровь. Все его стремления отразились на лице звериной маской. Рома медленно нашарил кобуру, медленно вытащил пистолет, внимательно разглядывал номер табельного оружия, медленно снял с предохранителя, демонстрировал внешние спокойствие и до предела взвинченные нервы, зажал рукоятку пистолета в руке. Холодное дуло уперлось в висок. Светка до этого момента забыла, что по соседству находится Рома, она дышала жаждой вмазаться, найти любую, самую дрянную венку и загнать раствор. В шприце наркотик давно перемешался с кровью. По ногам сочилась кровь, такую картину сами наркоманы называют «поросячьей ломкой».

— Расковыряла себя, как поросёнка, а венка пряталась в паху! — Всегда звучит эта фраза, самый законченный наркоман вскрывает себе пах.

Редкий случай, если наркоман со стажем не кололся в шею и не вскрыл себе пах. Взгляды Ромы и Светы скрестились. Звериный оскал обеих выражал предел ненависти вкупе с озлоблением друг на друга, и ко всему миру. Такую дикую смесь чувств можно увидеть на лице у человека, который готов убить, а вот человека под дулом пистолета трудно увидеть бесстрашным. Света не человек, она наркоманка и ей все равно сдыхать, но то, что кто-то мешает ей загнать раствор в вену, предел безумия. Два человека перед лицом крайнего исхода, на что могут рассчитывать? На случайность, ответ однозначный. И эта случайность зазвонила в двери. Когда зазвенел звонок, Рома вздрогнул и чудом не нажал на курок, медленно стал поворачивать голову в сторону трели. Этих мгновений Светке хватило, чтобы встать, оголить пах и начать вводить жидкость из шприца. Волна блаженства мгновенно накрыла лицо и тело, а теперь и умереть не страшно.

— Ух, разломилась, — облизывая губы, проговорила Светка.

— Тварь, — этот миг разрядил атмосферу мерзости. — Ты кого ждёшь? — Сменил гнев на милость, но в руке продолжал сжимать пистолет.

— Да, кто угодно может пожаловать, — растягивая слова, млела Светка в эйфории.

Рома уже не слушал бред кайфа и разглядывал в дверной глазок физиономию Тимохи.

— Нормально, заходи, пожаловал в нужный момент. — Пригласил Рома знакомого нарика, которого другом не называл только потому, что пользовался его услугами.

Тимоха всегда знал, что всё ещё на вольных хлебах пасётся только потому, что Роме нужны его услуги, потому и время играет на руку Тимохи, и тюрьма маячит в заоблачных далях. Хотя при встрече лёгкий страх всегда щипает Тимоху за зад.

— А что? Я всегда готов… — Проблеял Тимоха и, пружиня походкой, двинулся в зал. — Ого, ну и приплыли… — Жуткие картинки мелькнули в сознание труса, наркоманы все в сущности своей трусливые. — Рома, ты её замочил?

Рома почесал затылок дулом пистолета, зная, что его «баян» с готовым раствором лежит на телевизоре. Он помнил, что Светка не смогла вмазать его из-за ломки. Он, идиот, позволил ей разломиться, не учёл, что она в тряске рук не попадёт и себе в капилляр, так как стаж за много лет сожрал все вены.

— Жаль, что не замочил. Ты спас эту тварь от легкой смерти! — Ха-ха-ха, Рома смеялся над своими мыслями. — Хотя глупости, её бы смерть спасла от жизни или жизнь надо спасать от неё.

— Что, передозировка? Может, откачаем? — Бледнея пуще прежнего, топтался на месте Тимоха, но желание свалить из квартиры выдал косящим взглядом в сторону дверей.

— Меня вмажь и качай, и помни, шанса свалить у тебя нет, косой взгляд потушу пулей, — Рома ехидно скалился, направил табельное оружие в голову Тимохи.

— Я понял, надо варить? — Заикался на каждом слове, но с места двинуться дрейфил.

Рома за спиной Тимохи прошёл к телевизору, взял «баян». Ситуация страха стала его веселить. Адреналин закипал в жилах при виде пульсирующих вен на Тимохиной шее. Тимоху страх медленно стал прижимать к полу.

— Не напрягайся, вот, на «баян», у тебя же получится? — Рома сел на диван, отпихнув ногой валяющееся тело Светки возле дивана.

— Получится… — Тимоха не мог оторвать глаз от пистолета.

— Не парься… — перехватил взгляд Рома и сунул «Макаров» за ремень, чуть приподнявшись.

Рома был в вольном одеянии, закатал рукав свитера и рубашки очень быстро, его вены ещё были счастливы, что их владелец не загонял в них всякую грязную дурь, и стаж наркомана был приличным, но работа в органах спасла тело от абсцессов. Тимоха присел на колени возле дивана, потёр рукой вены и ловким движением поймал цель. На волну прихода Рома расслабился, откинул голову на спинку дивана и прикрыл глаза. Тимоха совсем не находил в себе сил для скорой помощи, совсем не хотел бороться за жизнь Светки. Не хотел задержаться в этой квартире, но здравый смысл победил. Он быстро ринулся на кухню и, разбрасывая грязную посуду, нашёл соль. Хорошо, что в чайнике обнаружилась кипячёная вода, а то в ход бы пошла водопроводная. Полных две столовых ложки насыпал в стакан и лихорадочно размешал. В «баян», которым две минуты назад вмазывал Рому, набрал три куба соляного раствора и вернулся в зал, не обращая внимания на кайфовавшего Рому, превратился в медицинского брата. Тимоха очень быстро нашёл вену на шее, по пятнам крови на спортивках догадался, что Света вскрыла пах, сделав последнее, что позволяют себе наркоманы. Это вскрыть — святая святых, хотя о какой святости можно говорить. Все наркоманы с первым уколом надевают маску лицемерия, злобы, изощрённости и до гробовой доски снять её не в силах. Соляной раствор раздул вену до размеров куриного яйца, а Тимоха старательно делал искусственное дыхание и применял ударотерапию. Саданув со всей дури в грудную клетку, он вдувал Светке в лёгкие большие глотки воздуха, вслух считал свои манёвры.

— Восемь, девять… — Вдул глоток воздуха. — Десять, одиннадцать… Давай дыши, дыши, дыши. — Удар, воздух, счёт, сколько раз нужно повторить такие действия, чтобы откачать наркомана? — сам с собой разговаривал Тимоха.

— Ещё удар… — Подал голос Рома, наблюдая за действиями спасения. — Пятнадцать, шестнадцать, хорошо. — «Хорошо» было сказано Светке, так как она сделала свой первый реанимированный вдох и блевонула.

— Всё, будет жить! — Отскакивая, констатировал факт Тимоха.

Рома встал с дивана и, глядя через плечо, пошёл к выходу.

— Гуд бай, я не прощаюсь, — махнул Рома вытащенным из штанов пистолетом, и на ходу спрятав его в кобуру, шумно хлопнул дверью.

— Что это было? — Светка, удивлённо смотрела на свои вещи, измазанные жидкостью из желудка.

— Ты передознулась, Рома не пожадничал герыча, — просветил Тимоха.

— А ты как здесь?

— Да зашёл на огонёк, не зная, что тебя хотят пристрелить.

— Вот ублюдок… — память вернулась к Светке и события восстановились в сознании. — Ты его вмазал?

— Да, он «баян» с герычем подал, я его втёр. Он даже не предложил мне оставить.

— Ты угораешь?

— Да какой угар? Я свариться к тебе пришёл.

— Иди, вари, что пялишься, — прогоняла Светка из зала Тимоху.

— Понятно, без благодарности за спасённую жизнь меня делают рабом.

— А может, тебе ещё и спасибо сказать? — Зверея от наглости Тимохи, Светка начала подниматься и застонала от боли в грудной клетке. — Ты что махал со всей дури?

— А что, жизнь возвращал кулаком, — отшутился Тимоха, уходя в кухню.

— Да пошёл ты… — Светка проползла с метр на карачках, медленно встала и закрылась в ванной.

Тимоха забыл про её существование на пять-шесть часов и колдовал, отбивая, вываривая, переливая, выпаривая «Винт». Воскресшая из тлена Светка, медленно вышла из ванной, уселась в грязной комнате на диван и тихо постанывала. Тимоха затих на кухне, выбирая «Винт» в три шприца.

— Я так понимаю, сегодня кайф на двоих? Где Верка?

— Хочешь правду или обойдёшься невинным, типа не твоё дело?

— Да мне чего? Я кайф на троих мутанул.

— Молодец… Верка третий день в походе. Ушла на шарик и до сих пор не вернулась.

Шариком называли место на трассе, где путаны шабашили без сутенёров, точнее, кто не желал лезть под гнёт крыш в любой форме их проявления, стояли на памятнике, который символизировал земной шар на постаменте.

— И часто она загуливала? — Спросил Тимоха, сверкая двумя шприцами в руках.

— Загуливала регулярно, кто её тут нанимался раскумаривать? Ну, вот по три дня таскаться ей ещё ни разу не удавалось. Кто захочет наркошу греть и лелеять?

— Может, что случилось? — Тимоха говорил из кухни на повышенном тоне.

— Если не затаскалась в доску, то где-нибудь кумарить прибомбилась!

— Ну, да, или жизнь накрылась медным тазом, — Тимоха приладился к своей вене на кисти левой руки и блаженно ввёл драгоценную жидкость.

— Хорошо пошла? — Цинично заметила Светка, впрочем, не циничней, чем минуту назад равнодушно рассуждала о Вериных похождениях.

— Ты семь часов назад сама почти сдохла! — отметил Тимоха.

— А с чего ты взял, что я танцую канкан на Верином трупе?

— Ну, ты же не волнуешься, что трое суток её нет?

— А что, ты предлагаешь подать в федеральный розыск?

— А что суетиться, мужу позвони. Какой труп мимо убойного отдела в нашем городке увозят в морг?

— Да пошёл ты, умник. Вмазывай меня, грудка болит после твоего воскрешения.

— Хорошо, что передознуться можно только белым, — пробубнил Тимоха.

Светка блаженно закатила глаза, шишка на шее от солевого раствора рассосётся через неделю, не меньше. Грудь болеть будет недели две, а то и месяц, а колоться она будет каждый день, заглушая реальность.

— А что, Рома реально хотел спустить курок?

— Да пошёл ты со своими тупыми вопросами. Всё, подсадил на шугняк, — Светка потерла руками лицо.

— Я не хотел пугануть тебя, сам реально трухнул. Зашёл, ты в крови, он с пушкой.

— Да что обсуждать эту тему, пронесло. Реально, где Верка? Я дня три с ломкой парюсь, и про неё забыла.

— Точняк, может, звякнешь муженьку?

— Не указывай, завтра, может, и звякну.

— Да не гони, завтра закумаришь, и другие проблемы глаза замажут, Тимоха замолчал, понимая, что всё сказал.

Светка задумалась, потянулась за телефоном и тупо стала разглядывать дисплей, набираясь смелости для звонка. Страх завтрашних ломок сам тыкал пальцами в кнопочки. После первых двух гудком в телефоне раздался приглушённый голос Димы.

— Алло? Тебе денег? — Дима всегда задавал этот вопрос после нажатия зелёной кнопки. Стремился избежать контакта и Светкиного вранья.

— Да, чё сразу денег? — Ритуально огрызалась Светка. — Я что, не могу позвонить мужу?

— Можешь, звони… — Дима стремился разговор свести к минимуму.

— У тебя там трупа Верки нигде не валяется? — Светка всегда была циничная до отвращения и прямолинейная до безумия, улыбалась гордая сама собой, пугая откровенностью тех, кто с ней соприкасался.

— Ты в угаре? — Дима задал вопрос, и до него медленно стала доходить реальность через язвительный звук Светкиного голоса…

— В каком угаре? Ты денег дашь? Я воскресла из тлена, как птица феникс, и желаю продолжения банкета. Прошло три дня, и я поняла, что в квартире чего-то нет, оказалось Верки. Три дня это много для любого фуршета с блядью не первой свежести. Денег дашь? Я тут к матери завтра утречком собираюсь… — эта фраза из оперы «шантажа», всегда заканчивала монолог любой длины.

— В ход пошёл шантаж, — отметил Дима. — Ты всё сказала?

— Нет, ты денег дашь?

— Дам, завтра утром в парке.

— А Макса прихватишь на смотрины? Мороженым в кафешке накормишь? Уделишь внимание бедной родственнице?

— Сука, имей совесть…

— Ну, любимый, какая совесть. Эту роскошь я проколола десять лет назад, а то завтра утром к маме…

— Да, хорош тебе, хорош, хочешь увидеть Макса?

— Хочу, чтоб Максим увидел меня.

— Я денег тебе дам на три дозы, тогда о сыне забудешь?

— Не подкупай меня, я не продаюсь, а то, что ты всегда выручаешь копейками — респект тебе и уважуха…

— Ну что, в парке без Максима?

— Да ладно тебе, я в порядке, красивая блондинка как всегда, без чёрных кругов под глазами. Завтра в парке в 10.00 с Максом и с монетками, жду тебя в нашей кафешке. Закажу мороженое, ты платишь!

— Сука…

— Зато и дорога тебе — это значит, да?

— Да! — Димин голос от злости и безвыходности охрип.

Дима отключился. С вопроса «ты в угаре?» он осознал, что та блондинка под мостом, над трупом которой он разразился хохотом, и есть Верка. Ему тогда и в голову не пришло, что именно её труп он не хотел опознавать поздним вечером. Радостная или горькая мысль, что это не Светка, мешала мозгу реально оценить обстоятельства, поэтому он вспомнил, что в морге лежит труп без опознания, просто с номерком на правой ноге большого пальца. Когда Светка позвонила, Дима сидел в своём кабинете, предвкушая весёлую попойку, тем более, завтра выходные.

— Дмитрий Александрович, рабочий день закончен. — В двери заглянул Андрей, на работе всегда присутствовала официальная форма обращения.

— Зайди, Андрей Геннадьевич, совещание устроим, ЧП…

— Зайти сразу или через буфет?

— Заходи сейчас, заначку взорвём!!

Дверь за Андреем захлопнулась. Уверенно повернулся замочек, закрываясь на два оборота и преграждая путь всем, кто решится на неожиданный визит. На стол звонко выставились две стопочки и пузатенькая бутылочка коньячка. Ловко нарезая лимон острым ножичком, Дима сглотнул комок слюны, следы рефлекса на лимон. Разлил янтарную жидкость в стопочки, понимая, что коньяк пьют из пузатых фужеров. Кивнул Андрею, сидевшему напротив, пригласил выпить и махнул, не дожидаясь реакции, полную стопку, сразу наливая по второй.

Конец ознакомительного фрагмента.