Хранители. Часть 1. Воплощённые элементали

Мира Кьярр

Неизвестно, как возникла Вселенная и всё, что составляет её тело. Но ещё до начала времён в ней появились неизвестные, всесильные существа, которые и поныне стоят на страже, охраняя гармонию, равновесие и существующий порядок вещей. Но иногда эти существа воплощаются людьми, которым не чужды простые человеческие чувства, такие как любовь, ненависть, доброта, злоба, страх и переживания. Именно в такие моменты вселенское равновесие становится очень хрупким…

Глава 6

Облачная Гора стояла белоснежной величественной великаншей, закутанной в пушистую шаль облаков, которые сияли светло-розовым и сладко-персиковым оттенками, а над ними раскинулось васильковое полотно небес. Вокруг царила благословенная неземная тишина, и это молчаливое, но одновременно гармоничное созвучие мира не нарушали ни животные, ни птицы, оставляя покров высшей безмятежности нетронутым.

Лунное озеро, окружённое башнями горы, простиралось молочной гладью в форме идеального круга. Ничто не нарушало его царственной невозмутимости, даже дуновение ветра, что иногда гостил в этом сказочном месте. Он осторожно касался только трав, которые сразу начинали нежно перешёптываться, и приносил им известия из большого мира. Здесь не росли цветы, но, дополняя ландшафт, по краю озера невзрачными тонкими стволами стояло несколько чахлых деревьев. И только небольшой домик грязным пятном проступал на акварельном полотне этой чарующей, сотворённой кистью природы, картины.

Миприя, свесив ноги в молочные воды, сидела у озера, слушая его чистые хрустальные всплески, которые, как ей казалось, были окрашены в очень глубокую печаль, и одновременно наблюдала за горными козами, что пришли полакомиться сочной травкой. Время от времени животные довольно блеяли и радостно скакали, отбивая смешную чечётку. Малыши жались к матерям, впитывая сладкое молоко и чувствуя нежность биения их сердец, а Миприя при взгляде на них возвращалась мыслями к своей уже навсегда потерянной матери.

Прошло более месяца с тех пор, когда она видела её в последний раз. Жизнь без матери была странной и непривычной. Просыпаться каждое утро и не слышать её голоса, есть пищу приготовленную не её руками, ощущать запахи не их родного дома… Миприя скучала по всему, что было: по пучкам трав, что неизменно висели над головой, по любимой кошке, по шумному городу, где живёт разношёрстный народ, по лесу и цветочным полям по ту сторону реки, по едва начавшейся учёбе и даже по запаху гниения топи, и, конечно же, по Резагде. Где она теперь и всё ли у неё хорошо? Что сотворили с ней чернослужники, о которых рассказала ей бабушка? И жива ли она вообще? Конечно, Эралькса неоднократно спрашивала у рун, и они неизменно отвечали, что жива, но почему-то так и не сказали, где Резагда находится. Каждый раз руны покрывали ответ завесой тайны, которую даже ворожея не могла разгадать.

Пришла Эралькса и, сев рядом с Миприей, устремила взор вдаль.

— Я испекла хлеб и заварила травы, — будто обращаясь к природе, сказала женщина. — Ты голодна?

Девочка кивнула. Опять хлеб. Хлеб, приготовленный не матерью… Эралькса умела только печь пироги да хлеба, но всё получалось необыкновенно жёстким и подгорелым. Ещё она делала отвары, настои, пиво и вино. Пиво Эралькса любила и за прошедший месяц, который они жили на Облачной Горе, наготовила его настолько много, что стойким запахом этого напитка теперь был пропитан не только дом, но даже сама Миприя.

— Может, хватит грустить? — спросила женщина. — Мне не нравится, что за этот месяц ты ни разу не улыбнулась.

— Как я могу улыбаться, не зная, как сейчас живётся моей маме? — вопросом на вопрос тихо ответила Миприя.

— Даже если не знаешь, каково ей сейчас, думаю, она бы хотела, чтобы ты продолжала улыбаться, — недовольно отчеканила Эралькса. — Тебе ведь известен характер и жизненные принципы Резагды. Жизнь научила её жестоким способом, что вопреки всему, нужно уметь радоваться каждому подаренному богом дню.

Её голос звучал жёстко и раздосадовано. Она тоже скучала по дочери и, как всякая мать, бесконечно переживала, просто не показывала вида. Главное, руны сказали ей, что Резагда жива, а всё остальное уже не так важно. Как бабушка, Эралькса настроилась решительно на то, чтобы позаботиться о малышке, и собиралась защищать её во чтобы то ни стало, ведь она дала дочери обещание.

— Почему мы не ищем её? — вдруг спросила Миприя.

Эралькса удивлённо на неё посмотрела.

— Скажи, пожалуйста, — хмыкнула она. — А ты знаешь, где нам следует её искать?

Девочка пожала плечами.

— Вот и я не знаю. Для любых поисков нужны хоть какие-то сведения, а у нас их нет. Мы не знаем, где находится Резагда, руны говорят загадками, и я совершенно запуталась. Как мы можем начать поиски? Никак, да и в этом нет смысла. Не думаю, что Резагда была бы в восторге от подобных действий — бродить по свету, вместо того чтобы оградить себя от опасности! Ты этого хочешь? Резагда не просто так указала нам путь к этому месту, видимо точно зная, что здесь нас не найдут. Судя по тому, что те чернослужники ждали нас в доме, им нужна была не только твоя мать, но и ты, а она просила меня беречь тебя…

С тех пор как Резагду увели головорезы, Эралькса стала ворчать ещё больше. От её слов Миприя тяжко вздохнула. Конечно, в глубине души она понимала, что Эралькса права, но невыносимая тоска по матери больно резала её детскую душу. Теперь на многие месяцы и годы её единственным желанием будет найти мать. И когда придёт время, с непоколебимой решительностью и упорством, она пустится в путь и найдёт её, чего бы ей это не стоило.

Резагда сидела в саду перед кустами роз и аккуратно, как бы извиняясь, срезала благоухающие бутоны. Госпоже Мермотте требовалось приготовить розовый настой. Едва Резагда срезала один бутон, на его месте немедленно вырастали два, ещё прекраснее, ещё пышнее, чем прежде. Они трепетали белоснежной нежностью или горели алой россыпью на зелёном полотне, но даже несмотря на то, что ведьма возрождала каждый отрезанный листок, каждый сорванный цветок, ей было жаль забирать то, что принадлежало земле.

С небес плавно приземлились несколько голубей. Увидев их, Резагда пошарила в карманах своего одеяния и вытащила горсть зёрен. Птицы не боялись ведьму и через мгновение уже склёвывали так щедро преподнесенное им угощение прямо с её ладони. Резагда улыбалась, невесомым движением разглаживая растопыренные пёрышки своим гостям, но тут внезапно услышала доносившиеся из больничного крыла крики и брань. Что-то с грохотом ударилось в стену и разбилось, а следом жестокий голос проорал непристойные слова. Это был Баствид, его голос невозможно было спутать с кем-то другим.

Конец ознакомительного фрагмента.