Хранители. Часть 1. Воплощённые элементали

Мира Кьярр

Неизвестно, как возникла Вселенная и всё, что составляет её тело. Но ещё до начала времён в ней появились неизвестные, всесильные существа, которые и поныне стоят на страже, охраняя гармонию, равновесие и существующий порядок вещей. Но иногда эти существа воплощаются людьми, которым не чужды простые человеческие чувства, такие как любовь, ненависть, доброта, злоба, страх и переживания. Именно в такие моменты вселенское равновесие становится очень хрупким…

Глава 1

На улицах Фремо́нна стоял непрекращающийся шум. Густое облако пыли окутывало неприметные домишки, меж которых хаотично сновали бродячие псы в поисках пищи. Кошки сидели на красных черепичных крышах и безразлично смотрели на заполненные различным людом улицы. Мужчины в голубых обтягивающих штанах и льняных бурых просторных рубахах, обтянутых на талии широкими ремнями, стояли небольшими группами, переговариваясь между собой. Неторопливо прогуливались женщины в длинных платьях, преимущественно грязно-розовых, тёмно-красных и бурых оттенков, которые они одевали поверх нижних серых рубах изо льна и рами. Их головы покрывали серые длинные, достающие концами до бёдер, платки, а в качестве обязательного атрибута в руках каждой висела небольшая плетёная корзинка. Множество людей расхаживало между рыночными прилавками, на которых лежало подтухающее мясо, полусгнившие овощи, кислые сыры, рыба, а порой встречались прилавки с шелками и цветочные ларьки. Из неподалёку стоявшей кузни доносились громобойные удары молотов по наковальне и лязг железа, а пекарни источали соблазнительные ароматы ржаного хлеба и луковых пирогов.

Возле рыночной площади шло строительство домов для знатных господ. В основном работы велись на уровне закладки фундаментов, местами были воздвигнуты опорные балки, но кое-где стены уже поднимались на достаточную высоту. Слышалось звонкое постукивание мастерков, с помощью которых каменщики возводили кирпичную кладку, а кто-то замешивал раствор, подсчитывая пропорции гашеной извести и песка. Плотники обрабатывали брёвна и прибивали доски, а рабочие носили каменные блоки, сгибаясь под их тяжестью. Со всех сторон неслась смачная брань и приказы тех, кто руководил строительством, а обливавшиеся потом под нещадно палящими лучами солнца рабочие время от времени прикладывались к кувшинам с кислым пивом.

По выложенной брусчаткой дороге непрестанно громыхали колёса повозок, и отбивали звонкую дробь копыта коней, а на главной площади возле статуи короля Угно́льда Хромого играли свой убогий спектакль безыскусно наряженные лицедеи. Рядом показывали чудеса фокусники, и на потеху прохожим устраивали балаган бродячие ряженые шуты. Высокие мужчины жонглировали разноцветными шариками, уродливые карлики в колпаках в виде петушьих голов загадывали загадки, юные акробатки ловко кружились, изгибались и порхали в танце, а горбатая старуха собирала с людей блестящие на солнце монетки. Глотатели огня жонглировали горящими факелами и выплёвывали огнища, а пламя в их руках распускалось бутонами, превращаясь в алые язычки, которые ласково ползли по коже своих хозяев. От столь захватывающего представления дети визжали от удовольствия, а взрослые восторженно аплодировали.

На мостиках, перекинутых через реку Бья́нве, играли менестрели. Мелодии, выходящие из-под их умелых пальцев, разносились по улицам, обволакивая каждого слушателя теплом летнего солнца, прохладой осенних туманов, ароматами бескрайних лугов и мерцанием далёких звёзд. Кружась, музыка то взмывала вверх, к свисающим с бирюзового неба клочьям облаков, то разбивалась на тончайшие осколки и резала души, иногда она лучилась как зарница или порхала бабочкой, а иногда плыла словно рыба, а то и жалила как оса. Часто это звучание разбавлялось тоскливыми голосами певцов, которые, разливаясь приторно-сладким журчанием, словно мёд, склеивали сердца слушателей.

Недалёко от величественного храма в практически мёртвой тишине, так сильно контрастировавшей с шумом главной площади и которую изредка прерывал лёгкий, как шелест листьев, металлический перезвон, стояла огромная толпа народа. Там исполнял свой смертельный танец Метатель Ножей, известный не только в этом чужом для него городе и близлежащей округе, но и за пределами долины, и по ту сторону леса, не говоря уже о своих родных местах, что лежали далеко на севере. Мастерство непревзойдённого Метателя снискало ему славу по всему миру, и любой человек, едва услышав это имя, сразу спешил на представление, которое всегда было необыкновенно захватывающим и впечатляющим.

Обнажённый по пояс Метатель Ножей жонглировал изящными клинками и изогнутыми саблями с такой небывалой легкостью и ужасающей скоростью, что, казалось, должен был давно перерезать себя и всех окружающих его людей. Отбрасывая на солнце серебряные блики, четыре клинка танцевали в воздухе, едва касаясь его пальцев, а две изогнутые сабли, словно обручи, кружились в руках, на руках и даже на его тонкой, как у лебедя, шее, при этом не причиняя даже малейшего вреда. Его огненно-рыжие, спускавшиеся до лопаток, волосы сцеплял на затылке чёрный жгут, а бледное жилистое тело искрилось капельками пота. На плечах, предплечьях и груди Метателя Ножей красовались кожаные чёрные повязки, угольки глаз и жёсткая складка губ были напряжены, но в мягких движениях не чувствовалось и толики усилий, несмотря на всевозрастающую скорость его танца.

Сделав последний штрих, Метатель Ножей подбросил четыре клинка и две сабли вверх, которые, на мгновение зависнув в воздухе, по отдельности попадали ему в руки, а он, продолжая кружиться в танце, с молниеносной ловкостью раскидал их в ножны и сапоги.

Стоявшие вокруг люди разразились бравыми криками, визгами и аплодисментами, а Метатель Ножей по очереди раскланялся в разные стороны с лёгкой улыбкой на устах. Хитрая, как у лисицы, она преображала его лицо, добавляя мягкости и миловидности. Никто из присутствующих не заметил белого огонька, на мгновение озарившего его глаза, и внезапно подувшего прохладного ветра, который, обдав Метателя Ножей свежестью, сразу утих.

Бросая в открытую красиво расшитую кожаную сумочку медные, серебряные и даже золотые монетки, народ стал медленно расходиться, а Метатель Ножей подошёл к сброшенной одежде и накинул на вспотевшее тело серую рубаху. В этот момент где-то в небе громко и отрывисто прозвучал резкий, пронзительный «кееек-кееек-кееек». Подняв голову и улыбнувшись увиденной в небе парящей птице, Метатель издал аналогичный звук, и красивый и гордый сапсан, грациозно спикировав, вонзил коготки прямо ему в руку. Метатель ласково погладил птицу по чёрным крыльям, а когда его большой палец прошёлся по белой с пятнышками грудке, сапсан попытался его укусить.

— Как не совестно, Фи́он, — сказал мужчина птице на редкость приятным с хрипотцой голосом. — Это так ты встречаешь друга?

Укор, впрочем, был наигранным, Метатель знал, что птица, не умея выражать свою привязанность и любовь более ласковым способом, обычно просто вонзала когти и кусалась.

— Давно тебя не было, — снова обратился к птице мужчина. — Где же ты пропадал так долго? В каких местах побывал?

Фион лишь коротко ответил «кьяк», а Метатель удовлетворённо хмыкнул. Сапсан отсутствовал без малого четыре дня. Он никогда не удерживал его силой, ведь птица была его единственным верным и очень преданным другом, оставаясь в тоже время абсолютно свободным существом, под стать самому Метателю.

Его не смогла удержать даже жена, теперь уже бывшая, и двое детей. Несмотря на всю свою любовь к ней и к сыновьям, он постоянно скитался, давая в каждом новом уголке мира свои захватывающие представления. Домой он возвращался бесконечно уставший, потрёпанный, но довольный, с богатым заработком и подарками. Но в один прекрасный день по возвращению Метатель обнаружил в их доме другого мужчину и узнал, что за время его более чем полугодового отсутствия любимая женщина вышла замуж за благородного человека, который давно её добивался. Вышла замуж по-настоящему, с соблюдением всех традиций, ибо с Метателем Илланди́я жила в свободном сожительстве, а значит и совесть её была чиста. Он не стал упрекать её, прекрасно понимая, что мало кто из женщин смогла бы вынести вечно блуждающего где-то мужа. Метатель только хотел увидеть детей, но в ответ на просьбу законный супруг Илландии просто грубо вытолкал его из дома, сказав напоследок, что сыновья его вскоре забудут и запомнят только одного отца, который будет находиться всегда рядом и заботиться о них. Что ж, это было справедливо, учитывая, что ничего хорошего Метатель попросту не мог им дать.

Закрепив на поясе кожаный наполненный монетами кошель, Метатель взял в руки дорожную сумку и дублет тёмно-зелёного цвета. Поймав на себе восхищённые взгляды юных дев и одобрительные взгляды женщин постарше, он галантно поклонился женщинам и лукаво подмигнул девицам, от чего те, вспыхнув, захихикали. Очаровав напоследок и тех и других своей обаятельной улыбкой, Метатель поспешил прочь.

Он прошёл мимо играющих на мостике менестрелей до постоялого двора, у входа в который стояли двое мужчин в чёрных дублетах. Один из них являлся истинным великаном и одновременно был уродлив, как жаба, с лысой яйцеобразной головой и маленькими маслеными глазками; другой значительно ниже с чёрными, как смоль, собранными в хвост волосами, хилой бородёнкой и недобрым взглядом. Вид у них был угрюмый и неприветливый, в глазах стояла ярость и ненависть, а вот взгляд Метателя в ответ излучал явно сочувствие, одновременно смешанное с глубоким презрением.

— Уже наигрался? — небрежно спросил верзила на удивление писклявым голосом.

— Как видишь, — натянуто улыбнулся Метатель. — Публика меня любит и неплохо благодарит, — он выразительно похлопал по висящему у него спереди кошелю.

— Придётся тебе и с нами поделиться, Са́эрвил, — скрипучим низким голосом сказал другой и протянул, было, руку в перчатке к сумке Метателя, но тот увернулся.

— Не думаю, Ба́ствид, моя добыча это моя добыча. Вашу вы получаете исправно другими способами.

Баствид резко выхватил клинок и приставил его к горлу Метателя.

— Убери железку, — спокойно сказал Саэрвил. — Ты знаешь, с клинками я обращаюсь не хуже, чем ты.

— Ты никогда не пускаешь их в ход, — прошипел Баствид. — Лишь однажды…

— Можешь не сомневаться, если будет нужно, я ими воспользуюсь.

— Моя жизнь слишком дорого тебе будет стоить.

— Моя тоже, и, сдаётся мне, она дороже, чем твоя, — скривился в насмешливой улыбке Саэрвил. — Ведь я так нужен твоему хозяину.

Баствид оскалился.

— Он прав, Баствид, — угрюмо кинул верзила. — Хозяин будет весьма недоволен, ведь он так ценит его.

— Закрой пасть, Жаба! — рявкнул на него Баствид.

— Эй, не смей так называть меня…

— Я буду называть тебя, как захочу, Жаба, ведь ты действительно столь же уродлив и воняешь так же. А теперь пошёл отсюда и позови остальных!

Скорчив обиженную гримасу, верзила вышел из под навеса и отправился искать своих под палящим солнцем.

— Чего уставился?! — рявкнул Баствид Саэрвилу.

От его резкого голоса Фион взбудоражился и, взмахнув крыльями, издал грубое «кра».

— Глупая птица! — выругался Баствид.

От этого нового окрика сапсан уже явно собрался вцепиться когтями ему в лицо, но Метатель вовремя успокоил его нежным поглаживанием.

— Не стоит грубить ему, если не хочешь, чтобы птица отомстила тебе.

— Если твой уродец только попытается прикоснуться ко мне, я уничтожу и его и тебя, — прошипел Баствид.

Саэрвил удостоил его лишь презрительным взглядом и, сев на ступеньки, стал ждать.

…Спустя месяц после того, как муж Илландии выпроводил Метателя восвояси, на него напали эти головорезы. Это случилось, когда он изрядно пьяный возвращался из харчевни обратно в лес, где жил после болезненного разрыва с возлюбленной.

Стояла ночь, с неба лился бесконечный дождь, все тропы стали вязкими, и ноги Метателя утопали в грязи, а его обострённые ранее чувства притупились из-за того, что он часто напивался до беспамятства. В ту проклятую ночь Саэрвил не почувствовал притаившуюся опасность, всё произошло слишком быстро, да и отбиваться сил у него уже не было. Он сделал что мог, пустив в ход всё своё боевое умение, убил и ранил нескольких нападавших, и даже применил свои прирождённые стихийные силы, но его всё равно повязали люди Баствида, и тот, ухмыляясь своей гнилой улыбочкой, втоптал его лицо в грязь.

— Отныне ты будешь служить моему хозяину, Властелин Воздуха, иначе вся твоя семья отправится на корм падальщикам, — сказал он тогда и с силой пнул Метателя сапогом в лицо, отчего его сознание погрузилось в темноту.

Когда он очнулся, то обнаружил себя прикованным к железному стулу в сыром полутёмном помещении, а прямо перед ним стоял человек в чёрной мантии. В окружавшей полутьме Саэрвил с трудом различил только его отливающие платиной длинные волосы, аккуратно лежавшие на меховой отделке мантии, и кровавый рубин на рукоятке его меча. Человек обратился к нему учтиво, как вельможа, но его голос резал слух, как меч, что висел у него на поясе.

— Я приветствую тебя в своём замке, Саэрвил. Моё имя Ко́гванг. Многие годы я искал тебя, и вот, наконец, могу лицезреть воочию. Тебя было трудно отыскать, мои люди охотились за тобой три года, прежде чем смогли выследить и привести ко мне. Но без последствий не обошлось… Ты убил семерых моих наиболее умелых, надо сказать, людей и тяжело ранил троих. Но, тем не менее, я доволен, что ты здесь, несмотря на мрачность нашей встречи. Надеюсь, мы сможем подружиться…

При его последних словах Саэрвил пытался совершить магическое, как он думал, действо посредством пальцев, но стоило ветерку потревожить стены темницы, как Когванг жёстко добавил:

— Не думаю, что это хорошая идея, Метатель Ножей, воспользоваться своими силами ради побега отсюда. Разве тебя не предупредили о том, что будет с твоей семьёй, если ты попытаешься сбежать от меня или причинить вред?

Саэрвил замер.

— Правильно, тебе ведь не безразличны твои детки, несмотря на предательство возлюбленной, — ядовито-лукаво улыбнулся Когванг.

— Что тебе нужно от меня? — глухо спросил Саэрвил.

— Твои умения, Метатель Ножей. Твоя власть над стихией воздуха…

Когванг Ворон, Дьявол во плоти. Так прозвали этого князя простой народ. Его головорезы наводили ужас на все королевства и близлежащие к ним земли. Они убивали без всякой причины, жгли целые деревни, насиловали женщин, потрошили детей и животных, делали всё, что хотел Когванг, и что хотели они сами. Саэрвил был наслышан о князе, но не знал, что его имения находились на севере в его родных краях, и даже предположить не мог, что понадобится этому дьяволу. Тогда в темнице Когванг показал ему деревянную игрушку старшего сына, которую Саэрвил сам смастерил для ребёнка, когда тот только появился на свет, и предупредил, что стоит только ему пойти против, взбунтоваться или сбежать, как его люди, что стерегут имения на севере, получат весточку и перебьют его семью. Саэрвилу не оставалось ничего другого, как согласиться стать, по сути, рабом князя и впервые открыто продемонстрировать своё врождённое умение повелевать стихией воздуха. Никто до того момента, даже возлюбленная, не знали о его даре, но в ту ночь люди Когванга узрели воочию всё, на что он был способен.

Так Саэрвил начал работать на князя, став лучшей ищейкой и личным магом, но Когванг был разочарован, ибо способности Метателя Ножей не оправдали его истинных надежд. Саэрвил повелевал стихией воздуха, но не в полной мере. Он не умел вызывать смерчи и шторма, переносить по воздуху войско головорезов, а мог только вызывать сильный ветер, управлять предметами с помощью воздуха, создавать оружие в виде воздушного потока или брони, или просто, сливаясь с ветром, переноситься туда, куда желала его душа. Именно при помощи этой способности он так ловко управлял саблями и ножами, и за свою короткую в двадцать три года жизнь побывал во всех уголках их мира.

Теперь же Саэрвил служил собачонкой Когванга, искал при помощи своих способностей нужных тому людей или запугивал их, и удовольствия ему это не приносило. Прошло уже два года с тех пор, как он попал в это рабство, и его сыновьям сейчас уже пять лет и три года. Интересно, как они выглядят? Наверно, подросли, и уже ни такие крохи, какими он видел их в последний раз. Но ни на мгновение он не забывал о них и даже оставил свою свободу ради их безопасности…

Саэрвил тяжело вздохнул. Солнце меж тем неумолимо пекло, городская пыль оседала на него, мерзко прилипая крохотными зёрнышками к потной коже, а Фион, заметив пробегающую в тени крысу, спорхнул с его плеча.

— Плетутся, убогие, — послышался недовольный голос Баствида.

Саэрвил поднял голову. Между рыночных прилавков шла группа угрюмых бандюг в чёрных дублетах. Даже в такую жару они не снимали своей вороновой одёжки, словно боялись расплавиться без их защиты, точно вампиры. Метатель Ножей усмехнулся и, опустив взгляд, продолжил чертить что-то палкой на песке, но едва тень верзилы упала на него, палка с хрустом сломалась.

— Ну, и что вы разузнали, подвальные крысы? — грубо спросил Баствид.

— Ничего нового, — ответил один из головорезов.

— Тогда какого дьявола вы так долго тащились?!

Головорезы, пожав плечами, переглянулись.

— Мы опросили, кажется, всех жителей, никто не знает, где живёт ведьма, — сказал Жаба.

— Знают только, что она живёт на болотах и больше ничего, — подхватил худой и длинный, как щепка, головорез.

— Нам нужно продолжать искать, нужно найти её во чтобы то ни стало! — рявкнул Баствид. — Иначе Когванг всех нас вздёрнет на виселице!

— Мы не знаем уже, где её искать, — понурив голову, произнёс низкорослый, как гном, неприметный бандит.

— Может, снова поискать на болотах? — осторожно предложил другой, с кривыми, как ветки сухого кустарника, руками.

— Мы уже все болота прочесали, Криворука! — прикрикнул на него Баствид. — Едва сами не сгинули там! Остались только вонючие топи, но по ним не пройти, — он обернулся к Метателю Ножей и пнул его сапогом в бок. — Поднимайся, демон! — так он называл его за умение повелевать воздухом.

Саэрвил послушно поднялся.

— Это твоя работа найти ведьму, но ты, видимо, решил бездействовать. Похоже, ты забыл, что под нашим присмотром находятся твои детишечки!

— Нет, Баствид, я ничего не забыл, — невозмутимо сказал Метатель Ножей. — Но найти её не в моих силах.

— Разве не ты всё время перешёптываешься с ветром, который приносит тебе нужные для нас вести?! Вот и спроси у него, где живёт эта чёртовка!

— Я уже много раз обращался к ветру, но здесь даже он не может нам помочь. И это не удивительно, ведь она настоящая ведьма, помимо того, что властительница стихии земли. Быть может, она даже знает, что мы ищем её, и скрывается теперь со всей тщательностью.

Баствид оглядел своих подчинённых головорезов таким взглядом, словно это они были виноваты в том, что ведьма скрывается, и, вновь посмотрев на Саэрвила, прошипел:

— Два года… Мы искали её два года. Наконец, нашли город, где все только и твердят о её магической силе. Мы расспросили всех его жителей, караулили у городских ворот, на площади и во всех самых людных местах, прочесали леса и болота, но не можем её поймать. Прошло уже две недели, как мы торчим в этом тухлом вонючем городишке, но не сдвинулись с места! Ты, — он схватил Метателя Ножей за ворот рубахи, — найдёшь её нам, даю тебе на это три дня, иначе мне придётся отправить послание моим людям на север, и они перережут глотки твоим деткам!

— Не твоим людям, — мягко высвободился Саэрвил. — Людям Когванга. Но, так и быть, я снова спрошу у ветра и сам поищу её на болотах.

Оставив чернослужников, Метатель Ножей двинулся к рынку, а Фион мягко приземлился ему на плечо с видом удачливого охотника.

Пройдя мимо ярких прилавков, Саэрвил подошёл к стойке с разнообразными сырами. Купив два больших куска, он затолкал их в дорожную сумку, затем прошёлся к хлебному ларьку и купил лукового пирога. Пока он спокойно прохаживался по рынку, головорезы зло наблюдали за ним, но едва Баствид подал знак, вновь пошли на изнурительные поиски.

Тем временем Саэрвил любовался изящными украшенными богатой отделкой мечами, саблями и кинжалами. Они были разные: большие и маленькие, тонкие и толстые, лёгкие и громоздкие, в большинстве своём украшенные самоцветами, но попадались и простые без узоров и камней.

С удовольствием поглощая большой кусок пирога, Саэрвил спокойно рассматривал шелка и шерсть, золотое и серебряное шитьё, фланель, тафту, саржу и кашемир. Он нарочито передвигался медленно, чтобы показать недостойному Баствиду, что никуда не торопится и не страшится его последних слов, хотя на самом деле это было совсем не так. За два года, что ему пришлось провести рядом с этим человеком, Саэрвил ясно уяснил, что Баствида лучше не злить, ибо его слова никогда не расходятся с делом. Он был более яростен и жесток, чем все остальные приспешники Ворона вместе взятые и испытывал необыкновенно сильную ненависть ко всем живущим в их мире существам. Саэрвилу небезосновательно казалось, что душа Баствида ещё более черна, чем у Когванга.

Оторвавшись от просмотра всевозможных товаров, Саэрвил направился, было, к городским воротам, но внезапно заметил девушку, столь красивую и изящную, словно белая горная лань, которую он лишь раз в жизни видел в горах на севере. Поговаривали, что была та лань заколдованной, и потому никто из смертных не мог её повстречать, но Саэрвил любил достигать самых вершин утёсов и смертельных скал, и потому он видел…

И вот теперь эта девушка, на вид которой было не больше двадцати, плыла перед ним среди пыли, гомона и гари, а её расшитое золотом красное платье подметало подолом улицы. Длинные тёмные волосы чуть вились волнами, спускаясь до бёдер и окутывая плащом волевой разворот плеч. Тонкие руки, обтянутые белыми рукавами нижней рубахи, были украшены несколькими браслетами с драгоценными камнями, а пальцы перстнями. Казалось, что она происходит из благородного рода, но её движения, улыбка, манера держаться были свободны и грациозны, что отличало её от грубых высокомерных господ.

Остановившись у прилавка с тканями, девушка ощупала восточный кашемир, и по её лёгкой улыбке Саэрвил понял, что ткань ей понравилась. Она легко взглянула на купца, слегка склонила голову в поклоне и пошла своей дорогой. Подойдя к восточному разукрашенному купцу, девушка взяла с прилавка стручок ванили и растёрла его пальцами. Вдохнув сладость аромата растения, она натёрла им шею и, улыбнувшись тучному торговцу, вытащила из висевшей на поясе сумочки две медные монеты, за которые торговец отдал ещё несколько стручков ванили.

В какой-то момент глаза девушки буквально натолкнулись на очарованный взгляд Метателя Ножей, заставив её несколько отшатнуться, хотя его обладатель находился достаточно далеко. Девушка смотрела на него с непонятной тревогой, которая исходила от неё словно аромат духов. Саэрвил очаровательно улыбнулся ей в ответ, но она, словно боясь столкнуться с ним, опустила голову, развернулась и пошла прочь. Саэрвил насторожился, но не от этого сознательного жеста, а от едва заметного зелёного огонька, блеснувшего в её глазах в последний момент. На него повеяло запахами смолы, торфа, земли и пергамента, от чего Метатель Ножей несколько опешил, но, стараясь не упустить девушку из виду, крадучись двинулся следом.

Баствид в свою очередь внимательно проследил за взглядом Саэрвила. Прекрасная дева ему тоже приглянулась, а её отрицательная реакция на Метателя Ножей, который всегда очаровывал женщин, внесла истинное наслаждение в его тёмную душу. Губы Баствида тронула зловещая, победная улыбка, словно он только что выиграл бой с самим богом, и направился за девушкой.

Саэрвил шёл на приличном расстоянии от неё, тем не менее она несколько раз оборачивалась, и ему приходилось резко останавливаться. В глазах девушки по-прежнему сквозила тревога, но она, не ускоряя шаг, продолжала спокойно идти по рынку, пока, наконец, не остановилась у прилавка знахарки, которая продавала лекарства от всевозможных недугов и хворей. Здесь стояли разноцветные баночки с мазями, бутылочки с отварами и настоями, средства от подагры и жаропонижающие, и даже пиявки для кровопускания.

— Реза́гда! — воскликнула толстая знахарка У́лла, всплёскивая от радости руками. — Как же я рада вновь тебя видеть! Неужели ты принесла мне мои травки?

Мило улыбнувшись, девушка молча кивнула и, откинув белую льняную ткань, что прикрывала корзинку в её руках, принялась выкладывать свежие травы. Здесь были базилик, цветки и плоды бузины чёрной, листья вереска, корни горечавки, слоевища дубового «мха», зверобой, иссоп, можжевельник, кора ольхи, паслен, хмель и шалфей, веточки эфедры и даже ядовитая чёрная белена, омела и болиголов.

«Неплохо разбирается в травах» — подумал про себя Саэрвил, хотя тут же откинул эту мысль, ведь в травах разбиралась чуть ли не каждая вторая девушка во всех городах и селениях. И мысленно пожалел, что не подошёл ближе — с такого расстояния он слышал только городской шум.

— Милая моя, ты меня спасла! — счастливо выкрикнула Улла-знахарка и, тяжело обойдя прилавок, сгребла девушку в охапку.

Слегка нагнувшись, Резагда в свою очередь с улыбкой обняла знахарку, поскольку она была такой же высокой, как и Саэрвил, и толстая Улла едва ли доходила ей до плеч.

— Сейчас я тебе заплачу, — сказала знахарка и поспешила обратно за прилавок.

Резагда терпеливо ждала, пока Улла пересчитает положенные ей монеты, и не оборачивалась на Саэрвила, хотя, он знал это, чувствовала его. Взгляд Метателя Ножей практически жёг ей затылок, но, умея хорошо владеть собой, Резагда старалась не обращать на это внимания.

Несколько раз пересчитав монеты, Улла протянула их девушке.

— Вот держи, и спасибо за травки, дорогая.

С улыбкой кивнув в ответ, Резагда взяла деньги и двинулась дальше, но когда она должна была уже скрыться за другим прилавком, прямо перед ней внезапно вырос Баствид. Девушка не шарахнулась от него, как от Саэрвила, но когда он, улыбнувшись похотливым оскалом, заговорил, невольно сделала шаг назад.

Метатель Ножей весело усмехнулся и качнул головой, — из пасти Баствида смрадило так, словно он ежедневно пожирал тухлятину. Иногда Саэрвил даже смешил служанок в замке Ворона, говоря, что Баствид был рождён падальщиком, поэтому живёт как падальщик, думает как падальщик, и даже жрёт, как падальщик.

— Ну, здравствуй, красавица, — дыхнул смрадом Баствид, жадно оглядывая Резагду с ног до головы, буквально раздевая взглядом. — Такая стройная и нарядная. Не желаешь ли стать сегодня моей королевой?

В ответ Резагда лишь надменно подняла одну бровь и, не удостоив головореза ответом, пошла, было, прочь, но тот так быстро сдаваться не собирался.

— Куда же ты милая? Я хотел одарить тебя дарами, такими, что и в самых прекрасных снах тебе не снились, — следуя за девушкой мимо цветочного прилавка, Баствид стянул почти завядший цветок. — Если бы ты только согласилась, могла бы стать королевой рядом со мной, — вновь преграждая путь, продолжил он. — Ну, что скажешь? Я ведь близок к королевскому двору.

Головорез протянул девушке цветок. Его бутон не успел даже раскрыться, как его срезали с живительно стебля, и теперь, понурив багровую головку с уже сухими кончиками бархатных лепестков, цветок безвольно обмяк, не издавая прекрасного аромата.

— Что же ты молчишь? — уже грубовато сказал Баствид, которому совершенно не нравилось, что девушка с такой лёгкостью его игнорировала. — Даже цветок не возьмёшь? Женщинам обычно нравятся цветы, хотя я предпочитаю дарить им драгоценные камни и деньги. Уж цветами точно невозможно накормиться или укрыться от холода и мрака, верно?

Его губы растянулись в такой препротивнейшей улыбке, что любая девушка, почувствовав от него лишь похоть и ярость, кинулась бы прочь. Но Резагда осталась на месте, невозмутимо продолжая смотреть в его масленые глазки.

— Возьми же цветок! — рявкнул на неё Баствид так, что прохожие обернулись, а Саэрвил неодобрительно покачал головой.

Протянув руку к цветку, Резагда быстро взяла его и спрятала в руке.

— То-то же, — скривился головорез. — Ну так что, ты пойдёшь со мной или так и будешь молча стоять тут?

Резагда взглянула на него насмешливо и, резко развернувшись, быстрым шагом прошла между прилавками. Баствид, не отличавшийся сообразительностью, хотел, было, кинуться вслед, но многочисленные прохожие притормозили его движение. Когда он всё-таки протиснулся между прилавками, Резагда уже исчезла из виду, а догонять её он не стал, к тому же эту часть улицы заполоняли повозки. Смачно выругавшись, Баствид разочарованно пошёл прочь, а вот Саэрвил остался стоять на месте, словно прирос к земле.

Его поразило то, что он смог увидеть, и дело было вовсе не в том, что девушка так ловко обошла навязчивого и грубого головореза, а в том, что, когда рука Резагды сомкнулась вокруг цветка, произошло чудо, — растение немедленно ожило, словно в него вдохнули новую жизнь. Хотя момент был мимолётным, Саэрвил смог заметить раскрывшийся в её руке бутон, алым пламенем блеснувший на солнце. Сомнений не было — Резагда и есть та самая ведьма, властительница стихии земли, элементаль, что так нужна Ворону и которую он, Саэрвил, искал два года!

Метатель Ножей, словно застыв, долго стоял на одном месте, обдумывая то, что увидел. Сейчас эта удивительная девушка казалась ему знакомой, словно он уже знал её. Раньше, в другой жизни, быть может, а может потому, что они по духу были едины, как элементали этого мира. И вот теперь ему придётся выдать её Когвангу.