Жизнь гейши. Мемуары самой известной гейши в мире

Минэко Ивасаки, 2002

«Гейша постоянно находится в свете софитов. Ее задача – угождать публике, используя все имеющиеся в арсенале навыки. Она – будто изящная ива, которая склоняется, чтобы услужить, и создает у окружающих настроение легкое и расслабленное. Настоящая гейша никогда не бывает одна. Я же по природе своей всегда была существом упрямым, своенравным, превыше всего на свете ценила уединение. Большую часть раннего детства я провела, спрятавшись в темной кладовой. Мне не нужны были другие люди – я хотела быть сама по себе. Странно, правда? Я будто нарочно выбрала самый сложный путь, на протяжении которого только и делала, что боролась с собой».

6

Тетушка Оима была превосходной рассказчицей.

Я провела множество холодных зимних вечеров, сидя с ней в обнимку возле жаровни. Мы жарили орехи и пили чай. Или коротали летний вечер, устроившись на табуретках в саду и обмахиваясь веерами.

Она рассказала, как появился Гион-кобу.

— В старые времена возле Императорского дворца, на улице Имадэгава, у реки, располагался квартал развлечений. Он назывался «Мир ив». В конце шестнадцатого века суровый военачальник Хидэеси Тоетоми, объединивший Японию, перенес «Мир ив» за пределы города. Он хотел, чтобы народ трудился в поте лица.

— И куда он его перенес?

— К югу от городка Фусими. Но поскольку людям по-прежнему нужны были развлечения, вместо «Мира ив» скоро появился другой подобный квартал. Как ты думаешь какой?

— Наш?

— Молодец! Тысячи лет к Святилищу Ясака стекались паломники, чтобы весной полюбоваться легендарными цветущими сакурами, а осенью — кленовыми листьями. В семнадцатом веке возле святилища стали открываться таверны под названием мидзукакэдзая, продававшие посетителям прохладительные напитки. Позже они превратились в современные отяя, а вокруг них вырос квартал Гион-кобу.

Святилище Ясака уютно устроилось у подножия Хигасиямы — горной цепи, которая окаймляет восточную границу Киото. Квартал Гион-кобу, расположенный к западу от святилища, занимает площадь около двух с половиной квадратных километров. Это место крест-накрест разлиновано аккуратной сеткой из ухоженных аллей. Ханамикодзи (тропа любования цветущими вишнями) проходит через середину квартала с севера на юг, а улица Синмондзэн прочерчивает его с востока на запад. Древний канал, подающий прозрачную воду с восточных гор, петляя, проходит через Гион-кобу наискосок. Улица Синбаси, на которой был расположен окия, ведет в сторону святилища.

Тетушка Оима рассказывала и о себе.

— Я родилась здесь, после того, как в Японию прибыл адмирал Перри^[12]. Если бы капитан Морган первой увидел меня, то он наверняка женился бы на мне, а не на Оюки.

При этих словах я прямо-таки заливалась хохотом. Оюки была самой знаменитой гэйко всех времен, а американский миллионер Джордж Морган — ее постоянным клиентом. В итоге он на ней женился, пара переехала в Париж, а Оюки стала легендой.

— Но ты не могла быть такой же красивой, как Оюки! — кричали мы.

— Я была куда красивее! — шутливо возражала нам тетушка Оима. — У Оюки была странная внешность, большой нос… Но, знаете, иностранцам такое нравится.

Разумеется, мы ей не верили.

— Я стала накаи и потом поднялась до метрдотеля «Тимото» — знаменитого ресторана к югу от квартала Понто-тё. Я мечтала, что когда-нибудь сама открою ресторан.

Накаи — это женщины, которые организуют и контролируют проведение банкетов в чайных домах отяя и элитных ресторанах. Профессия накаи требует большого мастерства и особых навыков.

— Я тоже жила здесь, — говорила Аба. — Задолго до того, как вышла замуж за дядюшку. Наше заведение считалось одним из самых популярных в Гион-кобу. Видели бы вы, сколько посетителей приходило туда!

— У нас было четыре гэйко и две майко, — добавляла тетушка Оима. — Одна из наших гэйко, Ёнэю, стала главной звездой в Гион-кобу. Надеюсь, ты будешь похожа на нее, Минэко.

— В те времена у семьи матушки Сакагути был большой окия, — рассказывала тетушка Оима. — Моя мать, Юки Ивасаки, была с ними связана, поэтому окия Ивасаки — это подразделение окия Сакагути. Вот почему, когда я принимаю решения, я всегда прошу помощи у матушки Сакагути и зову ее матушкой, хотя я на десять лет старше.

Со временем фрагменты этой истории соединились в единое связное целое.

Ёнэю сделала блестящую карьеру. В довоенной Японии она получала самые большие гонорары из всех гэйко, и именно благодаря ей окия Ивасаки стал таким успешным.

Она обладала классической красотой, мужчины так и падали к ее ногам. Одним из ее меценатов был очень влиятельный барон, который платил ей жалованье, чтобы в любой момент иметь возможность пригласить ее для собственного развлечения или увеселения гостей. Здесь надо сказать, что если знаменитая гэйко является по первому зову клиента, это свидетельствует о его высоком статусе в обществе.

1930-е годы были для Гион-кобу временем изобилия и процветания. Этот квартал привлекал гостей со всех уголков страны — мужчин, занимающих высочайшие ступени в деловых и аристократических кругах. Они соревновались друг с другом за право спонсировать самых популярных гэйко. Такое меценатство можно сравнить, скажем, с поддержкой оперного театра, когда, вместо того чтобы занять место в совете директоров, мужчина брал на себя финансовое обеспечение любимой дивы, не ожидая от нее при этом услуг интимного характера.

Барон платил Ёнэю исключительно ради ее совершенного владения искусством и того блеска, которым она окрашивала его репутацию. Однако будем смотреть правде в глаза: если рядом оказываются талантливые, красивые, элегантные женщины и богатые, могущественные мужчины, нельзя ожидать, что между ними не завяжутся отношения. Романтические связи возникали постоянно. Некоторые оканчивались свадьбой, другие — душевными страданиями. Например, я таким образом встретила любовь всей моей жизни. А Старая Злюка, наоборот, постоянно влюблялась в клиентов, которые в итоге разбивали ей сердце.

У Ёнэю были длительные отношения с очень влиятельным мужчиной по имени Сэйсукэ Нагано, наследником крупного концерна по производству кимоно. В довоенной Японии случаи, когда успешный мужчина заводил внебрачную связь, не были редкостью. Браки тогда заключались для продолжения генеалогической ветви, а не для удовольствия, поэтому у мужчин часто были любовницы.

Ёнэю забеременела от Сэйсукэ. Она родила девочку прямо в окия. Это случилось 24 января 1923 года и стало великой радостью для всех обитательниц дома. Рождение девочки считалось подарком судьбы. Ее можно было воспитать в окия, и если бы она оказалась талантлива, то могла бы и сама стать великой гэйко. Или даже атотори. Появление же мальчика, напротив, вызывало одни проблемы. Окия — это дом, в котором живут только женщины. Так что матери новорожденного приходилось либо покинуть его и жить отдельно, либо отдать ребенка на воспитание.

— А как звали дочку Ёнэю? — спросила я.

— Ее звали Масако, — подмигнула тетушка Оима.

— То есть Старая Злюка — дочь великой Ёнэю? — не поверила я.

— Да, Минэко, как ты говоришь: «Старая Злюка» — это дочь Ёнэю. А я ей не родня.

У тетушки Оимы не было дочери, но я почему-то считала, что Старая Злюка приходилась ей внучкой. На самом деле она удочерила Ёнэю, чтобы линия наследования дома Ивасаки не прервалась. Та была идеальной кандидатурой в преемницы: достигла высот во всех дисциплинах, которыми должна владеть настоящая гэйко, и могла сама обучать следующее поколение. Она создала большую базу клиентов, которых знакомила со своими подопечными гэйко, и это должно было помочь ей поддерживать и развивать бизнес.

Одной из главных обязанностей хозяйки окия является обеспечение непрерывной цепочки наследования. Тетушка Оима и Ёнэю внимательно присматривали следующую преемницу. Поэтому рождение Масако привело всех в восторг. Они молились, чтобы у девочки оказались все необходимые для атотори качества.

Масако подавала большие надежды. В три года она начала осваивать дзюта (классическое японское искусство музыки и пения), в шесть — посещала занятия по чайной церемонии, каллиграфии и игре на японской лютне кото. Однако по мере ее взросления становилось очевидным, что характер у нее трудный. Масако росла резкой, саркастичной и не слишком дружелюбной.

Позже, по секрету, тетушка Оима рассказала, что Масако ужасно страдала из-за того, что была незаконнорожденным ребенком. Сэйсукэ регулярно навещал ее, но не мог официально признать свое отцовство, и это вызывало у Масако чувство нестерпимого стыда, от которого ее природная меланхоличность только усиливалась.

Наконец, тетушке Оиме и Ёнэю пришлось признать, что Масако не подходит на роль атотори, да и хорошая гэйко из нее тоже вряд ли получится. Они убедили Масако, что лучшим решением для нее будет выйти замуж и жить обычной жизнью. По окончании школы ее отправили в пансион для девушек при храме, чтобы она могла освоить домоводство и прочие полезные предметы. Однако эти занятия были так противны бедной Масако, что уже через три дня она решила вернуться домой и ждать, пока старшие не найдут ей мужа.

Не думайте, будто гэйко нельзя выходить замуж. Несколько самых успешных знакомых мне гэйко были замужем и жили отдельно, не в окия. Я особенно восхищалась одной такой гэйко — высокой, тонкой женщиной по имени Рэн, которая так искусно совмещала карьерный рост с заботой о муже! Большинству же от одной только мысли о таком образе жизни становилось страшно, и они откладывали замужество на то время, когда отойдут от дел. Находились и такие, что наслаждались своей независимостью и не собирались с ней расставаться.

В 1943 году, когда Масако исполнилось двадцать, состоялась ее помолвка с Тёдзиро Канаи. Потом он отправился на войну, а она осталась дома готовить себе приданое. К несчастью, свадьба так и не состоялась — Тёдзиро погиб в бою.

Между тем семье Ивасаки пришлось снова искать преемницу для Ёнэю. Именно тогда общий знакомый представил тетушку Оиму моему отцу, и она согласилась взять его старшую дочь Яэко в окия. Это случилось в 1935 году. Яэко было десять лет.

Она росла очаровательным ребенком — общительным и веселым. И была красива, как Мона Лиза. Тетушка Оима и Ёнэю решили воспитать ее как новую атотори.

Благодаря колоссальному успеху Ёнэю у них была возможность вложить в карьеру Яэко огромные средства. В тринадцать лет Яэко представили публике как майко под именем Яэтиё. До войны девочкам необязательно было оканчивать девятый класс, чтобы стать майко. Некоторые дебютировали уже в восемь-девять лет. Эффектный дебют Яэко в карюкай планировали три года.

Два десятка лет спустя люди еще говорили о роскошных одеяниях Яэко. Кимоно для девочки заказывали в лучших магазинах Киото — например, в «Эримане». Каждый из ее многочисленных нарядов стоил как новый дом. Тетушка Оима и Ёнэю не пожалели денег и приобрели великолепные украшения для волос и другие атрибуты костюма майко. Гардероб Яэко должен был говорить о богатстве и власти клиентов дома Ивасаки.

В честь дебюта барон-покровитель Ёнэю подарил тринадцатилетней Яэтиё рубин размером с косточку от персика. В Гион-кобу экстравагантные подарки были в порядке вещей.

Но Яэко ничто не радовало. Она была абсолютно несчастна, поскольку считала, что родители предали ее, и ненавидела свою работу. Позже сестра говорила, что из рая она прямиком провалилась в ад.

Прежняя жизнь у бабушки Тамико была для нее блаженством. Бабушка обожала Яэко, они почти не разлучались. Бабушка отдавала приказания пятидесяти слугам и многочисленным родственникам, а Яэко в это время сидела у нее на коленях. Иногда бабушка вскакивала, кричала: «Смотри, Яэко!» и принималась гоняться за моей мамой с алебардой. Похоже, Яэко все это казалось весьма забавным.

Когда она была совсем маленькой, то принимала родителей за прислугу в доме дедушки и бабушки. Обращаясь к ним, она обычно говорила: «Эй, ты!»

Надо ли объяснять, каким шоком для избалованной девочки явилось жесткое расписание в окия Ивасаки и весь принятый здесь протокол поведения? Яэко просто не могла осознать тот факт, что ее рай был адом для матери. Она была слишком мала, чтобы понимать финансовое положение семьи. Ее злость сгустилась в пылающее ощущение себя жертвой, и это чувство Яэко пронесла через всю жизнь.

Думаю, она действительно страдала, хотя вовсе не была единственной девочкой из аристократической семьи, оказавшейся в таком положении. Многие родовитые семейства обнищали после Реставрации Мэйдзи. Они обеспечивали будущее своих дочерей, отправляя их учиться в карюкай. Здесь девочки могли практиковать искусство танца и чайной церемонии, которым обучились еще дома, носить дорогие кимоно, к которым привыкли с детства, становиться финансово независимыми и в итоге получали шанс выйти замуж за достойного человека.

Но все это было не для Яэко. Ей казалось, что ее обманули.

Яэко прятала обиду за тщательно вылепленной маской беспечной соблазнительницы. Она ухитрялась работать по минимуму, а получать — по максимуму.

В шестнадцать Яэко влюбилась в одного из своих клиентов — молодого человека по имени Сэйдзо Уэхара, который регулярно сопровождал своего отца во время его визитов в Гион-кобу. Семья Уэхара происходила из Нары, там у них была крупная компания по производству шляп. Завязавшиеся отношения как будто даже смягчили ее нрав, и, так как Сэйдзо не был женат, никто не видел в их романе проблемы.

Сначала тетушка Оима и Ёнэю были довольны успехами Яэко. Если Ёнэю была первой гэйко в Гион-кобу (а значит — во всей Японии), то Яэко очень скоро стала второй. Имена Ёнэю и Яэтиё знала вся страна. Казалось, что перспективы у окия Ивасаки самые радужные.

Однако вскоре стало понятно, что Яэко относится к своей работе несерьезно. Такое случается: майко, особенно такая сногсшибательная, как Яэко, легко добивается успеха благодаря великолепным костюмам и почти детскому обаянию, но ее карьера не может достичь пика, если девушка не монетизирует свой талант. Яэко была ленива и недисциплинированна. Она ненавидела уроки, во время репетиций считала ворон, быстро теряла интерес ко всему, что делала, и никогда не доводила начатого до конца. Яэко не продвигалась в танце.

Тетушку Оиму это страшно тревожило. Они с Ёнэю столько вложили в Яэко, а теперь начали сомневаться, что из нее получится преемница. Но выбора не было: кандидатура Масако уже не рассматривалась.

В конце концов они удочерили Яэко почти автоматически.

И тут дела пошли под откос.

Через год после того, как Яэко стала майко, в 1939 году, мать тетушки Оимы, тетушка Юки, умерла.

Тетушка Оима стала главой семьи Ивасаки. Ёнэю по-прежнему активно работала гэйко и не готова была отойти от дел, так что тетушке Оиме пришлось отложить свои мечты о ресторанчике в долгий ящик и принять на себя управление окия.

Примерно тогда же в дом Ивасаки поступила моя сестра Кунико. Кунико была третьей дочерью моих родителей и в то время училась в начальной школе. Она обладала множеством прекрасных качеств и лишь двумя недостатками, которые, к несчастью, не позволяли ей стать майко. Во-первых, у нее было слабое зрение, из-за чего она не могла ориентироваться в пространстве без очков. И, во-вторых, ей досталось телосложение моей мамы — то есть она была низенькая и полная. Поэтому начальство решило, что лучше воспитать из Кунико помощницу, чем пытаться сделать из нее гэйко. Девочку отправили в обычную школу, а потом она стала учиться у Абы в качестве ее ассистентки.

8 декабря 1941 года Япония вступила во Вторую мировую войну. Она растянулась на четыре долгих года, в течение которых Гион-кобу, как и вся страна, испытывал тяжкие лишения. Все ресурсы государства были брошены на обеспечение армии, и в 1943 году правительство временно закрыло Гион-кобу. Многие гэйко отправились домой, к семьям. Тех, кто остался, мобилизовали для работы на фабрике боеприпасов.

В окия Ивасаки не было кимоно из темно-синего хлопка, принятого на фабрике, так что гэйко шили себе рабочую одежду из старых шелковых нарядов. Думаю, людям за пределами карюкай они казались очень странными. По словам тетушки Оимы, даже в таких условиях девушки продолжали соревноваться друг с другом: пришивали воротники, аккуратно заплетали волосы в две длинных косы и носили белоснежные косынки. Они хотели быть женственными, несмотря ни на что, а на фабрику шли, выстроившись в шеренгу и высоко подняв головы.

Тетушка Оима разделила имущество окия на три части и каждую отправила на хранение в особое место.

В доме она разрешила остаться только главным членам семьи: Ёнэю, Масако, Яэко и Кунико. Остальных майко и гэйко она отослала к родителям. В городе закончилось продовольствие. Тетушка Оима и Кунико рассказывали, как боялись умереть от голода. Кое-как они пытались прокормиться найденными корешками и жидкой похлебкой из подсоленной воды с горсткой крупы.

Молодой человек Яэко, Сэйдзо, стал офицером. Всю войну его подразделение было расквартировано в Японии, так что отношения Сэйдзо и Яэко продолжались. В 1944 году она объявила, что покидает дом Ивасаки и выходит замуж. Она еще не выплатила денег, которые окия Ивасаки вложил в ее карьеру, но тетушка Оима не хотела с ней ссориться. Она решила взять эти убытки на себя и милостиво разрешить Яэко расторгнуть контракт. Подобные нарушения договора иногда случались, хотя и считались чрезвычайно дурным тоном. Яэко развернулась и ушла.

Поскольку официально она по-прежнему была членом семьи Ивасаки и тетушка Оима относилась к ней как к дочери, то она снабдила ее достойным приданым. Яэко забрала с собой ювелирные украшения, в том числе рубин, который подарил ей барон, два больших платяных сундука с ценными кимоно и оби, переехала в Осаку и начала новую жизнь.

В декабре того же года окия Ивасаки понес еще одну тяжелую утрату. — от болезни почек скоропостижно скончалась Ёнэю. Ей было всего пятьдесят два года. Тетушка Оима осталась без наследницы. А Масако, которой едва исполнилось двадцать два года, — без матери.

Так обе звезды окия Ивасаки погасли.

Война закончилась 15 августа 1945 года. В истории окия Ивасаки никогда не было такого тяжелого периода. В просторном доме теперь жило всего три женщины: стареющая тетушка Оима, подавленная Масако и Кунико. Тетушка Оима призналась, что была готова вовсе закрыть заведение.

Внезапно дела стали налаживаться. Американские оккупационные войска приказали вновь открыть Гион-кобу, и карюкай начал медленно оживать. Часть театра Кабурэндзо конфисковали под танцевальный зал. Теперь офицеры посещали отяя. Несколько гэйко и майко, уехавших во время войны, попросили разрешения вернуться в окия. Среди них была и Коюки, одна из любимых публикой гэйко из дома Ивасаки. Вслед за ней приехала и Аба. Окия Ивасаки снова был в деле.

Я спросила у тетушки Оимы, трудно ли было приветливо встречать в отяя американцев, которым Япония только что проиграла войну. Она ответила, что все было не так однозначно. Конечно, определенная горечь присутствовала, однако в целом офицеры были любезны. Большинство представителей квартала радовались, что можно снова вернуться к работе. К тому же умение обслужить почетных гостей одинаково приветливо, не проводя различий, является одним из достоинств обитательниц карюкай. Потом тетушка рассказала мне одну историю, в которой, как мне показалось, я разглядела ее настоящие чувства.

Однажды вечером Коюки пригласили выступить на банкете, который устраивали для генерала Макартура в «Итирикитэй». Его так восхитил ее наряд, что он спросил, можно ли увезти это кимоно с собой в США.

Хозяин «Итирикитэй» передал эту просьбу тетушке Оиме, и она ответила так: «Кимоно — это наша жизнь. Он может забрать кимоно, но тогда ему придется взять с собой и меня тоже. Пусть он оккупировал мою страну, но никогда не сможет оккупировать мою душу!»

Хозяин «Итирикитэй» передал ее слова генералу, и тот никогда больше не спрашивал насчет кимоно. Всякий раз, рассказывая мне эту историю, тетушка Оима высоко вздергивала подбородок и широко улыбалась. Из всех ее качеств мне особенно нравилось чувство собственного достоинства.

То самое кимоно и сейчас хранится в сундуке у меня дома.

Следующие несколько лет окия Ивасаки, как и вся Япония, с трудом, но упорно двигался вперед.

Масако по-прежнему ждала с войны своего жениха. Лишь в 1947 году власти известили семью о его гибели. Масако была в отчаянии. Она несколько дней плакала, прижимая к груди свадебное покрывало. Теперь она осталась совсем одна. У нее отняли будущее, и идти ей было некуда.

После долгого разговора с тетушкой Оимой Масако решила стать гэйко. В 1949 году, в двадцать шесть лет, она под псевдонимом Фумитиё дебютировала как гэйко-дзиката (музыкант).

Фумитиё была красива, но ей не хватало умения очаровывать клиентов. У нее отсутствовали та игривая хитрость и чувство юмора, которые необходимы для того, чтобы быть успешной. Гэйко мало в совершенстве овладеть каким-то видом искусства — гораздо важнее любить свою профессию страстно и работать со рвением. Но все это требует глубокой преданности делу, огромного труда, непоколебимого самообладания и присутствия духа, чтобы оставаться спокойной даже в катастрофической ситуации.

Масако была всего этого лишена. Однако выбора у нее не оставалось, и она продолжала выступать. Вскоре случилось новое несчастье: она слегла с туберкулезом и смогла вернуться к работе лишь спустя год, в начале 1950-х. Впрочем, ее беспорядочные усилия не могли поправить финансовое положение дома.

К тому времени Кунико достигла брачного возраста — ей исполнилось восемнадцать. Несмотря на несколько поступивших предложений, она отказывалась обсуждать тему замужества. Кунико считала, что должна и дальше жить в окия Ивасаки, чтобы, после бессовестного ухода Яэко, постоять за честь нашей семьи. Следующие тридцать лет Кунико проработала в окия Ивасаки и на всю жизнь осталась одинокой.

В этот период окия Ивасаки едва сводил концы с концами. Дому принадлежала великолепная коллекция нарядов, в нем работал полный штат, обученный одевать в эти наряды гэйко, но при этом не было самих гэйко, которые могли бы эти кимоно носить. Горстке работавших тогда женщин было не по силам тащить на своих плечах весь бизнес. Тетушка Оима снова должна была искать новые таланты. Именно поэтому зимой 1952 года она пришла к моим родителям, чтобы поговорить о Томико.

Кроме того, после потери Ёнэю и Яэко, ей требовалось найти наследницу.

Примечания

12

Мэтью Колбрайт Перри (1794–1858) — офицер и коммодор Военно-морских сил США. Считается, что именно он открыл Японию западному миру.