Бессмертная

Мила Сербинова, 2019

Есть ли оправдание преступлениям и можно ли совершить убийство безнаказанно? Сколько жизней может быть у одного человека? Личная драма и противоречивые поступки Анны Викторовны Чайкиной заставляют задуматься о многих вещах и провести переоценку ценностей. Полная драматизма жизнь главной героини никого не оставит равнодушным. Личная трагедия, жгучая месть и преступления на одной чаше весов. Доброта, забота об осиротевших детях и помощь попавшим в беду людям на другой чаше. Трудно составить цельное представление о столь противоречивой личности, как Анна.Первый роман из серии «Убийцы поневоле».

Будь проще к людям.

Хочешь быть мудрей —

Не делай больно мудростью своей

Омар Хайям

Глава первая. Исповедь

Несмотря на то, что был конец июня, в лицо дул порывистый ледяной ветер. Мокрый снег налипал на лицо, волосы, слепил глаза и все норовил пробраться под капюшон куртки. Северный полюс был уже недалеко. Это чувствовалось как по погоде, так и по негостеприимно приветствовавшим редких в северных широтах гостей айсбергам, которых становилось все больше по мере продвижения плавучего гиганта вглубь свинцово серых арктических вод. Анна задумчиво стояла на палубе атомного ледокола «Северное сияние», в нерешительности вертя в руках небольшую серую записную книжку. Она всерьез раздумывала, не выбросить ли ей за борт этот ненавистный блокнот, полный воспоминаний о пережитых ею страданиях и боли, хотя, с большим удовольствием она сама кинулась бы в бездонную водную пропасть, чтобы найти вечный покой в ее глубинах.

Известный швейцарский психоаналитик Герман Гор настоятельно рекомендовал Анне записывать в дневник все свои мысли и тревожные воспоминания. Он советовал в деталях описать свои чувства за последние годы, а, главное, никогда и никому не показывать эти записи. Анна послушно последовала его рекомендации. На обложке серой записной книжки ничего не было написано, зато на ее первой странице было неровным почерком нацарапано: «Исповедь: записки раненной души». Рукопись начиналась словами:

«Я — дура! Я — Анна Викторовна Чайкина, кандидат экономических наук, начальник отдела управления крупной агрокомпании, акционерного общества «Шелуха». Точнее, была начальником. Была до сегодняшнего дня… Сегодня меня уволили по сфабрикованному обвинению в разглашении коммерческой тайны, хотя никакой утечки информации вообще не было. Сказали, что я им должна быть благодарна уже за то, что вопрос решился внутри компании. Выходное пособие, конечно же, не заплатили. Просто нужно было освободить теплое местечко для вернувшейся из Лондона дочери директора Жмыхова Петра Александровича Александры. Я по наивности полагала, что шеф мой друг. Он всегда чутко прислушивался к моим советам, прилюдно хвалил, что безмерно льстило моему самолюбию. Обещал сделать своим замом, повысить зарплату. Я как проклятая вкалывала на благо компании по двенадцать часов в сутки и вот что я получила. Так мне и надо! За семь лет работы в компании у меня не появилось ни одного стоящего друга. Я никуда не выезжала из Москвы. Было несколько мимолетных ничего не значащих романов — и всего-то. Правда, три года назад в моей жизни появился Васька, точнее средней руки программист Василий Мошкин. Зовет меня замуж. Васька простоват, нелепо одевается, но, вообще, он хороший. Какой-то первозданный, искренний, что ли. Мы постоянно ругаемся. Обзывает меня бездушной карьеристкой. Я не обижаюсь. Знаю, он прав. Васька хочет семью, детей, а мне все некогда. Работа превыше всего! Тридцать один год, а все не до детей.

Васька с раннего детства сирота. Родители погибли в автокатастрофе, когда ему было шесть лет. Воспитывала его тетка. В общем, с ним все понятно. Нужно отыграться за сиротское детство.

У мене теперь тоже никого ближе Васьки нет. Мать с отцом разбежались еще когда мне было два года. Отца я никогда не видела, от чего нисколько не страдала. Жили мы в центре Москвы в трехкомнатной квартире моего деда — профессора МГУ Славина Сергея Даниловича. У меня было счастливое детство. Под крылышком бабушки с дедушкой мы с мамой жили как две сестры. Мама с рождения страдала пороком сердца. Она была очень доброй и веселой, самой верной подругой. Я заканчивала школу, когда умер дедушка, а спустя год за ним последовала и бабушка. Маму я потеряла в двадцать три года и осталась совсем одна, без друзей, без родственников. Круглая сирота. Наверное, именно это больше всего сближало нас с Васькой.

Я настоящими друзьями так и не обзавелась. Так, приятелями. Видите ли, была слишком занята карьерой. А может, люди ни те встречались? Например, мой дед был человеком очень широкой души. Сколько себя помню, к нам домой постоянно кто-то приходил в гости. Всем от деда что-то было нужно. Протекция, рецензия, заступничество. И он всем помогал, говоря «Добро возвращается». Безусловно, он был прав, но по странной случайности, как только он умер, все друзья как-то разом рассосались. Даже на Новый Год бабушку никто не поздравил. Телефон ни разу так и не зазвонил. Но какой смысл сейчас об этом сокрушаться? Нужно что-то делать со своей жизнью. Искать другую работу? А может лучше замуж? К черту все. Решено! Выхожу за Ваську!

Свадьбу сыграли очень скромную. Никакой дурацкой фаты, подружек невесты и сотни гостей, как это принято у приличных людей. Так, несколько друзей-приятелей, столик в ресторане, медовый месяц в Таиланде и повседневная рутина изо дня в день.

Через два месяца я забеременела. Васька был на седьмом небе от счастья. Я тоже радовалась бы, если бы не токсикоз. Родился мальчик. К счастью, совершенно здоровый. Назвали Сережей, в честь дедушки. Малыша я полюбила, как только увидела. Блондин в папу. Я то шатенка. Говорят, что красивая, хотя я себя красивой не считаю. Моя внешность совершенно не соответствует стандартам моделей-анаректичек. Рост средний. Да и формы слишком пышные, хотя толстой меня никто не назовет. Разве что большие карие глаза реально красивы и пышные вьющиеся темно русые волосы. Ну, ничего. С такой внешностью жить можно, а для долговязого сутуловатого Васьки это даже чересчур шикарно. Мой мальчик просто красавец. Природа подарила ему лучшее от нас обоих. У Сережи папины яркие синие глаза и льняные, но вьющиеся как у меня волосы.

Материнство поглотило метя целиком. Три года пролетели как миг. На фоне бессонных ночей, очередей в поликлинику и детских капризов запомнились лишь самые светлые моменты — первый зуб, первое слово, первые шаги. Я бы счастлива. Почти счастлива. Васька все время капал на мозги — «хочу дочку». И вот оно свершилось. Я на пятом месяце. На этот раз все проходит намного легче, чем с Сережкой.

В тот апрельский день мы с Сережкой пошли в супермаркет за продуктами. После нескольких промозглых дождливых дней наконец-то выглянуло солнце. В воздухе сладковато пахло подпревшими от влаги опавшими с деревьев цветами. Сережка верещал, как неугомонный. У меня тоже было чудесное настроение. Со мной, честно говоря, такое бывает не часто. Мы переходили дорогу на углу перед супермаркетом. Движение там, в общем-то, не очень оживленное, особенно в дневное время, но по сторонам все равно смотреть нужно. Мы почти перешли на противоположную сторону. Сереженька был у меня на руках. Вокруг никого не было. Вдруг из-за угла на огромной скорости выскочил белый Мерседес. Я не успела даже рот открыть. Громкий режущий слух удар. Скрежет тормозов… Последнее, что помню, лицо Александры — дочки Петра Александровича. Она вышла из машины, обошла ее, посмотрела на нас. Сказала: «Вот блин». Села в машину и нажала на газ. Дальше только темнота. Густая беспросветная темнота. Не верьте тем, кто говорит, что видят свет в конце тоннеля. Сказки все это! Ложь!

Очнулась. Где — не поняла. Ко мне подошла какая-то незнакомая женщина в зеленой спецодежде, стала что-то радостно говорить. Смысл ее слов до меня не доходил. Пришел пожилой мужчина в униформе того же цвета. Оказалось — доктор. Стал светить мне в глаза фонариком и удовлетворенно кивать. Я поняла, что нахожусь в больнице. Как выяснилось, уже два месяца. Практически, ни единой царапины. Только сотрясение мозга и, как следствие, кома. Вдруг молнией озарила мысль:

— Сережа! Что с ним? Как он?

Тут я вспомнила все — и Александру, и белый Мерседес. Врач настораживающе вкрадчивым, приглушенным голосом рассказал мне, что случилось. Нас заметил какой-то прохожий. Вызвал скорую. Когда скорая приехала, Сережа еще дышал, но до реанимации его не довезли. Боже! Ведь если бы скорую вызвали раньше, если бы Александра труслива не сбежала с места преступления, быть может Сереженька был бы жив. Врач с сожалением сообщил, что ребенка я тоже потеряла. На вопрос: «Будут ли у меня еще дети», врач удивленно поднял брови и сказал, что я должна радоваться, что вообще осталась жива. Радоваться? Интересно, он бы на моем месте радовался? Или его жена? Дочь? О том, что я тогда чувствовала, я писать не буду.

Домой меня выписали уже через три дня. Обследовали. Брали какие-то анализы. Приходил товарищ из органов. Вежливый такой. Спрашивал обстоятельства произошедшего. Я как на духу все рассказала, потребовала привлечь Александру к ответственности. Он клятвенно обещал сделать все, что возможно. Ведь справедливость обязательно должна восторжествовать! Сказал, что заявление мне лучше написать завтра, мол, я еще очень слаба. Ну, хорошо. Я согласилась. Пришел на следующий день. Мне сразу показался странным его взгляд. Бегающий какой, виноватый. Он начал издалека. Интересовался моим здоровьем. Сказал, что следствие требует времени. Прямых улик против дочери директора АО «Шелуха» нет. Нужны показания свидетелей происшествия. Зато имеются свидетельства пребывания гражданки Александры Жмыховой в филиале компании в городе Тверь, причем как раз во время наезда. Совершенно очевидно, что наезд совершил какой-то другой белый Мерседес, который, конечно же, будут искать. Также он предположил, что во мне может говорить обида за увольнение из компании или последствия удара головой не прошли окончательно.

Все было кончено. Надеяться на «самый справедливый суд в мире» было бессмысленно. Интересно, сколько стоила жизнь Александры? Думаю, отец не поскупился. Меня душили слезы бешенства и отчаяния. Как дальше жить? А главное — зачем?

Вернулась домой. Васька молча курил на кухне. Поднял на меня глаза, но ничего не сказал. Я надеялась на более теплый прием. Хотя бы на сочувствие. Ничего подобного. Только могильный холод. На вопрос, где похоронен Сережа, Ваську как-то всего передернуло. Лучше бы он продолжал молчать. На меня посыпались обвинения, что это я убила нашего сына, нет — детей. Во всем виновата только я одна. Я не достойна быть матерью и не достойна даже знать, где лежит Сережа. Голова кружилась ужасно. Из глаз летели икры. Выйти из дома в таком состоянии я одна не могла. Васька опять погрузился в ледяное молчание. Молчал на кухне. Молчал перед телевизором. Молчал в постели. Наконец, где-то через неделю после моего возвращения домой, он сказал, что больше так не может, собрал вещи и ушел. Больше я его никогда не видела.

Я осталась вдвоем со своим горем в звенящей от пустоты квартире. Хотелось выть, плакать, но не было ни одной слезинки. Только чувство конца моего мира и безысходности. Я как мертвая лежала на кровати. Как в анабиозе. Сколько дней не помню. Иногда вставала справить нужду или поесть. На автомате, не задумываясь, по привычке. Я много пила, но почему-то совсем не пьянела. Легче тоже не становилось. Раньше я себе позволяла не более пары бокалов вина после ужина. Всегда нужна ясная голова. Теперь это не имело значения. Ничего не имело больше значения. У деда была коллекция марочных коньяков. Коньяком у нас никто не увлекался. Васька налегал на пиво и энергетики. Я неплохо разбираюсь в винах. Дедова коллекция коньяков стояла для украшения стеклянной витрины в столовой. К счастью в доме было полно еды. В магазин пойти я была бы не в состоянии даже под страхом голодной смерти. Смерти… Как сладостно тогда звучало это слово. Выпрыгнуть бы из окна, но и здесь мне не повезло. Мы, — нет, я живу на втором этаже.

Так прошли два месяца. Еда была на исходе. Запасы спиртного и денег тоже. На полке осталась единственная бутылка «Наполеона» двадцатилетней выдержки, а в буфете последняя пачка макарон. На квартиру смотреть было страшно. Пыль. Грязь. Всюду пустые бутылки. Жуть!

Решила заняться генеральной уборкой. Можно подумать, отсутствие пыли чем-то сможет помочь мне или моему горю. Когда стирала пыль с книжных полок, на ногу мне упала какая-то книга. Оказалась «Фауст» Гете.

— Сказочник хренов, — чертыхнулась я.

Да если бы это было правдой! Если бы действительно можно было продать душу дьяволу и хоть что-то изменить в своей жизни. Если бы…

Уборку я закончила к ночи. Приняла ванну. Вымыла и красиво уложила волосы. Сильно захотелось есть. Выпила две стопки коньяка и заела их постными макаронами. Цинично в душе усмехнулась, что я, наверное, единственный в мире человек, который «Наполеон» двадцатилетней выдержки заедает макаронами без масла. Но есть-то было больше нечего. Как говорится, по бедности сойдет.

Легла спать. Мне приснился очень странный сон. Как будто какой-то высокий мужчина в красном средневековом костюме и берете с пером протягивает мне папку с документами для проставления резолюции. Я открываю папку, а там лишь один лотерейный билет. Приснится же такое… Обычно я сны свои не помнила. Но этот сон мне отчетливо запомнился. Это что, «Наполеон» так расширяет сознание? Не знала…

Утром впервые вышла из дома. Могло быть и хуже. Вначале немного покачивало, но на воздухе стало лучше. Купила продукты в супермаркете через три квартала. В тот самый у дома, в который мы шли с Сереженькой, я пойти не смогла. Расплачиваясь на кассе, увидела лотерейные билеты. Вспомнила сон. Один билет купила, хотя ни на секунду не сомневалась, что это пустышка. Я вообще никогда ничего не выигрывала. Оказалось, выиграла. Я от себя такого не ждала. Несмотря ни на что, я реально удивилась. Выиграла аж пятьсот тысяч рублей. Полляма! Подумать только! Кто бы подумал, что такое вообще возможно. Или все не просто так?

Я всегда была на сто процентов убеждена, что просто так никому ничего никогда не дается. Меня с детства так учили. Типа, «терпение и труд все перетрут». А научный руководитель в универе говорил: «От хорошей работы должно пахнуть кровью и потом». И я же, дура, этому искренне верила. После смерти близких я как проклятая пахала ради достижения успеха. Карьера!!! Вот она, мечта идиота! Аспирантура. Диссертация. Типа, защищусь — стану человеком. Интересно, а что, до защиты я была обезьяной? Так и протекала моя молодость. Бесконечное сидение в библиотеке, поездки в Питер (в долг) — тоже в библиотеки. В голове-то звучит голос предков: «Всего нужно добиваться трудом, другого пути нет». Одна, всегда одна! Билась как рыба об лед, но, ничего: «я все умею, я все могу», как говорится. Защитилась! Наконец-то сбылась еще одна мечта идиота! Двадцать пять лет, а я кандидат экономических наук. Супер!!! Все завидуют!!!

Устроилась помощником старшего менеджера по персоналу в АО «Шелуха». Вначале возникало много вопросов. В жизни, оказывается, все совсем не так, как нас учили многоуважаемые доценты и профессора. Вскоре приспособилась, так сказать. Поняла специфику развития компании. За семь лет от помощника менеджера дослужилась до начальника отдела. Сама! Только своим умом! Разве это плохо? По-моему супер! Существует пошлая шутка, что успешную карьеру можно сделать лишь двумя путями — через папу и через попу. У нас тут была одна. Вертела хвостом перед шефом. Болтали о них всякое. Не знаю, чего она добивалась, но не прошло и года, как она вылетела из компании впереди своего визга. Так что, брехня все это. Только через папу! Уж я то знаю. Работала, работала, а тут шиш с маком. Доченька вернулась из Лондона. Вот и конец карьере. Об интиме в отношении меня речи вообще никогда не было. Чисто отеческое покровительственное отношение. Ну, до поры, до времени. И все-таки без труда не выловишь рыбку из пруда — не правда ли?

А тут вдруг ни за что, ни про что, выиграла, да еще и полмиллиона. После нудной бюрократической процедуры по оформлению выигрыша купила тур в Италию на две недели. Мне нужно было вырваться из этой квартиры, из города, из страны. Перед отъездом съездила на кладбище. Положила большие белые ромашки. На могилке Сереженьки Беломраморный памятник уже стоял. Васька обо всем позаботился. Убила бы его! Ведь он мне место захоронения Сереженьки так и не сказал. Часов пять блуждали по кладбищу со смотрителем, пока не обнаружили нужную могилку. Даже ромашки привяли. Хотя разве это важно? Мой сыночек! Сереженька! Никогда тебя не забуду! Никогда не прощу! Никого! А та малышка, которую я никогда не увижу? Неужели в мире совсем нет справедливости? Может человек и есть орудие Бога в его возмездии? Да и есть ли он — Бог? Я ненавижу двуличных людей, любые свои проступки и грехи оправдывающих принципом: «не согрешишь, не раскаешься». Фридрих Ницше где-то писал, точно не помню, но что-то вроде: «человек ошибка бога или бог ошибка человека?». А ведь, правда, это мы создаем себе богов по своему убогому подобию или боги нас сотворили себе под стать? Меня, кажется, куда-то понесло в философию. Итак, чемоданы собраны. Привет, Италия!

Италия удивительна. Раньше я никогда там не была, да и вообще мало где была. В детстве с дедом ездили в Чехословакию, Болгарию, Польшу. Студенткой поехала с мамой в Турцию. Советский Союз мы изъездили почти весь. Были и в Прибалтике, и в Киеве и в Минске. Ездили на оз. Байкал. Там, реально, здорово! О Западной Европе даже на закате совдеповской эпохи речи быть не могло, тем более для советского ученого. Когда можно было спокойно поехать во Францию или, к примеру, в Германию, финансовые ресурсы нашей семьи стремительно истощились.

Итак, я в Италии. Море завораживает. Часами смотрю на волны, сидя в прибрежном кафе Сан-Марино. «Что такой красивый девушка грустит одна?» — слышу за спиной. Ко мне подошел невысокого роста смуглый мужчина. Он смотрел на меня фантастически яркими, как будто прожигающими насквозь, серыми глазами и широко улыбался. Я рада была хоть с кем-то поговорить. Мы быстро подружились. Завали его Луиджи. Жил он в Палермо. В Сан-Марино он под видом командировки сбежал от жены и шестерых детей. Луиджи оказался очень нежным и страстным любовником, как глоток свежего морского бриза в жаркий летний день. Оказалось, он дважды бывал в России по делам. Неудивительно, что он сносно говорил по-русски. Не могу объяснить, почему, но Луиджи внушал доверие. Я рассказала ему свою историю. Услышав о трагической гибели Сереженьки и безнаказанности виновной в этом Александры, он разразился громкой тирадой эмоциональных выражений на неизвестном мне языке. Немного успокоившись, уже на русском, он сказал: «Это так оставлять нельзя! Нужно мстить!». Но как я могла их наказать, не имея ни денег, ни связей. Даже на киллера у меня не хватило бы денег. Луиджи сказал, что мне нужно выйти замуж за богатого человека. С деньгами можно все устроить. Да… Похоже, в Сицилии думают точно так же, как и в России.

Возвращаясь домой, в самолете я познакомилась с Борюсиком. Какой-то наглый тип с параллельного ряда бесцеремонно уставился на меня. Я подошла к нему и напрямую спросила, почему он на меня так смотрит? Мы вроде как не знакомы и это оскорбительно. Он сказал, что никогда не видел женщины с такими горящими и, одновременно, грустными глазами. Да он романтик! Познакомились. Он представился как «деловой человек Борис Андреевич Долгоносиков». Впоследствии я узнала, что «деловой человек» оказался мафиозой, известным в широких кругах как Боров. Главным источником его доходов были подпольные казино и проституция. Мне на это было наплевать. Что-то одновременно отталкивающее и притягательное было в этом человеке. В нем было что-то первозданное, животное. Своим внешним видом он напоминал мне павиана. За его широкую спину действительно можно было спрятаться от всех проблем и невзгод. Например, с Васькой мы были, скорее, приятелями-любовниками, чем мужем и женой. Я всегда смотрела на него свысока и это его бесило. Здесь все было иначе. После недели пылких ухаживаний Борюсик убедил меня переехать к нему на Рублевку.

Огромный дом, фонтан во дворе, роскошный парк, гараж, полный дорогущих иномарок. О чем еще может мечтать любая женщина? Обстановка в доме была под стать хозяину. Когда я впервые переступила порог его дома, меня ослепил тошнотворный блеск позолоты. Позолота на всем — перила лестницы, рамки зеркал, картин, статуи, ножки мебели и не помню еще чего. «Как в борделе», — подумала я. Я стала полноправной хозяйкой этих хором. В моем распоряжении был штат прислуги из двенадцати человек. Любое мое желание исполнялось незамедлительно. Проблема была лишь в том, что я ничего не хотела. Просто жила, если это, конечно, можно назвать жизнью. Борюсик искренне верил, что любая женская болезнь лечится с помощью новой шубки и бирюлек. Не скрою, это приятно! Самым лучшим в этой новой жизни была возможность ездить на отдых в любую точку мира, при условии, что это крутой курорт. Сейшелы, Канары, Мальдивы, Куршавель, Доминикана, Карибы — мы побывали везде. Так прошло четыре года. За все эти годы мы с Борюсиком ни разу даже не поссорились. Он ни разу на меня не повысил голос. Я, конечно же знала о его шлюхах и «деловых поездках», но мне это было безразлично. Он мне всегда говорил, что только рядом со мной чувствует себя человеком.

Этим летом мы поехали в Ниццу. Там у Борюсика были какие-то дела. Мы решили совместить работу и отдых. Пока Борюсик был занят переговорами, я даже успела пробежаться по музеям. В Ницце есть на что посмотреть. Музей изящных искусств, Музей Массена, Музей Матисса. Сам город очень красивый. Я не любительница пляжей и солнца, но Лазурный берег никого не может оставить равнодушным.

Я нежилась в шезлонге, наслаждаясь утренним солнцем. Мое внимание привлекла шумно резвившаяся в море девочка лет тринадцати. «Белокурая, как мой Сереженька», — подумала я. На берегу, спиной ко мне, сидели мужчина и женщина. Женщина кричала девочке, по-видимому, своей дочери, чтобы та не заплывала далеко в море. Девочка вынырнула из воды и подошла к маме. Мужчина с женщиной встали и вмести с девочкой пошли в сторону отеля. Когда они повернулись ко мне лицом, я даже вскрикнула от неожиданности. Это были Они. Жмыховы — отец и дочь с ребенком. Они сломали мою жизнь и при этом смели быть здоровыми, счастливыми, как будто ничего не произошло. Как такое возможно? Кровь ударила мне в голосу. Мне вспомнились слова Луиджи: «Этого нельзя так оставлять! Нужно мстить!». Мне дико захотелось их раздавить, порвать в клочья, чтобы они захлебнулись собственной кровью. Как в плохих американских фильмах, взять в руки бензопилу и разрезать их на маленькие кусочки. Всех! Я думала, со мной случится удар. Не помню, как я вернулась в свой номер отеля, упала на кровать и навзрыд заплакала.

Борюсик вчера перебрал в баре и утром крепко спал. Я его разбудила своими воплями. Я ему рассказала все. Он никогда не расспрашивал меня о прежней жизни. Знал, что я была когда-то замужем, но это его не волновало. Его реакция была примерно такой же, как у Луиджи. Он крепко выругался матом, кричал на меня за то, что я столько времени молчала. Обещал отрезать яйца старику и свернуть шею его дочке, клялся вырезать всю семью. Наконец, успокоившись, он сказал, что лично ими займется. Я тоже немного остыла. Да! Они оба правы, и Луиджи и Борюсик. Нужно мстить. «Месть — это блюдо, которое подают холодным», — так ведь говорят? Нужно придумать план. Жмыховы не останутся безнаказанными.

Я не спала всю ночь. Думала. Кое-какая идея у меня появилась. Нужно посоветоваться с Борюсиком. Когда я ему рассказала, он пришел в восторг. Весь день ходил под впечатлением, бубня под нос: «Ну, баба! Ну, голова!». А потом говорит: «Ты прямо леди Монте-Кристо». Смешно, ей богу.

План состоял в следующем. Необходимо было похитить девчонку, отвести ее в укромное место и немного поработать над ее воспитанием. Бирюсик легко все организовал. В тверской глуши купили большой участок земли, обнесли по периметру высоким забором, построили уютный двухэтажный коттедж. Территорию вокруг дома, насколько возможно, благоустроили. Чудный парк с цветником, качели, бассейн. Не было только интернета, телевидения и телефона. Вообще, никакой техники. Первозданный рай, да и только. Туда и было решено поместить девчонку. Для ее воспитания нашли очень глубоко верующую старуху. Просковья Афанасьевна славилась своей религиозностью и благочестием на всю Тверскую область. С ней довольно легко удалось договориться. К сожалению, благочестивые поступки и любовь к ближним не давали никаких дивидендов в земной жизни. У Просковьи Афанасьевны было два сына, которых она мечтала выучить в столице, чтобы они не спились и не сгинули в глуши, как их отец. Борюсик оплатил их учебу в престижном столичном вузе. От Просковьи Афанальевны требовалось только заняться религиозным образованием девчонки, сделать из нее рьяную богомолку-фанатичку. Ей нужно было как-то объяснить, что бог всегда требует жертвы и есть лишь одна форма прославления Господа — секс. Секс с разными мужчинами. Чем больше она будет стараться, тем ближе станет в Всевышнему. Богомолка вначале оцепенела от такой ереси и наотрез отказалась выполнять столь странное задание, но, поразмыслив о благополучии своих сыновей, все-таки согласилась, сказав лишь мне:

— Бог тебя накажет!

— Спасибо, уже наказал, авансом!

Девочку привезли в коттедж за стеной — так я его называла. Знакомый доктор над ней хорошо поработал — дал ей какие-то препараты, вызвавшие эффект химической лоботомии. В результате девчонка не помнила, ни кто она, ни как ее зовут. Мы назвали ее Верой. На ее руке появился след от меленького надреза. Ей сказали, что она упала с лестницы и ударилась головой, поэтому ничего и не помнит. Со своим заданием богомолка справилась отлично. Целый год она натаскивала Веру на религиозные темы. Бедная девочка даже в туалет ходила с библией в руках. Мы были в курсе всего происходящего, потому что весь периметр и здание внутри обвешали скрытыми камерами. Такое было реалити-шоу.

В течение этого года многоуважаемому Петру Александровичу регулярно приходили посылки с различными вещицами. То розовая шапочка с большим бубоном, на которой рисовались какие-то странные бурые пятна, то курточка, то один ботиночек с ножки его ненаглядной внученьки, то другой. Город стоял на ушах. Пресса терялась в догадках. Полиция рыла носом, но безрезультатно. Никаких ниточек. Никаких зацепок. Петру Александрович даже обещал многомиллионное вознаграждение тому, кто хоть что-то знает о его внучке. Все впустую.

Пришло время финала. Наш мир полон моральных уродов и извращенцев. Худшими из них являются педофилы. Одному из таких и продали Веру. Она совсем не сопротивлялась, только молилась и повторяла что-то вроде «Михаил» или «Гавриил». Мне показалось, ей даже понравилось… Похоже, девчонка вообразила, что ее посетил святой Михаил или Гавриил, а может оба сразу. Крупный план особенно впечатляет. Кино вышло такое, что кровь в жилах стынет.

С педофилом потом разобрались «бойцы» Борюсика. Именно с его телефона залили видео на Ютьюб. Для страховки прислали флэшку с подарком и Петру Александровичу. Девчонку Бирюсик пристроил в уютный бордельчик на окраине Москвы. Надеюсь, она будет счастлива.

Как я потом узнала, Петр Александрович весь год был сам не свой. Вначале бесился из-за каждого пустяка. Потом пошел к психиатру. Видимо, ему дали волшебные пилюльки для хорошего настроения. Говорили, что он ходит и смеется, как дурачок. Александра бросила работу. Сидит дома и пьет антидепрессанты.

Получив флэшку с видео, Петр Александрович слегка обезумел. Вначале он разнес весь кабинет — расколотил мебель, цветы, разбросал бумаги. Потом Исчез на неделю. Потом вернулся. Собрал всех — весь административный персонал компании и пригласил на фуршет. Сказал, что у него судьбоносное событие. Угощал всех бутербродами и тортом. Много смеялся. Дело в том, что Петр Александрович сильно разочаровался в своей жизни и решил уйти, но не один, а с компанией. Более леденящего кровь преступления столица не видела. Шутка ли — руководитель крупной корпорации отравил двадцать два человека (включая себя). Александра уехала из Москвы. Поехала восстанавливать нервную систему в психиатрическую клинику то ли в Германию, то ли в Швейцарию.

Месть удалась! Враги повержены! Бирюсик торжествовал, а мне было по-прежнему грустно и очень одиноко. Мы с Бирюсиком купили круиз по Средиземному морю. Отплыть должны были через три недели. Не судьба. Бирюсика застрелили в собственной машине. Как выяснилось, он задолжал своим деловым партнерам крупную сумму. Позолоченный дворец пришлось продать. Откровенно говоря, я была только рада избавиться от этого нелепого дома. Все равно это позолоченная клетка. Бирюсик еще два года назад на мой счет перевел очень внушительную сумму с семью нолями. Нищета мне точно не грозила.

Было лишь одно желание — бежать. Бежать куда угодно. Для начала, в Рим. Я так и не смогла убедить Бирюсика в том, что Рим интереснее Сейшел. В круиз мне тоже придется отправиться в одиночестве. Я два года путешествовала. Где только я не была. Европу изъездила вдоль и поперек, была в Штатах, Мексике, Бразилии, Аргентине, заехала даже в гости к масаям в Африку.

Много путешествуя, я научилась видеть красоту и богатство окружающего мира. Но я не National Choreographic, чтобы описывать красоты и достопримечательности. Я видела много очень разных, совершенно не похожих друг на друга людей. Эмпатией я никогда не отличалась, но, общаясь с людьми, я стала лучше понимать их чувства, радости и горести. Меня всегда считали эгоцентричной перфекционисткой, и были правы. На работе за глаза меня называли «волчица». А ведь я не всегда была такой. В студенческие годы я была веселой, жизнерадостной девчонкой, которая писала стихи и сентиментальные рассказики, верила в любовь. Где та сумасбродная Аня, которая была готова бросить все и уехать с любимым на край света?

Жизнь меняет людей, и, к сожалению, не в лучшую сторону. Порой я чувствую себя муравьем, который несет груз, тяжелее собственного веса. Больше всего хочется сбросить этот груз, но ничего не получается, как будто он намертво приклеен ко мне. Я постоянно повторяю себе как мантру: «Я сильная, я все умею, я все могу». Это я тоже смогу. Прежде всего, нужно забыть прошлое. Начну жить своей жизнью. Навсегда откажусь от навязанных обществом приоритетов — карьера, успех, деньги, дорогие автомобили, шмотки и т. п. Работать буду только на себя, а не на «рабовладельцев» вроде Жмыхова. Буду заниматься любимым делом — учить иностранные языки. Может быть, влюблюсь…

Сейчас я плыву на атомном ледоколе к северному полюсу. Всегда мечтала выпить шампанское на плавучей точке северного полюса. Завтра мы будем на месте. Этот дневник я пишу на протяжении всего плавания. Пора перестать ныть и начать действовать. Я очень надеюсь, что холод Арктики заморозит боль в моей душе и навсегда потушит огонь ярости в моем сердце».

Анна закрыла серую записную книжку. За спиной послышался голос старшего помощника капитана Николая Ивановича Некрасова.

— Анна Викторовна, в такую погоду вам лучше пройти в свою каюту. Надвигается шторм, — почти прокричал он, чтобы быть услышанным на фоне рокота волн и свиста ветра.

Анна спустилась в каюту. Спартанская обстановка четырехместной каюты ее не смущала. Соседками Анны были две раздражающе жизнерадостные, вечно жаждущие приключений, пожилые британки и молодая австралийская писательница, которой путешествие к северному полюсу должно было дать живописный материал для очередного бестселлера. Анна многое переоценила в своей жизни за время длительного плавания на атомном ледоколе. Она, как будто заново прожила свою жизнь и теперь ей хотелось все изменить, начать с новой главы, в которой не будет места прежним грызущим душу переживаниям. Нельзя оглядываться, нужно смотреть только вперед! Жизнь продолжается!