Любовь зла 2. Возвращение папы

Мари Князева, 2023

Они оба прошли сложный путь, оба повзрослели и поняли свои ошибки, но… можно ли простить предательство в прошлом? Могут ли чувства вспыхнуть вновь через годы? Может ли ребёнок стать причиной для воссоединения возлюбленных?Здесь наша героиня уже не тот гадкий утёнок. У неё появились поклонники, и весьма завидные. Сможет ли Ярослав вернуть себе её внимание и любовь или она сгорела без следа?Это второй том, первый можно найти на моей странице и прочитать БЕСПЛАТНО! Но можно и не читать. События достаточно автономны.

Глава 8. Пикник

Ярослав

Я взял у Насти покрывало, чашки и старенький двухлитровый термос. Заправил его кипятком, и мы втроём, с ней и Дуняшей, отправились в магазин. Как настоящая семья. Ну, это я так воображаю. На самом деле, наверное, мою бывшую девушку не отпускал этот иррациональный страх, что я похищу у неё дочь. Нет, малявка стоит того, чтобы за неё бороться — прелесть, а не девочка, но мне же не нужно бороться — мне и так разрешают общаться с ней, сколько хочу. Я никогда не стану отбирать ребёнка у матери — это подло и глупо. Девочке, да ещё в таком возрасте — кто может заменить мать?

В магазине я предложил Дуняше выбрать любой чай и любые сладости, какие ей понравятся. Ассортимент, правда, был невелик: большой супермаркет находился далековато от их дома, а тратить сорок минут на дорогу не хотелось — поэтому мы ограничились местным небольшим магазинчиком. Дуня выбрала чай с ароматом малины, печенье и пряники.

— Можем взять ещё какой-то напиток, — предложил я. — Даже не один. А шоколадку хочешь? Или конфет…

Настя положила руку мне на предплечье, притормаживая:

— Хватит. Ей не нужно есть много сладкого.

Но сказанного не воротишь. Дуняша с удовольствием присовокупила к покупкам яблочный сок и шоколадный батончик, не глядя на то, как морщится её мама.

Я сложил это всё в рюкзак, к другим вещам, взял дочь на руки, и мы отправились на речку.

На ту самую речку, на которой я сегодня утром застал Настю в компании местного медведя-сердцееда. Просто капец, как мне не нравился этот тип! Я прямо чувствовал исходящие от него волны обожания к Насте и ненависти — ко мне. Это заставляло напряжённо работать мой мозг: что сделать, чтобы стать ближе к ней? Загладить вину, попытаться опять наладить наши отношения… Конечно, мои чувства к этой девушке притупились за несколько лет, но сейчас это была уже несколько другая девушка, ещё краше и недоступнее прежней — и я снова ощущал себя на грани влюблённости в неё. Нельзя упускать из виду и тот момент, что если Настёна полюбит кого-то и выйдет замуж, то этот человек станет проводить с Дуней больше времени, чем я. Жить с ней. А такое меня вовсе не устраивало. Я отчаянно желал отеческой близости с обретённой дочерью.

Дуняша отлично чувствовала себя на моих руках. Она весело щебетала, рассказывая мне по пути, кто живёт в этом доме или в том, называя в основном детей. Она трогала мои волосы и шею, гладила щёки и блюмкала губой, заливисто смеясь, когда я притворно кусал её за пальчики или рыкал, как сторожевой пёс.

— Ты просто создан, чтобы быть отцом, — внезапно похвалила меня Настя с улыбкой. — Не всем так даётся общение с детьми с наскоку.

— С ней легко, — польщённо вздохнул я. — Она такая… умная и милая.

— Да, говорят, мальчишки совсем другие…

— И девчонки тоже другие бывают. А ты… хотела бы завести ещё детей?

Настя негромко засмеялась:

— Вне брака — точно нет.

— С браком у тебя проблем не возникнет. Ты такая… молодая и красивая.

— Я не хочу с этим торопиться. Моя жизнь заполнена до краёв, в ней пока нет места мужчине.

Просто ты не встретила ещё того, для кого оно найдётся. И, чёрт побери, кажется, я бы не отказался стать им…

Мы расстелили на траве покрывало, Настя с Дуняшей накрыли"стол". Развязали пакетики с печеньем и пряниками, заварили две чашки чая с малиной.

— А мне сок! — безапелляционно заявила наша малявка.

— Что это за чаепитие такое! — укорила её мама.

— Всё равно самовара нет, — махнула рукой Дуняша, и Настя засмеялась.

Немного подкрепившись, малышка побежала бросать камешки в реку и собирать поздние цветы.

— Расскажи мне, как вы жили всё это время, — попросил я Настю. — Если, конечно, это не причинит тебе страданий.

Она пожала плечами:

— Я прожила это и отпустила. Это был просто опыт, просто жизненные уроки, нет смысла испытывать эмоции по их поводу, по крайней мере, сейчас.

— Ты всегда была мудрой не по годам, — усмехнулся я.

— А мне кажется, наоборот, наивной дурочкой.

— А теперь стала умной?

— Более эгоцентричной.

— Поэтому и работаешь в деревенской школе учительницей?

— Тут мама. Она помогает мне с Дуняшей.

— Она в садик ходит.

— Попробуй получить садик в городе…

— Мой папа поможет.

— Нет, — Настя закусила губу. — Мне здесь нравится, я никуда не хочу.

Я улыбнулся:

— Сдаётся мне, что ты не знаешь, что такое эгоцентричность.

— А мне кажется, ты путаешь её с бессовестностью.

— Совесть заставляет тебя устраивать полдники с пирожками для своих учеников?

— Не понимаю, к чему ты клонишь.

— К тому, что ты всё та же. Славная, добрая, альтруистичная девчонка, с которой я познакомился в детдоме три года назад. Я бы не стал тем, кем я стал, если бы не ты. Так и жил бы в своём уютном мире пьянок-гулянок и полного отсутствия смысла.

— И женился бы на Моте?

— Может, и женился. Она неплохая, а я тогда не представлял, как можно жить по-другому. Это ты мне показала.

— Почему же ты не женился, если она неплохая?

— Этого недостаточно, Насть. Она неплохая по характеру, но внешне — совершенно не в моём вкусе.

— Что в ней не так?

— Она толстая.

— Боже! Какой недостаток…

— Для меня на тот момент — критический.

— Да уж, ты был бессовестным бездельником…

— Но я больше не такой! Завтра начну ремонт в вашей теплице…

— Ты научился работать руками?

— Ещё как! Я на стройке работал… это отличная мотивация, чтобы загореться желанием получить высшее образование.

— И как? Получил?

— Неа. Сбился по пути, научился делать деньги из воздуха и… забил. А ты… как закончила?

— Я примерно на середине беременности перевелась на заочное и взяла академ, а потом, когда Дуняша смогла проводить без меня по несколько часов подряд, мы с ней и с мамой поехали в город. Сдавать сессию. Потом ещё раз так же, а уж после Дуня смогла оставаться с мамой в деревне на весь срок.

Я покачал головой:

— Это просто потрясающе.

— Что?

— Что ты вот так — берёшь и делаешь. Сколько людей не способны взять себя в руки…

— Это потому, что они не нуждаются. А в моей жизни нужда никогда не прекращалась. Что бы я стала делать без образования? Кассиром в супермаркете работать? Это не моё.

— Ты могла бы удачно выйти замуж и бездельничать всю оставшуюся жизнь.

— С ребёнком?!

— Поверь, это вообще не проблема!

— Здесь, в деревне — проблема. Некоторые мамочки до сих пор на меня смотрят свысока из-за того, что я не была замужем, а ребёнка имею.

— Я же про то и говорю! Поехала бы в город — и… Ну почему ты здесь? Скажи честно! Это же из-за школы? Там некому преподавать?

— Ну… есть проблемы с составом, да…

— Что и требовалось доказать.

— Но мне тут нравится! Потому что люди простые, искренние, я не чувствую себя здесь чужой, как в городе.

— А как же твоя тяга к искусству? Тебе хоть есть, с кем поговорить о высоком?

— Мои ученики, я прививаю им любовь к литературе.

— Ученики — это несерьёзно. Всё, что они могут тебе дать — это вернуть твоё же.

— В городе у меня тоже не было особо близких по духу людей.

— Да, помню. Ты закрываешься. Всегда закрывалась. Я думаю, что твоё ощущение себя чужой — первично. А отношение окружающих — вторично.

— Как умно ты научился выражаться!

— Книжки читал, — не без самодовольства кивнул я.

— Какие?

— Оо, очень много разных. На какое-то время они заменили мне друзей на чужбине. Как там у Достовеского?

— У Паустовского."Человек, любящий и умеющий читать, — счастливый человек. Он окружен множеством умных, добрых и верных друзей. Друзья эти — книги", — процитировала Настёна наизусть и удивлённо покачала головой: — Неожиданно!

— Я же сказал, что сильно изменился.

— Люди редко меняются.

— У меня была нужда. И я так благодарен ей… а особенно тебе. За всё, что случилось со мной и за то, что Дуня… есть.

Я потянулся к Насте, чтобы хоть немного обнять её и поцеловать в щёку, но дочь, кажется, услышала своё имя — прибежала, счастливо размахивая палочкой, к которой прилип кусок тины. Он разбрасывал вокруг себя грязные капли, и Дуняшино платье уже было всё в болотно-коричневую крапинку.

— Боже, Авдотья! — воскликнула Настя.

— Боже, мама! — пискнула та и побежала прочь, весело смеясь.

Я подскочил и помчался следом.

— Отдай! Дуня, ты вся перепачкалась! Как теперь мама будет платье отстирывать?

— Бабушка постирает! — беспечно махнула ручкой дочь.

— Похоже, пора приучать её к ведению хозяйства, — сказал я Насте, безуспешно стряхивая с себя грязные капли. — Козявка такая…

Палочку я у Дуни отобрал, но она тут же отправилась за новой.

— У вас, кстати, есть стиральная машина-автомат?

Настя отрицательно покачала головой:

— Только полуавтомат, советский ещё, мама в нём мои пелёнки стирала.

— Я завтра куплю.

— Купи.

— Ты больше не отказываешься от подарков?

— Нет, но и не прошу. И потому ничем за них не расплачиваюсь.

— Насть, зачем ты так? Я от чистого сердца…

— Во избежание иллюзий, Яр.

— Хорошо. Я делаю это для Дуни.