Пурпурное Пламя

Мари Вайлет (2023)

«Чаровницы опасны, безжалостны и кровожадны; им нельзя доверять; их невозможно контролировать. Все, что остается людям, — изжить колдуний из свободных земель королевства Родаран».Это то, что напишут на приказных памфлетах с королевской печатью, когда Каратели будут рушить невинные жизни.Но маленькой Арабеле пока не знакомы ни жестокость, ни предательство. Она верит в любовь и материнские сказки; она видит вещие сны. Перед ней ложится дорога; в ее руки попадают чужие судьбы; она ведома призраками прошлых лет.Она пока еще не узнает напев, но однажды точно — непременно — она сама споет эту колыбельную маленькому наследнику большого королевства раздора.

Сокрытая Сумерками

Сорок Семь Циклов до Рождения Нового Дракона

Марле́н была из тех, на кого мужчины смотрят с восхищением, а женщины — с ядовитой завистью. Ее русые локоны спадали до поясницы, а янтарно-желтые глаза горели неподдельным огнем жизни. От нее пахло весенними яблоками и сладкой мятой; ее кожа — мягкая и бледная — отдавала фарфором на теплом солнце. Марлен светилась изнутри, и свет ее превращался в улыбки на лицах прохожих.

Да́йзан не был красивым по привычным стандартам. Его рыжие волосы пылали в контрасте синих глаз, всегда густая борода очерчивала пухлые губы, а вздернутый подбородок говорил о характере: Дайзан был гордым, мужественным и сильным. Мужчиной, на которого можно было положиться.

Судьба свела Марлен и Дайзана внезапно и не оставила им ни единого шанса: они влюбились, сами того не заметив, и уже очень скоро он потребовал ее сердце, отдав свое взамен.

Дни свадьбы были наполнены безграничным счастьем и искренностью, цветами и фруктами, белым лоснящимся шелком; так и первые циклы семейной жизни стали благословением, ниспосланным Хранителями.

Марлен родила мужу сына, затем — еще одного, но Дайзан, горячо любя обоих детей, не предавал мечту о сладкоголосой дочери, которая стала бы отражением своей прекрасной матери. И молитвы его были услышаны, когда ранней весной стены их дома огласил крик новорожденной девочки: крохотная Арабела впервые увидела солнечный свет.

Окруженная заботой отца и теплом материнских рук, малышка росла милейшим ребенком: учтивая и ласковая, она заразительно смеялась и любознательно склоняла голову, когда не получала ответов на наивные вопросы. Ее огненно-рыжие локоны окаймляли округлое личико, а румяные щеки пахли спелыми яблоками и цветами диких фиалок, вплетенными в косы.

Но Арабела, сама того не ведая, стала концом для спокойствия семьи.

Девочка родилась с необыкновенными глазами: в ее зрачках, обрамленных темными ресницами, сплетались фиолетовый и алый цвета, и оттенки ее взгляда менялись от сиреневого до пурпурного, когда она смеялась и когда не могла сдержать детских слез.

И взгляд этот, пронзительный и глубокий, выдавал в Арабеле сокрытую тайну ее матери.

Марлен не раскрывала тайны, обещая мужу, что девочка научится управлять силой, с которой была рождена. Мать терпеливо учила малышку чувствовать окружающий мир и делиться этими чувствами; целовала вкусно пахнущие щеки и пела колыбельную, укачивая дочь перед сном.

Арабела не подвела надежды матери, и к пяти циклам¹ взор ее стал мягким и не вспыхивал внезапными переливами. Она стала чаще появляться на улице со старшими братьями, и вопросы знакомых жителей их деревни — Уады — обходили чудно́го ребенка стороной.

— Мамочка, — малышка крепко сжимала руку Марлен ладошками, — а правда, что, когда под ногами была лишь вода, черная и белая птицы создали землю из песка и камней?

Марлен тихо рассмеялась:

— Так поется в старой песне, да.

— Белая птица придумала облака и тепло, а черная — ночь и холод?

— А может, все было наоборот? — шутливо поинтересовалась Марлен.

— Но как же, — Арабела насупилась с негодованием. — Всем известно, что белый цвет — для добра, а черный — для зла.

— Разве «ночь» и «зло» — это одно и то же? — женщина нахмурилась.

Арабела поморщилась, раздумывая над ответом, а Марлен тихо напела:

— Туда, где ложится закатная тень, не тянется день,

но солнце встает из ночи, чтоб себя обличить,

и месяц сверкает в ночи, как солнце почти,

и в сумрак искрятся друзья твои — светлячки.

— Друзья мои светлячки, — отозвалась Арабела. — Выходит, без черного не бывает белого?

— Может быть, Арбел, — мягко улыбнулась Марлен. — Все может быть.

Арабелу нельзя было не любить, когда она начинала петь, собирая в полях цветущие букеты лаванды. Она была похожа на мать светлой кожей и блеском в глазах, даже запахом — яблочным и сладким — она была маленькой духовной копией Марлен. И девочку с лиловым взглядом знали все, и многие восхищались одним лишь ее присутствием.

Жизнь в деревне полнилась праздниками и покоем, пока шепот не донес жуткие вести с Запада: люди говорили о наемных убийцах, которые называли себя карателями и охотились на женщин из народа Чар, склонных к темному колдовству. Распри и гонения, которые смолкли больше столетия назад, вновь разгорались на границах свободных поселений.

В Уаде было тихо лишь до поры до времени, пока люди игнорировали навязчивые слухи. Но когда в деревне объявили, что Каратели – не миф, а королевские войска, посланные избавить людские земли от колдуний, у Марлен не осталось выбора. Ей пришлось поведать мужу, что и она, и их дочь принадлежали роду чаро́вниц, и эта тайна связывала ее и Арабелу с нависшей опасностью до самой смерти.

Дайзан был ошеломлен тем, что не смог разглядеть угрозы в самых близких. Но и предать их он не мог: слишком сильной была его любовь к жене и их рыжеволосой дочери. Сомнения грызли его изнутри, и он долго искал в себе силы простить и принять природу Марлен; а каратели приближались с каждым днем.

Охотники на чаровниц бесчинствовали, отлавливая неповинных девушек, и лишали их волос и достоинства, выставляя перед народом напоказ в порочном виде. Люди говорили, что те, кто противился воле охотников, могли потерять руку или язык, и костры пылали от заката до зари.

Судьба Марлен и Арабелы оказалась в руках Дайзана, и он не справился с этой ношей: он потерял слишком много времени за бессмысленными раздумьями.

Он знал, что Марлен не стали бы трогать: свою красоту женщина легко могла спрятать, измазавшись в золе и одевшись в рваные платья. Но дьявольский блеск глаз Арабелы ни за что не ускользнул бы от липкого взгляда карателей. И лишь Хранителям было ведомо, какой боли и унижению изверги подвергли бы ребенка, если бы разоблачили сокрытую природу ее очарования.

Костры на горизонте горели все ярче, и времени бежать не оставалось.

— Да и смог бы ты сбежать, оставив позади целую жизнь? — спрашивала Марлен.

Марлен знала, что бегство не спасет их семью, а жители Уады не станут браться за вилы ради малышки, которая была рождена колдуньей. У родителей Арабелы не осталось выбора, и, не желая обрекать на муки всех своих детей, они приняли то единственное решение, которое могло спасти жизнь их дочери.

— Я расскажу тебе историю о девочке, которая жила давно-давно, — глотая слезы, шептала Марлен.

— Здесь, в деревне Уада? — сквозь сон спросила Арабела.

— Нет, она жила далеко отсюда и скрывалась в одиноком храме, который стоял на берегу Океана.

— На берегу Океана? Там, где бушуют волны?

— Верно.

— А как звали эту девочку, мамочка?

— У нее не было имени, но ее называли Сокрытая Сумерками.

— Как-как? — Арабела поморщилась.

— Ее называли так, потому что она пряталась под покровом ночи. А пряталась она потому, что обладала особым даром.

— Даром?

— Колдовством. Например, она умела слышать, как разговаривают деревья и цветы.

— Она видела черную и белую птиц?

— Нет, — болезненная улыбка исказила лицо Марлен. — Но она видела, как танцуют звезды.

— Какой прекрасный дар! Но почему же девочка пряталась?

— Потому что люди боялись ее, ведь они не умели ни видеть, ни слышать. И они хотели отобрать у нее этот дар.

Арабела испуганно вздрогнула: — Но ведь она сбежала от них, мамочка?

— Ночь помогла ей сбежать и спастись, — Марлен закусила щеку изнутри. — Она спряталась от людей в храме до тех пор, пока они не забыли о ней.

— А что было потом?

— Потом она вернулась в мир, в котором не осталось ни страха, ни обмана. Она научила людей любить друг друга, и они стали называть ее чаровницей. Потому что она пришла из народа Чар.

— Чаровница больше не пряталась в ночи?

— Нет, она вернулась к солнцу и наслаждалась его теплом. Но она никогда бы не узнала, что солнце может быть таким теплым, если бы не прочувствовала, как холодно бывает в темноте.

— Туда, где ложится закатная тень, не тянется день, но солнце встает из ночи́, чтоб себя обличить, да, мамочка?

— И месяц сверкает в ночи́, как солнце почти, и в сумрак искрятся друзья твои — светлячки, — на всхлипе пропела Марлен. — Спи, моя Арбел.

По материнским щекам бежали жгучие слезы, но ее голос не дрожал — убаюкивал. Она гладила Арабелу по волнистым волосам, и ее яблочно-мятный аромат нагонял на девочку сладкие сновидения.

В те мгновения Марлен казалось, что она готова была бросить все, даже семью, лишь бы не разлучаться с дочерью — малышкой с огромным всепрощающим сердцем.

Марлен могла бы уйти, увезти Арабелу далеко из Уады, но она знала, что, если поедет с дочерью, обречет на опасность их обеих.

— Чаровница гуляла по земле ранней весной, и из-под ее босых ног прорастала трава, — шепотом продолжала Марлен. — А звери говорили с ней на рассвете. И глаза ее сверкали, как аметисты — фиолетовые звезды. Спи, моя Сокрытая Сумерками девочка. Твоя мама сделает так, чтобы ты была в безопасности.

Сердце Марлен болезненно сжималось, но она продолжала петь, а Арабела мирно посапывала в кулачок.

Дайзан разбудил их глубокой ночью, когда молчали даже сверчки. Марлен больше не плакала: она наскоро переодела Арабелу в одежды брата и спрятала рыжую копну волос под чепец. На улице было морозно, но дымное зарево на горизонте разгоняло кровь по венам.

Дайзан и Марлен торопились. Они обогнули деревню по краю, туда, где в лесной чаще собрался обоз, полный свиней и баранов. Отец укутал девочку в теплую шкуру и сел перед ней на колени.

— Не бойся дороги, хорошо? — он нахмурил широкие брови.

— Хорошо, папочка, — Арабела кивнула.

— Дядя отвезет тебя туда, куда не смогут добраться плохие люди. Но ты должна прятаться, понимаешь?

Она понимала.

— Хорошо, папочка, ты только не сердись.

— Я не сержусь, — Дайзан наморщил лоб, прогоняя эмоции. — Я обещаю тебе, мы с мамой найдем тебя, как только плохие люди уйдут. Мы найдем тебя и все вместе вернемся домой, хорошо?

Арабела не злилась и не боялась, она верила каждому родительскому слову. И если они давали ей обещание — они непременно исполняли его.

— Материнский Оберег Любви будет с тобой, — тихо прошептала Марлен и поцеловала дочь в лоб. — Я люблю тебя.

Дайзан подсадил девочку, и она забилась в самый дальний угол. Повозка тронулась не спеша, но Арабела знала, что мать и отец будут стоять у кромки леса до тех пор, пока скрип колес не растворится в тишине ночи.

Примечания

1

Цикл — аналог человеческих лет. Цикл включает в себя больше сезонов: лето, осень, тмиль, зима, и весна.

Тмиль — сезон затяжных проливных дождей между осенью и зимой.