Абсурдная прозаическая комедия в двух действиях и большом количестве сцен.
Действующие лица:
Табарино — молодой полицейский, который так тоскует по преступлениям, что воспринимает дело о вандализме как дело об убийстве.
Кораллина — молодая полицейский, не очень Табарино понимающая, но принимающая все его специфические стороны.
Франциско, он же Капитан — босс вышеописанных. Все расследования скидывает на подчинённых, так как постоянно завален бумажной работой.
Орацио — пострадавший, владелец велосипеда
Изабелла, Виттория, Бригелла, Пьер, Лелио, Алберто — подозреваемые.
Велосипед — убитый.
Вступление
Люди готовы жертвовать собой ради дорогих людей: матери уничтожают тех, кто посмел обидеть их ребёнка; возлюбленный встаёт перед возлюбленной спиной, чтобы защитить от пуль; жена может вечно ухаживать за мужем, который стал инвалидом. И каждый день человек, который искренне ценит другого, совершает небольшие уступки, чтобы сделать жизнь друга лучше. О таком сегодня и будет наша история.
Первое действие
— Чёрт возьми! — сказал Табарино, присев над искалеченным, погнутым и избитым самым безобразным образом велосипедом. — Могу поклясться, что это убийство!
— Хм-м-м-м, — протянула Кораллина и пару раз демонстративно стукнула каблуком, чтобы подчеркнуть свой скептицизм. — А мне кажется, что это просто вандализм.
Табарино, услышав такую возмутительную и явно неверную теорию, подскочил и повернулся к напарнице.
— Это не так!
— Какого чёрта, это просто предмет.
— А вот и нет! — Табарино скрестил руки на груди и посмотрел на Кораллину осуждающе настолько, насколько мог. — Орацио очень из-за него переживает! А если человек прямо убивается по какому-то предмету, то это даёт мне право считать, что он — живой!
Кораллина не сдержалась и закатила глаза, но дальше спорить не стала: по большей части понимала, что состав дела — пока что сущие условности. Табарино горел расследованиями убийств, однако подобных в Джелози было… не было. И вот наконец-то он столкнулся с чем-то, что хоть отдалённо напоминало убийство (хотя немалую роль здесь сыграл самообман), и теперь готовился взяться за расследование.
Пусть придумывает, что хочет, думала Кораллина. Бумаги всё равно всегда оформляла она — ничего ей не помешает написать простое “повреждение чужого имущества”. Зато Табарино себя хоть немного развлечёт (в последнее время он совсем надоел напарнице с нытьём по поводу скучной работы, и Кораллина теперь могла простить ему любой идиотизм, лишь бы он отстал).
— Итак, дело ясно! Я собрал улики!
Кораллина проморгалась.
— Улики?
— Конечно! Это первое, что стоит делать при преступлении!
Кораллина едва сдержалась, что не закатить глаза.
— И что там? — решив подыграть ему, как малому ребёнку, спросила она.
— Что ж. Рядом с велосипедом — почти высохший, но ещё явный след от каблука. Кажется, невысокого. Значит, здесь замешана девушка, причём молодая или хотя бы не очень старая.
— Он мог появиться раньше, знаешь.
— Нет! Велосипед нашли сегодня утром, значит, преступление было ночью, но ближе к рассвету. Он всю ночь стоял во дворе частного дома, где кроме Орацио живёт только его сестра, мать и отец. Никто из них ночью на улицу не выходил. Значит, кто-то специально пробрался сюда ближе к утру, может, часов в пять, чтобы убить его. И для чего-то, я уверен, он специально оставил след.
— Для чего?
— Не знаю… Может, она хотела бросить мне вызов, специально дать подсказку! Возможно, она — новый Мориарти, и воспринимает меня как Шерлока.
— Боже, ты звучишь как наши политики.
— Почему?
— Говоришь какие-то тупые и пространные вещи, которые я не понимаю. Но ладно, окей. Допустим.
Табарино, кажется, был почти готов оскорбиться, но всего за пару секунд решил: если не понимают его, значит, проблема точно не в нём. А в таком случае остаётся только посочувствовать глупости собеседника. Поэтому Табарино продолжил, сделав вид, будто не услышал оскорбления в свою сторону:
— Из-за этого в наш список подозреваемых входят следующие люди… Ты записываешь?
— Нет.
— Записывай.
Кораллина едва сдержалась, что не наступить каблуком прямо на пальцы коллеги.
— Я тебе не Ватсон, сам запомнишь своих подозреваемых.
Табарино помолчал пару секунд, думая, стоит ли разговаривать с таким скептически настроенным собеседником. А потом как человек, который жизненно нуждается в разговоре каждую секунду, продолжил:
— Первыми я подозреваю Витторию, Изабеллу и Бригеллу.
— Бригеллу? Его-то почему?
— Он Орацио терпеть со школы не может. Теоретически между ними мог возникнуть конфликт в последние дни.
— Ладно, звучит логично. А остальные что?
— Виттория — бывшая Орацио.
Кораллина кивнула так, будто всё сразу ясно. В целом, всё и правда сразу стало ясно — она бы сама не отказалась от возможности сломать любимую вещь бывшего.
— Но она не носит каблуки, — всё же заметила Кораллина.
— Да, это проблема. Но, теоретически, она могла специально их надеть, чтобы запутать следствие.
— Изабелла?
— Она просто терпеть не может велосипедистов и прочих. Я вполне представляю развитие событий, при котором Орацио чуть не сбивает её на улице, а она потом приходит мстить. Но тут есть проблема.
Одним движением брови Кораллина показала, что заинтересована. Размышления Табарино были, конечно, крайне смехотворны — но это не отменяло того факта, что говорил он занимательно.
— Изабелла почти не расстаётся с Лелио, значит, преступление они могли совершить вместе. А это значит, что у других тоже могли быть сообщники.
— И кого подозреваешь?
— Пьера и Алберто.
Здесь Кораллина не смогла сдержаться и рассмеялась. Пьер — её давний друг, к несчастью, в неё влюблённый. Они оба были детьми французских эмигрантов, которые, как и все эмигранты, держались вместе, так что дружба детей оказалась неминуемой. История до безобразия прозаичная, но с драматическим изъяном: они дружили с пелёнок, воспринимали друг друга как брата и сестру, но потом он уехал учиться в один университет, она — в другой, затем они вернулись в родной город. Он — увидел её как женщину, новым взглядом, и почувствовал огонь любви в груди. Кораллина — нет. Пьер остался таким же щупленьким, высоким, более складным, но всё ещё почти-братом. На этом дружба как-то дала трещину, но, в целом, отношения у них остались неплохие.
Конец ознакомительного фрагмента.
