12 повестей Марии Французской

Мария Французская

Эти сказочные повести – находка для специалиста и для любителя. По какой-то загадочной причине в истории русского перевода не находилось места для легендарной Марии Французской. Сказки эти не были переведены до сих пор, кроме двух-трех. На все языки переведены, но не на русский. Прашекспировский сюжет, мягкая, пластичная строфа, авторская метрика, причудливость подлинной сказки – чего только нет у Марии Французской… Нежный юмор и скромное достоинство автора – и все это теперь в нашем распоряжении.

Гижмар

Когда рассказ хорош —

там зернышко на дне.

Ты зернышко найдешь, а сладко будет мне.

Счастлива та страна, где добрые дела

Творятся дотемна, и ночь у них светла.

Могучи их цари, и тюрьмы там пусты.

Светлы монастыри, а пастыри просты.

Мы знаем много слов, но лучшие — тихи.

И что нам до ослов, не верящих в стихи?

Хочу вам рассказать негромким голоском

Историю одну, добытую тайком.

Бретонцы говорят: в стране забытых фей

Истории лежат, но ты найти умей!

* * *

В то время правил Хёль,

удачливый король.

При нем — один сеньор.

О нем скажу, позволь.

Прекрасный кавалер звался Оридиал —

Семейный человек, придворных идеал.

С супругою своей он проводил часы —

И дал им Бог детей невиданной красы.

На то и есть Бретань, там имя — как удар.

Девчушку звать Ноган, а мальчика Гижмар.

Уж как их любит мать и ласковый отец —

Но время вылетать из гнездышка, птенец!

И юноша идет на службу к королю.

Все юноше идет — как я это люблю! —

Доспехи, стремена, и скачки, и бои…

Вот были времена любимые мои!

И юноша не ждет,

что грянет волшебство —

Во Фландрию идет, там яростней всего

В огне далеких стран сражался кавалер…

Но был один изъян: на женщин, например,

Он вовсе не глядел, неясно почему,

И ни одна из них не нравилась ему.

Нет, более того: он избегал любви,

Как будто бы и так носил ее в крови.

Уже чуть-чуть смешон

для преданных друзей,

Невинен, отрешен живет наш ротозей.

Но вот пришел домой.

Сестра, отец и мать —

Его наперебой ласкать и обнимать.

Со всеми ровно мил, без радостей иных,

Он целый месяц жил в семье,

среди родных.

* * *

Так можно и пропасть

без видимых причин.

Но есть иная страсть

для подлинных мужчин —

Охота! Наконец, созвали егерей,

И мчится наш юнец

в лесную глушь скорей.

И нож при нем, и лук, и полчище собак.

И что ж он видит вдруг,

плечом раздвинув мрак?

Там на опушке лань стоит, белым-бела.

И олененок с ней. И отступила мгла…

И царственнее всех,

так нежно хороши —

Что снимут тяжкий грех

с измученной души.

Наш воин, наш герой,

наш храбрый юный друг!

Достань скорее свой видавший виды лук.

Да не зови друзей,

и перестань дрожать.

А белой лани —

ей стрелы не избежать.

Спасенья зверю нет. Стрела летит хитро.

Но странный был дуплет —

Гижмар пронзен в бедро.

Он сам пустил стрелу, и кровоточит он.

И к своему седлу

почти что пригвожден!

Он падает в траву…

Пред ним олень лежит,

Во сне иль наяву лепечет и дрожит:

Ты, рыцарь молодой, меня не пощадил.

Я, рыцарь молодой, тебя не пощажу!

Ты думаешь, что ты легонько ранен был?

А я судьбу твою сейчас перескажу.

Ни дикая трава, ни тайный корешок

Не вылечат тебя, кровавый мой дружок.

Заклятья и стихи, врачи наперечет —

Дела твои плохи, и боль не истечет,

Покуда не найдется женщина одна,

Что за тобой пойдет до самого до дна,

До сердцевины сна, до пламени в аду.

Отыщешь — будешь жив.

Гижмар сказал: найду.

Оставь меня теперь! —

мгновение спустя

Шепнул несчастный зверь,

и пало с ним дитя.

* * *

Гижмар с тех самых пор

не может кровь унять

И странный приговор старается понять:

Куда ему идти, в каком таком краю

Искать и обрести кудесницу свою?

И отсылает он, всего в слезах, слугу:

Иди, любезный друг. Я больше не могу.

Я бодрствую во сне — такая точит боль,

Как будто в рану мне

все время сыплют соль.

Скачи к моим родным —

им сердце не солжет,

Но объясни ты им,

что рана смертно жжет…

Слуга собрал добро, поплакал и исчез.

Перевязав бедро, Гижмар уходит в лес.

* * *

Хромая, будто зверь, он вышел по ручью

На бережок теперь — и увидал ладью.

Он смотрит все смелей: кораблик на воде.

Таких-то кораблей он не видал нигде.

Стоит себе один, и не видать других —

Как будто из глубин

он вынырнул морских.

Эбеновая снасть, из шелка паруса —

Готов отплыть, пропасть,

взлететь под небеса.

Наш раненый герой немало удивлен:

За этою горой морей не помнит он!

Не знал, что корабли заходят в этот порт.

И вот уже с земли ступает он на борт.

Чеканка и резьба, и жемчуга гряда…

Ну что ж, сама судьба вела его сюда.

Упасть себе позволь,

чтобы очнуться вновь!

Он забывает боль, он вытирает кровь.

Толкнут тебя тычком —

в александрийский шелк

Ты упадешь ничком,

чтоб не завыть, как волк.

…Кораблик побежал по морю, по волне.

Там наш Гижмар лежал, так думается мне.

Не виден капитан, не слышен экипаж,

А вот корабль летит как призрак,

как мираж.

* * *

Меняется все, захотелось и мне

изменить свой стих.

Кораблик причалил,

как будто бы ветер

внезапно стих.

Страной этой правил давно,

с незапамятных пор

Супруг молодой госпожи,

пожилой сеньор.

Пожалуй, нет горя смешнее,

чем ревность мужей-стариков.

Что-то вроде потери зубов,

или даже нежнее,

это их прорезывание рогов…

Себя не желая признать уродом,

Карауля ночи и дни,

Он выстроил башню

с единственным входом,

Чтоб жена оттуда ни-ни.

Лишь море гладило мраморный

Башенный бок.

Хотя ведь и с моря,

если действовать грамотно,

Кто-то подплыть бы мог.

А в башне — унылой, серой,

Часовню устроил муж.

И ценною росписью — сцены с Венерой —

Украсил ее к тому ж…

Вот старый Овидий —

он нам нужен самим,

Мы любим читать на сон.

А наша пленница им топит камин —

Извини, дружище Назон.

Так вот, нашей даме,

заложнице,

избраннице на века —

Была поблажка положена:

служанка, племянница старика.

Они подружились и жили как сестры,

Как птички в своем раю.

Хотя этот рай и стоял

У пропасти на краю.

Лишь старый священник,

единственный, худенький и седой,

Имел свой ключик

к таинственной двери над самой водой.

Он был им вернее друга,

капеллан им был и слуга.

Такого слуги услуга особенно дорога.

* * *

Но час приближался,

и тем он запомнится

вам сейчас,

Что в полдень проснулся демон,

испытывающий нас.

Юные дамы посмеют

выйти проветриться в сад —

Но не думаю, что сумеют

легко вернуться назад.

Что видят они?

Вот странно:

корабль, пестры паруса.

Кораблик без капитана,

прекрасный, как небеса.

Кораблик все

ближе, ближе,

какой-то полет стрижа!

Но что я, как зритель, вижу?

Несчастная госпожа!

Смертельно бледные обе,

дамы бегут к воде.

Корабль еще не причалил,

встречающих нет нигде.

Служанка на мостик взбегает,

старается не дрожать.

А госпожа выжидает,

и некуда ей бежать.

* * *

Случилось то, что случилось.

Все в жизни пошло вверх дном.

Конечно, дама влюбилась

В Гижмара, объятого сном.

Попробуйте не влюбиться,

Не возненавидеть свой хлев —

Когда перед вами рыцарь,

Прекрасный, как спящий лев.

Он в башне уже очнулся,

Когда наступил рассвет.

Прислушался, оглянулся —

А боли почти что нет.

То жизни серьезный признак:

Боль уходит, как дым.

И женщина, будто призрак,

Склоняется перед ним.

Что делать, что дальше будет?

Как с этою дамой быть?

А вдруг она не полюбит,

Не станет его любить?

Он все-таки иноземец, не знающий языка.

А дама — чужая дама,

хотя, возможно, пока.

Хозяйке прекрасной башни

он говорит напрямик:

Сударыня, мне не страшно,

я к боли своей привык.

Но если, милая дама,

вам меня не спасти —

Выходит, у вас тут прямо

найду я конец пути.

Она его обнимает, целует горящий рот.

Она его понимает —

не всякая так поймет.

К тому же, друзья, к тому же

зажегся огонь в крови:

Она прожила при муже,

не знающая любви.

Вот так заключилось дело,

победу побед верша —

И тело любило тело,

а душу нашла душа.

* * *

Герой и любовь героя,

укрывшись от всех невзгод —

Так прожили эти двое

свой самый счастливый год.

Служанка их тоже не смела

вздремнуть среди ночи и дня:

Служила им как умела

и грелась у их огня.

Ах, милый, единственно милый! —

Шептала дама чуть свет. —

Любить вас с такою силой

Уже моей силы нет.

Но если другая найдется

неведомая любовь —

Душа моя разорвется,

и выкипит моя кровь.

Не бойся, не надо! —

тихо он ей говорит в ушко.

Забыла, что олениха

мне напророчила? Что

Я только с тобою буду

до самого Судного дня,

А если тебя забуду —

найдет моя боль меня.

И дама берет рубашку

из тонкого полотна.

Надень — говорит — мой милый!

И буду лишь я одна

Завязывать хитрый узел

сегодня и всякий раз.

И никакая другая. Такой тебе мой наказ.

А та, что его развяжет,

распутает на груди —

Она пусть тебе и скажет,

что будет там, впереди.

Гижмар ей в любви клянется,

хотя и сам поражен,

Что никто узла не коснется —

ни ножницами, ни ножом.

А все-таки, беспокоясь

о том, чего еще нет,

Он надевает ей пояс:

в застежке — старый секрет.

Кто тайной любви желает,

кто хочет в огне пропасть —

Застежку сперва сломает,

чтоб утолить свою страсть.

…И в тот же день непогожий

Открыли их тайный грот:

Слуга, на крысу похожий,

Нечаянно их найдет.

Как будто бы с порученьем

он тихо шел к госпоже —

А дальше видели только,

как опрометью уже

Бежал к своему господину…

И старый грозный сеньор

Отправился к девичьей башне,

где не бывал с давних пор.

Он в ярости дверь обрушил

из корабельной сосны

И рыцаря обнаружил

в объятьях своей жены.

Ну? — смотрит старик угрюмо. —

Откуда же ты, герой?

На дне какого же трюма

ты прибыл на берег мой?

Тут корабли нечасты,

у этих старинных скал.

За что ты мне дал несчастье,

какого я не искал?

Не всякому удается

грудь старую растерзать…

И что тебе остается,

как правду мне не рассказать?

* * *

Гижмар говорит, как было:

как боль его привела

К берегу, где полюбила

дама его и спасла.

Как видно, судьба превратна,

и случай тут непростой.

Сеньор отвечает: Ладно.

Я понял тебя. Постой.

Ты говоришь, что прибыл

сюда к нам на корабле.

А что же никто не видел

его на нашей земле?

Ты где-то его припрятал?

А место не позабыл?

Гижмар отвечает: Помню.

Кораблик мой там, где был.

Его сейчас же уводят.

Поставили паруса,

И тихо корабль уходит —

плывет себе в небеса.

Плачет Гижмар, рыдает,

даму свою зовет.

А Бог за ним наблюдает,

и корабль — плывет.

* * *

Спустя три дня и три ночи —

родимые берега.

Гижмар и глядеть не хочет.

Но видит: верный слуга,

Что был в тот день на охоте,

он ждал его целый год.

Да где вы еще найдете

друга, который так ждет?

Гижмар кидается к брату —

надежному, как стрела.

Ей-богу, дорога обратно

совсем не напрасной была.

В семье его ждали страстно —

без памяти каждый рад,

Что сын вернулся из странствий,

бесценный вернулся брат.

И мать, и отец хлопочут,

соседи прочат невест.

Но рыцарь смотреть не хочет.

Но рыцарь не пьет, не ест —

О даме своей тоскует, которая узелком

Ему затянула рубашку,

к себе привязав тайком.

Об этом узле новейшем,

как об одной из примет,

Узнало множество женщин,

а как развязать — так нет.

Как только они ни бились —

всех ждал один эпилог:

Ничего они не добились,

крепкий был узелок.

* * *

А что же с нашею дамой

тем временем произошло?

С той дамой, любимой самой,

с той, что излучала тепло,

Которое исцелило

и сердце, и раны боль?

Позволь, расскажу, читатель,

о, ты только мне позволь!

Как прежде, она томится

в башне на берегу.

От мужа во всем таится —

зачем, сказать не могу.

Два года, два долгих года

никто к ней не заглянул.

Едва ли он жив, твой рыцарь,

верней всего — утонул.

Из башни она спустилась,

а как — откуда мне знать?

И вскорости очутилась

на том же месте опять…

Дух этой маленькой бухты

два года секрет таит,

И видит она: как будто

такой же корабль стоит.

Ах, так? Молодая дама

решительно рвется в бой.

Ах, так? И кораблик прямо

летит в простор голубой.

Куда он бежит — не знаю,

куда бегут корабли:

И в Индию, и к Китаю,

и к самому краю Земли.

Но Бог наш корабль направил

в Бретань, а не на Луну.

Сеньор Мерьядюк там правил,

вел небольшую войну.

И вот коменданту форта

видится из окна:

Корабль швартуется гордо,

а на корабле — она.

Она хороша, как фея,

да может, фея и есть?

И воин глядит, не смея

руку судьбы отвесть.

Должно быть, она уважит

сурового сердца стук

И скоро-прескоро скажет:

Сядь ближе, мой Мерьядюк…

Вот гостью, чуть беспокоясь,

к себе пригласил сеньор.

Но что это? Грубый пояс,

странный на нем узор.

Где гладкие женские ножки

хотелось обнять рукой —

Одни лишь пряжки-застежки,

и нежности никакой.

Что это? — спросил он сухо. —

Я должен об этом знать.

И даме хватило духу о поясе рассказать.

Ах, вот вы какого роду! —

досадует наш сеньор.

Я слышал про эту моду

в округе с недавних пор.

Я даже знаю мужчину,

что даст себя растерзать,

Но только бы без причины

рубашку не развязать.

Рубашку?.. Под ней качнулся

и тихо поплыл весь мир.

Сеньор меж тем отвернулся

и кликнуть велел турнир.

Турнир! Вот и все терзанья

окончатся что ни есть.

Кто выиграет состязанье —

тому и дама, и честь.

И женщина ждет и бредит,

и страстно ждет новостей:

Конечно, Гижмар приедет

из облачных областей.

Да вот уж и он — и нету

ни мрака, ни пустоты.

Любимая, ты ли это?

Возможно ли — это ты?

С тревогою наблюдает

за встречей наш Мерьядюк:

Еще одно ожидает

вас испытанье, мой друг.

Велите подать рубаху —

ту самую, со шнурком.

Вот мы и увидим пряху,

что справится с узелком.

Сестра Мерьядюка, в надежде,

пробует в свой черед —

Но узел тугой, как и прежде.

Ничто его не берет!

А фея как ухватила — узнала свой узелок,

И с легкостью распустила,

как вязаный свой чулок.

* * *

Сударыня, Боже, Боже.

Лишь вы это знать могли!

Скажите же, что вы тоже

мой пояс уберегли?

И, трогая понемножку

одно из приятных мест,

Нащупывает застежку —

эмблему вечных невест.

…Вы думаете, смирился

с таким пораженьем наш друг?

Вы думаете, изменился

наш воин, наш Мерьядюк?

Думаете, отдали невестам их женихов?

Тогда вы мало читали

и книг, и старых стихов.

Гижмар говорит Мерьядюку:

Два года вам буду служить,

Но отдайте мою подругу —

мне без нее не жить.

Сто рыцарей встанут по кругу,

и каждый подобен льву —

Но отдайте мою подругу,

я без нее не живу.

Сеньор отвечает грозно:

Я в этом деле судья.

Езжай, покуда не поздно.

А дама будет моя.

Гижмар тотчас покидает

город, что глух, как стена…

А дама опять рыдает, дама опять одна.

Рыцари, друг за другом,

вместе с Гижмаром ушли.

Обижены Мерьядюком воины той земли.

И, хоть Гижмар и не хочет

знать ни мечей, ни щитов,

Но он приезжает к ночи

к тому, кто к войне готов.

Рыцарь подаст ему руку,

и рядом — две сотни рук.

Кто был врагом Мерьядюку —

сегодня Гижмару друг.

Все ясно без перекличек,

все смотрят ему в лицо.

И крепость, где спит обидчик,

и город — берут в кольцо…

Погиб Мерьядюк наш гордый,

как воин, в большом бою.

А Гижмар захватил весь город

и даму нашел свою.

И будут еще реки крови

бежать по черной золе —

Покуда найдут две любови

место себе на Земле.

Но было такое место —

бей, сердце! Трудись, гортань!

Пришли жених и невеста

к нам в маленькую Бретань.