Кошк и Солнц

Мария Фомальгаут

Сколько всего существует Куу?И существует ли он вообще?И кто прячет у себя океан?И как можно говорить ветром?И что делать темноте, которая боится темноты?И зачем человек пришел к четвергам?И куда сбежал кофейник?Осторожнее: Му снова в Сети.И хочет знать правду…Всю правду…

Незаходящее солнце

— Вы убили меня… зачем?

Так пугаюсь, что даже не могу ответить — вы с ума сошли, никого я не убивал.

— Я не…

— Вы убили меня!

— Но я…

— Я доверился вам… а вы… вы…

— Позвольте, позвольте, давайте все по порядку… — стараюсь успокоить незваного гостя, понимаю, что это будет не так-то просто, если не сказать — невозможно.

— Да вы сами… сами посмотрите на это… — он показывает полупрозрачные руки, скользит по комнате, проходит сквозь стены — чопорный господин в чем-то старомодном, стимпанковском, жилетно-фрачно-цилиндровом, и в то же время в этом жилетно-фрачном прослеживается что-то из века айфонов и нейлоновых рубашек…

— Ну что это такое? И как это понимать?

Снова проходит сквозь стену.

Осторожно догадываюсь:

— Вы… вы умерли.

— Как вы догадались…

— Но…

— Это вы… это все вы…

Начинаю вспоминать…

–…вы правда можете отправить меня куда я захочу? — говорит спокойно, вежливо даже, но за этой вежливостью проскальзывает какое-то презрение ко мне, как будто я пыль с его лакированных ботинок, не больше.

— Да, совершенно верно.

Дальше он задает вопрос, которого я не понимаю. Я не так хорошо знаю и чувствую человеческий язык, чтобы осознать вот такое… сколько… сколько чего… почему он должен мне сколько-то там чего-то там, ведь я ничего у него не прошу.

Он тоже не понимает меня, как это ничего не прошу, я должен просить, я обязан просить, этого просто быть такого не может, чтобы я ничего не просил…

Понимаю, что смертельно обижу его, если не попрошу… что? Наугад показываю на круглое и блестящее, даже вспоминаю слово — клок, хотя хочется назвать его — чк-чк-чк-чк-чк — и где-то там в глубине этого чк-чк-чк еще немножко ж-ж-ж и ш-ш-ш.

Он вскидывается, оскорбленный до глубины души.

— Вы… да как вы… да как вы смеете? Да вы хоть знаете, сколько… сколько…

И вот опять это — сколько, чего сколько, не пойми, чего… Он в гневе уходит прочь, понимаю, что я обидел его не на шутку.

Он возвращается, когда я его не жду, да я никогда никого не жду, они приходят сами из ниоткуда…

— Будь по-вашему, — он нехотя протягивает мне чк-чк-чк-чк — безумие… реликвия…

Беру чк-чк-чк-чк, спрашиваю, куда, вернее, в когда он хочет.

Он называет какое-то количество чего-то, я не могу понять — чего, каких лет, каких оборотов вокруг звезды, так их было не тысяча восемьсот, а гораздо больше…

Объясните хоть как-нибудь — умоляю я — поймите хоть как-нибудь, — умоляет он, и чем дальше, тем больше я чувствую, что мы друг друга не поймем, мы слишком далеки друг от друга, как будто даже само время у нас разное…

— Вы сделаете это, — не выдерживает он, — вы вернете меня туда… в империю, над которой никогда не заходит солнце…

Спохватываюсь.

Ну, конечно же.

Все так просто.

Никогда не заходит солнце…

— Будет исполнено, — говорю я, — сию минуту.

— Вы обманули меня.

— Я сделал все, как вы просили.

— Вы убили меня.

— Я не… — хочу сказать, что я его не убивал, спохватываюсь, говорю, — я не хотел вас убивать…

— Тогда какого… какого черта? Где я нахожусь, в конце-то концов?

— Я могу показать вам…

— Так покажите… немедленно!

Он вздрагивает — когда видит свои высохшие останки под палящим солнцем в раскаленной пустыне, он не хочет этого видеть, я чувствую его сбивчивые мысли — какого черта, как, почему, где величайшая в мире столица, где корабли, груженые золотом, плывущие из дальних краев, где чужеземцы, закованные в оковы, согнувшиеся в почтительном поклоне, где…

— Когда… когда это… — он показывает на выжженную пустыню, — когда это… было?

— Будет, — поясняю я.

— Будет?

Я пытаюсь показать ему бесконечно далекие времена, когда мертвая земля прекратит свой стремительный бег вокруг самой себя, застынет, подставляя звезде выжженную пустошь — над которой никогда…

Конец ознакомительного фрагмента.