Зеркаланто

Мария Фомальгаут

Вы знаете, о чем мечтает мечта? А как подстрелить осень? Ну уж хотя бы как стать настоящим средневековым замком, вы точно знаете! Как это нет? Чему вас только учили в школе… Ах да, какая школа, ведь математика сбежала… Ладно, не стойте столбом, помогите дереву перейти дорогу. Кстати, Париж едет в Париж, предлагает составить ему компанию…

…до Прихода Города

Мне показывали в небо, говорили — сан.

Я обещал.

Теперь выполняю своё обещание, показываю в небо, говорю — сан.

На стене висит пустой прямоугольник, на котором написано — родители.

Пытаюсь вспомнить, что было, когда прямоугольник был не пустым — не могу.

…город Золотой… его так и называли, город Золотой, хотя он был не под каким не голубым небом, и прозрачных ворот у него не было, и яркой звезды тоже. Город Золотой — так его называли, когда он бродил по бесконечной пустыне, тщетно пытаясь найти золото, которого больше не было. В детстве меня водили на пустырь, усеянный высохшими деревьями, рассказыали, что когда-то они были зелеными, цветущими и благоухающими, еще когда в пустыне было золото, которое можно было добыть и продать куда-то туда, по ту сторону звезд. Больше с того времени ничего не помню, показывали на небо, куда-то в определнную его точку, говорили — сон или сан, что-то такое, брали с меня обещание, что я своим детям тоже покажу куда-то туда в небо, тоже скажу сон или сам.

Город догадался спускаться в глубину не пространства, изрытого городом, а времени, еще не изрытого городом, в те времена, когда не было никакого города, и золото безмятежно таилось в глубинах пустыни — город снова вгрызался в пустыню, вытаскивал золото без остатка, а потом опускался еще на тысяччу лет назад, когда не было никакого города, и золото…

Разумеется, когда город спускался в прошлое, он исчезал в настоящем, потому что в настоящем уже не было золото, и незачем было опускаться в пустыню с далеких звезд, разворачивать золотодобывающие комбинаты. Исчезали эпохи, исчезали поколения, я жил в минус трехтысячном году до Прихода Города, а на фотографии моих родителей была пустота, потому что они жили в плюс двухтысячном году, вернее, уже не жили, там уже ничего не было, не могло быть. Город неумолимо приближался к тем временам, когда золото только зарождалось в земле, и что город будет делать дальше, мы не знали.

По ночам мне снились миры, которые покупали наше золото, и ичезали, когда город спускался в прошлое и исчезал в настоящем. Исчезали, не успев никого предупредить о проклятом городе, не покупайте у него ничего, ничего, все обман, все исчезнет, все разлетится в прах.

Пару раз я сам пробовал золото — но ничего не понял, в голове замелькали какие-то цифры, какие-то видения, и все. Ну а как ты хотел, говорили мне, это же шифровалщик нужен, расшифровывать, понимать, где тебе. Потом, конечно, наказали, двадцать пять плетей на главной площади, мне выдали эти плети, и я не знал, что с ними делать, и никто не знал.

Когда город дошел до самого начала, которое было одновременно его финалом, — так вот, к тому времени остался я один, по вечерам проверял, как работает город, а потом развлекал себя тем, что листал пустые страницы газет с новостями, которые должны были быть завтра, но их не было, потому что никакого завтра уже не было. иногда перелистывал пустые страницы книг, которые тоже должны были быть написаны завтра, но никакого завтра уже нет.

…так вот, когда город дошел до самого начала, я увидел, как появляется золото — осыпается с деревьев, падает в землю, тает в глубине еще не пустыни. Впервые в жизни я спешился с города, прошел по земле — чтобы сорвать золото с ветки и попробовать его, еще свежее, еще не истлевшее от времени…

Золото нахлынуло на мой разум — жестоко, больно, беспощадно. Я осторожно взял город под уздцы и повел за собой — теперь я знал, что делать…