Один на один. Бессонница

Мария Токарева, 2021

Мария Токарева работает в основном в различных направлениях жанра фэнтези. Писательница известна в сети также под псевдонимом Сумеречный Эльф. Роман «Один на один. Бессонница» принёс автору победу в проведённом порталом «Литмаркет» конкурсе произведений в жанре young adult (янг-эдалт, литература для подростков). Юный герой романа Евгений стал жертвой древнего вампира Асура, после укуса которого сам сделался вампиром. Подросток остаётся один на один со своими проблемами, переживает трансформацию и ощущает постоянный страх перед древним злом. А ещё – перед охотниками на вампиров, которые ищут и уничтожают таких, как он. Но однажды Евгений встречает девушку, которая видит странные сны и тоже испытывает неизбывный страх – перед появлением гостей своего отца. Что их объединяет с Евгением? Оказывается, очень многое, и вместе они могут предотвратить большие беды, грозящие нашему миру. Подробности истории – в книге.

Часть I

Глава 1

Побег

Москва, 2009 год.

«Они близко, ты должен бежать. С уважением, анонимный доброжелатель», — светилось в окне электронной почты. Евгений неподвижно смотрел на монитор. И оцепенение застывало в ледяных руках прикосновением смерти.

Он уже два месяца не улыбался — опасался, что случайно блеснут клыки. Да и поводов для веселья не находилось: более подавленного состояния он еще никогда не испытывал.

Недавно ему минуло шестнадцать лет. Раньше Евгения пугало обычное будущее человека — поступление в институт, работа, старость… Ныне главным страхом, сцепившим сердце и всецело завладевшим разумом, стали охотники. Еще полгода назад он не догадывался о смерче, закрутившем судьбы горстки безумных храбрецов и существ, которые отличались от людей. Существ, что считались проклятыми за клыки или звериную силу, более того — подлежащими уничтожению. Раньше ему не приходилось выбирать сторону. Да и оставили ли ему выбор?

Он пугающе изменился: красные глаза, сизо-белая кожа и поседевшие волосы слишком отличались от прежнего образа черноволосого загорелого подростка. Мог ли он и дальше маскироваться под человека? Вряд ли, о чем и кричало уже сотое письмо от этого «анонимного доброжелателя», нашедшего его вскоре после… инцидента.

Поздняя февральская прогулка обернулась катастрофой. Кто напал? Как? Евгений помнил смутно и далеко не сразу поверил, что злая судьба свела с вампиром, существом из сказок, готических романов и игр. С того вечера он ни на минуту не мог забыть о своей печальной участи, о своем роке. И не представлял, что делать дальше.

Когда Евгений очнулся в холодной луже у сугроба, то поразился, почему мир вокруг видится в ярко-алых тонах. И почему все тело пронзает необъяснимая боль. Она не прибивала к земле, а заставляла идти дальше, шататься по улицам, ползти домой.

— Кто я? Кто? — бормотал он, бредя по темным дворам и поминутно хватаясь за шею. Небольшие ранки затянулись, остался только сумбурный ужас полустершейся памяти о случившемся.

Потом он метался в бреду два дня. Родители списывали на простуду. Потом… начались изменения, которые он, повинуясь некому первобытному ужасу, скрыл: купил на карманные деньги линзы и краску для волос. Сказал, что теперь принадлежит к субкультуре готов. Клыки же удлинялись медленно и болезненно, точно у него резались новые коренные зубы. И с тех пор он больше не улыбался.

Дома на его причуды уже давно махнули рукой. И порой хотелось закричать матери и отчиму: «Да вот он я, вот! Вы не видите?» Наверное, ради этого он и примыкал то к одной, то к другой субкультуре, писал стихи; чуть раньше, лет в двенадцать, скакал по крышам гаражей — искал любой способ достучаться. И только больше отстранялся. Теперь уже намеренно, боясь навлечь беду на их дом.

«Беги, они близко. Близко», — твердили письма от «анонимного доброжелателя». Евгений не хотел воспринимать всерьез этот навязчивый спам. Но сам временами чувствовал, как возле дома проносятся смутные тени, чувствовал уже не как человек, а иным непонятным инстинктом. Они искали монстра, пока не догадываясь, что в квартире на первом этаже долгими ночами лежит без сна скованный страхом мальчишка. Вампир.

Уже два месяца Евгений обливался холодным потом, когда раздавался звонок в дверь или сигнал домофона. Учащавшиеся с каждым днем расспросы родителей тоже все больше тревожили. Похоже, они постепенно догадывались, что он не носит линзы и не красит волосы. Или просто хотели узнать, что с ним происходит.

«Сложный период взросления», — так говорили о подобных поступках его сверстников. Чтобы скрыть клеймо зверя, он часами сидел в своей комнате, прогуливая школу, задвигая дверь диваном. Торчал в пустом угрюмом помещении, напоминавшем безликий гостиничный номер.

Пару лет назад он решил, что уютная спальня с моделями кораблей и фигурками динозавров на полках слишком отдает детством. За что он ненавидел эту пору? Не сказал бы точно. Как будто завидовал сам себе за беззаботность и наивность.

А может, за то, что в этом далеком и неуловимом времени, в детстве, их с матерью бросил отец. И через два года пришлось звать незнакомого дядю папой. Он был противным и остался в памяти пятилетнего Евгения силуэтом, который заносит руку, а потом ударяет маму по лицу.

— Тупая курица! Тупая! — орал он.

— Ты не работаешь! И еще обвиняешь меня? — визжала мать.

— Да где сейчас работать, а?! Тупица! Давай деньги, тварь!

Он бил маму! А Евгений отчаянно плакал в своей комнате в окружении игрушечных динозавров, равнодушно скалящихся пластиковыми клыками. Он не до конца понимал, что происходит, мама до сих пор не рассказала, с кем и почему тогда связалась. Почему этот «гадкий дядя» не работал и бил. Расспрашивать не хотелось. Страшно было узнать что-нибудь похуже того, что схватило зыбкое детское восприятие.

Вскоре после скандала этого «недопапу» выгнали. А еще через год появился незнакомый дядя в квадратных очках, которого снова велели звать «папой». Вежливый и черствый, он никого не бил, даже наоборот — дарил игрушки и возил на море каждое лето. Как по часам, как по расписанию. Но «папой» Евгений уже никого называть не хотел, как и пускать в душу. Лет с семи он привык жить без особой теплоты, словно тогда какой-то вампир незримо укусил его сердце, и оно покрылось коркой льда.

Может, и к лучшему, потому что мысль о побеге все чаще посещала отяжелевшую от дум голову, с каждым новым письмом формировалась все отчетливее. Выражение «мой дом — моя крепость» больше не имело смысла: охотники не гнушались вламываться без стука, словно грабители. В погоне за очередной жертвой они часто вскрывали замки, по крайней мере, так значилось в одном из писем «доброжелателя», и у Евгения были все основания поверить.

Похоже, работали они всеми методами, которые считали эффективными в борьбе с зубастыми тварями. Евгений и сам горячо желал, чтобы они добрались до монстра, который его обратил. Но ощущал, что первым сгинет именно он. Как более легкая мишень.

Он сидел, невидящим взглядом уставившись на плотно задернутые зеленые шторы, и вертел в руках стакан с цветными линзами; в нечетком отражении увидел свои глаза и нервно вздохнул, в сотый раз ужаснувшись.

Он еще дышал и не знал, не ждет ли его окончательное превращение в живой труп, как писали в книгах. Недавно случилось прочитать «Участь Салема», где говорилось, будто вампирам доступен только голод. Любовь, страх и сострадание покидали их. Ждало ли это новообращенного в скором времени? Голод он уже ощущал, боясь признаться в этом самому себе. Тягучий, нечеловеческий, голод туманил разум. А сострадание… Он ни к кому не привязывался с той самой поры, когда сидел на полу в окружении пластмассовых динозавров.

— Женя, по пивасу? — предлагали те, кто назывался друзьями. И он соглашался, бессмысленно тусуясь за школьной оградой.

— Женя, пошли на дискотеку? — приглашали его девушки в последний год. И он не в такт дергался с очередной развязной подружкой под оглушающую музыку.

Нет, ради этих людей он бы точно не остался, не изменил решения. Его ничего не держало. Разве что родные… Но он столько от них скрывал, что устал, приходя домой безмолвной тенью, прятаться в свой бункер, пустую холодную комнату. Чтобы никому не мешать, чтобы не отвлекать отчима от дел, как говорила раньше мать. Ведь у этого «папы номер три» даже вечером до поздней ночи велась важная переписка с коллегами, заключались какие-то договоры. И Евгений просто не имел права шуметь, он даже играл всегда безмолвно. Потом и не стремился особо болтать или слушать громко музыку, уже требовал, чтобы его не отвлекали от учебы или фильмов. Так он превратился почти в тень, призрака своей комнаты. Скрывался до превращения, скрывался и после.

«А что изменится, если я сбегу? Они близко… Близко. Уйду ли я от них? И куда?» — думал Евгений, проклиная «доброжелателя», который слал предупреждения, но не помогал. Страх ползал по спине холодными лапками снежных муравьев.

— Что если… испробовать свою силу хищника? — шепотом спросил собственное отражение в стакане Евгений и задумчиво закусил серьгу-кольцо на нижней губе — глупую деталь, которая отлично вписалась в облик нечеловеческого существа. У него была крупная нижняя губа и слишком тонкая верхняя, отчего ему казалось, что клыки едва скрываются. Прятать их до конца жизни он бы точно не сумел. Другой вопрос, когда обещал настать этот конец.

«Если уж бегать от кого-то, для начала неплохо бы раздобыть меч или пистолет», — подумал Евгений, но это не имело смысла. Он все равно не умел фехтовать. Хотя в сложившейся ситуации пригодилось бы любое оружие.

Отчим хранил в сейфе под замком старое охотничье ружье. Этот человек в квадратных очках в свободное время неплохо стрелял, уходя в леса вместе с членами клуба. Но пасынка с собой не брал и надежно прятал ключи от сейфа. Значит, из возможного арсенала оставался только набор кухонных ножей. Глупо и ненадежно! Не стоило тратить время, чтобы незаметно пробраться на кухню.

«Если остаться? И рассказать им все?» — спрашивал себя Евгений, но ответ вылетал из подсознания отчетливо и ясно: тогда они сдадут в дурдом. Первым, конечно, возмутится отчим, а мать просто согласится с ним. С этим «третьим папой», который их всем обеспечивал, она никогда не спорила.

Если бы и без того чудаковатый сын заявил на полном серьезе, что он превратился в вампира, она бы точно отвела его к психиатру. А там — кто знает — его сдали бы на опыты в тайную лабораторию. Или еще что-нибудь. Ничего хорошего не ждало при любом раскладе, это он понял еще два месяца назад. Теперь смятение переросло в панику, достигнув критической точки, когда потребовалось принять решение.

Евгений не знал, когда лучше бежать — утром или ночью? Когда патруль или отряд «охотников» чаще всего прочесывает улицы? Вероятнее всего, конечно, делали они это по ночам. Днем, Евгений чувствовал, голод вампира притуплялся, позволял понемногу, через приступы тошноты, глотать обычную пищу. Вероятно, не у него одного так протекало превращение.

Во всех книгах писали, что днем вампиры искали укромные места и спали. Он же в светлое время суток цеплялся за свою человеческую сущность. И порой даже верил, что все пройдет само, если об этом забыть, если поверить, что все ему почудилось. Хотя он не находил никакого логического объяснения, почему у него выросли клыки. Он излазил множество сайтов в надежде найти схожие симптомы у какого-нибудь известного заболевания, генетической поломки или… чего угодно. Но только до последнего не верилось в легенду о вампирах, несмотря на многочисленные письма. Днем не верилось.

Ночью же некая сила все больше требовала выхода, шептала в беспокойных снах, что в соседней комнате лежат два аппетитных мешка с кровью. Да-да, два очень аппетитных мешка! Начать следует с отчима, для позднего ужина он подойдет как нельзя лучше. Потом можно добраться и до матери.

И Евгений просыпался от собственных сдавленных криков, понимая, что однажды голос безумия захватит рассудок, и очнется юный вампир уже над бездыханными телами тех, кто его вырастил.

Бежать! Он посмотрел на шторы, боязливо отодвинул одну, вглядываясь в ночную мглу. Утром он все равно не сумел бы быстро передвигаться: с каждым днем глаза все с меньшей радостью воспринимали яркий свет, а кожа плохо реагировала на тепло, покрываясь красными пятнами.

«Они уже близко. Беги», — твердили бесконечные письма. И Евгений опасался, что из дома его гонит тот, кто сделал с ним это. Тот, кто обратил его, утоляя свой голод. А может, тот, кто знал путь к спасению? Или же выманивали сами охотники, но вряд ли эти загадочные мрачные типы скинули бы подробную карту, где отмечались их маршруты.

— Если решил, значит, решил, — твердо объявил себе Евгений, вставая посреди комнаты. Небольшой рюкзак он собрал меньше чем за полчаса, снова задвинув дверь диваном, чтобы никто случайно не вошел.

Промедление казалось преступным: чем глубже мир погружался в объятья ночи, тем отчетливее охватывало волнение, недовольство. Голод. Или, вернее сказать, жажда. Превращение в тварь мрака почти завершилось, незаметно, но неотвратимо.

«Два мешка с кровью, неужели не хочешь попробовать? Чуть-чуть для начала, — убеждал сладко-приторный голос. — А потом тебе понравится».

— Вперед! — шепотом приказал себе Евгений, становясь на подоконник. Повезло, что они жили на первом этаже. Он застыл на некоторое время, а потом спрыгнул, не оставив ни записки, ни свидетельства, что жив. Жив ли? Уж точно не в привычном смысле слова.

Вероятно, он был не первым и не последним из тех, кто становился чьей-то жертвой, кто сам обращался и потом обращал других. Но прятаться за зелеными шторами, дожидаясь непоправимого, не имело смысла.

Он убегал, чтобы узнать, какому миру теперь принадлежит. Миру своего палача и миру «анонимного доброжелателя», который нашел его, хотя Евгений давно никому не давал адрес электронной почты. Этой ночью он ушел ото всех, покинул прошлую жизнь и самого себя.

Глава 2

Голод

Солнце слепило даже через темные очки, заставляя щуриться. Обостренное обоняние раздражал ядовитый запах дешевой краски — коммунальные службы старались над цоколями многоэтажек и низенькими заборчиками вокруг голой земли будущих газонов. До слуха долетали голоса растекавшихся по улицам людей. Они жили, еще жили. Они ничего не знали, не подозревали о том мире, который существовал за пределами их восприятия. Евгений, себе на беду, узнал.

В душе бушевал пожар. Страх и упоение свободой смешивались со стремлением в неизвестность и отчаянием перед бесцельностью дерзкого побега. Да не такого уж и дерзкого… Нечего было строить из себя героя.

Безоружный загнанный мальчишка, он думал, где бы раздобыть пару боевых ножей или пистолет. Но каналов не знал, поэтому просто двигался в неизвестном направлении, стараясь держаться в тени.

В минувшую ночь он никого не убил: голод притупился страхом. Но в нем мало-помалу просыпался истинный вампир. Тайный информатор, «доброжелатель», объяснил в первом же письме, что в мире полно вампиров и оборотней, но большинство из них ничем не отличается от людей, не считая повышенной силы и выносливости. Они появились вроде бы в результате какой-то мутации, хотя их все равно временами отстреливали за нападения на людей. А иногда превентивно, на всякий случай, если закрадывались подозрения.

«Отбитые типы эти охотники, скажу я вам», — подумал тогда Евгений, но ничего не ответил. Он вообще не отзывался на сообщения «доброжелателя», а тот слал новые и новые письма с верными ответами на вопросы, возникавшие в голове юного вампира. «Истинного вампира» — существа, которое не могло обходиться без свежей крови.

«Дело плохо, ты попался одному из самых опасных существ, древнему вампиру, асуру, который, похоже, решил, что в вашем мире можно подсобрать несведущих неосторожных людей для расширения своей армии монстров», — значилось в одном письме, из чего Евгений сделал вывод, что на него напала тварь из другого мира. Какого, чтоб им всем провалиться? Не хватало еще узнать про вторжение инопланетян. Асуров… Вампиров. Да какая разница?

Незримый советчик не отвечал, но явно куда-то вел, преследуя свою цель, и не задумывался, что Евгению с каждым днем — ночью — все тяжелее бороться с собой. Юный вампир испытывал к себе жалость, одновременно проникаясь все большей неприязнью к окружающим. Невольно они обвинялись во всех злоключениях. Тело почти не боролось с прогрессирующим превращением. Страх случайно убить мать и отчима улетучился, и вместе с ним словно пал последний барьер.

Кружилась голова, охватывало необъяснимое стремление. И все еще не хотелось признаваться самому себе, что его душит жажда крови. Евгений шел, глотая холодную вязкую слюну.

Между тем начало смеркаться. Ослепляющее солнце, отражавшееся от темных стекол очков, закатывалось за горизонт. Евгений весь день бродил по городу, не испытывая потребности в отдыхе.

Ноги не уставали, точно совсем не касались земли. Он шел и шел, втягивая воздух — охотники не бродили рядом. Информатор говорил, что они, объявившие войну детям тьмы, сами не люди. И Евгений чувствовал, как от них исходил отдаленный особенный запах. Он точно очутился в мире диких зверей, где чуткие носы определяют границы территории.

Здесь же врагов не ощущалось. Евгений бродил по окраинам у кольцевой дороги, а его, похоже, все еще разыскивали в родном районе. Он вырвался на ход вперед, или ему просто дали фору, загоняя в мышеловку. Ночь обещала дать ответы на незаданные вопросы.

Розовато-оранжевые тени перечерчивали весеннее небо, солнце отражалось в окнах домов. В вышине нечеткой каймой проступил серп полумесяца. Евгений продолжал путь без пункта назначения, просто ожидая, что случится с ним дальше. Или же его кто-то вел, потому что с каждым мигом в голове нарастал жуткий бессловесный вой, отпечатанный туманными образами: «Это безумие… Безумие! Безумие!!!»

Кто-то звал. Хозяин. И так по кругу, то громче, то тише в переливах скрежещущей мелодии. Сизая кожа покрывалась фиолетовыми прожилками, которые отчетливо проступали на дрожащих руках. Становилось тяжело дышать, ноги подкашивались, а перед глазами плыли круги, отчего Евгений все шире открывал их, ощущая приступы тошноты. Сердце жадно рвалось из груди, стуча, словно таран, силящийся проломить ворота. Лопнуть бы ему и застыть навечно, чтобы живой мертвец утратил последнюю связь с миром людей.

«Приди! Приди ко мне! Царь чудовищ, вечный царь, зовет тебя! Безумие!» — мелодия сменялась гулким пением, переходившим в рык. Нечто пугающе придвинулось и ударило в спину незримой рукой, прорезав разум ослепляющим ярким светом. Черным светом, поглощением звуков и теней.

Мир потерял цвета и контуры, остались лишь черно-белые очертания. Страх сковал тело, но Евгений чудом устоял на ногах, видя в сужавшемся туннеле своего разума печально застывшего мальчика в окружении пластмассовых динозавров. Малыш поднял глаза и с отвращением поглядел на то существо, в которое обратился спустя годы. Потом дверь призрачной комнаты с треском захлопнулась, лишь динозавры обрели реальность, скалясь из тьмы белыми клыками опаснейших монстров.

Вскоре наваждение будто бы отпустило. Евгений бессильно упал на колени, с наслаждением вдыхая наполненный бензиновым смрадом воздух возле скоростной магистрали. Еще через миг его стошнило, словно организм исторгал из себя остатки человеческой пищи, которая комком лежала в желудке со вчерашнего дня.

Прохожие не обращали никакого внимания на скрюченного подростка с белыми волосами. Некоторые шарахались с недоверием и страхом от «неформала», видимо, считая его пьяным.

О да, ему требовалось напиться, но не дешевой бормотухой из ларька. Все его существо выкристаллизовало в мозгу единственную мысль: «Мне нужна кровь». И после этого признания самому себе глаза выхватывали встречных уже не как людей, а как огромные бурдюки с кровью.

— Нет! Какой… какой… кошмар, — шептал Евгений.

Кошмар, хотя он всегда ненавидел людей. Ненавидел как подросток, не знающий, где найти свое место в этом огромном непонятном мире. Мире взрослых, которые бьют своих женщин или же возят их на курорты, не умея иначе проявить хоть каплю теплоты. Взрослых, которых он теперь мечтал уничтожить, съесть. Да и не только их. Для зверя, сидящем в нем, подошел бы кто угодно: такой же тщедушный подросток, или маленький ребенок в песочнице, или вообще младенец в коляске — все равно. Просто в высоких грузных мужчинах плескалось больше желанной алой субстанции. Возможно, стоило тайком ограбить донорскую станцию по забору крови. И все бы прекратилось, улеглось, отпустил бы нестерпимый голод. Этот вариант мелькнул последним отголоском разумности.

«Кровь, отданная добровольно, не подойдет. Убей и стань моим», — убивая надежду, нашептывал голос, сливавшийся в диафильм страшных картинок.

Пусть Евгений и ненавидел людей, но не мог бездумно накинуться на любого встречного. Впервые за годы своей старательной мизантропии он понял, что никогда не хотел никого убивать. Он боялся! Но слабая воля едва боролась с пробуждавшимся зверем.

Евгений с трудом поднялся на ноги, перешел улицу, но понял, что готов снова упасть, поэтому прислонился к шершавой стене продуктового магазина, царапнув ногтями по стеклу безликой витрины. Ногтями… Или уже когтями? Пластины на концах пальцев изменялись, удлинялись и уплотнялись. Превращение вступало в заключающую стадию. А Евгений просто стоял и ждал чего-то.

Постепенно дыхание выровнялось, он огляделся по сторонам: нет, вроде бы люди больше не виделись баками с кровью. Только что это меняло? Он был вампиром! Он хотел есть.

«Дождусь ночи, тогда поглядим. Кровь! Мне нужна кровь, иначе я погибну, — прошептал некий утробный голос внутри его затуманенного сознания, а человеческая часть личности возопила: — Какой ужас! Нет! Не-е-ет!».

Лицо исказила гримаса глубочайшего страдания, горечи, неизбежности. Тяжелое ожидание разъедало разум, страхом резанула мысль об «охотниках». Но чем плотнее сгущались сумерки, тем яснее ощущались желания кровопийцы. Угрызения совести меркли, стирались, как неправильно решенные уравнения со школьной доски. Все решилось неправильно, все тождества и аксиомы потеряли значение два месяца назад.

Вскоре спустилась ночь. Нет, не ночь — темнота. Она окутала бархатным плащом и оказалась невероятно теплой и успокаивающе чудесной. Усталость исчезла, сердце наполняла всепоглощающая алчность. Вампир торжествующе улыбнулся, первый раз за много дней не опасаясь показать острые клыки. Он не собирался убивать, пока был не готов, но разве это запрещало немного утолить голод? Напиться вволю крови — до чего заманчиво звучала эта фраза.

Различая лишь черно-белые силуэты с пульсирующими красными жилками, хищник двинулся вперед по обезлюдевшим улицам. В ушах гремели барабаны и визжала электрогитара. Становилось необычайно весело, пальцы сгибались и разгибались от жадности.

— Кровь… Есть… Царь чудовищ… Зовет меня… Кровь, есть, еда! Найти! Найти и съесть!

В домах вокруг зажигались огни, подобные мерцанию светлячков, прилипших к поверхности воды, в которой ночью отражался мрак. Люди боялись его. Они всегда отгораживались плотными шторами от тех, кто бродил во тьме. С древних времен они боялись мрака и того, что в нем обитало. Зато вампир ликовал.

Страх исчез, Евгений ощущал небывалую мощь, вместе с которой приходили бесстрашие и наслаждение свободой. Не оставалось законов и запретов. Отныне он жил на другой стороне мира, на другом полюсе времени суток. Темнота все плотнее охватывала мир, часы перевалили за полночь. Пустыня города расстилалась пред злобным взглядом.

Случайно взбаламутив ногой стылую гладь мутной лужицы на асфальте, Евгений — нет, вампир — обнаружил, что перестал отражаться в воде. И, вероятно, в зеркалах.

— По всем законам жанра, — рассмеялся он, испытывая все нарастающее веселье. В голове необъяснимо громыхнули куски ржавого железа, визжащим стуком перетирая друг друга. Все мысли и сомнения сметал неподдельный всепоглощающий голод. Губы дрожали жадным вопросом: «Где? Где моя жертва?»

Но на улице никого не было. Он опоздал, проторчав скрюченным червяком у магазина битых два часа. Да и нападать на толпу народа все равно не отважился бы. Он упустил время, когда по одному пробирались от метро и автобусных остановок последние усердные работники, но еще не настала пора возвращения обитателей ночных клубов. Это понимал человек, а голод вампира только усиливался, заставляя злиться. Ноздри жадно тянули воздух, ища «бак с кровью». И наконец учуяли!

Дальше Евгений почти ничего не помнил. Он отключился, был отодвинут на второй план, как выцветшая декорация. Тот, другой, поющий гимны царю чудовищ, выступил вперед, разрывая тьму ночи. Мелькнула пыльная улица, задворки между гаражами. Запечатлелось ощущение бешеного исступления. Блеснули когти. До этого вечера он не догадывался, что обладает когтями, но разум не контролировал действия тела.

Вопль! Жертва! Короткий крик разрезал тишину проулка, когти вцепились в извивающееся тело, не давая сбежать. Должно быть, человек припозднился, копаясь в моторе своей машины на темной пустынной стоянке с «ракушками».

Темнота! Освещенных окон не осталось, ни в городе, ни в мире, ни во всей Вселенной. Звезды гасли, сквозили пустотой только черные дыры, из которых доносился рев чудовищ. Царь чудовищ, вечный царь, аплодировал своему неофиту.

Вампир утащил человека в глухой закоулок, где нашла пристанище свора бродячих собак, до смерти перепуганных вторжением монстра. Рычание зверей сливалось с рычанием вампира. Слабо доносился жалкий хрип человека, не понимавшего, что происходит. Язык жадно скользнул по соленой коже шеи, клыки прорезали вену и окрасились багрянцем. В лицо брызнула кровь. Все тело напряглось, наполняясь неведомой силой. Захлестнуло знакомо-незнакомое ощущение тоски по миру, ненависть к человеческим существам. И радость насыщения.

Сознание молчало, не переставая принимать тайные сигналы сотен голосов. Померещился взметнувшийся круг синего пламени, отделившего вампира и добычу от остального мира. Мысль о недопустимости убийства казалась далекой и смешной.

Неистовый вопль жертвы превратился в жалобный стон. Вокруг слышался вой собак, но не злой и не гордый — скованный оцепенением ночного кошмара, истеричный лай, тщетно взывающий к милосердию. Евгению мерещилось, будто он спит, не верилось в реальность чудовищных действий. Но как прекрасен оказался первый глоток! Стоило лишь начать, и каждый последующий приумножал сладостно-ядовитое блаженство. Пустота голода постепенно исчезала, но ей на смену рвалась агония душевной пустоты, бередящей иной неутолимый непонятный голод. Оголенные нервы били током, как сорванные ветром провода. Вновь просыпался страх перед самим собой.

Внезапно… раздался выстрел! Настоящий, не спецэффект в кино и не праздничная хлопушка. Это был выстрел, за которым последовало точное попадание между лопаток.

Кожу обожгло неприятное щекотание, но Евгений не отпустил жертву, продолжая торопливо глотать кровь, недовольно шипя. Через миг он ощутил, как кожа на спине сама собой выгнулась, буквально выталкивая пулю. Входное отверстие и внутренние повреждения неимоверно быстро зажили.

— Проклятье! — раздалось недовольное восклицание. — Похоже, мы наткнулись на «истинного»!

«Охотники!» — мелькнула мысль, которая, по идее, должна была напугать до потери сознания. Он страшился этой встречи два месяца, а теперь испытывал только раздражение — ему не дали закончить долгожданную трапезу.

Вампир отбросил на лысый газон еще живого человека и повернул голову. Должно быть, выглядел он омерзительно и устрашающе: с обнаженных клыков по лицу стекала кровь, пальцы с когтями гнулись стальными крючьями, из горла рвался недовольный звериный рев. Но на него непоколебимо уставились мерцающие в темноте синие глаза охотника.

— Дарк, поддай огоньку этому уроду! — кивнул ему другой силуэт с такими же мистически синими глазами.

— С удовольствием, Хантер, — хохотнул этот некто, откликавшийся на позывной Дарк.

«Да они тоже вампиры или близко к тому!» — понял Евгений. Сознание постепенно прояснялось, а вместе с ним возвращался испуг, который испытывал и зверь, сидящий в теле тощего мальчишки.

Он зарычал, утробно, гулко, подобно хищнику, у которого отняли добычу. Вскинув руки с когтями, он накинулся на охотников, но Дарк легко отразил неслабую атаку. Чем? Ножом? Тоже когтями? Молниеносность приема не позволила разглядеть. И вот тогда Евгений осознал, что должен бежать или нападать. Он резко подпрыгнул, взвившись в воздух, и закружился штопором, нанося с разгона удар не то Хантеру, не то Дарку, одной из злобных теней, маячивших в темноте.

— Тварь! — крикнул охотник, заслоняясь руками, но глубокие отметины на предплечьях через миг затянулись, оставив только изодранные рукава толстовки и лохмотья кожаных наручей.

— Дарк! Не зевай, салага! — крикнул напарнику другой, Хантер, нанося вампиру сокрушительный удар самым настоящим длинным мечом. Евгений не успел уклониться; этот второй явно был более опытным и уже встречал «истинных». Уже убивал!

Меч врезался глубоко в левый бок. На миг охватила растерянность, ощущение непоправимого ущерба. Но тут же пришло торжество — отметина исчезла, только легкая черная водолазка колыхалась на ветру вспоротой тряпкой.

— Тварь поганая! Плохо дело! — прорычал Хантер, добавив еще пару крепких словечек. — Заряжай зажигательные, быстро!

Дарк выхватил револьвер и мгновенно втиснул в барабан несколько патронов. С такой скоростью не заряжали оружие даже в самых неправдоподобных вестернах. Но и сражались на темной улице вовсе не люди.

Вспышки искр слабо озарили мрак, пули устремились прямо в цель, но вампир хищно ухмыльнулся, пока Евгений паниковал на задворках сознания, и пружиной оттолкнулся от мостовой, поднимаясь высоко в воздух. Смертоносные куски свинца врезались в бетон ближайшей стены, хлопок выстрела рассеялся в ночи.

Вскоре внизу поплыли крыши домов. Значит, не казалось, будто ноги оторвались от земли. Он действительно летел! И Евгений перестал паниковать, доверяясь своей второй сущности.

— Треклятый урод! Упустили! — раздосадовано грозил кулаком с земли Дарк, вновь целясь из револьвера, но тщетно. Похоже, он-то летать не умел, поэтому оглашал ночь яростными возгласами, как сторожевой пес, упустивший вора. Евгений поднимался все выше и выше, так высоко, что не достали бы ни пули, ни стрелы.

— В ближайшее время бросим все силы на борьбу с этой тварью, пока не уничтожим. Не хватало еще отродья асуров на улицах Москвы, — со спокойным расчетом бывалого воина констатировал Хантер. — Не сомневаюсь, на следующую ночь он снова выйдет за пищей, хочет того или нет.

— Ладно, надо бы вызвать скорую для этого бедняги, — вздохнул Дарк. — Мы успели вовремя.

— Нет, не успели, совсем не успели. Просто эта тварь пока сама боится убивать, — невесело заключил Хантер.

— Значит… в нем еще осталось что-то от человека?

— Это не имеет значения. Запомни! «Истинным» вампирам уже не помочь.

Наслаждаясь обостренным чутьем, Евгений отчетливо слышал голоса, паря в ледяной вышине. Серп полумесяца казался ближе и крупнее. Все воспринималось, как в одном из видений, где он не то парил, не то тонул. Эти сны пугали в детстве, потому что часто полет превращался в бесконечное падение.

Теперь же он свободно летел и радовался, что отделался от «охотников». Очевидно, только до следующей ночи. Его гонка на выживание началась по-настоящему.

Глава 3

Зеркало

На проводах раскачивались вороны, под ними гудел проснувшийся город, а с неба летел мокрый снег. До вечера оставалось еще немало времени, и Евгений истерически радовался, разглядывая свое отражение в стекле витрины.

«Может быть, все, что произошло вчера — просто ужасный сон?» — думал он. И раньше ему приходилось блуждать в кошмарах по запыленном улицам запретного града, в котором царил вечный мрак. И раньше чудились языки пламени и ощущение полета. Сон, все только сон, который бесследно прошел. Слишком реальный сон. Еще оставалась слабая надежда, Евгений с большей охотой поверил бы, что сходит с ума. Но два месяца — достаточный срок, чтобы убедиться в реальности превращений. Ночью — монстр. Днем — человек, изнывающий от отчаяния и одиночества.

Днем голод проходил, даже свет не резал глаза. Единственное, в чем по-настоящему нуждался Евгений, были ответы. Ему требовался кто-то, способный объяснить творившиеся с ним ужасы и помочь вынырнуть из тягучего рабства бесчеловечных желаний.

«Они меня убьют. Охотники найдут меня. Но раньше я кого-нибудь убью. И еще этот голос, который зовет…» — думал Евгений, и его вновь обуял страх. Казалось, точно он поселился на перекрестке двух миров, как между молотом и наковальней. Он и его темное отражение. Нахлынула волна паники, и перед глазами разверзлась черная бездна. Будущее отрезала острая бритва неопределенности. Пространство съежилось до размера зрачка и исчезло в вулкане красных глаз, наполненных болью и тоской.

Внезапно мир зловеще растекся пикселями и растрескался, как поврежденный монитор. Люди и машины исчезли, только вороны неизменными стражами города покачивались на проводах. Евгений испуганно сжался, озираясь по сторонам.

Он не узнавал свой город, не узнавал улицы и дома — все выглядело нереально-сизым, подернутым помехами, как на поврежденной пленке. Здания привычно громоздились бетонными параллелепипедами, но изменили очертания и расположение. Вместо витрины с полузеркальным стеклом перед носом выросла глухая стена, разрисованная черно-белыми граффити. Свет солнца поблек и растворился. Этот перевернутый искаженный город жил во власти вечного тумана.

— Добро пожаловать на Зеркало, тварь! — раздался зычный голос, и вместе с ним — выстрел. Зажигательный патрон прочертил вязкий воздух, и Евгений успел уклониться. Пуля жадной осой впилась в темную стену, не достигнув головы вампира, который стрелой кинулся в сторону, уходя из-под огня.

В сизом тумане он снова видел синие глаза охотника, очевидно, Дарка. При свете сумрачного дня он оказался еще страшнее, молодой, крепкий, с нечеловеческими белыми волосами и кривой ухмылкой, и при оружии — на поясе мелькнула кобура револьвера, а в длинных кожаных ножнах у бедра покоился меч. На улице его бы остановил первый же патруль милиции. Очевидно, в пределах города охотники передвигались сквозь это самое мистическое Зеркало, иное пространство, в котором оставались незримы для обычных людей.

Только вороны на проводах никуда не делись. Они замечали все, и среди них внимательно взирала алым глазом одна крупная черная птица. Ворон. Он взмахнул крыльями, издав гортанный крик, и взметнулся прочь.

Повинуясь необъяснимому порыву, Евгений последовал за ним, оторвавшись от земли. Неограниченной мощи и опьянения после пиршества он не ощущал, к тому же Дарк нагнал его днем. Оставался один выход — бежать. Бежать и надеяться, что морок странного тумана рассеется и выплюнет обратно в заполненный людьми город. Хотелось очутиться в густой толпе, где все толкались локтями и наступали на ноги, зато там бы Дарк не смог палить направо и налево.

— Не уйдешь! — жадно рычал он и гнал вперед. — Что же ты? Убегаешь?!

«Убегаю», — мысленно ответил Евгений, выхватывая глазами парящего в небе черного ворона, перескакивая с улицы на улицу. Полноценно лететь днем ему не удавалось или не хватало новой подпитки.

Как он и опасался, накануне парение едва не закончилось падением, когда «сел аккумулятор». По ощущениям было похоже, словно нечто замерцало внутри перегорающей лампочкой, предупреждая о достижении лимита, «пустом бензобаке», позволяя плавно приземлиться. К тому времени Евгений был уверен, что сбежал от охотников, пересек город насквозь и снизился на другой окраине, где-то в восточном округе. Но нет, его снова выследили, намного быстрее, чем он рассчитывал.

— Хантер будет доволен, когда я принесу ему твои клыки, — прохрипел над ухом Дарк, и Евгений покатился кубарем в сторону, потому что взмах прямого двуручного меча обещал снести ему голову. В следующий же миг грянул выстрел револьвера. Зажигательная пуля врезалась в асфальт с гадким шипеньем.

— Нет! — крикнул Евгений и атаковал взмахом прорезавшихся когтей. И Дарк схватился за квадратный подбородок, щелкнув зубами. Блеснули осклабленные клыки, две пары — сверху и снизу.

«Они не люди. И не вампиры. Они… существа. Как будто специально выведенные для охоты на нас», — ужаснулся Евгений и кинулся прочь, пока вслед ему неслось еще семь беспощадных шершней, семь метких пуль, от которых позволяла уклоняться только неведомая сила. Зря он летел полночи, зря наслаждался свободой среди облаков. Следовало сохранить хоть немного новообретенной силы после пиршества. Теперь Дарк снова гнал перепуганного мальчишку, не монстра.

«Царь чудовищ, вечный царь! Иди ко мне, следуй за мной, я выведу тебя, я утолю твою жажду, залечу твои раны, и ты больше никогда не будешь одинок, — увещевал из подсознания далекий приторный голос хозяина. — Ты станешь больше, чем человеком, больше, чем вампиром. Ты станешь иным существом. Иди ко мне, создавай вместе со мной армию таких, как мы, существ, на твоей Земле».

«Не слушай его! Иди за мной!» — резко обрывал иной голос, заставлявший выискивать боковым зрением силуэт ворона, черную кляксу на сером мареве снежного неба. Голоса разрывали рассудок, точно делили его надвое. Тянули в разные стороны, как мама и папа в год их развода.

Евгений плохо помнил лицо отца, только боль, когда грубые мужские руки вывихнули ему руку в попытке притянуть к себе. И плач матери, которая тащила в свою сторону. Теперь же его словно намеревались разодрать на две половинки, расколоть по ложбинке, разделяющей полушария мозга.

— А! Отстаньте все! Отстаньте от меня! — закричал Евгений, и меч Дарка настиг его, рассекая острым хлыстом левое плечо. Не обученное специальным приемам тело в ответ само подскочило на полтора метра ввысь и с размаху нанесло удар обеими ногами.

Плечо заживало, но пугающе дымилось. Похоже, охотники пропитывали чем-то клинки. Чем? Чесночной настойкой? Покрывали серебряным напылением? Евгений не знал, какие у него слабые места, что он за тип вампиров, в какой из книг наиболее правдиво описан образ тех, с кем, возможно, авторы сталкивались в реальности. Но не решались признаться себе, загипнотизированные, перепуганные. Или же часть книг написали те, кто боролся с монстрами, оставив подсказки потомкам. Об охотниках Евгений почти не слышал, но зато узнавал на собственной шкуре, в чем заключается их работа.

Упав навзничь и приложившись копчиком, он с наслаждением отметил, что Дарк тоже размазывает кровь по лицу и перезаряжает револьвер. Не хотел больше лезть в ближний бой.

«Быстро! Быстрее!» — скомандовал себе Евгений, подскакивая и устремляясь вперед. Единым сосредоточенным прыжком ему все-таки удалось взлететь. И он скрылся на одной из крыш, потом перескочил через двор на другую. Но по земле за ним все еще следовал Дарк, упрямый охотник приклеился, как клещ. Видимо, Хантер потребовал от него поймать «асурского выродка» любой ценой. И Евгений бежал прочь, не представляя, как теперь выбраться с Зеркала, о существовании которого еще недавно даже не подозревал.

Погоня длилась бесконечно долго, уже близился вечер, но в этом пустынном пространстве источником свежей крови оставался только неукротимый враг. Никто не обещал помочь, лишь нарастал снедающий голод.

Евгений давился воздухом. И уже не радовался, что все еще дышит, потому что в груди пекло, как у обычного человека после долгого бега. Каждый прыжок с крыши на крышу давался все труднее. Пару раз хотелось упасть и разбиться в лепешку, так было бы проще, легче. Но ноги несли вперед.

Как назло, путеводный ворон нежданно скрылся из виду. Последней надеждой замаячила река, наверное, обводной канал. Да они уже носились по центру! Евгений не узнавал ни зданий, ни улиц, на Зеркале все перемешалось, не мерцали звезды Кремля, не светилась штукатурка особняков. Пространство Зеркала выглядело заброшенным и чужим, как искаженные города из кошмарных снов.

«Скроюсь под водой или утоплюсь», — решил Евгений и прыгнул, проносясь запущенным пушечным ядром между домами. Он приземлился на мост, посередине которого уже поджидал Дарк, достававший из подсумка новые патроны. Револьвер он перезаряжал молниеносно с помощью обоймы.

Евгений только задушено усмехнулся в лицо охотнику и глянул на ядовито-зеленые ледяные волны, которые позволили бы скрыться от ястребиных глаз существа, считавшего себя защитником людей. А может, они истребляли вампиров по своим неведомым причинам. Какое это имело значение?

Евгений вскочил на перила, одновременно раздался выстрел, но удалось резко уклониться, злобно рыча. «Вперед!» — скомандовал себе он и ринулся головой вниз, в глубину отравленной стоками воды.

— Тварь! — крикнул Дарк, но раздосадовано застыл на мосту.

«Я сбежал», — понял Евгений, оставляя на поверхности мутные круги. Он погружался все глубже, но, достигнув дна, легко задвигал руками и ногами, поднимая взвесь. Значит, миф о проточной воде, губительной для вампиров, оказался только мифом. Повезло. Он спрятался, как осьминог в чернильном пятне.

В первую минуту Евгений боялся поверить, но он без труда «дышал» под водой. Или он все-таки не дышал? Сам факт пугал, но практическое применение пригодилось как нельзя вовремя.

Разглядывая дно, Евгений поплыл по течению. Он цеплялся руками за дно, скрывая себя в густом облаке взвеси, отчего сам не ведал, где очутился. Он барахтался во мраке воды, а сила вампира подсказывала, что в мире вокруг уже настала ночь. И с ней пришел непреодолимый гнев голодного хищника, обжегшего приступом ярости и, вместе с тем, сознанием бессилия — в мутной глубине он не различал ничьих запахов.

Лишь медленно погружался, все ниже и ниже. Вскоре он уловил сильное подводное течение. Повинуясь инстинкту и наплевав на осторожность, Евгений двинулся вперед, позволяя жадному потоку подхватить себя. Возможно, его ждала решетка стока или лопасти промышленного вентилятора — он не знал, какое оборудование стоит в этом потаенном темном пространстве в мире Зеркала. Но в разводах черной взвеси он видел силуэт путеводного ворона, который и вывел к реке. Кем бы ни был, каким бы из голосов в голове ни взывал, но он определенно не желал мгновенной и нелепой смерти юного вампира.

Туннель втянул Евгения, как жадная воронка урагана. Он двигался вперед, разрывая и отводя от себя попадавшиеся комья водорослей и слизи. Вскоре над поверхностью зловонной воды мелькнул слабый оттиск электрического света. Евгений поспешил на этот маяк.

Он всплыл посреди непонятных катакомб. Вряд ли такие существовали в той Москве, которую он знал до сего дня. Евгений воровато осмотрелся, ощущая, как его пронизывает холод. Он нервно застучал зубами. Промозглая сырость заползла в ботинки, в джинсы и под водолазку. Но, как оказалось, озноб пробегал вовсе не из-за нее.

В душе витала оглушающая тишина, прорезая гулкой пустотой возле сердца. То ли так сгнивала очерненная злыми деяниями душа, то ли это желудок сворачивался от голода. Голод… Вампир стал зависим от получения новой крови. Каждую ночь, снова и снова. И так до конца этой не-жизни, до конца вечности.

Евгений брел по катакомбам, содрогаясь от голода. Внезапно болезненно обостренный слух прорезал слабый писк. И он увидел крысу, с отвращением говоря самому себе, ненасытному зверю внутри себя:

— Ну, конечно, куда же без этого…

В следующий миг он уже сцепил когти на покрытом серой шерстью тельце: зверек не успел спрятаться. Истошный писк погибающего существа затерялся под каменными сводами. Клыки погрузились в отвратительную плоть, добираясь до крошечных артерий. Долгожданный глоток — через миг вся выпитая кровь выплеснулась наружу. Горло свело судорогой.

«Не прошли с тобой киношные штучки. Нездоровая пища, да? Только человеческой крови тебе надо, да? Как пил кровь у мамы с отчимом все эти годы, никчемный лентяй, так и будешь пить кровь людей теперь? Да? Любили же они говорить, что я у них крови попил немало, да, любили. Ну, что, теперь и правда пью. Договорились они, допридумывались! Лентяй… на серебряную медаль шел, лентяй, который кровь только пьет. Да что уже теперь!» — посетовал Евгений, отбрасывая кишащую блохами крысу, отчего его едва не вывернуло еще раз. Даже в страшных снах он не мыслил, что докатится до такого. Не докатился, природа вампира не разрешила. Голос в голове, хозяин, требовал выпить досуха именно человека. Убить.

Но в катакомбах больше не было живых существ. Мертвых, к счастью, тоже. Евгений уже не удивился бы встрече с зомби или крокодилом-мутантом. Он оказался в каменном лабиринте, не представляя, в каком мире. Ноздри потянули затхлый воздух — никого. Только слабые дуновения доносили невнятное смешение запахов города.

«Стоп! Если есть дуновения, значит, где-то есть и выход!» — быстро осознал Евгений. Обратной дороги он бы уже не нашел, к тому же вблизи моста караулил охотник. Пришлось идти вперед. В последнее время он двигался только вперед и вперед. А возможно, по кругу, как вагончик на американских горках.

Евгений попытался встать на ноги, выпрямиться в полный рост, как подобает разумному существу, но помешал низкий свод, да еще накатывала давящая слабость. Вампир без чужой крови капля за каплей терял силы.

— Надо идти… Идти, хотя бы ползти, — убеждал себя Евгений и продолжал путь, ориентируясь по потокам подземного ветра. Путь? Скитания. Для пути нужна хотя бы иллюзорная цель. Хотя цель-то была, до безумия простая и исконно животная — выжить. Сохранить себя.

Мишура прошедших лет, образования и культуры, спала, обнажив угрюмый оскал настоящих опасностей. В них не было ни лицемерия, ни жадности, ни жестокости мира к несчастному изгою. Все сводилось к обычной биологической цепочке «хищник-жертва» в случае с охотниками и к паре «паразит-хозяин» в те моменты, когда вампир насыщался жизнями невинных жертв.

Он хотел есть, поэтому полз, нервозно щелкая клыками. Глаза его, казалось, вылезли из орбит и раскалились двумя угольками. Когти царапали неровный скользкий бетон, а в голове стучал гигантский маятник с молотом на конце.

Внезапно обоняние уловило дурманящий аромат свежей раны. Человек? Животное? Определить не удалось. И путь продолжался. Метр за метром, подобно червяку в пустыне, тело ползло, в горьком исступлении стремясь к добыче.

Послышался жалобный лай, и надежда погасла — завернув за угол, вампир лицезрел взбесившуюся от ужаса шелудивую дворнягу, поджимавшую переднюю лапу. Очевидно, она провалилась в катакомбы сквозь какую-то дыру. Несчастный пес, учуяв вампира, с загробной тоской завыл и тут же скрылся за поворотом.

«Да не шугайся ты так. Все равно от тебя толку не больше, чем от крысы. Но… на Зеркале нет собак! Нет жизни! Я дома! То есть… Я в своем мире! — вдруг понял Евгений. — Это был портал… Портал с Зеркала. Портал… Зеркало… Когда я узнал все эти слова?»

По наитию он догадался, что река вернет его с серой изнанки, куда его закинул охотник. Хотя бы это радовало, пока в туннелях разносился эхом мученический собачий вой. Вампир впитал его, вдруг осознав, что это вовсе не вой, а зов. Снова чей-то зов.

В голове замелькали цветными шаржами беспорядочные картинки, отражения понятий и образов, реальность представлялась зыбкой, нецелесообразной в хороводе теней и снов. Накатывала полуобморочная неподвижность, пустота. Всюду царствовала пустота.

Казалось, он заключен, стиснут меж двух гигантских туч, навечно замерзший в пустоте. Вокруг клубился дым. Лишь дым — больше ничего. Дым вился копотью и вкусом горящего мусора: фрагментов несуществующей мечты, которая обугленными клочками проносилась перед глазами, не давая возможности прочитать обрывки ненаписанных и, без сомнения, великих фраз. Стихов, прозы, статей… Всей его жизни, которая не состоялась, как отмененный спектакль.

Все звуки поглощал голос хозяина, приказ чудовища. Он завывал и оглушал, но среди давящего хаоса проявлялся иной зов. Тихо, едва уловимо, но решительно он прорезал мрак.

Возможно, все было лишь галлюцинацией, лишь отражением в зеркале действительности. И Евгений сам себе приснился однажды, не успев появиться на свет. Значит, не страшно, если его лишили возможности проснуться. Он просто никогда не существовал.

Но голос, тот, другой, обретал все большую силу, пронизывающий, реальный. Он заставил полуприкрытые веки подняться. И Евгений очнулся от бредового видения. Он лежал на городской свалке, не помня, как выбрался из катакомб. Возможно, туннели и река существовали только в том, другом месте, где всем владел сизый дым.

— Наконец-то я нашел тебя. Поверь, в этом муравейнике подобная задача не слишком проста, — раздался мягкий спокойный голос. Над Евгением склонился человек. Или тень. Или что-то… неизвестное, очередное непонятное существо, которое прикидывалось человеком.

— Вы пришли, чтобы помочь мне? — взмолился Евгений.

— Нет. Не совсем. Но если тебе так легче — да.

Сердце Евгений колотилось все быстрее, замирая неясным ожиданием и волнением. Незнакомец изучал тяжелым пронзающим взглядом светло-карих глаз, на крупных ярких губах застыла спокойно-горькая полуулыбка.

— Вы всем помогаете? — не сознавая глупой наивности и даже неуместности своих слов, слабым голосом спросил Евгений.

— Нет, — ответил странный незнакомец. — Лишь тем, кто потерял свое имя.

Он загадочно улыбнулся и продолжал успокаивающим тоном:

— Запомни, мальчик, гнев никогда не спасет от одиночества. Запомни.

«И как мне поможет этот пафос?» — хотел уточнить Евгений, но последние слова незнакомца, будто отражаясь от множества металлических пластин, летели по кругу, вибрируя на одной замирающей ноте. Отяжелевшие веки вновь сомкнулись, и измученный разум погрузился в сон. Но легкий, дарующий на краткое время блаженный покой.

Время растворилось, перечеркнутое тишиной, иссяк и голод. В эту ночь Евгений никого не убил. Звериная сущность оцепенела вместе с его измученным разумом.

Когда он открыл глаза, рассветное солнце красиво тлело в ореоле дымных облаков, не обжигая создание мрака. Евгений не сознавал, где очутился.

В душе реяла нега недавнего сна, взгляд непонимающе шарил по пыльному асфальту, натыкаясь на мелкие лужи, скованные тонкой коркой льда. Вскоре удалось полностью очнуться и удивиться: за два месяца он еще ни разу не спал как человек, глубоко и безмятежно.

Он сидел на лавочке в опрятном парке. Очевидно, на ней и провел ночь, словно последний бомж. Но все лучше, чем на свалке. Как ни странно, от одежды не воняло, да и сама ткань выглядела новой, словно его переодели или высушили неким магическим образом.

«Это я спал вот так, в открытую? А если бы меня достал Дарк? А если бы… — спохватился Евгений и задумался: — Человек… Там был человек. Что это был за человек? Не тот ли, кто обратил меня? Или доброжелатель? Или это одно лицо? Но у него не было клыков. Или были? Я не помню. Не понимаю. Ничего не понимаю!»

Он повел рукой и наткнулся на гладкий прохладный материал, кожу: всю ночь он провел укрытый темно-бордовым плащом с укороченными рукавами и воротником-накидкой. Точно такой он хотел заполучить, когда увлекся готической субкультурой. Но тогда мама и отчим сказали, что ни к чему тратиться на такую бессмысленную ерунду, и купили ему унылый зеленый пуховик. Теперь же мрачные сказки, во имя которых он писал глупые стишки, становились пугающей реальностью.

«Это подарок. Хозяина? Точно наряд вампира. Да, намек понят — косить и дальше под гота», — невесело усмехнулся Евгений, перебирая мягкую черную ткань изнанки плаща.

Но потом задумался: «хозяин», асур, не стал бы усыплять своего верного «солдата» новой армии, готовой кусать и обращать каждую ночь. Значит, его нашел «анонимный доброжелатель». Хотелось верить, что кто-то нашел его и спас. Избавил от голода хотя бы на одну ночь. Днем Евгений снова ощущал себя в большей мере человеком.

Он сидел в парке, кутаясь в новую одежду. Солнце скользило воздушным змеем по кромке пушистых туч. И он без тени отвращения разглядывал, как желтые лучи поджигают фиолетовый сумрак рассвета, разгоравшегося костром нового дня.

День… Если бы он длился бесконечно. Один долгий день. Каждую ночь, подобно древним людям, Евгений опасался, что утро не настанет уже никогда.

Глава 4

Меч

По небу зловеще перекатывались непроницаемо черные грузные тучи, сквозь которые последним возгласом надежды вспыхивали бледные порабощенные лучи. Незримая гигантская рука выхватывала отбеленные пятна, чтобы через миг стереть и перемолоть их в клоках грязной бумаги, плывущей в вышине.

Усталый сон сковывал бегущий по инерции мир. Лишь вампир радовался ненастному дню. Он шел по улице, граничащей с пустырями и свалками. Разбитый влажный асфальт скрипел под ногами. Слабый ветер живописно развевал новый алый плащ. В таком облике Евгений ложно казался себе почти неуязвимым, героем боевиков. Но он понимал, что с ним играют. Как минимум три силы сочли, что он может быть в чем-то полезен им. Кого стоило по-настоящему опасаться? Мир колебался тенями бесцветных снов недоверия и непонимания. И вновь мучил голод.

«Ощущаю сумасшествие. Кажется, будто круг замкнулся. Тяжелый железный круг, рассыпающий ржавчину и сажу, — думал в смятении Евгений. — Я не изменяюсь… совсем! Как странно! День ото дня не замечаешь неизбежных метаморфоз, а когда их нет — становится не по себе, даже жутко… Должно быть, приятно не стареть, но мне чудится, будто я уже дряхлый старец. Ясный факт: я не жив».

Логические рассуждения не отменяли паники. Евгений отказывался поверить себе. Люди порой сильно расстраиваются из-за мелочей, но быстро принимают несерьезные напасти. А когда происходит что-то по-настоящему ужасное и непоправимое, обычно нескоро верят в реальность. Какая-то часть сознания так и остается с минувшими воспоминаниями о мире и покое, окуная в отрешенную меланхолию до тех пор, пока не оказывается упущена последняя возможность спастись. Евгений, похоже, впадал в подобный ступор. Он просто ждал, кто еще нападет, кто спасет, кто пойдет на шантаж.

«Может, вернуться домой? Помыться, одежду сменить… Хотя я не потею! И это тоже страшно, тело ничем не пахнет, даже кровью», — рассуждал он, то цепляясь за бытовые мелочи, то забывая о том, что еще наделен подобием тела, бренной оболочки. Или, возможно, он уже превратился в сгусток ночной тени, лишь от неверия в эти метаморфозы сохраняя очертания юноши шестнадцати лет.

Но солнечные лучи не рассеивали его, не выжигали огнем. Порой хотелось спать и есть. Нет, он еще был жив, возможно, самую малость, но жив. И именно эта живая человеческая частица тянула и звала обратно домой, под защиту пустой холодной комнаты, в кокон привычного страха и тоски.

Сквозь облака медленно проступила бирюзовая прогалина, словно зажегся маленький фонарик. Рубиновые глаза вампира резанул яркий свет, напоминая, почему он не может вернуться. Он — зверь. Противоестественный хищник, который в любой момент способен наброситься на беззащитную родню. Поэтому и бродит в немноголюдных районах вблизи свалок и пустынных парковых зон. Проклятый, отмеченный клыками твари, вампира. Асура, кем бы ни были эти асуры… Здесь он рисковал напасть разве что на случайных бродяг. Или же самому стать мишенью для охотников.

«Надо найти убежище. Как-то создать его», — рассуждал Евгений. Но мысли двигались лениво, как в полудреме. Здравых планов не выстраивалось. Его снова подтачивал голод, нежданный доброжелатель не спас его, не исцелил.

Евгений проклинал свою новую природу за то, что все тревоги и потребности вампира ограничивались желанием напиться крови, насытиться багряно-сладким ядом для сердца и разума.

«Доброжелатель» как будто дал на короткое время антидот, избавил от мании, отрезвляя, пробуждая рассудок. Но хватило всего на один день и одну ночь, которую Евгений провел вблизи свалки, не зная, куда идти. Он просто сидел на сплющенной картонной коробке, поджав ноги и ловя языком дождь, исключительно гадкий на вкус. Он мог бы пойти куда угодно. Но эта зыбкая свобода доказывала, что без цели она так же бессмысленна, как и заточение.

Похоже, он задремал на несколько минут или часов, по крайней мере, впал в оцепенение, не дающее ни покоя, ни отдыха. Усталость отмеряла лишь жажда крови.

На следующее утро Евгения пронзил ясный солнечный свет, все вокруг переливалось ровным мерцанием теплого апрельского солнца. Сквозь непроницаемо-черные стекла очков все краски мира теряли прозрачность, но иначе бы вампир ослеп. Иначе начал бы метаться в поисках темного подвала.

Евгений стойко шел вперед, точно испытывая себя, радуясь, что кожа хотя бы не дымится от ультрафиолета. Все еще не хотелось становиться бессмысленной ночной тварью, как в книгах, где «хозяин» порабощает волю обращенного, низводя несчастного до уровня животного.

А еще в прошлом году он, как ребенок, скучал по погожим дням. Теперь все изменилось. И сердце тосковало по настоящей свободе, мечась в клетке новой реальности. Печаль и боль обгладывали душу.

Золотом и сапфирами рассыпались искры неба, но красные глаза видели лишь блеклую дымку сквозь тонированные стекла. Евгений, осторожно щурясь, приподнял очки, но спустя миг громко зашипел и, приглушенно охая, кинулся в тень близлежащей бойлерной. В голове словно взорвался вулкан, извергающий жгучую лаву. Евгений крепко обхватил пульсирующие виски.

Случайные прохожие, ранние дворники и работники, бредущие от электричек, кидали равнодушные незамечающие взгляды на сгорбленную фигуру. За что? Почему никто не пытался помочь? Даже если никто не сумел бы.

Так же, а порой гораздо хуже, выглядели обычные люди, и к ним тоже никто не подходил. Многие пугливо прибавляли шаг, возможно, опасалась попасть в когти собственной совести. А так… не обернулся — не было. Иные просто не смотрели в его сторону, витая в своих измышлениях, считая их более важными, чем чья-то посредственная жизнь.

Евгений исподлобья следил за людьми, цепляясь за серый кирпич. И наблюдения размывали границу дозволенного: чудилось, что никто из них не заслуживает прощения за этот цинизм равнодушия. Канистры с кровью, еда. Хотелось отдать свою паршивую человечность на поругание воле зверя.

Вскоре Евгений немного пришел в себя и выпрямился. Он уже жадно выискивал жертву, когда послышался беззаботный ломкий басок:

— Здорова, Жека! Эй, не узнаешь, что ли, братан?

— Здрасте! Да… узнаю… конечно, — рассеянно ответил Евгений, словно выныривая из глубокого омута. Он рассматривал подошедшего юношу, одного из тех, кто считал его другом. Да каким другом… приятелем по распиванию пива за оградой школы.

— Ну ты че, как? Не видать тебя.

— Болею, — сдержанно отозвался Евгений.

— А тут чего шатаешься у свалки? На иглу, что ли, сел? Или набухался и от предков прячешься? Я от элки шел, а тут ты. Че-то странно… О, плащик модный, снова в готы подался? — Приятель не понимал, посмеиваясь собственным плоским шуткам и пересыпая речь нецензурными словами, как мех — нафталином. Он даже не представлял, в какой опасности находился.

— Да-да. Нет, не набухался. Я так… гулял. А ты на дачу ездил? Огород, что ли, копал? — кивал Евгений, почти не слушая. Примерно так и строилось большинство бесед с «друзьями». Что теперь, что раньше приходилось врать, иногда не совсем врать, просто изображать заинтересованность. Среди множества знакомых он не выделял именно друзей, свой и чужой в любой компании.

«Да ведь я… я сейчас наброшусь на него и выпью досуха, — с ужасом понял Евгений, когда красная муть заволокла глаза. — Так и будет. И плевать, что день. Пошло оно все… Пошли они все. Лучше в одиночестве, лучше сдыхать от голода, когда рядом некого есть».

И он побежал, кинулся прочь по скрипящему разбитому асфальту, оставляя приятеля в замешательстве:

— Э, Жека? Ты куда?

— Никакой я не Жека.

«Евгений… Евгений», — думал вампир и не знал, имеет ли право зваться своим человеческим именем. Ему всегда нравилось гордо величать себя в мыслях и перед друзьями Евгением, хотя для домашних он оставался неизменным Женькой, а для друзей Женьком или Жекой. Но ему не нравилось, он почти ненавидел эти небрежные сокращения, всегда чувствуя себя кем-то важным, рожденным для чего-то великого. Возможно, прекрасного.

Но один вампир февральским вечером решил иначе. И Евгений теперь сожалел, по-взрослому рассудительно и опасливо. С ним творилось нечто паршивое, очень паршивое. И если этот парень из школы на замечал — его проблемы. Превращаться в убийцу по глупой случайности не хотелось.

Приятель покрутил пальцем у виска и с неприятным смешком махнул рукой. Каждый пошел своей дорогой. Лишь сущность вампира после контакта с «кровяным баком» безмолвно и мучительно выла, требуя утолить голод. А душа человека колыхалась тяжелым раздумьем о дружбе и одиночестве. Похоже, «приятель» даже не заметил, как изменился его знакомый.

— Ну и пошел ты лесом, — фыркнул Евгений, не рассчитывая, что его услышат. Он обогнул свалку, побрел по надземному переходу на другую сторону платформы, потом снова вернулся. Без цели. У него даже не было денег на билет, чтобы уехать куда-нибудь, далеко-далеко. И еще он чувствовал, что хозяин не отпустит, велит возвратиться в границы очерченного МКАДом круга.

«Мне не сбежать», — отчетливо проговорил себе Евгений. И даже не поежился.

Мало-помалу день склонялся к вечеру, удлинялись туманные тени, предвещая превращение в монстра. Каждый закат ныне представлялся острой гранью, границей между двумя мирами, жизнями, сущностями, которые с большим трудом уживались в одном тщедушном теле. В одном человеке, далеко не стальной силы воли.

Ему казалось, что он торчал на свалке больше суток не для того, чтобы изолировать себя от людей. Какая-то часть его разума и звериного инстинкта подсказала, что среди случайных бродяг и мусорщиков может встретиться кто-то, кто и заслуживает смерти, расплаты.

«Ну и что мне делать? Маньяков теперь караулить по темным улицам? А потом ими закусывать? Да уж, видел я и такое в кино. Только, сдается мне, все не так просто, — прикидывал Евгений. — Да еще эти заметки, что меня укусил не просто вампир, а аж какой-то асур. Кто такие вообще асуры? Что-то из индийской мифологии?»

Весь день он слонялся вокруг свалки, слушая гудки электричек и товарняков. Теперь он существовал на изнанке мира, не на Зеркале, а на вполне реальной изнанке, на обратной стороне скомканного фантика, покрытого жирной фольгой, к которой липли мухи. Общество потребления любило красивые упаковки, жило одним днем, словно мотыльки. Все сводилось к упаковкам и бесконечному бегу, достижению целей. И страху. Все они, люди, бежали по кругу. И боялись — не успеть, не достичь, потерять. Не боялись ночных тварей, запретили себе верить в их существование еще в начале двадцатого века. Зря.

Вампир же шел, неторопливо, бесцельно, без пункта назначения. Наступала ночь, и он не сомневался, что вновь атакует кого-то. Или атакуют его. Он даже удивлялся, почему Дарк до сих пор не добрался до него, такого уязвимого посреди зловонных испарений мусора и гудрона. Как будто алый плащ скрывал от постороннего внимания.

«Как же все надоело… Ожидание. Еще этот тип, который вроде как мне помог, — тихо злился Евгений, наматывая круги. — Все любят поговорить. Говорить, кричать, пропагандировать. Как же все надоели! Как все бесят! Но почему тогда так одиноко?»

И, словно услышав его, в голове ярким маяком вспыхнул голос. Он звал, почти приказывал, только на этот раз без слов. Он играл и переливался, как флейта или скрипка. А впрочем, ничего не существовало. Евгений потер виски, но неуловимое колебание, как инфразвук, продолжало пронизывать все тело. Он двинулся вперед, словно в кромешном мраке, ориентируясь по неслышному звуку.

Смеркалось, тени прохожих, бегущих в неизвестность, заметно удлинились. Евгений покинул пределы свалки, он все шел и шел, почти бежал на зов. Приказ? Нет, просьбу подойти, словно кто-то обещал поведать нечто очень важное.

Внезапно все прекратилось, Евгений нерешительно остановился, огляделся: вокруг молчал глухим бурьяном забытый пустырь. Лишь издалека доносился стук колес поезда дальнего следования.

— Ну и… кто меня сюда привел? — Евгений вздрогнул, ругая себя за наивность. Но в последнее время разум его слушался через раз, все больше проваливаясь в инстинкты и рабское подчинение. Он ждал, что перед ним предстанет «хозяин», тот, кто обратил его. И человеческое желание врезать по гадкой роже пересиливало иррациональное оцепенение раба крови.

— Adsum! Кхм, если не знаешь латыни: я здесь!

Евгений встрепенулся, словно встревоженная куропатка. Еще миг назад он в одиночестве топтался на мерзлом растрескавшемся грунте пустыря, а теперь перед ним спокойно стоял человек в черной толстовке и кожаных брюках с заклепками. Лицо с крупным острым носом белело смутным пятном под тенью капюшона.

— Кто… кто вы? — дрогнул голос Евгения. Он узнавал своего нежданного спасителя, который подарил красный плащ. Мужчина среднего роста спокойно стоял, полуулыбаясь крупными губами, опустив длинные руки. Ничто в нем не выдавало напряжения, которое предшествует нападению. Вскоре незнакомец ответил хриплым каркающим голосом:

— Имя нечасто имеет значение в мире людей. Личность, которую стремишься подчеркнуть, также превращается в серое ничто, когда каждый пытается выделиться. Лишь немногие смиренно признают свою одинаковую природу. Те же, кто по-настоящему выделяются, обычно силятся скрыть свою сущность, но не выходит. Я из таких, к сожалению. И у меня нет имени.

— Доброжелатель? Это ты? — спросил Евгений, и тут же спохватился: — Вы.

— Мы-мы, доброжелатель. Мы, разделенные сумраком между закатом и рассветом, — едва слышно выдохнул незнакомец. — Сумеречный…

— Сумеречный кто?

— Давай скажем, что Эльф. Сумеречный Эльф, — невесело усмехнулся незнакомец. — Звучит симпатично-привычно-сказочно, хотя я никакой не эльф.

— Это вы обратили меня? — сжал кулаки Евгений. Но он же знал, что нет! У этого Сумеречного Эльфа во рту не блестели клыки, но и к человеческому роду он явно не принадлежал. А броский костюм неформала и электрогитара за спиной служили лишь маскарадом, удобным предлогом спрятаться среди «отличающихся» и «неповторимых».

— Нет, не я, — поморщился собеседник.

— А зачем вы «звали» меня? — задал напрямую вопрос Евгений.

Незнакомец, Сумеречный Эльф, приятно-неприятно улыбнулся заостренными краями ярких губ, частично обнажив зубы, среди которых и впрямь не обнаружилось клыков. Он ответил спокойно, почти напевно:

— Чтобы отдать принадлежащее тебе по праву. Сей предмет не раз спасет тебе жизнь, если поладишь с ним. На самом деле он живой, он обладает душой, передающейся от хозяина. Без хозяина он лишь кусок металла, покрытый узорами и украшениями.

— Меч? — с мальчишеским восторгом воскликнул Евгений, лишь смутно вспоминая, что никогда не учился фехтовать. Сложному искусству не обучили бы многочисленные компьютерные игры. А заняться чем-то «настоящим» ему никогда не хватало мотивации. Обычно он лишь мечтал, представлял, иногда записывал в коротких зарисовках. Единственным настоящим делом, на которое он вынужденно решился, оставался проклятый побег. Да и тот произошел не по его воле.

— А зачем вопросы? Я же не загадку загадывал. Зачем перебиваешь? — с наигранной обидой ответил Сумеречный Эльф. Потом глаза его наполнились озорной снисходительностью.

— Извините, — пробормотал Евгений, отступая на шаг.

— Да, именно меч, — покровительственно кивнул незнакомец, но строго выпрямился: — Прежде чем я отдам его тебе, ты обязан запомнить несколько непреложных истин, которые способны нарушить лишь подлецы, не уважающие ни окружающих, ни себя.

— Я слушаю! — вытянулся, как солдатик на построении, Евгений.

— Первая: никогда не атакуй безоружного. Вторая: не стремись убить врага, пока не поймешь мотивы его поступков. Кто знает, непримиримый враг может оказаться твоим другом в будущем.

— А если… если он убьет меня? — все-таки перебил Евгений.

— Нарушить это правило можно только в целях защиты себя, если иного варианта не останется. Но, поверь, со временем ты научишься различать, когда надо атаковать без пощады, а когда достаточно обороны, — заверил Сумеречный Эльф, и в красивых словах почувствовался горький подвох. Но Евгений убедил себя, что ему почудилось. Он энергично закивал:

— Я понял. Понял.

— Третье правило: пока не разберешься в себе, не смей судить других. Четвертое правило, самое главное: забудь все три правила, когда встретишь циника и лицемера, который пользуется чужим доверием и угнетает тех, кто слабей. Бей! Без пощады и решительно! А теперь, надеюсь, что ты меня слушал, а не скучал, как на лекциях по истории. К делу!

На миг незнакомец скрылся за легкой завесой холодного синего пламени. Когда он появился вновь, в руках его покоился переливающийся новый меч, искусный, неповторимый. Он был изогнутым, словно сабля, но более широким. По всему клинку вились красные и черные орнаменты, руны.

Евгений неуверенно протянул дрожащие руки. В тот же миг меч нагло нарушил закон земного тяготения и завис в воздухе. Юный обладатель оружия с опаской обхватил рукоять, оплетенную алой кожей под стать плащу.

— Благодарю! — горячо прошептал Евгений, ощущая приятную тяжесть в правой руке. Не зря же он тренировался в спортзале с отжиманиями и подтягиваниями. Хотя подозревал, что такое массивное оружие, окутанное темно-алыми искрами, не под силу поднять человеку. Оно существовало не в мире людей. И создали его не для человека.

— Хороший меч. Но на Земле обычные люди его не увидят. Это пришелец с Зеркала. Точнее, из Измерения… — объяснил и еще больше запутал Сумеречный Эльф.

— А что такое Зеркало и Измерение?

Сумеречный Эльф в знакомой манере «анонимного доброжелателя» охотно пояснил:

— Далеко-далеко существует другой мир, планета, можно сказать. Но особенная: все в ней наполнено магией. И ее так много, что там не может зародиться жизнь. Чистая энергия, выжигающая органику, слишком нестабильная для таких хрупких соединений. И вот в незапамятные времена маги с Земли нашли способ проложить ход, портал в этот мир, который они назвали Измерением Силы или Измерением Могущества. В общем, по-разному его называют, поэтому просто Измерение. А Зеркало… Это подпространство, можно сказать, гигантский коридор внутри портала, который со временем превратился в отдельный мир.

— Поэтому там был город, но не Москва? Там, на Зеркале.

— Да. Зеркало — это некое отражение всех городов и ландшафтов мира, смешанное, перекрученное, как во сне. «Коридор» существует благодаря связи с Измерением. И им давно пользуются те, кто наделен особой силой, некоторые даже живут там. И многие века идет борьба за власть над Измерением Силы, — продолжал Сумеречный Эльф. — Так-то на Земле магии всегда было ничтожно мало по сравнению с другими мирами. Возможно, в этом вашему миру повезло. Но вот пришел я вам на беду, и еще кое-кто…

Он отчего-то рассмеялся, но тут же помрачнел. Бледное вытянутое лицо с острым подбородком подернулось тенью боли, прошедшей едва заметной судорогой.

— Значит, все это магия? — все поражался мечу Евгений, рассматривая его со всех сторон.

— Магия — это лишь физика. Считается, что магия нарушает законы этой великой науки. Но она открывает новые, законы физики других миров. Впрочем, моя магия… Кхм… Немножко, если не сказать совсем, противоречит этому утверждению, — откровенно насмехался Сумеречный Эльф, снисходительно рассматривая мальчишку.

— И все же… кто вы? Скажите, вы можете объяснить мне, что со мной происходит? Я смогу когда-нибудь избавиться от этого бремени? Кто сделал меня таким существом? Ох, извините за дерзость… Но скажите! Пожалуйста, скажите! Кто я? — засыпал вопросами Евгений, уставившись на собеседника.

Он ощущал себя маленьким мальчиком и всем существом умолял не покидать его. Он был готов увязаться за «доброжелателем», куда бы он ни повел: он сулил защиту, обещал ответить на все вопросы, спасти. От него веяло успокаивающей силой. Ложно. Хитрая улыбка и опыт прошлой встречи напоминали, что это существо не позволит подружиться с ним. Уголки его губ теперь дрожали скорее нервной гримасой, нежели усмешкой. Яркие желтовато-карие глаза скрылись под тенью широкого капюшона. Он уклончиво ответил:

— Слишком много вопросов. На часть из них ответ — «да». На часть — «нет». На иную часть ответа вовсе нет.

— Но на какие что? Скажите! Умоляю! — взвыл Евгений, видя, как незнакомец начинает таять и испаряться на глазах.

— Возьми меч. И защищай себя. Защищай себя от отчаяния. Да, мальчик, игрушечный мой театральный солдатик… Возьми меч, не умея фехтовать. Теперь я смогу кое-что проверить, — едва уловимым шепотом пробормотал Сумеречный Эльф, и губы его вытянулись в неприятную строгую линию. — Проверить, можно ли тебя еще спасти. Или ты уже марионетка.

Спустя миг, он стремительно исчез. Евгений вздрогнул, предпочитая верить, будто ему послышалось. Игра воображения! Просто игра воображения! Он получил прекрасный меч, «анонимный доброжелатель» вышел на связь, снова помог. Но… Слишком сказочно выглядели эти дары, не награда за подвиг или труды, не добытый в честном бою клинок. Подарок могущественного помощника, путеводного ворона, доброжелателя. Кого же он проверял? Чьей марионеткой мог стать Евгений?

«Я просто наживка. А этот тип — еще один охотник. Только ловит более крупную рыбу. Для него и Хантер, и Дарк — наживка. А я так просто — маленькая килька, блесна для щуки», — с горечью осознал Евгений, давя непрошеные слезы обиды, запрокидывая голову, чтобы они вкатились обратно.

Он скорбно ссутулился. Неожиданная встреча показалась на миг единственной возможностью обрести гармонию с самим собой, обзавестись наставником, учителем. Другом. Настоящим другом, пусть и таким же нечеловеческим существом. И он упустил эту возможность! Его снова отбросили. Снова он не понимал, за что.

Затем Евгений вспомнил о мече, который покорно застыл в сжатых пальцах. Если ему дали оружие, значит, он мог себя защитить. Он слабо обрадовался, но весь восторг от подарка улетучился при отчетливой простой мысли: если ему дали оружие, значит, в скором времени обещали появиться враги. И он в этой игре оставался по-прежнему лишь смешным театральным солдатиком.

Глава 5

Марионетка

Ночь скрыла разум непроницаемой темнотой. Уверенно сжав меч, вампир отправился на поиски новой жертвы. Гнев вставал на место тревоги перед потаенными ужасами тьмы.

Вперед! Только вперед, освобождая все пороки, сливаясь в единый луч бешенства. Евгений ощущал невероятную легкость, отделенный от собственной человеческой части.

«Все правильно, чем больше вскипает твоя злоба, тем легче доказать, что ты ничто», — упрекал вампира Евгений-человек, вновь отодвинутый на пассажирское сидение рассудка. А снаружи оболочка жадно щелкала зубами, ощупывая взглядом черно-белый мир весенних сумерек.

«Никакой он не доброжелатель! — надсадно корил себя Евгений. — Не надо было слушаться его! Не надо было убегать! Что он на мне проверяет? Может, и охотники меня не доставали бы? Но… Тварь, Сумеречный Эльф, почему не спас? Почему не избавил от этого? Я так больше не могу!»

Бег сквозь ночные улицы продолжался бессмысленными метаниями зверя, опасной твари, вооруженной мечом. Вампир высвободился около двух часов ночи, и к тому времени на пустынных окраинах не маячило подходящих жертв, разве что в центре шла своя ночная жизнь. Но Евгений вовремя изолировал себя, так и оставшись возле свалки. Обостренный слух резало одинокое гудение товарняков и поездов дальнего следования. И этот гул сливался с воем озлобленной твари.

Внезапно ноздри уловили запах живого существа. И голод пересилил осторожность. Евгений устремился в сторону узенькой лесополосы, где набухали первые почки. И там, среди ветвей одного из деревьев, он запоздало наткнулся на два таких же красных, как у него, глаза, два кровавых рубина, горящих яростью.

Вампир в нерешительности остановил свои дикие метания. На развилке старого дерева, сливаясь с ночными тенями, без опоры легко стоял человек. Или вампир? Во мраке блестели узкие оранжево-багровые глаза, а за спиной рваным кровавым облаком вился плащ. Или, может, крыло? Или портал, сотканный из чистейшей тьмы?

Клочья агрессивно шевелящейся живой мантии позволяли рассмотреть ничем не примечательную черную одежду и поблескивающую во мраке правую руку, которую от локтя заменял металлический протез, явно опередивший технологии двадцать первого века. Или это была перчатка? Из туманных писем «доброжелателя» удалось обрывками узнать, что на Зеркале Измерения развернули свою деятельность несколько преступных синдикатов, которые использовали магическую силу для совершенствования земных технологий. Но не на благо людей.

Евгений не был ни в чем уверен, а вампир и вовсе туго соображал, зато оба четко поняли, что на протезе поблескивают пять острых когтей. А их обладатель плавно, как в замедленной съемке, одним прыжком слетел с дерева. В левой руке он сжимал длинный прямой меч.

— Думал уйти? Ошибался. Дарк тебя упустил, но не я, — бесстрастным ледяным тоном ответила тень среди ветвей, которая через миг уже выросла коконом красной мглы перед Евгением. Не оставалось сомнений — охотник.

Его настиг еще один боец этой шайки. По виду он сам принадлежал к созданиям ночи и страха. Хантер и Дарк не зря обещали бросить все силы на обезвреживание. Видимо, наслали кого-то наиболее изощренного в своем стремлении истребить кровососов.

«Да лучше бы вы все асура выслеживали! Это и есть испытание Сумеречного Эльфа?» — подумал Евгений, неумело беря меч. Но какая-то сила будто направляла его, в голове туманно защелкал неизменный глас: «Царь чудовищ, вечный царь! Прими мою силу, прими мою мощь, впусти меня в свое сердце, прими меня душой, и я научу тебя обращаться с мечом».

Эфир несуществующего радио щелкал помехами, как будто облако плотной тьмы, вьющееся плащом за новым охотником, мешало пробиться «хозяину» с его речами. Или же Евгений сам не желал слушать.

Он вспоминал слова про театрального солдатика и марионетку. Нет! Впервые он четко осознал, что предпочел бы смерть превращению в чью-то игрушку наподобие тех печальных динозавров, которые окружали его в пустынной холодной комнате, где в облупленных рамах заблудился ветер. Стеклопакетов тогда не ставили. И ветер выл и бился, как взбесившийся хорек.

«Назови его"папой", ну же, Женя, скажи», — звучал приторно-ласковый голос мамы. Она тоже пыталась превратить сына в марионетку, сделать удобным, чтобы он не мешал собирать осколки ее разбитой личной жизни.

«Назови меня"хозяином", — упрямо твердил далекий возглас твари, асура. — И сможешь победить!»

Но Евгений не соглашался, скованный ужасом и смятением. Он сдавил рукоять, отражая первый выпад, хотя меч едва не вылетел из руки. Только относительно тренированные мышцы помогли преодолеть первый натиск. И новая магическая сила, наверное. Фехтовать Евгений не умел, совсем не умел.

Он попытался развернуться и убежать. Бессмысленный голод вампира сменился страхом за свою жизнь или не-жизнь — существование. Глаза расширились в поисках путей к отступлению, губы невольно вытянулись в трубочку, глупо, слишком по-детски. А тем временем в каких-то миллиметрах от лица промелькнуло острие клинка, испещренного замысловатыми узорами.

— Мое имя — Ванзан, — слегка хриплым голосом представился охотник. — И это последнее, что ты услышишь. Пусть твой хозяин знает, кто убил его собачонку.

— Я не собачонка! Имя… Имя не часто имеет значение…

— Да у тебя просто нет имени, трусливое ничтожество, — ответил Ванзан-охотник, уже не столь отрешенно, как раньше. В его нечеловеческой холодной сущности разгорался боевой запал.

Евгений с застывшей маской на напряженном лице уклонился от нового выпада. Он боялся! Никогда еще так не боялся. Шла смертельная игра, и никто не регулировал уровень сложности, лишь наваливая сверху все новые неприятности. И только «царь чудовищ» предлагал легкий путь. Очевидно, он устал ждать, когда над оцепеневшим, но вооруженным Евгением вновь занесли разящий клинок.

Мечи столкнулись лезвие в лезвие, руку Евгений направлял кто-то извне, хотя охотник следующим же движением выполнил искусный сбив.

— Насколько ты жалок и труслив! Нападать на людей? Будто нет иных способов отыскать кровь! — осуждающим менторским тоном говорил Ванзан.

При слове «кровь» в сердце вампира всколыхнулся чуть притупившийся голод. Но опасная искра угасла новой волной паники, стоило поймать беспощадный взгляд не имеющих выражения рубиновых глаз охотника.

«Хозяин говорит, что нет иных способов. Хозяин говорит, что я должен убить!» — едва не плача, хотел оправдываться Евгений, на мгновение и впрямь почувствовал себя нерадивым учеником. Будто у него оставался выбор, будто он мог вот так запросто пойти к охотникам и попросить его научить быть «хорошим вампиром», который и кровь-то не пьет, и на людей не нападает. Но вместо ненужных извинений Евгений впервые самостоятельно совершил выпад.

Он помнил, что видел в фильмах, и меч сам направлял руку. Евгений почти обрадовался, его окутывало отчетливое желание нанести смертельный удар. Говорили, что порой намерение убить помогает сильнее выучки. Вроде бы командовал в тот момент не «хозяин». Удар метил в корпус, в живот нападавшему, который не носил доспехов. Но Ванзан легко отразил атаку. Ко всему прочему, противник орудовал левой рукой, совсем сбивая с толку.

Правая же взвилась когтями и впилась Евгению в плечо, пронзив до кости. Лишь сущность вампира позволила не потерять сознание от боли и отскочить, лягнув ногами и махнув свободной рукой, на которой мгновенно возникли когти. Евгений отлетел на кучу мусора, ударившись спиной о ствол дерева. Но он все еще сжимал меч, кашляя от боли. Пять рваных полос дымились, но затягивались быстро.

— Защищайся, если умеешь, — небрежно заявил Ванзан. — Если нет, я быстрее прикончу тебя. За твои поступки, совершенные и будущие, нет прощения. Готовься к смерти.

Если у него оставалось время говорить, значит, не так уж он напрягался. Он играл с добычей, а до того выслеживал свою жертву, глядя на свалку из лесополосы. В этой же лесополосе и закопал бы, наверное. Если у вампиров после смерти вообще оставалось тело.

— Банально! — прокричал Евгений, ощущая в душе отчаяние и нараставший протест. Он не желал умирать, к тому же под чтение дурацких нотаций.

В чем он был виноват? Когда мог поступить иначе? Его с детства не видели, его с детства обвиняли в том, чего он не совершал. Слишком громкий, слишком тихий, слишком странный, слишком немотивированный — обвинения родителей строились на разных постулатах в разные годы. То он вел себя не так для матери, то увлекался не тем для отчима. Охотники нашли весомый повод ненавидеть его за непреодолимую манию, болезнь разума. Ненавидеть за то, что он стал жертвой.

Евгений задыхался от боли и страха. Он сцепил меч обеими руками. Легкий и удобный, он не подсказывал хозяину, как с ним обращаться. Чудом удалось извернуться и выставить блок. Ванзан только злобно и глухо рассмеялся в ответ. Меч сверкнул осколком хаоса в свете убывающей луны.

И в отполированном клинке Евгений на мгновение узрел отражение своего перепуганного искаженного лица. Глупое, детское, перекошенное ужасом загнанной мыши. Он понял, что без насыщения кровью не имеет и десятой части сверхчеловеческих способностей. Только некий инстинкт самосохранения, животный, изначально-далекий, направлял непривычную к оружию руку, в нужный момент заставляя сталь клинка впиться ответным ударом в меч врага. Одинаковые блоки повторялись два или три раза.

Ванзан как будто пробовал свои силы, испытывал, провоцировал, ожидая, похоже, когда проявится истинная мощь вампира. А Евгений сражался на два фронта: с охотником в реальности и с голосами в голове.

Хозяин звал и предлагал новые силы в обмен на остатки самостоятельной личности. Стать частью чего-то большего, не думать ни о чем, превратиться в пчелу гигантского улья. Потерять свою индивидуальность — вот чего всегда боялся Евгений. И все его существо восставало против призыва той твари, вампира, асура.

«Когти! Ну, когти! Где же вы?» — раздосадовано требовал у себя Евгений, видя, как Ванзан снова намеревается атаковать с помощью металлической руки.

Глубокая рана из пяти темно-багровых полос перечертила грудь, обожгла новой волной боли. Дыхание перехватило. Перед глазами на долю секунды стерлась ночь, предстал яркий день. Настоящий день, без солнцезащитных очков.

Сердце дрогнуло тоской недостижимого. Так ли он дорожил этой новой жизнью? Все его пытались убить, а кое-кто — сотворить нечто более ужасное. Не следовало ли поддаться охотнику и умереть в этой лесополосе возле свалки под реквием стука колес? Зачем он так боялся погибнуть? Но он боялся.

Небытие скалилось жадной пастью вечной боли. И Евгений вынырнул из воронки помутненного сознания, чтобы отразить удар и снова отступить на несколько шагов.

Вокруг высились хлипкие искореженные деревья. Ноги заплетались в мерзлых опавших ветках и поваленных стволах. Но Евгений не падал, балансировал среди преувеличенно реальных, болезненно-гротескных очертаний.

Новая рана уже не дымились, а истекала вязкой холодной кровью. Силы постепенно иссякали, и все-таки меч Евгения взвился молнией, прорезав воздух — напрасно. Ванзан легко уклонился. Его плащ-крыло метнулся в сторону, придавая дополнительную скорость хозяину. Этой жуткой твари без названия.

Евгений, бешено дернувшись, развернулся, чтобы не оказаться спиной к противнику. Охотник небрежно ухмыльнулся, словно говоря: «Я все равно сильнее тебя».

Меч извивался в руках, выставляя неумелые блоки, а об атаке речи и вовсе не шло. Хотелось убежать, убраться, как это удалось на Зеркале. Но тогда у него сохранилось немного сил на полет, а к реке вывел ворон, Сумеречный Эльф. Теперь никто не помогал, путей к отступлению не оставалось. Только паника зверя в ловушке не давала опустить оружие и отдать себя на волю судьбе.

Евгений отбегал за стволы деревьев, некоторые из которых Ванзан сносил одним ударом клинка. Слышался жалобный треск, в глаза летели щепки. Приходилось отступать все дальше в лесополосу, а более правильной тактики разум не подсказывал.

Охотник методично оттеснял противника, выгоняя из пустынной зоны, заваленной стволами деревьев. Меч вращался возле лица, когти наносили все новые и новые порезы, но пока не задевали органы и крупные сосуды. Вроде бы. Водолазка липла к телу не от пота, а от крови. Уже не голод, а боль затопляла сознание вампира.

Евгений надеялся сбежать в лес, но Ванзан гнал его обратно к свалке, потом мимо нее, неотрывно следуя упрямой тенью. Он методично наносил удар за ударом, медленным отточенными движениями проверяя, когда вампир покажет свою истинную сущность.

— Где твой хозяин? — спросил охотник, очевидно, не добившись от жертвы нужного всплеска силы. Евгений вновь вспомнил, что он просто наживка. Охотники пытались через него призвать «хозяина». А он, похоже, подлежал уничтожению, как испорченный механизм, как отслужившая свое приманка.

— У меня нет хозяина! — закричал он, но подавился воздухом и снова побежал прочь, перебирая нетвердыми ногами по мерзлому мусору. Бесполезная попытка спастись.

Теперь он искал людей, ему бы сгодилась и патрульная милицейская машина. Хотя, похоже, охотники утаскивали своих жертв на Зеркало — пустынный ночной город не позволял понять, в каком месте они сражались.

Евгения оттеснили к стеклянной двери магазинчика возле платформы, заставляя прижаться лопатками к пластиковому косяку. Он не отражался в витрине, не запечатлела она и образ противника. В каком мире они оба существовали по-настоящему? Возможно, только на Зеркале Измерения. Но это не имело значения, ужас смерти объединял все миры.

От страха стучали бы зубы, не будь они до боли сжаты. Кровь сочилась из рваных ран, напитывая тяжестью одежду. Холодную кожу покрывали капельки пота. Значит, организм еще не совсем застыл покойницким хладом. Да, может, превращение вовсе и не означало неминуемую смерть. Он задумался бы о природе своей человеческой сущности, которая осталась и после заката, если бы не страшно вращающиеся лопасти оружья противника. Меч выписывал в воздухе замысловатые узоры, лениво натыкаясь на слабые приемы клинка Евгения.

Внезапно Ванзан молниеносно выбросил стальной протез вперед и сомкнул замок когтей вокруг шеи юного вампира. Евгений только безысходно и жалобно охнул, издав слабый писк задыхающегося щенка.

Раскрутив, подобно молоту на соревнованиях, сопротивлявшегося противника, охотник с невероятной силой швырнул его на дверь магазина, по ней поползли трещины. Но с одного раза стеклопакет пробить не удалось. Ванзан с нараставшей ненавистью дернул Евгения, который еще пытался взмахнуть мечом, чью неуверенную атаку враг не заметил. Последовал второй удар о дверь, стекло разлетелось. Сигнализацию либо не поставили, либо она не сработала.

Посыпались осколки, но Евгений ощутил, как его красный плащ, подарок Сумеречного Эльфа, словно подчиняясь невиданной силе, не дает впиться острым стеклам в спину. Но от нещадных ударов магическая ткань не спасала. Евгений понял, что рубеж пройден: силы стремительно покидали его бренное тело. Он и так не получил подпитки в виде крови…

Третий удар! Дверь совсем раскололась. Ванзан, жестоко пнув противника, зашвырнул его внутрь магазина. В этот момент все-таки сработала сигнализация.

Охотник вздрогнул, точно скинув оцепенение, исступленную ярость битвы, но не ушел. Нет, куда хуже — он перенес на Зеркало Измерения, не переставая добивать когтями полубессознательного Евгения, который только шипел и стонал, выплевывая кровь. Свою кровь…

Удар ногой по спине обездвижил, заставил распластаться, подобно тряпке. Охотник схватил за шиворот и кинул о стену пустынного помещения Зеркала Измерения, сопровождая бросок нечеловеческим боевым возгласом.

Евгений вскрикнул. Мир ушел, поднялся под невидимый потолок, как декорация. Остался темный колодец, только где-то наверху бешено гудел ураган. Оттуда, с края бездонной пропасти, торжествующе скалился враг. Казалось, он извлекает сотни гранат и кидает вниз. А они взрываются, не достигая дна, стремительно заполняя колодец огнем и осколками.

— Где твой хозяин? Яви его! — вибрировал в этом кошмаре упрямый голос. Пламя, извиваясь бестелесными драконами, окутывало все вокруг, невозможно обжигая, впиваясь иглами в разум, пронизывая насквозь, словно черви-паразиты.

— Я не… не марионетка, — беззвучно прошептал Евгений.

Ванзан поднял его в воздух, а потом резко оттолкнул, да так, что он метра два с невероятной скоростью проехал по полу, стесывая кожу об осколки стекла и штукатурки. Евгений понял, что это конец. Он не принял «дар» древнего вампира, того, кто обратил его. И проиграл.

Меч затерялся где-то, то ли в мире Земли, то ли на Зеркале. Когти не показывались, никакой великой силы тоже не просыпалось. И он просто лежал на полу, бессильно закрыв глаза, подернутые слезами досады и обиды. Зачем он сражался? Чтобы мучительнее умереть?

Охотник намеревался казнить вампира. А тот уставился в потолок, ощущая лишь вой подступавшего мрака и падение в пустоту. Надежда… Где она? Кто она? Есть ли она вообще? Надеялся ли он хоть когда-нибудь? Что в нем изменилось, если он никогда не жил? Его обратили еще в детстве, его отметила печать скрытого, но безраздельного отчаяния. «Неудобный» ребенок, которого так милостиво забрал вампир. Маленькая ненужная тварь! Которая не желала становиться марионеткой даже на пороге смерти.

Но немая покорность сковывала избитое тело. Из уголка губ сочилась кровь. Оставалась одна последняя свобода: он уже не страшился, что кто-то увидит его клыки. Смешно… Страшно… Больно… Мысли путались.

Внезапно раздался нестройный гул: звон меча, рассекающего воздух, подобно топору палача на плахе. Евгений решил, что настал его последний миг. Но вместо этого послышался уверенный властный возглас:

— Хватит уже! Разошелся ты, Ванзан. Много ли чести — убивать детей.

— Он уже не ребенок. Он — монстр.

Донесся звон металла, видимо, скрестились два клинка, но поединок так и не начался. Только продлился диалог.

— Зачем ты так беспощаден? Он еще никого не убил.

— Но нападал! — воскликнул Ванзан. — И у тебя нет никаких прав препятствовать мне.

— А у тебя — мне.

— Предлагаешь пощадить марионетку асура? И что дальше?

— Похоже, будем стоять, как два кота с выгнутой спиной, — рассмеялся Сумеречный Эльф.

Евгений с трудом приоткрыл левый глаз, словно слегка приподнявшись над краем темного колодца. Неожиданно проснулось любопытство, отгоняя смертную тоску непривычной боли.

Взгляд выцепил размытые очертания вытянутого осунувшегося лица, уже знакомого. И одновременно чужого. «Доброжелатель» снова пришел и делал вид, будто подоспел на помощь. Но с такой же благостной миной он вручил бесполезный меч, чтобы как-то проверить, отправляя на верную смерть.

Оставалось только надеяться, что удалось пройти его негласное испытание. Как же Евгений устал всю жизнь участвовать в этой игре без правил!

Ни мать, ни отчим никогда четко не говорили, что их не устраивает, никогда громко не ругали, лишь объявляли бойкот, разыгрывая днями и неделями холодную отстраненность.

Как наяву представали смутные очертания мамы, которая отворачивалась к стене, когда он, семилетний малыш, просил включить мультфильмы утром в воскресенье. Накануне вечером он неловко играл с пластмассовым динозавром и разбил ее любимую синюю вазу. Хрупкий сосуд раскололся, он четко помнил искрящиеся на свету осколки. Возможно, мать была и до того чем-то расстроена: какой-то очередной ссорой, сомнениями в правильности выбора «третьего папы», проблемами на работе — чем угодно.

Евгений не знал до сих пор, никто ему не говорил, не делился болью. И с годами он все чаще ощущал себя отринутым, отделенным прозрачной стеной из бронированного стекла. Словно все просили угадать правила их молчаливой игры. Сумеречный Эльф не оказался исключением.

Евгений ожидал, что его, распластанного на полу, пронзит меч не Ванзана, а «доброжелателя», который с крокодильей радушной улыбкой вещал о недопустимости убийства детей. Но не он ли отправил в лапы охотнику? Чтобы проверить, чтобы… выяснить, не стал ли новообращенный марионеткой асура. Кажется, удалось разгадать очередную шараду.

— Нет, не стал, я не марионетка, — просипел, слабо шевеля разбитыми губами, Евгений. — За что? Так нечестно!

— Да, мой суд несправедлив, но иного пути не было, — ответил Сумеречный Эльф. Он встал между охотником и его избитой жертвой.

— Но мог бы и помочь… Чуть… чуть раньше, — закашлялся Евгений. В голове жужжал рой ос, ударяясь болью в затылок.

— Я лишь даю карты в руки. Возможность играть ими я предоставляю их счастливому обладателю. Я — проводник на пути посвящения.

— Давай без философии. Если тебе было жаль мальчишку, ты бы сделал так, чтобы он не нападал на людей, — сурово прервал Ванзан. — Похоже, это ты дал меч человеку, который не знаком даже с азами фехтования. Жалостливый ты наш.

— Хм, — задумался Сумеречный Эльф. — Я рассчитывал, что натура его раскроется сразу же.

— Ты рассчитывал, что «хозяин» сразу же возьмет его тело под контроль, — подтвердил предположения и опасения Ванзан.

— Но раз этого не произошло, значит, у нас еще есть шанс. У него есть шанс.

Голос Сумеречного Эльфа подернулся нотками небывалой заботы. Простое слово из четырех букв в его устах звучало слаще любой музыки. Шанс! Юному вампиру давали шанс выжить. И «доброжелатель» явно имел влияние на охотников, пусть во всех словах Ванзана чувствовалась неприязнь.

Евгений слушал короткую пикировку, с отрешенным покоем понимая, что речь ведется о его судьбе. Или не только о ней. Наживка не имела особого значения в этом сложном покерном раскладе, где вместо карт на зеленое сукно ложились человеческие жизни.

— Если он марионетка, надо убить его немедленно. Я уже видел, как менялись его движения. Это был не ребенок! В те моменты фехтовал сам асур.

— Возможно. Я тоже заметил. А потом эти вспышки опытного фехтовальщика вдруг исчезали.

— Да, пожалуй, — попятился, склонив голову Ванзан. Пряди длинных черных волос упали на бледное лицо, светившееся синевой во мраке. Из всех собравшихся в разгромленном магазине именно он больше всех напоминал каноничного вампира из сказок. Но почему-то именно он прибыл судить жертву асура.

— Я опасаюсь, что марионетка-портал — вовсе не он, — неуверенно протянул Сумеречный Эльф. — Кто-то другой, через чьи сны Лорд Отчаяние готовится ворваться в мир Земли.

— Кто еще? Думаешь, он просто случайная жертва? Где твое всезнание в такие моменты? — Охотник злился, и черно-алый плащ за его плечами нервно подергивался.

— Когда речь идет о Лорде Отчаяние, мое всезнание дает сбой, — вздохнул собеседник. — А мальчишка вполне мог оказаться просто дешевой закуской, первой жертвой путешествия асура по Москве.

Евгений поморщился от такого сравнения, хотелось крикнуть: «Эй, я все еще здесь! Нельзя ли повежливее?» Но он понимал, что, возможно, такими нелестными эпитетами намеренно преуменьшают его значимость, отводят внимание. Да и говорить становилось все труднее, только страх заставлял оставаться в сознании.

— Закуской, — фыркнул Ванзан, — если бы он был закуской, «хозяин» не звал бы его, не заставлял нападать и не сделал своим солдатом. Выпил бы досуха, как это водится у «истинных вампиров».

— Но, может, все-таки отпустишь его? Ванзан, я ручаюсь за этого мальчишку, — мягко настаивал Сумеречный Эльф.

— Ты знаешь, какую цену можешь заплатить, бессмертный, — вдруг стальным тоном отчеканил охотник. — Твоя тьма и Лорд Отчаяние — это опаснейшее сочетание.

— Знаю. Поэтому я взял клятву с охотников. Все вместе вы сумеете остановить меня. Надеюсь. Или его… Но мальчик не виноват. Если он пережил эту ночь, значит, ему хватит воли бороться и дальше.

«Надо же, в меня верят», — подумал Евгений. Всю жизнь он считал, что может только все портить.

Хорошие оценки в школе — ерунда, их воспринимали как должное, говорили, что в гимназическом гуманитарном классе не такая уж сложная программа. Вот отчим-то в свое время из обычной школы поступил на инженера, а потом стал экономистом. Мать восхищалась мужем, умным «папой номер три».

Зато Евгений портил жизнь родителям, которые все для него делали. Они уже говорили, что больше всего он испортит им жизнь, если поступит на платное отделение какого-нибудь филфака вместо «нормального образования». Такую «сладкую месть» и готовил Евгений, они догадывались. Еще в пятнадцать лет он на полном серьезе мечтал стать поэтом или эссеистом-критиком. Бесплатное отделение, конечно, было бы предпочтительнее.

Все это осталось в далеком-далеком прошлом, мелкие дрязги и смешные обиды. Теперь какая-то часть сознания запрещала думать о том, как чувствуют себя близкие после его вынужденного побега. Наверное, пропавшего подростка искала милиция. Но находили только охотники.

— Бороться… — пробормотал Ванзан. — Не спектакль ли все это? Все его бессилие сейчас?

— Ну ты его еще попинай, чтобы уж наверняка.

— Не-е-е… не надо, — умолял Евгений, но никто его не услышал, хотя бить лежачего не стали.

— Ой, да пошел ты, — отрезал Ванзан и устало махнул рукой-протезом. — Легче уступить, чем твою болтовню всю ночь слушать. Других вампиров упущу. Но помни: ты за него поручился.

— Мы на одной стороне в борьбе с Отчаянием.

— Сомневаюсь.

Сумеречный Эльф устало посмотрел вслед охотнику, который покинул поле боя, укрывшись плащом. Кусок сгущенной тьмы оказался порталом, унесшим мрачное существо в неизвестном направлении.

Евгений хотел бы обрадоваться избавлению, но мир вокруг окончательно расплылся. В лоб ударил незримый молот, поднимая гул тысяч колоколов в голове. Темнота заволокла глаза, заставив сомкнуться потяжелевшие веки.

Где-то вдалеке шуршали по пыли и осколкам ребристые подошвы тяжелых ботинок. Потом казалось, что кто-то несет его пострадавшее исковерканное тело, в котором еще билась искра души. Постоянно раздавалось слегка простуженное сиплое бормотанье, будто человек, спаситель, говорил сам с собой. Вдруг показалось, что земля исчезла, отчего возникло щемяще-знакомое ощущение полета.

Но все скрывала завеса темноты и непонимания. Вскоре все окончательно пропало.

Глава 6

Сумеречный Эльф

Когда он очнулся, солнце чарующе заливало просторы небольшой комнаты, предусмотрительно затянутой легкой дымкой полупрозрачных штор. Евгений с удивлением отметил, что за последнее время не испытывал ничего более приятного: просто смотреть на серые дома, озаренные ровным дневным светом, который обволакивал формы предметов и мебели. Также мягко вычерчивал он и сгорбленный силуэт на фоне вытянутого окна.

— Сумеречный Эльф? — севшим слабым голосом спросил Евгений, хотя комната слегка плыла перед глазами. Голова гудела, но он все же рассмотрел беленый потолок, шкаф-купе, кресло у стены и небольшой журнальный столик. Помещение выглядело жилым, но никак не походило на его родную квартиру. Да и снаружи виднелись верхние этажи да антенны на крышах. Значит, его унесли куда-то в другое место. В место, о котором он ничего не знал. И пока не решил, настала ли пора снова бояться. После злополучной встречи с Ванзаном он просто устал бояться.

— Да, ваш «Сумеречный Кто»… То есть Сумеречный Эльф. Хотя имена нечасто имеют значение, но надо же себя хоть как-то называть.

— Да, это точно ты, — выдохнул Евгений, откидываясь на мягкую подушку. Тело болело, и отчего-то он радовался: не-мертвые по всем легендам не умели испытывать человеческую боль. Значит, он зря называл себя не-живым.

— Ты был без сознания почти сутки, — ответил знакомый хриплый голос. Силуэт развернулся и подошел.

— Что со мной? — поинтересовался Евгений.

— Обычное сотрясение мозга, — буднично отозвался Сумеречный Эльф, но поправил себя: — То есть для человека был бы летальный исход, но ты истинный вампир, так что запас прочности у тебя несколько увеличился.

— Только не особо мне радостно. Запас такой иметь, чтоб меня посильнее били, — пробормотал Евгений и надулся, скрещивая руки под одеялом.

Он не имел никаких оснований не только обижаться на Сумеречного Эльфа, но и вообще ему доверять. Возможно, его доставили в секретную лабораторию, чтобы сдать на опыты. Или что там еще могло приключиться? Тем не менее он ощущал себя в относительной безопасности, пожалуй, даже больше, чем в ту пору, когда отсиживался дома.

— Я не хотел, чтобы тебя били, парень. Просто… м-м-м… не оставалось способов проверить, насколько ты принадлежишь «хозяину». — Сумеречный Эльф виновато потупился, хрустнув длинными бледными пальцами.

В мягком свете комнаты он выглядел в высшей степени мирно, даже по-домашнему: в просторной черной толстовке и без тяжелых ботинок металлиста. И все-таки Евгений не уставал напоминать себе, что испытания не прекратились, никто не обещал мгновенного избавления. Пробуждения от этого кошмара.

— Где я? — спросил он.

— Разве не видишь? — хитро улыбнулся Сумеречный Эльф. — Ты в комнате — стены, пол, потолок.

— Очень смешно.

— Ладно, отвечу. Хотя не должен, — отмахнулся собеседник. — Ты в Лиге Фантомов. Официально ты не принят, и не знаю, насколько уживешься с обитателями. Легче тебе только от одного: здесь нет людей, а проживают оборотни, вампиры, темные эльфы, маги. И прочее, и прочее…

— Правда? Что за Лига Фантомов? — приподнялся Евгений. Он не мог представить мирное сосуществование, как ему казалось, целого сборища монстров.

— Лига Фантомов — организация магических существ, одна из многих на Земле. Основана пять веков назад теми самыми магами, которые пробились в Измерение Силы, их потомки так и правят. Правят — это, конечно, громко сказано, но Лига считает себя микрогосударством. Частично существует на Зеркале Измерения, что позволяет скрываться от людей, ну знаешь, спецслужб и добровольческих объединений. И от охотников, конечно.

По необъяснимым причинам Евгений испытал даже легкую досаду, будто внутренний голос-искуситель прошептал: «И опять ты один из многих! Как неприятно, как унизительно!»

Раньше он смаковал исключительность своего несчастья. Теперь вокруг вполне могли найтись такие же. Захотелось доказать им свою неповторимость, свою уникальность. Но как? Стать злее и сильнее? Или несчастнее? Последнее выглядело куда проще, чем доказательство силы. Потом рассудок заставил осмыслить услышанное от Сумеречного Эльфа.

— Лигу Фантомов хотят уничтожить. Но за что? — встрепенулся Евгений, но тут же поморщился от боли в голове и вытянулся на диване.

— За нарушение баланса сил, — коротко отрезал Сумеречный Эльф.

— Об этом ты не писал.

— А тебе не надо было об этом знать.

— Так что они сделали? Они вроде как… радикалы? Или как это… — пробормотал Евгений. — Анархисты?

— С чьей стороны посмотреть, — пожал плечами собеседник, — не такие уж радикалы. Дело-то в том, что на Земле, о чем я писал, количество наделенных магией существ значительно ниже, чем в других мирах.

— Меньше процента относительно всего населения планеты, — вспомнил одно из писем Евгений.

— Да. Очень мало. Где-то больше, где-то меньше. И магия не такая сильная, чтобы открыто требовать какой-то власти, особых прав или территорий. Кому-то нормально скрываться среди людей. Мирным магам, светлым эльфам, иногда и оборотням. Кто-то просто не может, как те же вампиры. А кто-то уверен, что именно за ними будущее.

— Война миров…

— Уже пять веков Лига Фантомов пытается заполучить энергию из Измерения Силы. Кое-кто им противостоит, часть людей и магических существ. Но правда в том, что, если опустошить Измерение и принести его магию в мир Земли, может нарушиться кое-что похуже баланса политических сил, — хорошо поставленным, но неизменно хриплым голосом прочитал короткую лекцию Сумеречный Эльф. — Да еще к Измерению Силы лезут асуры. Для этого им сначала надо попасть на Землю, потому что порталов в Измерение из других миров нет. Да-да, асуры, те самые твари, одна из которых укусила тебя. Твари… из моего родного мира.

— А ты… ты на чьей стороне? — спросил Евгений, не замечая, как легко перешел с доброжелателем на «ты». Впрочем, после всего услышанного чопорные приличия выглядели излишними. Новые сведения хлынули в ударенную голову водопадом, прорвавшим плотину. Но во всей этой игре великих сил собственное место яснее не стало. По-прежнему он плясал на сцене, не зная роли в глобальной страшной пьесе.

— А я… Должен не допустить нарушения баланса. Я наблюдатель, который делает вид, что примкнул к какой-то стороне, — объяснил Сумеречный Эльф. — Но вот где останешься ты, придется решать тебе и только тебе.

— Так ведь охотники…

— Да они много чего не знают, — устало отмахнулся Сумеречный Эльф. — Ванзан только кое-что знает, потому что из-за асуров стал… ну, стал таким.

— Да уж, таким отбитым, — с отвращением фыркнул Евгений. — Значит, я могу и не примыкать к этой Лиге?

— Тебе просто сейчас нужно убежище. Я совсем не призываю тебя оставаться в Лиге Фантомов.

— Но кто ты? Асур? Да? — невольно сжался Евгений, сопоставив факты. Он испугался, вдруг предположив, чего его просто делят два хозяина-вампира. Как будто не видели, что из него, неумехи, выйдет довольно бесполезный слуга.

— Я неудавшееся оружие против асуров, — кратко ответил Сумеречный Эльф и как-то вздрогнул всем телом, отворачиваясь к окну, точно получил пощечину от этого сравнения, а потом все же объяснил: — Когда-то, больше двух тысяч лет назад, мой родной мир был прекрасен, а потом пришли асуры.

— Кто они?

— Нечто. Никто не знает. Говорят, соткались из пороков людей. Или же принесли людям эти пороки. Но главное их отличие — жадность. Их король, древний асур, поглощал и рушил целые миры, напитывался их магией и становился сильнее и сильнее.

Евгений представил взрывающиеся планеты, разлетающиеся звездной пылью. В ушах пронесся единый крик-плач множества убитых людей и нечеловеческих созданий, изломанных агонией, исчезающих без следа.

Нечто жуткое сдавило сердце небывалой тоской, точно он впервые вышел из скорлупы своего эгоизма и вдруг открылся душой, приняв чужую боль. Но та оказалась столь ужасной, что скорлупа снова захлопнулась, створки надежно запечатали моллюска.

И все же он испугался не только за себя: невольно Евгений представил Землю, узрел, как к планете приникает отравленными зубами колоссальный вампир, вонзающий клыки в полушария крошечного глобуса, парящего в ледяной пустоте. И на континенты проливается смертельный яд, сея череду нескончаемых бедствий, описанных в древних книгах о конце света. Наверное, так и рушились миры, так и напитывались асуры силой.

— Они… уничтожат Землю? Они идут? — выгнулся, как перерубленный червяк, Евгений. По телу побежали электрические волны страха, грозившие перейти в судороги.

Сумеречный Эльф ловко подскочил, мягко, но сильно надавил на грудь и что-то прошептал, проведя теплой ладонью вдоль ушибленной головы своего нежданного гостя. Приступ паники растекся бессильным покоем, как талая вода от осколка льда, засевшего в сердце.

— Не идут, пока не идут. Их удалось кое-как запечатать в моем родном мире, чтобы они не захватили всю Вселенную, а уж они хотели, поверь мне. Пришлось пожертвовать одним миром, который стал их тюрьмой. Моим миром, — с болью объяснил Сумеречный Эльф. — И асуры лезут из этого «запечатанного» мира уже две тысячи лет, но оттуда порталы просто так не открыть. Только если использовать кого-то как ключ.

— И я… мог стать ключом? Ключом асуров? — спросил Евгений, ощущая, как льдинка снова стягивается паникой.

Пережитые волнения не прошли даром. Последние дни он бродил сосредоточенным комком нервов. И ощущал себя то опасным монстром, то прирожденным воином, то несгибаемым бродягой. А теперь, бережно отмытый, лежащий на чистой простыне, он вновь превратился просто в испуганного мальчишку.

— Охотники думали, что мог. Но что-то пошло не так. Ключ кто-то другой. Или же… ты только половина ключа, — ответил Сумеречный Эльф. — Вот этого-то мы все не знаем. Не знаем, учитывая, что я могу видеть будущее. Если чего-то не вижу, пробел где-то — значит, будет совсем паршиво.

— И что мне делать? — бессильно посетовал Евгений.

— Прекратить пить кровь. Для начала, — напутствовал Сумеречный Эльф.

Евгений выругался, сочно и не скрываясь: надоело, что все от него просили невозможного. Вдобавок эти заявления слишком напоминали требования отчима и матери постичь тайны алгебры и экономики, чтобы непременно поступить на «нормальный» факультет. И если Евгений жаловался, что у него нет от природы способностей и, главное, интереса к этим наукам, то его просто обвиняли в лени и несобранности. Винили во всем, конечно, литературу и увлечение сборными моделями кораблей.

Но все эти невинные яростные споры остались в той жизни, когда он еще не прятался от солнца за темными очками. Теперь-то его убеждали, что надо как-то преодолеть свою новую природу. А инструкций, что неудивительно, выдавать никто не торопился.

— И что мне остается? Как не пить кровь? — спросил Евгений. Пусть он и лежал без сознания, но голод постепенно начал возвращаться. От него свербело в носу, немели пальцы рук.

Но запах свежей крови не доносился от собеседника, зато обостренное обоняние запечатлело оттиск пепла и тлена, как от мумии или музейного экспоната, укутанного слоями древней пыли. Из чего Евгений сделал вывод, что помогает ему такой же не-живой или, вернее, не-мертвый. Оружие против асуров, как доброжелатель сам себя называл. Но голод этот вывод не умалял.

— Хм, не пить — значит, не пить, — только протянул Сумеречный Эльф, улыбнувшись, отчего в его светло-карих глазах заблестели медовые искорки неподдельной доброты.

Евгений не поддался. Он не уставал напоминать себе, что получил по голове, потому что «спаситель» не прибыл на место стычки чуть раньше, посчитав необходимым проверить. Что? Зачем? Чтобы узнать, кто стал «ключом»? Напуганного мальчишку, не желавшего умирать в шестнадцать лет, не волновали судьбы мира. Не в тот миг, когда Ванзан душил его когтями.

— Не пить кровь, значит. Вы способны превратить меня в человека? — холодно и несколько отстраненно поинтересовался Евгений, вновь переходя на «вы», как это случалось в общении с отчимом, когда стена отчуждения между ними покрывалась острой броней.

Когда непослушный пасынок не желал соответствовать стандартам этого человека-параграфа. Его обвиняли в разном: то в «девчачьих» увлеченьях, то в лености, то в нежелании получить в будущем хорошую работу. А Евгений как будто всегда чувствовал, что не светит ему обычная человеческая жизнь, но не представлял, что попадет в такую передрягу.

— В человека… Почему не в кота? — усмехнулся Сумеречный Эльф. — Что тебе даст обратное превращение?

— Даст! И очень многое! — уловил издевку Евгений.

— Но что? — оборвал без выражения Сумеречный Эльф, глаза его застыли стальными дисками.

— Я стану… нормальным.

Вот так просто он признался в своей посредственности, обыденности. От этого он бежал все эти годы. Зачем-то продырявил нижнюю губу, носил красные клетчатые рубашки и тяжелые ботинки, придумал себе особый стиль общения со сверстниками. В небольшом интернет-блоге выливал всю желчь «особенного» на «серую массу». А теперь… отдал бы все, чтобы ничем от них не отличаться, чтобы есть комковатое пюре в школьной столовой, а не нападать на людей по темным подворотням.

Сумеречный Эльф устало вздохнул, опуская плечи, и сел на край дивана, в ногах Евгения. Он медленно проговорил, словно читая мысли:

— Вот так и выходит. Сначала бьешься-бьешься, чтобы не сливаться с толпой, выглядеть каким-то особенным, уникальным. А потом как что-то прихлопнет тебя, как размозжит так, что уже не похож на нормального, так и захочется стать самым обыкновенным и незаметным. Но уже никак. Да-да, так и выходит. Так и со мной вышло. Хотя там и выбора особо не оставалось. Либо такой тварью стать, либо другой. И тоже тварью.

Он говорил куда-то в пустоту, больше себе. Глаза его остекленели, превратившись в два застывших во льду осенних листа, сорванных безжалостным ветром. Евгений увидел Сумеречного Эльфа таким же шестнадцатилетним мальчишкой, только мальчишкой другого мира. Разрушенного асурами. Хотел ли он получить свою силу, чтобы стать уникальным и неповторимым? Надеялся ли так спасти кого-то из близких? Ответ не прозвучал. Зато Евгений снова спросил:

— Так сделаете? Превратите обратно?

Он угрожающие сдвинул тонкие брови, хотя вышло почти наверняка глупо и жалобно, на что собеседник успокаивающе улыбнулся и ответил:

— Не волнуйся. Придет время, и все маски спадут.

Евгений вздохнул, дернул плечами и понял, что разговоры утомили его. Он попросил разрешения поспать, и Сумеречный Эльф оставил в покое.

А к закату Евгений пробудился от непреодолимого всепоглощающего голода, грозящего перейти в бешенство. Расширившиеся глаза беспорядочно вращались, ощупывая бессмысленным взглядом комнату, которую снова не удалось узнать. К счастью, поиск не затянулся: на прикроватной тумбочке красовалась, переливаясь рубинами, пол-литровая банка свежей крови.

Жадность, с которой вампир проглотил желанное зелье, показалась преступной. Но окутало долгожданное умиротворение. Сытость. Примитивное изначальное чувство.

«День прошел, настала ночь. И я отлично себя чувствую. Все верно. Вампиры спят днем. Интересно, чья это была кровь?» — неторопливо думал Евгений, откинутый на периферию собственного разума. Он сидел там в темноте, глядя, как из угла в узкое окно, через сощуренные глаза зверя, который жадно хлебал и хлебал свою драгоценную подпитку.

Когда последняя капля исчезла, бешенство зверя само собой отступило. Евгений возвращался из «пыльного чулана», в который сажал его вампир на время охоты и пиршества. Теперь он, разумный, задумчиво посмотрел по сторонам, замечая, что Сумеречный куда-то ушел, покинул маленькую квартирку в неизвестном доме. В Лиге Фантомов, куда он притащил один из «ключей асуров».

— Если Лига Фантомов имеет доступ к Измерению Силы, к которому рвутся асуры, тогда «ключ» может открыть доступ для асуров. Если ключ — это я, то асуры через меня могут заполучить силу Измерения. Так, что ли? — пробормотал Евгений самому себе, кое-как укладывая в голове услышанное утром. — И тогда Сумеречный им прямо-таки сообщает код счета в швейцарском банке. Бери, что хочешь… бред какой-то. Либо этот тип полный дурак, либо у него очень хитрый план.

Он осторожно встал, в полном одиночестве ощущая на себе чей-то незаметный взгляд, пожалуй, вовсе не глаз. Точно кто-то касался его разума, перекатываясь в мозгу теплыми всполохами. А кто-то другой, страшный, но притихший, точно так же впивался ледяным покалыванием, которое возникало в минуты насыщения кровью вместе с отупляющим восторгом.

«А кровь-то не из шеи жертвы, — заметил Евгений. — Выходит,"хозяин"кое в чем ошибался. Или не ошибался, а тянул меня на свою сторону».

Он знал, что во многих преступных группировках самым простым способом вербовки было принуждение к убийству: врага, пленника, провинившегося, заказанной цели — смерть. После первой жертвы посвящаемый проваливался на другую сторону закона. И самой жизни. С Евгением пытались проделать то же, но Сумеречный Эльф, похоже, изо всех сил мешал.

Возле опустошенной банки обнаружилась записка от него, накарябанная размашистым почерком: «Не вини себя в этот раз. Кровь, сотканная из магии, материализованная, ничем не отличается от крови настоящей. В чем ты убедился. Зачем прибегать к нападениям? Если не прекратишь, ты обречен. С уважением, Сумеречный Эльф».

— Лучше бы превратил меня в человека, — обиженно пробормотал Евгений, смяв бумажку. Он не знал, воспринимать ли слова как издевку или как скрытый совет. От мыслей разбитая голова снова начала болеть и велела лечь обратно на диван. Насытившийся Евгений не протестовал. Впервые за долгое время он ощущал себя в безопасности. Битвы асуров остались в кошмарных грезах. А его, избитого мальчишку, в Лиге Фантомов не достали бы охотники.

* * *

Висел тяжелый удушливый смог, гораздо более густой и зловещий, чем приходилось наблюдать раньше, как будто предвещавший смертельную неизбежность. Или всего лишь казалось? Всего лишь сказывалась плохая экология.

Зато бесцветно-фиолетовая дымка позволяла безболезненно разглядывать солнце. Но не осталось никакой радости в пожухшем грязном цветке блеклого светила, зависшего посреди стершегося полотна мутного неба.

Такой же мутью плескались нестройные мысли. Лишь на закате, золотящемся отражениями в окнах, они обострялись, вспенивая щемящее беспокойство в заходящемся сердце. Пробуждался зверь, но свежая порция крови быстро усмиряла его.

Прошло несколько дней, в течение которых Евгений упрямо боролся с тошнотой и головокружением. Сумеречный Эльф говорил, что для сотрясения мозга, даже у вампира, такое состояние нормально, нужно просто подождать. Неизменно он ткал из воздуха бутылку или банку нематериальной крови.

«Это пока он меня кормит. Пока я часть эксперимента», — не позволял себе провалиться в губительное доверие Евгений.

В моменты насыщения все существо вампира окутывал безмятежный несравненный покой. Наверняка на этом чувстве первозданной безопасности и примитивной радости и держалась связь между несчастными неофитами и «хозяином».

Евгений подозревал, что Сумеречный Эльф кормит собственной кровью, иначе в ней бы не ощущались слабые нотки пепла и музейной пыли. Означало ли это, что теперь эта тварь, оружие против асуров, привязала к себе раба? Вряд ли. Сумеречный ничего не требовал.

Иногда он исчезал без следа, иногда появлялся снова. Особо не надоедал и говорил мало. За шесть дней Евгений догадался, что доброжелатель считывает эмоции других.

Когда не хотелось никого видеть, странный спаситель не показывался, предоставляя в полное распоряжение напоминавшую гостиничный номер квартиру-студию. Евгений бесцельно бродил от окна к двери, немного смотрел телевизор, но больше спал и боролся с головокружением. И думал, осмыслял. И чем дольше осмыслял все, что случилось, тем тяжелее делалось на душе.

Когда тревога одиночества стискивала горло тоской невыплаканных слез, Сумеречный Эльф без просьбы и призыва появлялся. Так же случилось и в этот вечер. Евгений устало рассматривал яркие закатные отражения в стеклах далеких многоэтажек, когда раздался спокойный задумчивый голос:

— Тоскуешь?

— Да.

— Я тоже тосковал поначалу…

— А потом? — наивно и непроизвольно поинтересовался Евгений.

— А «потом» не было. «Потом» продолжается и сейчас, — порывисто ответил Сумеречный Эльф и едва ли развеял сгущавшиеся тучи беспробудной печали.

— Разве ты на солнце не можешь смотреть? — не совсем понял Евгений.

— Я не про солнце, — улыбнулся, как маленькому, собеседник, при этом между его бровей залегла мрачная складочка.

Евгений удивленно повернул лохматую голову, вопросительно поглядел на собеседника и осторожно произнес:

— Не думал, что у таких, как ты, могут возникать какие-то проблемы. Ведь вы все такие сильные и не считаетесь ни с кем. Вы же… Вы свободны в выборе! Вот! Вы свободны!

Собеседник снова улыбнулся с унизительным снисхождением к неразумному ребенку, забавному, но глупому детенышу. Так же часто смотрел отчим, когда преисполнялся решимости чему-то поучить пасынка. Он никогда не кричал и не бил, совсем никогда, но уничтожал этим заботливым презрением.

Евгений поморщился и наклонился вперед, сцепив руки между коленей так, что побелели костяшки. Он сидел на диване, ссутулив плечи, приобретая сходство с обиженной горгульей, прилепленной к стене собора в качестве водостока.

— Надеюсь, ты знаешь, что далеко не все проблемы решаются силой. Да и счастье не измеряется свободой, — ответил Сумеречный Эльф, пусть с насмешкой, но без холода. Нотаций он читать не собирался. Сходство с отчимом, к счастью, пропало. Древняя сущность старательно вела себя не как великий мэтр, а, скорее, как старший брат, которого у Евгения никогда не было.

— Счастье… Ну… ты же много знаешь обо всем! А знания — сила, правда ведь? — немного повеселел Евгений. — Ты же знаешь все обо всем. Почти.

— Вот именно — «почти». Я не знаю собственной судьбы. И вот там, где не знаю чужие судьбы, значит, мне предстоит вмешаться.

— Только из-за этого ты мне и помог? А если бы кто-то другой умирал в канаве, ты бы прошел мимо? Даже зная, как уберечь его от падения?

— Получается, что так. Потому что вмешательство — еще хуже, — болезненно вздохнул Сумеречный Эльф, как будто задели его самую глубокую незаживающую рану; он отмахнулся: — Не обращай внимания. Ты-то жив.

Воцарилась неприятная неискренняя тишина. Разговор не приободрял, а новые детали правды о силе Сумеречного Эльфа только заставляли все глубже смыкать створки ненадежной раковины отчужденности.

— Жив. А жизнь бессмысленна, — беспричинно подытожил Евгений. — Такая жизнь. Да и вообще… жизнь.

Утверждение прозвучало спокойно и покорно, точно пересказанная на уроке аксиома из учебника геометрии. Евгений не знал, какого эффекта пытался достигнуть. Родители обычно злились на подобные его демарши, а Эльф не реагировал, как будто соглашаясь. Может, понимал кое-что лучше обычных людей, может, наоборот, не понимал совсем ничего.

— Был здесь один такой же «фрукт», — отозвался спокойно и сдержанно собеседник. — И не только здесь. И в других мирах были. Такие же.

Гнев! Неприязнь! Они всколыхнулись в душе Евгения шипящим клубком змей: его посмели с кем-то сравнить, примазать к бестолковому большинству. Такой же! Кто-то посмел копировать его, неординарную и неповторимую личность.

— Злишься, — усмехнулся Сумеречный Эльф. — Пытаешься довести меня, ждешь, когда же на тебя обрушится пресс воспитательного гнева. Ты так привык к нему за шестнадцать лет… Тяжелый пресс жестокого молчанья. Или крики: «Все ради тебя, для твоего блага, неблагодарный мальчишка». Этого ведь ждешь? Но не дождешься.

— Я не… нет! — вздрогнул Евгений, понимая: чужое непознанное существо может просто уйти. Плюнуть и бросить.

— Я не строгий отец. Я путеводный ворон на твоем пути «по ту сторону», — подхватывая мысли, ответил Сумеречный Эльф. — Но по этой жизни ты идешь самостоятельно, один на один с собой. Что же касается бессмысленности… Я пришел к выводу, что все имеет смысл, даже его отсутствие.

— Парадокс, — отозвался Евгений, как доморощенный профессор.

— Парадокс — это уже не столь пустая материя, как бессмысленность. Тот же парадокс в вопросах начала и конца. Есть жизнь и вечность. Остальное — лишь отрезки времени, которые тоже не обладают ни началом, ни концом. Хотя вряд ли тебя волнует такой оттенок смысла.

— Да уж. Вечность в бессмысленности — такова участь вампира? — фыркнул Евгений.

— Посмотрим. Заруби себе на носу: если тебе позволили прийти в этот мир, значит, это уже чудо. И то, что тебе вручили нить судьбы, повелев осторожно скатать клубок, тоже чудо.

Евгений отвратительно сморщился, обнажая клыки, и негодующе воскликнул:

— Да ты такой же! Такой же, оказывается!

Сумеречный Эльф безнадежно вздохнул, отвечая:

— Такой же «противный взрослый»? Понимаю, в разных вариациях ты сто раз слышал эти слова. Особенно когда тебя в очередной раз находили с надрезанными венами.

— Да что ты… знаешь… — замялся Евгений.

Он и правда часто «баловался» с канцелярским ножом. Лет в четырнадцать-пятнадцать он едва не довел мать до нервного срыва своими постоянными попытками навредить себе. Она-то считала, что он намерен свести счеты с жизнью.

Иногда и он так считал, оставляя глубокие борозды на запястьях, предплечьях и ногах. До скорой и больницы ни разу не доходило, только отчим утомлял бесконечными воспитательными беседами, накладывая пластыри и перетягивая бинты.

Наверное, ему хотели добра, а Евгений… сам не знал, чего хотел. Сделать больно. За что? За ту холодную комнату, в которой только игрушечные динозавры оставались ненадежными защитниками от жестокого «мира взрослых». Он мстил за то, что мать была несчастна? И делала несчастным его. Странный повод для мести. Но складывалось именно так.

В какой-то мере нападение вампира воспринималось частью сознания как неизбежность. Будто он призвал эту тьму своей черной неблагодарностью по отношению к тем, кто не желал ему зла.

— Все я знаю, — отозвался Сумеречный Эльф. — Знаю, насколько ты ненавидел отчима, которого просили называть отцом. Ты обвинял его в ущемлении твоей свободы. Но беда-то не в этом.

— И в чем же, господин психолог? — дичился Евгений, отползая к краю дивана, подальше от собеседника, небрежно примостившегося на подлокотнике.

— Да не дерзи, я и прибить могу, — щелкнул костяшками пальцев Сумеречный Эльф. — Хотя когда я последний раз кого-то бил… Хм… Когда вместо тела одна видимость…

— Ну, прибей!

— Не буду. Ты только и ждешь ведь. Просто жаждешь хорошей затрещины. Но суть-то в другом. Ты, как и все живое, искал ответ на вечный вопрос: «Зачем?» Из-за чего едва не сошел с ума. Теперь все объясняешь обращением в вампира, весь свой гнев, всю ненависть к людям. Но не замечаешь, что в тебе все осталось неизменным, в твоей душе. Ведь она-то одна. Единая и неделимая. Ее не прокусить клыками.

— Банально! — с надрывом воскликнул Евгений, сиротливо обхватывая измятую подушку и утыкаясь в нее подбородком, нервно втягивая нижнюю губу. Серьга-кольцо все еще была на ней, металлический вкус в какой-то мере успокаивал.

— Банально… — эхом передразнил Сумеречный Эльф. — А что небанально, то кошмарно. Считаешь, огромное счастье стать оружием против асуров в шестнадцать лет? Отдав все свои человеческие воспоминания. Да, я сделал свой выбор. Небанально, конечно, не помнить начала, не видеть конца, казаться свободным, но биться в клетке.

— Да что все это значит?

— Ладно, проще говоря, я тоже всегда стремился выделиться. А потом… принял эту силу. И вот тогда взвыл, когда оказалось, что почти божественная мощь предполагает сохранение баланса множества миров, но не позволяет вмешиваться.

— Ты правда обладаешь такой силой?

— Практически. Всего три запрета: не воскрешать мертвых, не вмешиваться в ход времени, не помогать тем, чьи судьбы видишь до конца. Выбирай, какой кажется более ужасным. Вот она, моя цена уникальности, — тяжело подытожил Сумеречный Эльф, но продолжил: — Я бы все отдал, чтобы стать обычным человеком, имеющим право на счастье и покой. Но у меня отняли даже право умереть. И я уже не уверен, что эта великая война с асурами имела смысл, потому что маги-ученые моего родного мира создали нас, оружие, Стражей Вселенной, которые оказались едва ли не опаснее асуров. Из тринадцати уцелел я один. А остальные… кто-то умер, кто-то сошел с ума и превратился в монстров.

— Думаешь, мне сейчас легче стало? — Евгений вздрогнул.

— Так я и не утешал. Я не психолог, а псих. Один из тринадцати.

— Думаешь, мне станет легче от того, что я узнал, что в космосе еще сколько-то п-психов с мегас-с-силой? — испуганно воскликнул Евгений, запинаясь и заикаясь. Рассказы Сумеречного Эльфа нравились ему все меньше.

— Я один. Последний, — отмахнулся собеседник. — Об этом можешь не волноваться. Но другой дряни в космосе тоже хватает. И в других мирах.

— Тогда ты это… хочешь, чтобы я тебя пожалел, что ли? — скептически протянул Евгений, но сглотнул горький ком, вставший поперек горла.

— Нет, всего лишь рассказываю цену уникальности, к которой многие так стремятся. — Сумеречный Эльф пожал плечами. — Да еще ты давно хотел узнать, кто же я на самом деле. Всего-то… антикризисный менеджер планетарного масштаба. Не очень успешный и неэффективный к тому же. В общем, в шестнадцать лет я превратился в скитальца, наводящего ужас, неспособного существовать в полную силу, по-настоящему.

— Существовать… — зацепился за слово Евгений. — Какая же разница между жизнью и существованием?

— Да. Вернее сказать: жить в полную силу. Я не живу уже две с половиной тысячи лет, — кивнул Сумеречный Эльф.

— Мне кажется, я с рождения существую, а не живу, — пробормотал Евгений.

— Пора начать.

— Так теперь поздно! Я — вампир.

— Банально, — поддел собеседник. — И я не могу превратить тебя в человека.

— Почему? Ну почему? То самое невмешательство? — требовал разъяснений Евгений.

— Отчасти. Тебя укусил асур. А асуры соткались из пороков людей, — кивнул Сумеречный Эльф.

— И… что это меняет?

— То, что они проникают в твою душу. А менять извне человеческие души — великое злодеяние. Это то правило, которое я никогда не нарушаю, — отчеканил собеседник, Страж Вселенной. — Можно сказать, мое личное правило.

— Ты хочешь сказать, что я должен как-то… поменять себя? Но как? — Евгений потряс головой.

— Инструкции здесь не помогут. Думай. Пока не стало слишком поздно.

— Да ты скажешь, что мне делать? Сущность ты там или не сущность… Страж Вселенной или Страж Помоек, что мне делать-то?! — вскричал Евгений, вскочив на ноги и швырнув подушку о стену.

Он взъерошил волосы и застыл, ожидая, что его испепелят на месте по щелчку пальцев. Возможно, он этого и хотел. Он ждал, когда же начнутся нравоучения и строгие нотации, а они все не начинались, и от этого Евгений сходил с ума. Никто не искал повода напомнить ему, что он в чем-то «не такой». Лишь путеводный ворон неизбежно вел запретными тропинками потустороннего мира. Но истина все не мерцала за краем болота.

— Жить, — спокойно на выдохе произнес Сумеречный Эльф. — Жизнь подразумевает смысл. Не существовать, а жить. Остальное ты додумаешь сам.

— Жить…

— Жить.

— Проклятье… — только бессильно вырвалось у Евгения.

— Пока мы все выжидаем, чтобы понять, кто стал вторым «ключом», — наконец объяснил положение сил собеседник.

— Я пешка, игрушечный солдатик, — прошептал Евгений, обращаясь к себе. Друг друга они уже не слышали, закрывшись каждый в своей раковине.

— Страж Помоек, — посмеивался Страж Вселенной, медленно растворяясь в воздухе. — Уж так меня никто еще не называл. Хотя был один парнишка, эльф-вампир. От него я тоже наслушался. Да… бедный парнишка… Еще один мир, еще одна судьба…

— Тварь! — прокричал Евгений, когда Сумеречный Эльф совсем растворился, а потом подобрал подушку и снова съежился в позе горгульи, для фона включив телевизор. Одиночество ползло из темных углов, сжимая тиски неопределенности.

Евгений остался в пустой комнате один на один с собой, со своей головой. Нередко ему казалось, что он живет только в голове. Остальное — робот, обеспечивающий ее функционирование и не всегда слушающийся ее.

Он — сознание, изжаленное роем мыслей, которые перекатывались клубком змей. Асуры… Сказки о вампирах приобретали новые неведомые оттенки. На него напал кто-то более страшный, чем обычный кровопийца из легенд. Асуры — пороки людей. Сумеречный Эльф требовал измениться душой. Как и в какую сторону? Евгений не верил, что это помогло бы. Речи «доброжелателя» звучали как советы умирающему.

Взаимосвязь не прослеживалась. Подсказок не находилось, и все услышанные слова не действовали. Но в глубине души Евгений знал ответ, почему стал вампиром. Знал, что должен делать.