Идеальное зеркало

Мария Савельева, 2022

В современном мире легко принять чужую мечту за свою. Простой девчонке с Выхино повезло больше других: ей представилась возможность не только точно узнать своё предназначение, но и увидеть своё идеальное зеркало. Даже получить дорожную карту для достижения цели. От нее требуется довериться своему внутреннему голосу и следовать за мечтой. Но так ли это легко? Путь сомнений и борьбы с закоренелыми привычками, сокрушительные провалы и новые свершения поведут Машу к тому будущему, которого она никак не могла ожидать. Ведь стоит только суметь сойти со старой дороги, как ты уже прокладываешь новый путь.Попробуйте взглянуть в «Идеальное зеркало», возможно, это изменит и вашу жизнь.

ГЛАВА 4.

Заботливый или просто водитель-молодец распахнул передо мной дверцу автомобиля и весь салон залило солнечным светом. Когда я выбралась из машины, мне пришлось слегка прищуриться, потому что передо мной возникло ослепительно белое, будто пластиковое, здание обтекаемой формы.

Оно казалось здесь инопланетным. Прилетело откуда-то и растеклось тут по лужайке. Три этажа, остеклённые стенами, были видны насквозь, кроме первого уровня, центр которого скрывали белые панели и светящиеся экраны на них. Там было много людей. Некоторые сидели на диванчиках, другие говорили по телефону или читали за высокими стойками, кажется, большая часть пространства была заставлена книгами. Но больше всего мне понравился дикий сад. Он окутывал «каплю» со всех сторон: целая палитра цветов, гроздями свисающих тут и там, запутанные в арки ветви деревьев над брусчатыми тропинками и деревянными скамейками, многолетние кустарники и мох, овивающий стволы могучих дубов и клёнов. Впечатляет. Подумала, что надо будет погулять здесь после встречи.

Мне показалось, что это здание хотят скрыть от общих глаз. Не удивилась бы, если крыша его окрашена каким-то составом, который не пропускает тепло и не виден для спутников. К чему такая конспирация для учреждения, предназначенного для общественного посещения? Или это тоже есть дерзкий почерк мимикрии архитектуры и природы от Кларис Морель?

Когда я вошла в широкий холл здания, то не совсем поняла, куда нужно идти. Все были заняты. Куча людей толпилась у «библиотеки», там была какая-то презентация что ли. Экраны оказались участками самой стены, на которой возникало изображение. Они располагались у дверей и служили коммуникатором между ожидающими и теми, кто внутри кабинета, как в дорогих клиниках. Здесь, видимо, проходила предварительная оценка и подготовка желающих взглянуть в «Идеальное зеркало». Пока я огладывала всё вокруг, ко мне незаметно подошла девушка в белом облегающем стройную фигуру платье и поздоровалась на чистом русском.

— Мария? Добрый день, — улыбнулась, — вас не узнать.

— Отчего так? — выпрямилась я.

— Мне прислали ваш профайл, и я приглядывалась к вам в VK, чтобы не упустить, когда вы войдёте. Но вы совершенно иначе выглядите. Свежий взгляд, горящие глаза, румянец. Что-то в вас изменилось! — бодро ответила та.

— Боже, покажите мне фото, что вы смотрели.

— Пожалуйста, — сказала девушка в очках, оправу которых я тотчас захотела себе. Не то, чтобы сорвать с неё и убежать, но выгадать момент, когда уместно будет спросить, что за марка.

Мы зашли за стойку ресепшн, также минималистично и аккуратно обставленную: большой Mac, встроенный так, чтобы не мешать общению с посетителями, клавиатура, блокнот, карандашница и нечто. Наверное, это был телефон, но не мне судить. На экране Mac появилась моя страничка VK. Девушка кликнула на последнее фото в Шереметьево, где я наигранно улыбаюсь возле рекламной стойки свадебных туров в Париж. Моё лицо… Моя мама… Я считала себя достаточно живой и здоровой в тот момент. Но на меня смотрела девочка с впалыми глазами и серо-зеленой кожей лица. В голове проскочила молитва, чтобы это свет так на меня падал, а не печень моя выпала куда-то.

На моё счастье, девушка решила прервать моё самокопание на предмет причин такого внезапного уродства и его полной незамеченности мной.

— Мария?

— А?

— Меня зовут Даниэлла, я буду вашим помощником сегодня. Сначала нам нужно решить пару формальностей, а после зайти к доктору Мизонье, он хотел сам провести ознакомительную беседу с вами, и проводить в тестовую комнату.

— Почему сам? — я немного испугалась такого внимания.

— Потому что вы не простой гость, — хихикнула Даниэлла. — От вас зависит контракт века и расширение деятельности компании, за вас поручился сам Виталий. Вы очень дорого стоите.

— Виталий? — полоснуло по мне её «дорого стоите».

— Да, Виталий Баровский уже давно выступает бизнес-консультантом доктора Мизонье и его слово много значит в каждой сделке компании.

Даниэлла поднесла к моему большому пальцу правой руки мягкую подушечку, отсоединенную от «нечто», только тогда я поняла, что это сканер отпечатков пальцев, голоса и глаза. Зачем? Упрощенная юридическая процедура?

— Взгляните сюда, пожалуйста, не моргайте, — Даниэлла производила идентификационные манипуляции с молниеносной скоростью набирая какой-то текст на компьютере.

— Мне нужно теперь что-то сказать? — попыталась я было помочь.

— Нет-нет, этого достаточно. Теперь система знает ваш биологический код.

— Теперь?

— Да, до этого компьютер вас изучал по данным в сети. Теперь ждёт разрешение на обработку новых сведений и начало глубинного изучения вашей личности.

— Вы хотите сказать, что сбор информации обо мне уже начался?

— Конечно. Как только вы зашли на сайт, компьютер определил вашу высокую готовность к прохождению тестирования и начал работу по сбору и анализу данных из открытых источников. Чтобы завершить портрет и сконструировать ваш наиболее эффективный жизненный путь сразу по выходу за пределы Агентства, был нужен ваш биологический код и ответы на несколько уточняющих вопросов. Вы готовы?

— Да, но не нужно ли подписать какие-то документы?

— Вы уже дали согласие на обработку личных данных. Мы работаем с вашей биологической реакцией на происходящее, её нельзя подделать. Дело в том, что доктор Мизонье изобрёл и запатентовал совершенно новую систему согласования юридических вопросов. Скорее всего, сказалась его нелюбовь к бумажной волоките, — подмигнула она мне. — Эта система основана на реакции вашего организма на вопросы. Видите ли, подпись можно подделать, а истинность ваших намерений и готовность к прохождению процедур полностью подтверждается вашей жестикуляцией, мимикой, температурой тела, движением глаз и другими признаками, а также простым и честным «да» в разговоре, проверенном полиграфом. Система уже используется многими компаниями и имела прецеденты в суде.

— А как же километровые договора и разъяснение мне рисков? — не унималась я.

— Рисков на данном этапе нет никаких. Мы анализируем ваши поведенческие характеристики, открытые материалы и те данные, что вы сами даёте нам. На выходе — дорожная карта, предписания к действию. Обязательства Агентства полностью прописаны в Уставе структуры и не нуждаются в подтверждении. От вас обязательств не требуется. Если вы того захотите, компьютер вас забудет полностью после процедуры. Если же вы захотите пройти более интенсивную программу — нам предстоит индивидуальная беседа, в ходе которой вам будут разъясняться все обязанности сторон и, конечно же, риски. Каждый этап будет заверяться отпечатком пальца и скрином вашей реакции.

— Что за более интенсивная программа?

— Обо всём по порядку. Вы согласны пройти процедуру «Глубокого познания» вашего «я» и получить карту действий, согласно которым вы сможете добиться 100% результата в поставленной задаче — достичь успеха в своём истинном призвании?

— Да, — сказала и задержала дыхание автоматически.

Казалось бы, да? Ждёшь чего-то несносно долго или кажется будто оно должно произойти под аранжировку оркестра, не меньше. А оно случается и это даже не «бульк» на поверхности океана. Так… Рябь на воде. Просто «да».

— Одну минуту, — моя помощница уставилась на экран, где, видимо, проходила идентификация моей готовности к прохождению процедуры, что заняло, я бы сказала, больше минуты.

— Вы согласны на использование результатов вашего тестирования в программе smart house Yellow Bridge? При условии, что ни одна деталь вашего психологического портрета, ни одно описанное в стенах офиса Miroir parfait событие вашей жизни или другие её детали, не будут обнародованы без вашего на то согласия?

–… Да.

Я почувствовала какой-то подвох. Но, в конце концов, она всё же сказала заветное:

— Прошу сюда.

Глубокий вдох.

Я отправилась за девушкой на второй этаж. В этом здании не было лестниц, мы по спирали вокруг дома дошли на второй уровень и заглянули в просто обставленную комнату со стеклянными стенами и дверями. Проще говоря, мы оказались в пузыре за окном, потому что кабинет хозяина Агентства выступал из общего здания и скрывался среди ветвей и цветов сада. Мысленно я села на пушистый ковёр, чтобы насладиться видом из окон-стен. А сама осталась стоять и дышать. В это время Даниэлла бесшумно покинула меня и оставила в комнате одну, как мне казалось.

— Вы хотели бы присесть на пол? — раздался голос сбоку.

— Что? — вздрогнула я.

Сегодня все решили меня попугать!

Возле входа стоял милый старичок, живо напомнивший мне какого-то британского актера. Его твидовый костюм придавал ему образ прогуливающегося в парке джентльмена.

— Как вы поняли? — спросила я и только тут заметила, что он тоже говорит по-русски.

— Вы слегка согнули левое колено и подались вперёд. Логично предположить, что вы так делаете перед тем, как сесть на корточки или плюхнуться на траву, — его миролюбивый тон намекал на откровенную беседу, я уже почти считала его старым знакомым моей мамы или соседом по даче.

— Вы наблюдательны…

— Не скрою, всегда гордился своей этой особенностью. Вы позволите? — он наполовину зашёл в кабинет и остановился.

— Это же ваш кабинет, — растерялась я перед его старомодной учтивостью.

— Это как вы пожелаете, — слегка улыбнулся Мизонье.

— Вы так говорите… загадочно. И почему-то по-русски.

— Здесь многие говорят по-русски. А я, например, тридцать лет женат на исключительной русской женщине, благодаря которой неплохо выучил язык. Она уверена, что русскую поэзию не перевести. И я, знаете ли, с ней в этом согласен. Это действительно не перевести. И даже не понять до конца, не будучи русским.

— Что именно?

— Вам знаком Сергей Есенин?

— Конечно.

Он вдруг заговорил каким-то другим, отстранённым голосом. Я бы сказала с сожалеющим оттенком:

«Но и тогда,

Когда на всей планете

Пройдёт вражда племён,

Исчезнет ложь и грусть, —

Я буду воспевать

Всем существом в поэте

Шестую часть земли

С названьем кратким «Русь».»

Человек, только что прочитавший мне отрывок из одного из моих любимых стихотворений Есенина и вообще всех стихотворений, остановился и, казалось, задумался, всматриваясь в зелень за стеклом.

— Вы в порядке?

— Да-да, извините. Эти строки отзываются у меня непонятой скорбью по утраченному времени, месту. Вы знаете это стихотворение?

— Да, я могу сказать, что оно моё любимое в творчестве Есенина.

— Интересно…

— Вы не просто так его вспомнили?

— О нет, не стоит искать в моих словах двойное дно. Я с вами откровенен, — сказал доктор и присел на кресло, стоявшее рядом с другим таким же, так, чтобы смотреть в сад. Раскрытой ладонью указал мне на соседнее. — Или вам удобнее на полу?

— Было бы, не будь я в этой юбке, — я двинулась туда, куда указывала его ладонь.

— О, удобная одежда — роскошь в наши дни. Я люблю лето, с его естественностью. Люблю свой небольшой дом на юге этой чудесной страны. Там ветви деревьев хотят пробраться в дом… Извините, я снова увлёкся.

— Ничего. У моей мамы тоже есть небольшой загородный дом, у нас это называется «дача». Вы наверняка знаете. И летом мы всегда открываем все окна на улицу, чтобы ветер мог свободно гулять по дому, нести запахи цветов с полей. Я люблю гулять, собирать травки, заваривать с ними чай вечерами и сидеть у костра, наблюдая за небом.

— Я хочу к вам на дачу.

— Приезжайте.

— Непременно воспользуюсь вашим приглашением, как только окажусь в России.

Я была довольна происходящим. Не знаю, что именно от меня хотел доктор, но мы просто сидели и болтали о зелени. Что ещё могло прийти на ум в такой комнате.

— Маша, у вас красивое имя. Оно часто встречается в литературе. У Пушкина капитанскую дочку звали Марией, Марией Мироновой. Также звали и героиню «Дубровского». Не говоря уже о сотне сказок про Машу в России.

— В России Маша — нарицательное имя. Все время слышу «… и приходит такая Маша», «захожу, а там сидит тётя Маша». Означает что-то вроде глупой толстой женщины с ограниченным суждением.

— Вы себя таковой считаете?

— Нет. Но я чувствую рамки в каких-то вопросах.

— Например?

— Ну… Например, в вопросах призвания. Я не могу понять, где моё место. Хотя открыла, что это проблема совсем недавно, буквально вчера.

— А что вы думали до этого?

— Мне казалось, что у меня всё хорошо. Хорошая работа, зарплата, устроенность, стабильность, мама довольна.

— Значит, стабильность так важна вам, а не счастье?

— Счастье очень нужно. Я думала, что вполне счастлива и у меня ещё куча времени на то, чтобы определить момент и направление для настоящей жизни. То есть для рывка в ту сторону, где хочется реализоваться. Но оказалось, что я вообще не в состоянии определить это направление, не могу почувствовать, чего же на самом деле хочется. Я просто… не умею.

— Но это вполне нормально для вашего возраста. Вам сколько, 22–23?

— Мне 22. Но почему-то мои коллеги, даже те, кто младше меня, уже во всю строят свою жизнь. Они стремятся к вполне определённым целям. Как их найти? А вдруг у меня не хватит сил, чтобы вообще достичь их когда-то?

— Уверен, что всё зависит от вашей цели. Многие всю жизнь бьются над этим вопросом, но так и не достигают его решения.

— Но это же страшно! — проникновенно выдохнула я.

— Согласен, весёлого мало. Но что вам больше нужно: жизнь, в которой вы делаете что-то для того, чтобы что-то делать, или вы идёте к своей цели и не важно, сколько времени это займет? Ваша цель будет путеводной звездой. За время этого пути вы сможете многое постигнуть, что, в общем-то, и делает этот путь чуть ли не более привлекательным, чем сама цель. Или, пройдя какой-то отрезок пути, вы поймёте, что хотите совсем другого, но не выяснили бы этого, не начав двигаться, пускай и в неправильном направлении.

— Мне не хочется тратить время впустую на поиски своей цели. Не хочу терять то, что уже имею. Я уже много чего перепробовала в жизни и ничего не приносило мне радости. Ни в чём не была по-настоящему успешной. Выходит, что проще жить, как живётся и ждать, что в какой-то момент моя цель меня настигнет.

— То есть вы постигнете свою цель.

— Вроде того…

— И сколько ждать?

— Сколько потребуется.

— А это не «время, потраченное впустую»? — он, кажется, съязвил.

— Нет, я же работаю, обладаю навыками необходимыми для жизни. Я не трачу время впустую. Вдруг я никогда не пойму, в чем моё предназначение?

— Думаю, мы можем вам в этом помочь.

— Я здесь именно поэтому.

— Вы на удивление идеальный кандидат для нас. Вы ищете именно то, что мы можем дать.

— Разве нельзя назвать это тем самым везением, которого бы я не постигла, если бы не работала на своей работе «впустую растрачивая свой потенциал»? — теперь съязвила я.

— А что могло бы вам самой помочь обрести своё предназначение? Чего вам не хватает, вы знаете?

— Наверное, уверенности в себе?

— Вы правы. Вы очень самокритичны, — сказал профессор и опёрся на один локоть, прикрыв пальцами краешек рта, — Но неуверенность в себе — это спутник всех людей без исключения. В вашем же случае, кажется, вы просто не верите, что можете быть в чём-то блистательны.

— Блистательна? — не удержалась и засмеялась.

— Почему вы смеётесь?

— Это не мой удел — блистать. Я наблюдаю за другими, восхищаюсь ими или помогаю в чём-то. Но сама быть в центре событий не могу. Мне нечего показать. Просто вызвать смех если…

— Что же вы уже пробовали?

— Я занималась музыкой, плаванием, гимнастикой, пением, рисованием, — начала я перечислять, загибая пальцы, — журналистикой, ходила на углублённые курсы математики и истории, учила английский и французский. Сейчас уже и не вспомню всего.

— Вы действительно многое перепробовали.

— Вы заметили? — улыбчивый укол.

— Да, — снисходительный наклон головы, — Но также я понял, что вы и не занимались чем-то одним упорно. И более всего тяготели к гуманитарным наукам и физическим занятиям.

— Да. Мама меня отдавала в разные кружки в детстве и чаще всего это было что-то с рисованием и движением. Так и продолжилось.

— Значит, мама решала, куда вам идти?

— Да… Ей было виднее, куда мне податься, потому что я не хотела ничего вообще.

— Вы были ребёнком, это хорошее начало для будущих свершений.

— В смысле?

— Если вы ничего не хотите, значит, вы просто ещё не сделали свой выбор. Перед вами множество путей, которые одинаково вам открыты. Кроме того, если замереть на время и прислушаться, можно услышать то, чего не надеялся воспринять когда-либо. Например, внутренний голос.

Гораций Слизнорт! Вот кто он! Новое откровение как гром поразило меня всего на секунду. Он напоминал мне актера, который играл профессора зельеварения в нескольких фильмах про Гарри Поттера.

— Ну, этого мне никто не говорил раньше. Чаще я слышала, что я бесталанна. И главное — куда-то приткнуться в жизни и держаться за это, как за спасательный круг. Наверное, поэтому мама так счастлива, что я работаю в европейской компании. Да ещё и в деловом центре Москвы. Она поверить не могла, когда я ей рассказала куда меня взяли.

— Вы с трудом туда попали?

— Я бы не сказала. Прошла собеседование, выполнила тестовое задание и всё. Мне всегда казалось, что Виталий как-то причастен к моему найму. Я встретила его в коридоре при первом посещении Yellow Bridge. Он уставился на меня тогда и подозвал HR-менеджера, они поговорили, и собеседование прошло достаточно быстро. Я не успела ничего рассказать о себе, как мне улыбнулись и отправили за тестом.

— Вы хотите сказать, что вы в Yellow Bridge только благодаря Виталию?

— Я не уверена, но, кажется, он сыграл какую-то роль.

— Интересно…

— Что? Пожалуйста, хоть сейчас скажите, что интересно?

— Мария, вам не нужно переживать о моих выводах, мы просто с вами разговариваем. Честно говоря, вам нужно поменьше переживать вообще о чьих-либо суждениях. Мы, другие люди, судим вас по себе, что не является объективной оценкой ваших способностей. Гораздо важнее то, что вы думаете о себе. А вы взяли общественную точку зрения за свою. Но, могу сказать, что в вашем случае, тенденция идёт на спад, вы вчера сделали действительно значительное открытие «Вы не на своём месте», значит сегодня вы уже другой человек, теперь вы ищете свой путь и, я уверен, вы его найдёте.

Старайтесь прислушиваться к позитивным людям. Негативная оценка разрушает вас, но никак не придаёт сил, порождая только обиду. Сделали бы акцент на оценке Виталия. Если он рекомендовал вас взять в компанию — значит вы того стоите. Он взял именно вас сюда, что в значительной степени описывает вас, как сильную личность с весьма большими перспективами. Вы об этом думали?

— Нет, — а ведь реально не думала…

— А вы подумайте. Может быть, он был не один такой. А вы просто не замечали свою поддержку, потому что привыкли к другому. Чаю?

Я могла бы сидеть с ним часами. Этот человек удивительно комфортно вёл беседу и не понуждал ни к каким выводам. Он чувствовал смысл моих ответов точнее, чем я вкладывала его в них. Солнце за окном кружило над нашим домом-каплей, и я заметила, как тени листьев переползли на другую сторону комнаты. Похоже, мы действительно провели здесь несколько часов. К тому же я проголодалась.

Стучать в дверь уже не круто. Чтобы не отвлекать доктора и пациента, здание обладало различными каналами коммуникации. Я даже знаю какая компания установила здесь всё это. По стёклам-стенам прошла мягкая волна розоватого света, будто соседи напротив открыли окно, и оно отразило мягкий луч закатного солнца прямо в нашу комнату. Доктор Мизонье выпрямился и привычным движением руки ткнул пальцем в точку на стекле, где тотчас появилась видео-записка. Даниэлла звала нас пообедать и продолжить мою подготовку в тестовой комнате.

Мы прошли по коридору и остановились около людной столовой с большими экранами. С их помощью нужно было выбрать блюдо и получить его в упаковке с другой стороны.

Я не почувствовала, что еда давно стоит в коробке или в холодильнике. Было ощущение, что её только что положили в контейнер и отправили мне на пропитание. Это были спагетти с кусочками форели в сливочном соусе. Восхитительно! На десерт фруктовый салат и капучино. Кажется, я стала заметно счастливее из-за того обеда.

Мы уселись в широком зале со столиками. Конечно же, белого цвета.

— Почему здесь всё белое? — спросила я, уже раскрывая коробочку с салатом.

— Вам не по душе? — простодушно огляделся «Гораций».

— Ну мы же не в больнице… Зачем? Или, может быть, вы хотели создать образ космической станции? — хихикнула я.

— Правда? — удивился доктор. — Я не замечал.

— Вы привыкли, наверное, из-за своей клиники.

— Нет, там у меня всё по-домашнему. Возможно, вы видели, она построена как маяк. А внутри всё британское, уютное. Люблю этот стиль.

— А здесь не вы строились?

— Это здание мне выдали…

— Я не прервал вас? — вынырнул из толпы Виталий с подносом еды, а я, мягко говоря, удивилась.

— О, Виталий! Добрый день! — обрадовался встрече Мизонье. — Вы давно здесь? Я думал, встреча затянется, все эти юридические вопросы.

— Нет, мы решили всё достаточно быстро. Маша, как ты? Как ощущения?

— Эм… Всё хорошо, — смешавшись, ответила я.

— Это здорово! Даниэлла ждёт тебя, чтобы проводить в комнату для тестов. Ты готова? — Виталий будто бы выталкивал меня за дверь своими словами.

— Всегда готова, мой командир, — бессмысленно съязвила я и нехотя поднялась, допивая кофе на ходу. Даниэлла и правда переминалась у входа в столовую, с безумной скоростью печатая на телефоне.

Нет, ну надо же было так нагрянуть! Это что было, вроде как «знай своё место»? Тебя все ждут? Злилась я вполне осязаемо, так что Даниэлла всмотрелась мне в лицо и спросила всё ли хорошо. Я отмахнулась, настроение было испорчено. Будто разбудили среди приятного сна.

Моя помощница привела меня в комнату, ту самую, что была на видео, которое показывал Виталий в презентации. В середине стояло кресло, похожее на стоматологическое. Я уже знала, что оно раскладывается и предстоит полежать. Рядом, на специальной подставке, напоминавшей кубок Чемпионата мира по футболу, лежал венец. Ох и пугающе всё это выглядело, конечно. По ощущениям что-то из фильмов про инопланетян, только я сама приехала к летающей тарелке и попросила прозондировать мой мозг.

Меня усадили на кресло, разули и предложили переодеться, если мне неудобно. Люди в униформе старались быть максимально открытыми и заботливыми. Мне же казалось, что если я ещё и переоденусь, то вконец буду чувствовать себя пациентом психлечебницы, а не клиентом Агентства.

Когда меня уложили и все вышли из комнаты, Даниэлла сказала, что сейчас придёт доктор Бовье, чтобы задать мне несколько вопросов. Моя задача быть откровенной с собой и не напрягаться. Заметив мой ищущий взгляд по комнате, она уточнила, что никаких проводов и датчиков не требуется: кресло и венец работают в тандеме и сообщают друг другу необходимую для синхронизации данных информацию.

Я подумала, как она метко понимает, что меня смущает в данный момент. В Агентстве никто не был случайным. Все специалисты подобрались так, чтобы мне было хорошо и спокойно. А я, невротик, постоянно искала подвох. Даниэлла рассказала, что Софи Бовье говорит на русском языке с той же легкостью, что и Мизонье. Её особый дар — чувствовать людей, а её докторская написана на тему «Система построения межличностных взаимоотношений на основе эмпатии или природа эмпатии в человеке». Так что процедура не могла занять много времени. После этого Даниэлла развернулась на одних каблуках и упорхнула из кабинета, оставив меня среди белых и серых оттенков внеземного пространства Агентства.

В комнате не было ничего, кроме кресла и венца на подставке. Казалось, что нет и меня. Я была будто в невесомости, плыла в пространстве времени и слушала своё дыхание. Захотелось свернуться калачиком. Сначала мысли неслись взбудораженные новыми ощущениями, увлекая меня за собой. Но скоро поток их поредел и остались только самые свежие вопросы.

Что это за место на самом деле? Что значит «мне это здание выдали»?

Или это здание настолько умное, что сканирует меня с момента, как я ступила на его порог? А может быть, обо мне уже всё давно известно, благодаря интеллектуальным алгоритмам, работающим с историей запросов в Google или Яндекс, моим медиа-подпискам, местам, где появлялась и людям, на чьих фото засветилась. Веки отяжелели. Я услышала своё неторопливое дыхание. Тишина зашумела сильнее и поглотила моё сознание.

Я лежала там, в одной из комнат в глубине каплевидного здания. А мои мысли удалялись дальше в глубь, попадая в некое бескрайнее пространство человеческих сновидений. Я увидела картинку, будто всеми силами тяну на себя узел, к которому тянется бессчётное количество нитей разных цветов. Это настолько тяжело, что гримаса страдания исказила моё лицо. А нити всё расползались, неумолимо сдвигая меня с места и утягивая за собой. Я почувствовала, как же это невыносимо сложно. И как внутри ещё теплится желание отпустить узел.

Каждая его нить вибрировала на свой лад: некоторые звучали как музыка, другие нервно дёргались как заведённые, третьи смеялись или ехидно таращились на меня. Прислушиваться к ним было ещё сложнее, чем удержать. Но крик и пение, звон, резкий приказ, нытьё и роптание сумасшедшего доносились до моего уха неразборчивым кривляньем голосов, с нарастающей и нарастающей громкостью. Пока не остался один лёгкий шёпот, со всей силой уронивший меня на кресло в серой комнате:

«Где моё место?»

Сердце бешено билось в груди. Я резко проснулась от короткого сна и сначала потеряла ориентир и чувство реальности. Резкий страх упасть заставил меня сжать краешки кресла и приподняться озираясь. В комнате было по-прежнему пусто. Неожиданно я уловила ненавязчивый аромат сандалового дерева в тонком сочетании с лемонгассом. Сердце тут же благосклонно сбавило темп и окунулось в восторг ароматерапии — умная комната распознала моё состояние быстрее меня самой и включила тон атмосферы.

Покажите мне человека, кто сможет без тени стыдливости взглянуть в своё прошлое вместе с кем-то чужим под ручку и сохранить бодрый настрой. Я боялась, что загляну в себя и крикну, словно в колодец с водой, надеясь услышать эхо, а ответит мне чудовище, что прячется там уже много лет. Выползет и утащит меня плутать по лабиринтам детства, снова переживать всё то, что я так старалась забыть последние годы. Не просто забыть, а залить бетоном, закатать асфальтом и построить рядом церковь, чтобы замолить там грехи перед самой собой, своей природой, которую я отчаянно уродовала, вырезая тупым ножом на её нежном теле новую себя, соответствующую ожиданиям мамы, подходящую под общий стандарт, удобную для всех.

Доктор Бовье оказалась привлекательной женщиной за сорок. Короткие рыжие волосы уложены словно пёрышки у нахохлившейся птицы. Круглые очки в белёсой прозрачной, оправе, и взгляд синих глаз. Её белоснежный брючный костюм смотрелся одновременно просто и изысканно. Эта дама походила на всех врачей сразу. Она не была моей «соседкой», как Мизонье, или «подружкой», как Даниэлла. Она была тем, кто даёт решения, но не решает за тебя. Мне запомнилось, как она слегка картавила на звуках «р» или притормаживала речь на сочетании «хр». Так и хотелось попросить её сказать «сахар».

— Добрый день. Меня зовут доктор Софи Бовье, — сказала она мягким голосом человека, который отдаёт предпочтение чаю.

— Здравствуйте… — всё моё нутро сжалось ещё сильнее.

— Поговорим? — мои переживания не остались для неё незамеченными, и она дружелюбно немного наклонила голову вправо.

Казалось бы, чего такого, но такой жест почему-то заставил меня почувствовать к ней некое доверие.

Она обошла вокруг, пахнула легким ароматом зеленого чая, и слегка нажала на стену слева от меня, откуда выехало кресло с подставкой для чашки и небольшим планшетом.

— Что мне нужно рассказать?

— О, не переживайте. Ничего рассказывать не нужно. Мы же не на терапии, — лёгкий смешок. — Этот планшет вместе с венцом позволят нам с вами пройтись по всем вашим воспоминаниям и найти то, что нужно без единого слова.

Она постучала пальчиком по планшету и сделала паузу, давая мне возможность что-то сказать. Но я молчала и только выпускала пузырьки воздуха.

— Как мне к вам обращаться? — спросила доктор слегка прищурившись.

— Маша… наверное, — ответила я растерянно.

— Ясно. Тогда ко мне можно обращаться Софи, — будто уяснив для себя что-то, ответила она и подошла ко мне близко-близко.

— Хорошо…

— Я буду обращаться на «ты», хорошо?

— Хорошо! — подпрыгнула я на кресле, потому что в этот момент доктор протянула ко мне руки, чтобы расправить волосы, сбившиеся от краткого сна.

Мысли окончательно сжались в комок, будто мне предстояло сдать анализ крови из пальца, и доктор уже протёрла его холодной спиртовой ваткой, медленно разворачивая лезвие для прокола.

— Отлично, — она мягко улыбнулась, видя реакцию пациента, и постаралась успокоить того нежным голосом. — Маша, мы с тобой должны положить вишенку на тортик твоей личности в очень интересной комнате по соседству. Да, «Идеальное зеркало» прямо за этой стеной, — она показала на стену справа от меня, — можно приложить ухо и почувствовать вибрацию компьютера. Он уже почти понял кто ты на самом деле и это очень интересно. Не правда ли?

Медленным, осторожным движением доктор сняла венец с «кубка» и надела его на меня. Едва надавливая на определённые точки устройства. Софи осмотрела мою голову, и, довольная содеянным, аккуратно уложила обратно в кресло.

— Всё хорошо? — я боялась сделать что-то не так или лишний раз пошевельнуться.

— Всё замечательно. Как ты себя чувствуешь?

— Я… — неожиданно, мой комок страха и неуверенности стал сам собой распутываться. — Мне кажется, всё… налаживается…

— Я должна рассказать тебе немного о том, что тебе предстоит сделать. — Она улыбнулась и примостилась на краешке моего кресла. — Сейчас венец поможет тебе вспомнить свою жизнь в мельчайших подробностях. И, подозреваю, именно этого ты и боишься. Но волноваться не стоит. Лучше думать об этом, как о путешествии. Ты любишь путешествия?

— Вообще да… Но, думаю, путешествиеее… по подворотням своих страхов будет такое себе наслаждение.

— Очень распространённая ошибка многих людей — считать, что их воспоминания, страхи и неверно принятые когда-то решения, а иначе — обстоятельства — сами собой управляют их жизнью. На самом деле это ты управляешь своей жизнью, руководствуясь, например, страхами как инструкцией к этой самой жизни. Опыт — это во многом наш самый большой враг.

— Странно. Мы с детства нарабатываем этот самый опыт, чтобы выжить, чтобы сделать свою жизнь безопасной и удобной. А теперь получается, что мой опыт — это мой враг?

— Не стоит всё воспринимать буквально. Ты вольна выбирать из него то, что тебе действительно помогает, а всё остальное отпустить. Выкинуть из головы.

— Если бы всё было так просто.

— Тебе же было легко принять точку зрения, что мир жесток и благосклонен только к определённым людям? Таким же образом можно и передумать.

–…

— Нужно решить «быть себе хозяйкой». Но не сказать и забыть. Нужно именно решить это для себя. И самой выбирать то, что ты понесёшь с собой как опыт, а что выкинешь как опустевшую обёртку от мороженого. Ты же не носишь её в руках, когда мороженое уже съела? — сказала Софи с лицом, будто усомнившимся, что не ношу.

Мы обе прыснули от смеха. На этой ноте она встала и двинулась на своё место, сначала слегка сжав моё запястье своей тёплой рукой.

Доктор взяла планшет и что-то набрала на нём. Тогда мне показалось, что я потеряла ощущение тела. Оказалась внутри своего разума. Это была комната с объёмными шарообразными стенами, будто удаляющимися вглубь. А на них мелькали туда-сюда спутанные картинки проектора. Они метались в разные стороны, то притормаживали, и снова мчались, не оставляя возможности увидеть своё содержание.

— Можно больше ничего не говорить. Просто расслабься, держи глаза закрытыми и слушай мой голос. — уже откуда-то издалека произнесла Софи.

Но я и не пыталась открыть глаза. У меня их словно бы и не было.

— Нам нужно увидеть самое важное. Твоё сокровенное, то, о чём ты никому не говорила, скрывала от себя, забыла, но оно всегда с тобой. — Софи говорила почти гипнотически. — Вернись в начало, в своё детство.

Повинуясь команде голоса или же просто услышав знакомые слова, картинки стали мелькать медленнее. Я стала узнавать краски, образы. Моё постсоветское детство не отличалось позитивной палитрой, поэтому ярким пятном был лишь мой синий свитер с полосочками.

— Почему всё такое серое? — подумала я в пространство, и голос эхом раздался в моей зале.

— Не обязательно всё было серым на самом деле. Ты видишь мир таким, каким считаешь он был, а не объективную истину. Ярким цветом выделяются вещи и моменты, которые вызывали эмоции и оттого лучше запомнились, — Софи говорила как незримый дух над ухом.

— Я думала, что попаду в туннель воспоминаний, как Кларис Морель.

— Сознание — вещь индивидуальная. Кларис было удобно нестись сквозь туннель. Тебе же кажется, что ты не управляла своей жизнью, а лишь наблюдала за ней. Как в кинотеатре.

Софи была права. Я всегда думала о своём жизненном пути как о каком-то неудачном кино, за хронометражем которого я слежу из пустого зала.

— Дотянись до самых ярких воспоминаний.

На экране появилась старенькая обстановка бабушкиной квартиры, в которой мы с мамой жили, когда я была совсем мелкой. На самом деле квартира принадлежала деду, но человек он был сложный и я пыталась его избегать всеми способами. Поэтому его в моём кино почти не мелькало. Вот и стиральная машинка. Я никогда не видела, как она работает. Как и некая жуткая установка для глажки постельного белья. Множество книг на полках до потолка. Не помню, чтобы их кто-то читал…

В квартире оказалось немыслимое количество хлама, что бережно хранился её жителями и удваивался каждый год. Взрослые будто бы запасались всем, чем только могли, в страхе не иметь ничего, когда станет ещё сложнее существовать в стране, где постоянно переписывают учебники истории. «Как похоже на мой рабочий стол…» — подумала я и картинка мигом сменилась моим столом в офисе. По нему можно было составить календарь всех событий компании за последние два года. Столько отжившего своё промо-хлама на нём хранила.

— Давай постараемся без параллелей, — мягко поправила меня Софи, и я снова вернулась к бабушке. — Вспомни что-то особенное, яркое. У тебя была своя комната или уголок?

Картинка начала метаться, хаотично перебирая одинаково серые моменты. Тёмная угловатая мебель, ножка дивана разодрана кошкой. Моё колючее кресло-кровать болотного цвета неожиданно выделилось из общей массы. «Это сойдёт за «уголок»?» — сказала я. Оно мне нравилось — я вроде как взрослая, если сплю отдельно. Старые бледно-оранжевые обои, с каким-то геометричным рисунком. В нос ударил запах старой бумаги. Изображение чуть просветлело, и я увидела свои маленькие ручки, приклеивающие на содранный стык обоев свою свеженарисованную картинку.

— Это хорошо, ты уже осваиваешься. Ищи свет.

Воспоминания словно книги на полках стали заигрывать яркостью корешка. Я дотрагивалась до самых светлых и увидела трепетное ожидание первого снега, когда подбегала к окну и всматривалась в скупое на краски утро поздней осени. Пальцы непроизвольно сжались, ощущая прикосновение к шершавому подоконнику и лёгкий сквозняк из щелей рамы.

Вдруг передо мной оказалась бабушка. Она от души смеялась над своим анекдотом, который так ни разу до конца и не рассказала, заливаясь смехом где-то на середине. Я знала, что он про некоего Петьку и Василия Ивановича в бане, к которым ломятся враги. Петька прямо с тазом ринулся в окно… И всё, история обрывается. Она смеётся до красного лица и слёз на глазах. Мама заходится смехом от вида бабушки. Глядя на них, мне тоже становится смешно.

Я увидела себя в большой комнате, где мама с бабушкой разбирали огромный шкаф. Возможно, они намеревались что-то шить и искали подходящую ткань. На полу разномастными кучами рассортированы вещи, бельё, какие-то тряпки, стопка со свитерами. Я выбрала кучу помягче и с удовольствием плюхнулась в неё, но вдруг обнаружила страшно колючий свитер под ногами и незамедлительно вскочила. Мы выстроились паровозиком и пошли на кухню обедать. Они так играют со мной. Мама говорит, что вечером меня будут купать.

И тут вдруг изображение засветилось разными искорками. Совсем как у Кларис в детстве.

Мои ноги не достают до противоположной стенки ванной. Я вижу их сквозь глубину зеленоватой водопроводной воды. В другом конце примостилась деревянная решётка, бабушка обычно ставила на неё корыто и замачивала там вещи. В воде мне комфортно, я чувствую себя свободной и там много вещей для игр: мыльница в виде рыбки, игрушки какие-то, переводилки на кафеле. Бабушка доливает воду и отворачивает слегка капающий кран в раковину по соседству. «Позови меня, если что», — дежурной фразой она оставляет меня одну.

Пахнет мокрым шерстяным свитером. Надо мной висит постиранная одежда, с которой где-то каплями, а где-то струйкой стекает вода. Холодная. А я скрываюсь от неё в тёплой ванне. Я могу спрятаться под водой, но капли всё равно слышно. Слышно, как они становятся частью моей воды. Мне нравится наблюдать за пузырьками воздуха, которые выходят из моего носа и стремятся на поверхность. Щекочутся.

Я там, в воде, надо мной целый мир, где плутают мои фантазии. Я нахожусь между двумя измерениями. Игра началась. Моё детство — это созвездие самых разных миров. Такое богатство может породить только детское сознание, жаждущее приключений. Я видела там русалок и затонувшие корабли, сундуки с сокровищами и бутылки с посланиями от таинственных мореплавателей всех времён. Они не переставали там быть, жить, просто я приходила к ним не так часто, как хотелось.

Мыльница пошла в ход — батискаф Жака Кусто — с брызгами отправился исследовать морское дно, где его ждало морское чудовище-мочалка. Кто же его спасёт? Человечек из пальцев смог вытащить лодку на необитаемый остров (деревянную решётку), где их поджидала целая команда пиратов из флаконов с шампунем, кремом и ещё чем-то. Читать я ещё не умею.

Можно создавать волны и плыть по течению океана, переживая штормы и грозы безжалостной природной стихии, унесшей прочь моё маленькое тело от места крушения пассажирского лайнера. Я лишь ловлю волны и думаю, как меня спасёт кит, что наблюдает из-под водной глади за маленькой точкой — девочкой в мировом океане стихий.

Время пролетает так быстро. Бабушка зашла в ванну с огромным полосатым полотенцем. Говорит: «Почему не зовёшь? Вода совсем остыла уже». А она и вправду остыла, но океан не может быть тёплым. Хотя, я никогда не видела настоящий океан, откуда мне знать. Я встала из воды, сразу стало тяжело. На меня упало несколько ледяных капель с мокрой одежды наверху, и я поёжилась. Мурашки живо пробежались от плеч до самой поясницы. Бабуля закутала меня в полотенце и взяла на руки. Сколько же мне лет? Отнесла на кровать и тщательно вытерла. А я лежу в этом полотенце, в тепле и чистоте: меня только что спас кит после крушения.

— Это удивительный день, — я услышала дружелюбный голос доктора. — Ты готова посмотреть что-то ещё?

— Мне кажется лучше уже нет, — солнечные зайчики так и прыгали по всей комнате моего разума.

Но мысли снова стали шнырять хаотично. Правда теперь я видела лето и наш любимый двор. Мы носимся по нему с ребятами стайкой. Вот спрятались в кустах. Немного страшно, потому что мы играем в «Казаки-разбойники» и если найдут, то будут «пытать» крапивой по ногам, чтобы выяснить, где остальные. Мы с замиранием сердца наблюдаем за вОдой через листву. Мальчик, «Глеб» — тут же отозвалось в комнате, посмотрел прямёхонько на нас и все с визгом сорвались с места, словно капли с ветки после дождя.

Вот я уже стою перед высоченным зеркалом шкафа и с особой любовью глажу пальцем по вышитому на груди моего платья зайчику. Новые сандалии с Флинстоунами. Мне так нравится, что на языке будто вспомнился вкус сливочного крема. А потом сразу скорбь — я упала на асфальте и разбила колено очень сильно. Но самое страшное, что я порвала подол платья. И бабушка бережно меня успокаивает, говорит, что зашьёт и следа не останется. А я ей верю.

Внезапно картинка подёрнулась тревогой. Изображение нечёткое, я не хочу его смотреть. Домой зашёл какой-то высоченный мужчина, я не знаю, кто это и прячусь за санками, которые стоят в коридоре, уперевшись спинкой в пол. Сверху меня накрывают куртки и длинные пальто, так что я уверена в своей невидимости. Но мне прекрасно видно, что взрослые на кухне ругаются. Мужчина отнекивается и машет руками. Мама даёт ему в руки бумаги, документы, и велит убираться. Он выходит в коридор, мельком смотрит в мою сторону, морщится и исчезает за дверью. Мама плачет — чувство тревоги усиливается. Я подхожу к ней и обнимаю за шею, а она меня. Картинка фокусируется и исчезает.

Я уже старше, у меня каникулы. Это ранняя весна. Ледяные поля скрывают глубину луж под ними. Мне необходимо их измерить! Солнце светит очень ярко, отражаясь от снега и его лучи озаряют комнату вокруг меня. Снова восторг. Оранжевые резиновые сапоги, я стою в них по щиколотку в потоке широкого ручья. Вода холоднющая. Я ощущаю, как о сапоги ударяются свежевыкопанные шишки, которые мы сами же и пускаем по течению с ребятами. Следом поплыли мох и какие-то щепки. Я, закусив язык, наблюдаю за крупным ломтиком коры берёзы. Как он лавирует между потоками, огибает глыбы льда и снова смело пускается навстречу препятствиям. Глаза ослепляют солнечные блики.

— Милое время. То самое. Простые детские радости и открытия, — зовущим продолжить путешествие голосом отозвалась Софи.

Неожиданно стены покрылись зелёной краской школьных коридоров. Я бреду по нему с ужасающим чувством неуверенности, одиночества. Меня передёргивает, и картинка снова сменяется квартирой, уже какое-то застолье. Взрослые улыбаются и громко говорят. Я сижу вместе с ними и пытаюсь не сильно двигаться, потому что подо мной стопка из толстенных словарей. Иначе я просто не достану до тарелки. Когда все разошлись, и бабуля начала убирать со стола, мне удаётся уличить момент и слить остатки из всех остальных фужеров в один зелёный узорчатый бокал. Основательно приправив содержимое перцем, солью и чесноком с маслом. Очень довольная результатом, я отправилась предложить напиток деду. Тот, конечно же, всё выпил.

— Ты игнорируешь сложные моменты. Снова вернулась в раннее детство? — неожиданно выдернула меня доктор из потока приятных эпизодов.

— Не знаю, как это сказать… Но я просто совсем не хочу вспоминать школьное время.

— Тебе было так плохо тогда?

— Думаю, что нет… Но я не вижу там буквально ни единого момента, который хотела бы вспомнить.

— Но это тоже часть тебя и очень большая. Тебе необязательно погружаться в эти воспоминания, как в детские, можно просто их просмотреть. Это тоже ты, как и счастливые воспоминания. Если ты считаешь, что, захлопнув дверь в то время, ты избавишься от него, ты сильно ошибаешься. Любая рана хочет быть залеченной, и она будет болеть, пока ты не вернёшься и не проработаешь её. Будет проникать в самые прекрасные события твоей будущей жизни тухлым запахом страха. Ты не можешь отвернуться от того, что несёшь в собственном сердце.

Было неприятно это слышать, некомфортно. Неправильно. Но при этом я ясно чувствовала, что это правда. Почему-то я была уверена, что если отвернуться от чего-то, то оно перестанет надоедать мне режущим звуком ножа по стеклу. Наивная… Несмотря на то, что я очень плотно прикрыла дверь в болезненные, стыдные или невыносимо обидные для меня моменты, я никуда от них не могла деться. Носила их при себе в виде облачка вони и не понимала, откуда этот навязчивый запах дохлятины.

Мне понадобилось время, чтобы набраться смелости пролистать и эти, совершенно серые, почерневшие, корешки книг на полках моей памяти. Софи терпеливо ждала, когда из темноты появится хоть пятнышко какого-то образа. Но картинка всё не оживала.

— Маша, это совершенно безопасный процесс. Никто не сможет тебя обидеть или напугать… Любой опыт в нашей жизни даётся, чтобы чему-то научить. И если на твою долю выпали серьёзные испытания, значит ты всегда была очень сильная, а стала ещё сильнее. А вдруг тебе больше не представится возможности увидеть себя маленькой и обнять, поддержать, поделиться своей нынешней энергией? Это твоя жизнь и ты в ней устанавливаешь правила. Смелее.

— Я могу дотянуться до себя маленькой? — не сразу поняла я.

— Это практика называется «встреча с внутренним ребёнком». Обычно пациент находится в медитативном состоянии и может обнять себя в своём воспоминании из детства. Представить это. Но сейчас ты буквально можешь увидеть себя в прошлом, которое вполне себе настоящее в твоём подсознании. Ты можешь помочь той маленькой девочке своей новой энергией. Только представь и попробуй. Найди её.

Слезы задушили мои вопросы и возражения. Я очень хотела верить в возможность помочь маленькой одинокой девочке в том тёмном лесу. И если это может вылечить и подросшую Машу, то хотя бы попытаться вполне стоило.

Несмело потянувшись ко времени моих семи или девяти лет, я спросила себя «какие по-настоящему сложные проблемы могут быть у девочки во втором классе?». А какие вообще у школьника? А у меня сейчас что ли есть такие?

На экране появился класс с большим количеством детей, они сидят ко мне спинами. От неуверенности у меня сводит плечи. Никто на меня не смотрит, все слушают учителя. Елена Дмитриевна зачитывает имена, это перекличка. А я не уверена, что я попала в верный класс. Следом побежали новые и новые, похожие по ужасу в душе образы. Звонок и перемена, все начинают общаться и вдруг разделяются на готовые группы, а я никуда не влезла, потому что они, оказывается, почему-то все знакомы уже. Откуда?! Девочка с ажурным воротничком блузки сказала, что они не будут со мной дружить, у них секреты. А больше я и не пробовала.

Я всё время одна. И на уроке, и на перемене, я сижу за партой до ломоты в ногах. Мне страшно выйти из класса. Я начала часто болеть. Вот бабушка ставит мне горчичники и мне так жжёт кожу, но я рада этому. Главное — не идти в школу. Похолодели руки. Грудь сдавило, сложно дышать. Учитель смотрит на меня глазами-бусинами и обвиняет в том, что моя мама не пришла на родительское собрание и у меня совсем не те тетради, нет нужных ручек, а конструктор для уроков труда не из той серии. Не знаю, куда мне деваться. Снова плачу.

Листая сплошные слёзы, я увидела ту самую осень. Я сделала гербарий, горжусь им, любуюсь, мне никто не помогал, я сама. Принесла его в школу, подписала и поставила на столы возле раздевалок на первом этаже, где уже пестрели десятки не менее великолепных, но явно не детских работ других учеников. На следующей перемене я не нашла свой гербарий на месте и спросила первого попавшегося учителя где он. Это оказалась завуч, которая, поняв о какой работе я говорю, с полными участия глазами сказала: «Ты действительно хочешь, чтобы все узнали, что ЭТО сделала ты? Не волнуйся, я его поставила к стенке, на другой стол». Снова поплыли серые или чёрные картинки.

— Стой. Может быть именно сейчас нужно обнять? — вынырнула Софи и вернула меня к завучу, застывшей на паузе с «участием» в глазах.

— Меня всегда нужно было обнимать, — усмехнулась я. — Таких моментов было много.

— Но ты до сих пор не поняла, что эта женщина — лишь прохожий в твоей жизни. Это её личное мнение и это тебе решать, кого слушать, а кого забыть, выкинуть.

Я стояла в своей комнате разума, обхватив руками плечи. Щёки совершенно вымокли. Я так и не научилась понимать, кого надо слушать.

— Как понять, кого слушать? — прошептала я.

— Слушай себя.

На экране появилась маленькая девочка, вокруг которой потоком идут люди. Зацикленное видео с потерянным ребёнком в незнакомом и пугающем обществе. Я протянула руку к ней, и она словно поёжилась. Мне было странно увидеть реакцию, которой не было в моих воспоминаниях. Потянувшись второй рукой к изображению, мне удалось выйти в тот злопамятный холл в школе. В нос ударил запах старенькой мебели, сменки и отзвук того, что готовили в столовой. Я закрыла глаза и всем телом прижалась к Маше. Обхватила её двумя руками и почувствовала тепло маленького тела в моих руках, которое немного потряхивает от напряжения. «Я с тобой, малыш, мы справимся вместе, — затараторила я и уткнулась носом в волосы девочки, которые гладила и гладила не переставая. — Эта женщина не знает, о чём говорит. Это только её мнение. Мне очень нравится твой гербарий. Такие интересные цвета! Я обожаю кленовые листья, они желтеют веселее всех! Слышишь? Ты молодец, это отличная работа».

Слова вырывались из меня с рыданием, но вместе с ним выходило и огромное напряжение того момента, который остался в сердце узлом. Вдруг девочка тоже меня обняла и подняла глаза на мои. «Ты правда так думаешь?» — спросила она.

«Я уверена».

Мгновение и вокруг нас засветились золотистые сполохи. Искорки золотых и перламутровых блёсток стали переливаться в потоках тепла радости. Но самое удивительное, что я различила в ощущениях — прощение. Я по-настоящему почувствовала, что прощаю ту женщину, что не оценила мою работу, но уже повзрослевшую Машу подтолкнула к решению не принимать близко к сердцу каждое мнение о себе.

Воспоминание медленно растворилось перед глазами. А я всё ещё плыла, нет, вибрировала как струна тонкого инструмента в светлом звучании.

— Интересно… — задумчивый голос Софи вывел меня из транса.

— Что?… — казалось хриплым голосом изнутри спросила я, но на самом деле я молчала и только мысли в моей голове преображались в звуки для планшета в руках Софи.

— Что-то новое появилось в твоих показателях. Это необычно, потому что, как правило, венец не даёт возможности входить в контакт с воспоминанием, он позволяет их только наблюдать.

— Я что-то сломала?! — испугалась я возможных суммам к уплате за оборудование.

— Нет-нет, конечно, — засмеялась доктор. — Просто необычное явление. Ты оказалась в другой вибрации и устройство потеряло контроль на какой-то момент. Только и всего. Надо изучить.

Конец ознакомительного фрагмента.