В поисках Авалона

Мария Норд

Глухой стук заставил нас замолчать и перегнуться за фальшборт. Немногим выше второго орудийного порта алело кровавое пятно, а в воде, уже почти скрываясь под волнами, тонуло тело мёртвой чайки.Меня сложно было назвать суеверным. Но в этот миг внутри меня словно что-то оборвалось. Не знаю, откуда явилась эта мысль, но я вдруг чётко осознал, что все мои мечты, цели, желания – всё это останется лишь эфемерным сном, а в сознании, сквозь грохот рушащихся иллюзий, набатом звучало одно: «Не суждено».

Глава вторая. Как правильно завести знакомство

Энтус Карбри оказался полной противоположностью своему другу во всём, кроме своей добродушной сути.

— Что, жив наш утопленник? — грубовато усмехнулся он, опустив свою огромную руку мне на плечо. — Ну, откуда ты такой?

— Да, ты не видишь, разве? — не дал мне ответить Дахи. — Из Уэльса он родом, сразу ж понятно.

— Значит, наш, — добродушно протянул Энтус.

— Да, — кивнул Дахи. — Слушай, вот, тут такое дело-то. Моя его принимать не хочет. А парень хороший. Военный. Ты б его к себе взял. Всё равно ж один живёшь.

— Какие разговоры, — хмыкнул Энтус. — Пусть живёт. Весь дом свободный.

Может, это и было не совсем верно, но я, почему-то, почувствовал себя бездомным котёнком, которого два мальчишки нашли на улице и теперь пытаются найти ему пристанище. Нет, это не было обидно. Скорее, забавно.

Мне ещё некоторое время пришлось выслушивать их разговор прежде, чем, наконец, окончательно определив мою судьбу, Энтус не пригласил нас к столу. После очередного завтрака, состоявшего из отварной холодной рыбы, хлеба, лука и чая, мы уже втроём направились к морю.

Энтус Карбри был владельцем вполне достойной для такого заброшенного селения ветробойной³ парусной лодки, к тому же, достаточно просторной для того, чтобы в ней могло поместиться трое рыбаков с хорошим уловом. А погода хорошему улову немало способствовала. Из-за прижимного ветра, хоть и слабого, парус мы поднимать не стали, вложив свою силу в работу вёслами. Дахи поначалу попытался опротестовать моё участие в этой работе, заявив, что я ещё окончательно не выздоровел. Постаравшись отмахнуться как можно мягче от его слов, я вцепился в весло.

Пол дня на рыбалке пролетели незаметно. Мы вернулись немногим после полудня со вполне приличным уловом, который уже на берегу разделили на две равные части.

— Может, надо было Дахи больше отдать? — спросил я, когда мы с Энтусом остались шкерить⁴ рыбу.

— Зачем? — непонимающе произнёс он.

— У него семья, — ответил я.

— А, ты это? — Энтус стряхнул налипшую на нож чешую. — Ты не думай. У нас всё по-честному. Эту рыбу ж ещё высушить, засолить надо. Вот, когда приедут закупщики, тогда мы снова всё в одну кучу свалим, а там будем разбираться.

— Ясно, — отозвался я. — Мистер Карбри…

— Меня все обычно тут дядюшкой Энтусом зовут, — перебил он. — Так привычней, парень.

— Так точно, — ответил я. — Дядюшка Энтус, расскажите, пожалуйста, чем здесь народ, вообще, занимается. Мне бы занятие какое-то найти.

— А это тебе чем не занятие? — отозвался он. — Приобщишься к промыслу, вот и всё занятие.

Я только молча кивнул, от всего сердца надеясь, что не задержусь здесь надолго.

Поселение, в котором я оказался, вряд ли значилось хоть на какой-то знакомой мне карте. Как Дахи успел мне частично рассказать, местное население здесь занималось, в основном, рыболовным промыслом. Ещё кто-то занимался плотницким делом, и, двое — кузнечным. На подобное население этого хватало. Женщины ткали полотна или делали украшения из шнурков, бус и глины, и каждой осенью, всё это вместе с рыбой различного приготовления, пенькой и ещё какими-то мелочами выставлялось в порту, где перекупщики (сложно назвать их купцами) сгребали всё это за мелкую цену, и поселение снова продолжало заниматься своим промыслом или ремеслом. И так из года в год. По воскресеньям все, как один, шли в местную церковь, как я успел заблаговременно узнать, католическую. Впрочем, дядюшка Энтус в один миг понял мою протестантскую принадлежность, однако лишь посоветовал об этом молчать, и исполнять местные законы. Я не противился.

Во всём остальном разногласий с местным населением у меня не возникало, по крайней мере, так мне казалось.

В тот вечер мы, как и обычно, втроём с дядюшкой Энтусом и Дахи, решив вознаградить себя за проделанный труд, зашли в портовую пивную, чтобы пропустить по кружке свежего эля. Я не особо был пристрастен к этому напитку, и не разбирался во всех тонкостях его приготовления, а дядюшка Энтус и Дахи вряд ли за свою жизнь посетили хоть одно другое селение, кроме того, в котором они жили. Однако они с полной серьёзностью и уверенностью заявляли, что здесь подают самый лучший на всех британских островах эль. Я делал вид, что искренно этому верю.

Портовая пивная больше представляла собой крытую площадь, на которой расположились двенадцать массивных столов со скамейками в два ряда и ещё несколько столиков впереди, у очага. Справа, в стороне, стояли шесть каменных скамей, образовавших большой шестиугольник, на которых местное население собиралось, чтобы просто посидеть и погорланить песни. Тут же ютилась пара лавочек с какими-то безделушками, но где можно было купить пеньку любого вида и в любое время. Ещё оставалось свободное место справа от двери, где довольно часто играла местная детвора, пока их отцы сидели и выпивали. Либо же на это место стаскивали столы из ближайших хижин, если здесь проходило какое-то всеобщее торжество.

Едва мы устроились за своим столом, как дверь пивной распахнулась, и в помещение вошли трое, уже несколько подвыпивших парней. Одним из них был Ултан, скольки-то — там-юродный племянник дядюшки Энтуса, и с которым мы были отчасти знакомы. Вторым был Патрик, троюродный брат Ултана. Третьего я не знал. Они устроились за соседним столиком, что-то весело и громко обсуждая, как вдруг взгляд незнакомца задержался на мне.

— Ты про этого говорил? — услышал я его вопрос.

— Да, — отозвался Ултан.

— Валлиец, — протянул первый с какой-то пренебрежительной ухмылкой.

Я прислушивался к дальнейшему разговору, чувствуя всё возрастающее напряжение.

— Ты только не вздумай, — бросил Ултан.

Шотландец, а тот, кто начал этот разговор был, именно, шотландцем, только что-то пренебрежительно хмыкнул в ответ, после чего поднялся.

— Эй, — он, пошатываясь, подошёл к нашему столу. — Чего ты здесь забыл, валлиец?

— Парень, тебе чего? — повернулся к нему Энтус.

— Дядюшка Энтус, — хмыкнул шотландец. — Я ничего плохого ему не сделаю. Я поговорить хочу.

— Протрезвеешь — поговоришь, — бросил дядюшка Энтус. — Ну-ка, сядь! Ултан! — обратился он к своему племяннику. — Угомони-ка своего дружка!

— Эмеш, — робко произнёс Ултан, впрочем, видимо, больше боясь своего друга, чем дядю.

Шотландец был высоким, широкоплечим, и, если бы не заметная полнота, я бы принял его за одного из тех горцев — воителей, которые, в своё время, во главе с Уильямом Уоллесом, дали незабываемый отпор англичанам.

— Чего тебе? — бросил я, когда он приблизился.

— А, чего, это, они тебя защищают? — хмыкнул он. — Что, сам за себя постоять не можешь?

— Могу, — отозвался я, чувствуя, что мои руки сами сжимаются в кулаки.

— А, чего за их спинами прячешься? — фыркнул он.

— Я не прячусь, — спокойно ответил я, пытаясь найти способ избежать этого разговора, который грозил перерасти уже в нечто большее, чем оскорбление чьей-то гордости. Не то, чтобы я боялся вступить с ним в драку. За время службы на корабле мне доводилось участвовать в куда больших перипетиях, но сейчас здесь было просто не время и не место. Более того, я не мог назвать себя сторонником начинать драку с полупьяным пнём.

— Да, прямо, — он отступил на шаг.

— Алил, пошли, — негромко произнёс Дахи.

Я молча поднялся, однако в этот миг снова послышался голос Эмеша:

— Да, что делают валлийцы, когда им предстоит бой? Они бегут! Потому вы и свой Уэльс потеряли.

Это не была последняя капля. Это была вспышка молнии, заставившая полыхнуть уже готовую для пожара местность. Я резко остановился и повернулся к нему.

— Повтори! — рявкнул я.

— Что, собираешься драться? — нагло улыбнулся Эмешь, подходя, и останавливаясь в нескольких шагах от меня. Я глянул на него снизу вверх, ибо он был почти на голову выше меня, однако это меня не остановило.

— Извинись, — ледяным тоном произнёс я.

— Да, если бы я сказал неправду, — хмыкнул он. — Вы ж все валлийцы — трусы.

Я почувствовал, как меня захлестнула волна такой злобы, которую я, наверно, не испытывал даже тогда, когда мы бились с голландцами.

— Да, вас, баранов в юбках только и спасло, что вы по горам скакали, а не на равнине! — заорал я, не помня себя от ярости. Я видел, как исказилось злобой лицо шотландца. Затем в моё лицо полетел огромный кулак, от которого я успел уклониться, после чего послышался голос дядюшки Энтуса, называющего меня по имени, а в следующий миг я почувствовал, как мой кулак врезается в живот шотландца. Согнувшись, Эмеш повалился на свой стол, снеся с него кружки с выпивкой.

— Валлиец, ты…! — поднявшись, и пытаясь устоять на ногах, он, вопреки крикам друзей, снова набросился на меня.

И, всё же, не зря я пятнадцать лет посвятил войне. Более того, с первых же мгновений нашего боя я понял, что драться Эмеш не умеет, и его вызывающее поведение было не более чем бравадой и блефом. Единственное, в чём он мог меня превзойти были его рост и вес, однако ни умения, ни ловкости в его движениях не было. Достаточно было простой подсечки, чтобы он оказался на полу.

— Я тебя убью! — завопил он, поднимаясь.

— Попробуй! — отозвался я, готовясь отразить очередной удар.

В этот раз он оказался умнее. Едва оторвавшись от пола, он бросился на меня снизу. Я почувствовал, как его пальцы вцепились в мою рубаху, и, пытаясь избежать готовящегося мне удара головой в лицо, резко дёрнулся назад. Лоб шотландца едва ни врезался мне в подбородок, и в следующий миг мы оба оказались на полу, по очереди награждая друг друга жёсткими ударами. Я не помню боли, не помню, как мы умудрились сломать два массивных дубовых стола, не помню и того, как мы оказались на улице, под проливным дождём, вышибив дверь. Помню лишь то, что, в какой-то миг трое, или четверо людей, схватив меня за руки, оттянули меня от шотландца, которого я уже почти утопил в луже.

— Алил! Алил, ради Бога, стой! — Дахи преградил мне дорогу, пока я пытался вырваться из рук удерживавших меня рыбаков.

Я остановился, переводя дыхание, и только сейчас чувствуя, как разум возвращается ко мне. Ултан и Патрик помогали Эмешу подняться. Я стоял, задыхаясь от злобы, однако, уже начиная осознавать себя и всё, что происходит вокруг.

— Алан, — дядюшка Энтус, как оказалось, один из державших меня, похлопал меня по плечу. — Ну, парень, угомонись. Пусти его, — обратился он к кому-то, всё ещё державшему мою руку. Наконец, я почувствовал свободу.

Краем глаза я заметил, что толпа селян, собравшаяся непонятно откуда, чтобы посмотреть на нашу драку, ещё не думает расходиться. Женщины вздыхали, хватаясь за голову и всплёскивая руками. Мужская часть населения с усмешками негромко обсуждали происшедшее. Я стоял, чувствуя внезапно нахлынувшую на меня усталость. Скула под левым глазом и правая бровь пульсировали болью.

— Ну ты ж красавчик, — покачал головой Дахи. — Пошли, пошли, лицо тебе обработаем.

— Зачем? — хмыкнул дядюшка Энтус. — Ему его уже обработали. Во, как красиво.

Я только усмехнулся его словам, чувствуя солоноватый привкус крови на губах.

Мы быстро удалились с поля боя, на котором в лужах грязи ещё можно было видеть небольшие кровавые пятна, и направились в дом дядюшки Энтуса.

— А ты молодец, — заметил дядюшка Энтус, прохаживаясь по комнате, пока Дахи обрабатывал мои ссадины. — Я не думал, что ты ему так надаёшь.

— Так, Алил-то у нас военный, — ответил Дахи.

— Ну, военный — не военный, Эмеш его на голову выше. Это храбрым надо быть.

— На войне и не такое было, — отозвался я. — Да, и Эмешу драться б научиться.

— А он разве не умеет? — удивился Дахи.

— Так, ты видел, как он его отделал, — хмыкнул дядюшка Энтус. — Он же его чуть не убил. Но, парень, ты, всё равно, молодец, — подмигнул он мне.

Я только усмехнулся в ответ. Знал ли хоть кто-то из них, что такое битва в открытом море, когда два корабля сходятся борт о борт, когда исход схватки порой решает даже не умение и не храбрость сражающихся, а всего лишь порыв ветра, который может либо помочь, либо погубить. Что была сегодняшняя драка по сравнению с тем, когда, балансируя на вантах, удерживаясь одной рукой, другой пытаешься поразить своего противника. А под тобой не менее тридцати футов, а там, внизу палуба, на которой тоже кипит битва. Или, когда, перебегая по мосткам, перекинутым на палубу противника, ты в любое мгновение ожидаешь выстрела, или штыка, готового принять тебя и передать прямиком в руки смерти? При всём моём уважении и благодарности к Дахи и дядюшке Энтусу, я не мог сказать, что им было знакомо это чувство, ибо ни один из них, ни разу не был на войне. И потому в их глазах я сейчас выглядел героем.

— Алил, — обратился ко мне Дахи. — А, что ж ты полез-то с ним драться, всё-таки?

— Он мою родину оскорбил, — отозвался я. — Я, что, выслушивать это буду?

— Правильно, — кивнул дядюшка Энтус. — Таких надо на место ставить. И за Родину стоять, пусть даже вот так.

Мы ещё долго втроём вели беседу о необходимости защищать свою Родину как от вражеского вторжения, так и от оскорблений, пока Дахи не отправился домой, со словами, что «его будет злиться».

— А, его вечно злая ходит, — фыркнул дядюшка Энтус, закрывая за другом дверь. — Мы как-то оба в неё влюблены были, по молодости ещё, да по дурости. Ну, Дахи ей всё цветы таскал, а я их обоих на лодке катал. Так и свадьбу они на лодке играли, а я в гребцах был. А теперь смотрю, так, мне ещё повезло. Сейчас с этой гарпией, вон, не выжил бы. А, так, встретил потом девушку, неплохо жили.

— А что случилось? — спросил я.

— Умерла при родах, — ответил он. — И сына с собой забрала. С тех пор, вон, с племянниками вожусь.

— Сожалею, — отозвался я.

— Да, на всё Божья воля, — он отвернулся, подавив тяжёлый вздох. — Может, ей там лучше, чем со мной, — он мгновение помолчал. — Ну, а ты?

— А, что я? Я только воевал, — быстро ответил я.

— Ну, ничего, — он по-отечески приобнял меня за плечи. — Вот, обживёшься здесь, девушку себе какую найдёшь, женишься, я тебе дом этот оставлю.

Я через силу улыбнулся.

— Спасибо, — произнёс я, с ужасом подумав: «Не дай то Бог!» Нет, эти двое были прекрасными людьми. И, похоже, я даже заменил дядюшке Энтусу сына. Но оставаться на этой земле, какой бы она ни была прекрасной, я не желал. Твёрдая почва под ногами не внушала доверия. Я привык к плеску волн, к солёным ветрам, к бурям и морским сражениям. И, теперь, пока кровь ещё не замедлила свой бег в моих венах, мне хотелось вырваться из плена этого изумрудного острова и умчаться вдаль, отдавшись милости ветра, наполняющего паруса. Если бы я мог!

Спустя пару дней после этого происшествия я как-то вышел поутру на берег. Накануне мы с дядюшкой Энтусом довольно поздно вернулись с рыбалки. И даже не из-за внезапно начавшегося ливня и сильного шквалистого ветра, который продолжался всю ночь, а теперь сменился на отжимной свежий, что, в принципе тоже не благоприятствовало ловле рыбы. Причиной тому послужило досадное происшествие, заставившее нас потерять больше половины улова, ибо, пытаясь достать сеть из воды, мы зацепились за камни. Теперь нужно было хотя бы сошворить⁵ её, так как через пару дней должны были подойти торговые суда, и на более тщательный ремонт снастей не было времени. Впрочем, успев оценить сегодняшнюю ветреную погоду, я решил, что успею не только съячеить⁶ порванную сеть, но и даже связать новую. Если бы мы и вышли сегодня в море, мы бы вряд ли много чего поймали, ибо глубоководным ловом у нас не было возможности заняться.

Решив не будить дядюшку Энтуса, я в одиночку направился к пристани, где, в числе прочих, находилась и наша лодка. Прежде чем шворить, или съячеивать сеть, её надо просушить. Вчера нам было не до этого.

Я вышел на пристань, как вдруг, чуть поодаль, увидел идущую под парусом лодку. Благодаря отжимному ветру и полному парусу, удалялась она от берега быстро. Впрочем, я бы не обратил на это в дальнейшем внимания, если бы с лодки до меня вдруг не донеслись крики о помощи. Я резко поднялся, забыв о сетях, и взглянул в сторону лодки. Она уже была сравнительно далеко. В тот миг мне показалось, что судьба решила надо мной окончательно насмеяться, ибо в лодке, взывая о помощи, и хватаясь за такелаж, находился Эмеш. Я редко запоминал лица людей, но шотландца сложно было спутать с кем-то иным. Я помедлил лишь мгновение, после чего, сняв швартовы, прыгнул в нашу лодку. Отойдя от пристани на вёслах, я быстро поставил парус, позволив лодке мчаться полным ходом за лодкой Эмеша. Похоже, он тоже узнал меня по мере моего приближения, так как перестал звать на помощь, и теперь просто наблюдал за моими действиями. Я сидел, правя лодкой, изо всей силы надеясь, что он поймёт, что парус надо убрать, или, хотя-бы, взяться за руль, если не знаешь, что такое вёсла. Его счастьем было то, что моя лодка, хоть и ветробойная, была куда легче, и, соответственно, куда более быстроходная, чем его.

— Долой парус! — крикнул я, замечая, что расстояние между нашими лодками начинает сокращаться.

— Чего? — отозвался он.

— Парус долой! — прокричал я во всю силу своих лёгких.

Эмеш отвернулся, занявшись парусом. Я наблюдал за его неловкими движениями, мысленно проклиная всех шотландцев в его лице. Мало того, что он драться не умеет, так он ещё и ничего в морском деле не смыслит. По всей видимости, он и на рыбалке-то толком ни разу не бывал. Тогда возникал вопрос: зачем он занялся этим сейчас? Или опять элю хватил?

Наконец, Эмеш справился с парусом, что существенно замедлило ход его лодки. Я приспустил свой парус, дабы избежать столкновения, готовясь взяться за вёсла.

— Конец готовь! — крикнул я. Эмеш снова не понял.

— Верёвку, которой ты швартуешься! — проорал я. Эмеш взял в руки канат. Наконец, я дошёл до него.

— Ну, поздравляю, — фыркнул я, когда он передал мне со своей лодки конец, и я взял его на буксир. — Перебирайся.

Он беспрекословно повиновался, перебравшись ко мне в лодку. Я почувствовал на себе его изучающий взгляд.

— Спасибо, — наконец, произнёс он.

— Не за что, — ответил я, убирая парус.

— Алан, — снова произнёс он. — Тебя ж Аланом зовут? — уточнил он.

— Так точно, — кивнул я, усаживаясь у левого борта и замечая, как далеко мы отошли от берега. Теперь придётся грести навстречу противному ветру, да ещё и тянуть за собой громоздкую лодку. Я глянул в сторону открытого моря. Мы почти вышли из бухты. Ещё несколько ярдов, и о возвращении, по крайней мере, сегодня, можно было бы забыть.

— Ал, а чего ты решил меня спасти? — вдруг спросил он.

— А что, не надо было? — фыркнул я. — Давай, весло бери.

Он сел у правого борта, берясь за весло.

— Нет, ну, после того, — хмыкнул он. — Я думал, ты меня убьёшь.

— Хотел, — признался я.

Он усмехнулся.

— Тебя как угораздило? — спросил я, предвосхищая дальнейшие вопросы.

Эмеш скривил губы.

— Да, с друзьями поспорить решили, кто с утра рыбы больше принесёт. Ну, я думал, Ултан тоже отправится, а они так пошутить решили. Меня когда начало уносить, я — глядь, а вёсел нет. Благо, хоть, ты появился.

Я не стал утруждать себя мыслями о разумности подобного поступка.

— Ты рыбачить-то умеешь? — спросил я.

Эмеш помотал головой.

— Мы с отцом земледелием занимаемся, — ответил он. — Нет, ну, грести я умею.

— Заметил, — отозвался я, наблюдая за его мощной, но не очень правильной греблей.

Мы некоторое время молча буксировали его лодку, пока он, наконец, снова не заговорил.

— Ал, а ты, вообще, откуда?

Я непонимающе взглянул на него.

— Из Уэльса, — отозвался я.

— Нет, ну а, правда, что о тебе говорят? Ты военный?

— Не веришь? — спросил я.

— Поверил, когда ты меня на лопатки уложил, — ответил он, потерев синяк на подбородке. — Если бы сразу поверил, я бы и подходить не стал.

Я усмехнулся. Оказывается, Эмеш был не так уж плох. Я всегда уважал людей, способных признавать свои ошибки, а Эмеш это, по всей видимости, умел делать.

— Ты тоже извини, погорячился, — ответил я.

— Да, ладно, всё правильно, — ответил он.

Мы ещё некоторое время помолчали, продолжая идти против ветра, что делало продвижение к берегу довольно затруднительным. Я глянул в сторону береговой линии. Да, часа три беспрестанной работы вёслами нам было обеспечено.

— Слушай, — предложил я. — Может, тогда, в знак примирения, через пару дней на рыбалку отправимся. Все вместе. Ветер, наверно, сменится.

— Давай, — согласился Эмеш. — Научишь сети забрасывать.

Все оставшиеся три часа мы провели почти не разговаривая, дабы попусту не растрачивать силы.

Наконец, мы причалили. За это время на берегу уже успела собраться толпа народу, с любопытством наблюдавшего за нами. Почему-то, как это и бывает обычно, никому и в голову не пришло помочь нам, пока мы входили в гавань. Дальше последовали весёлые насмешливые возгласы, кто-то побежал принимать швартовые, кто-то не преминул отпустить какую-то несуразную шутку, касавшуюся ни то этого происшествия, ни то моего поступка.

Не знаю, насколько верно я выбирал способы завести знакомства на чужой земле, но после этого происшествия наше общение с Эмешом и Патриком стало более дружеским.

Примечания

3

Лодка с высокими бортами, предназначенная для выхода в море.

4

Обрабатывать улов, резать рыбу.

5

Быстрый способ починки сетей путём стягивания швом.

6

Способ ремонта сетей путём провязки новых ячей между полотнами.