Все о челюсти и не только…

Мария Никитина, 2021

Рассказ о жизни челюстно-лицевого отделения. О врачах, способных не только лечить, но и сопереживать, а также о пациентах – их мыслях, чувствах. Повествование ведется из уст девушки, которая волею судьбы оказалась там на лечении. Удивительно, как в критической ситуации в людях пробуждаются доброта, сочувствие, забота. Все наносное и неважное отходит на второй план.

Смотрю из окна на заснеженную улицу. Фонари освещают кроны деревьев и тротуар, по которому куда-то бесконечно спешат пешеходы. Легкий снег, медленно падая, придает этой картине сказочность и умиротворение, вызывая из глубин памяти детские воспоминания и ощущения покоя, любви, беззаботности и счастья. Но то был другой город, другая жизнь, а теперь я смотрю из окна палаты отделения челюстно-лицевой хирургии N-ской больницы. Как я там оказалась? Скажу сразу, что пластическую операцию я делать не собиралась. Уже более 2,5 лет маялась с воспалением челюсти, никак не заживал остеомиелит. Не буду описывать все те бесконечные мучения и боли, выпитые антибиотики за время борьбы с болезнью, хотя это достаточно сильно отравляло мне жизнь. После того, как я в очередной раз пришла к челюстно-лицевым хирургам, надоедая им жалобами на боли, отек и лимфаденит, они сделали мне недвусмысленное предложение прооперировать «беспокойный» участок, сделав «ревизию челюсти». Тянуть дальше не было смысла, и со словами «я так измучилась, что, пожалуй, и соглашусь», — согласилась. Однако выражение «ревизия челюсти» навевало страшные мысли.

В назначенный день я появилась в 37 кабинете поликлиники, как было сказано в памятке для пациентов, подлежащих госпитализации. Там сидела медсестра, которая спросила меня: «В какое отделение собираетесь лечь?»

— В челюстно-лицевое.

— А в карточке есть запись о направлении на госпитализацию? — продолжила она.

— Нет. Договоренность с зав. отделением была на словах.

Она позвонила по телефону, ей подтвердили, что договоренность была.

— Идите сейчас к врачу, и пусть он напишет направление в карточке. Потом пойдете в приемный покой, это 7 корпус.

При этом она наклеила мне на карточку какую-то бумажку и сказала: «Смотрите, чтобы она не отклеилась».

— Хорошо, — ответила я и вышла.

Во время «прогулки» от поликлинического корпуса до 4-го, в котором располагалось челюстно-лицевое отделение, во мне созрело сильное желание побыстрее расстаться с тяжелыми сумками, которые приходилось носить за собой. Естественно, что, едва добравшись до места, я первым делом водрузила свои сумки на лавочку в коридоре. Мне необходимо было найти доктора, поэтому я постучала в ординаторскую и приоткрыла дверь. Там сидела только молодая женщина-врач.

— Здравствуйте, — сказала я, — Вы не подскажете, где можно найти заведующего отделением?

— Он в своем кабинете, — ответила она.

— А где его кабинет?

— Вы что, читать не умеете? — пренебрежительно спросила врач.

Сначала я растерялась от неожиданности, но потом, улыбаясь, поинтересовалась:

— А Вас что, совсем не научили с людьми разговаривать? — и, закрыв дверь, села рядом со своими сумками.

Недалеко от меня, на соседней лавочке, сидела девушка. Вскоре появился зав. отделением. Приблизившись к нам, он обратился к девушке: «Пойдемте». И они прошли к нему в кабинет. Какое-то время ничто не нарушало моего уединения и я с интересом разглядывала стенды, повествующие о том, о чем обычный человек никогда не думает, то есть о профилактике множества болезней. Но вот они вышли из кабинета.

— Все нормально, — спокойно сказал доктор.

— А я подумала… — начала девушка, показывая пальцами куда-то внутрь челюсти.

— Нет, все нормально, — еще раз повторил врач, прервав ее. Она поблагодарила его и направилась к выходу.

— Идите сюда, — обратился доктор ко мне.

— Мне надо направление в карточке написать, — разъяснила я.

— Давайте, — мы зашли в кабинет, он взял карточку и начал писать. — А какой у нас диагноз?..

— У меня там заключение КТ есть.

Зав. отделением открыл заключение.

— Ну, так и напишем.

Затем отдал мне карточку.

— Теперь идите в приемный покой.

Мы вышли из кабинета. Мои сумки сиротливо лежали на лавке. За то время, что меня не было, к ним успела пристроиться чья-то свернутая телогрейка. Складывалось впечатление, что какая-то тетя Дуня разложила тут свои пожитки.

— А можно где-нибудь здесь оставить вещи? — поинтересовалась я.

— Можно, пойдемте, — сказал он. Я взяла сумку и пакет.

— А это…эмм… тоже Ваше? — спросил врач, заприметив телогрейку.

— Нет, это не мое, — честно призналась я, и он повел меня в палату.

Оставив там сумки и узнав у врача местонахождение приемного покоя, отправилась туда.

В приемном покое мне пришлось проторчать часа полтора. Все это время я ревностно оберегала от отклеивания неразборчиво написанную бумажку, приклеенную к карточке. Наконец меня вызвали для оформления документов. Записав все мои данные, сказали: «Переодевайтесь, сейчас придет медсестра и отведет Вас в отделение нейрохирургии, оно в этом же здании».

— Да, но я ложусь в челюстно-лицевое, у меня и вещи уже там, и не надо меня провожать, я сама дойду.

— А почему у Вас на бумажке, приклеенной к карточке, написано «нейрохирургия»?

— Не знаю, — сказала я и подумала, что лучше бы мне было потерять эту бумажку.

Наконец процедура оформления была закончена, и меня положили в больницу.

В отделение часто поступали экстренные больные, бывало, что мест не хватало и людей клали на кровать в коридоре. Пациентов кормили хорошо. В палатах над каждой кроватью был свой светильник. Помещения систематически проветривались и кварцевались, подоконники, тумбочки и полы обрабатывались дезраствором. В отделении было тепло, и во всем соблюдались чистота, порядок и дисциплина. Врачи и медсестры улавливали каждое слово заведующего отделением и быстро выполняли необходимые действия.

Конец ознакомительного фрагмента.