Нити Жизни

Мария Луч, 2022

Дархан – молодой шаман с севера, чужой в мире людей и за его гранью. Ради спасения земляков, он отправляется на поиски могучего духа, чтобы сразиться с ним.Эслин – южанка, которую с детства учили угождать мужчинам. Все изменилось, когда она овладела магической силой Нитей Жизни и вступила в ряды повстанцев.Герои сталкиваются и становятся союзниками поневоле, не испытывая поначалу взаимного доверия, но остро нуждаясь в помощи. Ведь друг без друга им не одолеть врагов из мира людей и мира духов.И никому не ведомо, что лишь тонкая ниточка любви, протянувшаяся между ними, удерживает королевство от гибели.

Глава 11. Дурной сон

Мягкий лес, север Ангардаса

Мечтательный утренний свет едва пробивался сквозь плотные ряды лиственниц и елей. Мох, захвативший всю видимую поверхность, звонко хлюпал под копытами лошадей. Путники вновь вышли на утоптанный тракт — единственную дорогу, которая напоминала Эслин узкую трещину в глухой стене дикого северного леса.

Нэвлис выехал вперед и пустил своего рослого белого жеребца рысью. Остальные выстроились в цепочку и двинулись за ним. Эслин оказалась позади всех и настороженно следила за шаманом, которого Сармик назвал Подарком Богов. Удивительно, что его тело реагировало на простые сигналы и двигалось само по себе, тогда как разум явно находился в другом месте.

Белесый круг солнца напоминал лоснящуюся потертость в светло-голубом шелке. Когда светило расположилось над их макушками, Нэвлис вновь перевел коня на шаг и махнул рукой в сторону небольшой речушки. Казалось, она специально выползла из леса, чтобы своей прохладой и нежным журчанием заманить их в обратно в чащу.

Северяне мешками свалились с коней на привал. Оказалось, им непривычна верховая езда. Майма свирепо жаловалась, что не может собрать ноги, а Сармик замысловато проклинал неудобное седло, его создателя, а также свою своенравную пегую лошадку и ее предков. Как только девушка спешилась, к ней подлетел Алимка с туеском:

— Эслин, пошли, вон у того дерева куча грибов и там речушка расширяется. Мы с тобой сейчас рыбешек наберем и быстренько суп сварим с крапивой. На, держи нож. И давай дальше рассказывай! Раз скоро начнется сезон балов, мне нужно все знать. Вдруг и мы попадем, — на удивление, парень кипел бодростью и смотрел на Эслин во все глаза.

— Ну, хорошо. Смотри, бал открывает танец-шествие. Его танцуют все, даже если потом ночь за картами просидят. Люблю эту традицию! Как по мне, это очень возвышенно: гости плывут по залу с церемонными поклонами и поворотами, меняются партнерами. Хотя моя подруга считает иначе и говорит: «пойдем расшаркаемся со всеми», — Эслин горько усмехнулась, вспомнив Иошиму. Где она сейчас, жива ли?

От тревоги и воспоминаний она поспешила скрыться в работе. Присела и начала срезать красивые крупные лисички и складывать их в туесок. Алимка подошел к берегу, где речка делала поворот, и стал всматриваться в воду под корягами.

— А у нас танцуют на благопочитание Огня. Это очень важный праздник. Все съезжаются в Талви и празднуют весь день. Как говорится, от первых искр и до последнего пепла. У Маймы Огонь — амагят, поэтому она главный обряд проводит, и…

— Слушай, Алимка, — вдруг прервала его Эслин, — а почему именно ты здесь за еду отвечаешь, почему не по очереди?

В благоприятных обстоятельствах она бы послушала о чужой культуре, но сейчас спешила узнать больше о своих спутниках.

— Ага. Хоп! — Алимка изловчился, резко бросил руку в воду и прижал к коряге крупную рыбу, а затем показал ее, крепко сжимая. — Вон какая! Так это шаманы. У нас их обхаживают, чтоб помогали, а не вредили. Славу и подношения они ой как любят. Во времена предков у каждого своя вотчина была, по два-три стойбища. А как люди стеклись в Талви, и шаманы там схлестнулись. На кого князь укажет, тот главный, тому почести и служение. А остальным глотки друг другу грызть. Но за плохое поведение их могут и в изгнание выслать. Поэтому Лиса они и слушают. Но прислуживать никому не станут.

— Я, кажется, понимаю.

Пока Алимка ловко разделывал крупную рыбу прямо на берегу, Эслин напряженно следила за Камом и Сармиком, которые не в первый раз подбрасывали монетку. Видимо, результат постоянно не устраивал то одного, то другого, поэтому в конце один оскалился, а другой сощурился и наклонил лоб вперед. Мимо прошла Майма и выдала по пути что-то хлесткое, едва взглянув на мужчин. Это подействовало, и недовольные шаманы разошлись. Эслин взяла туесок с грибами, налила воды в котелок из поклажи Молодого и подошла к шаманке.

Майма собрала веток и разводила костер, приговаривая, поднимая открытые ладони снизу вверх:

— Гори! Скорей! Не хватит морей твое сердце тушить. Гори, чтоб нам жить.

Несколько кусков вяленого мяса полетели на языки взлетевшего пламени, и шаманка ласково посмотрела на новую попутчицу:

— Не бойся, дорогая. Знаешь, меня впечатлила твоя история про того изверга. Ты совсем не такая безропотная, какой кажешься! Только смой сейчас же этот рисунок с кожи! Он делает из тебя товар.

— Ммм, спасибо за совет, — пробормотала Эслин, сооружая из двух палок крест-накрест подвес для котелка, — так значит ты за меня вступилась?

— Я ведь обещала тебя защитить, — кивнула Майма, и критичным взглядом осмотрела Эслин, — только ты должна мне помогать в этом! Попроси у Алимки штаны и приведи себя в приличный вид, а то при езде так и светишь коленями из-под юбки.

Эслин подвесила котелок и не удержалась:

— Ты тоже в платье.

— Я — другое дело, — фыркнула шаманка, — я наряжаюсь для себя, а не чтобы приманить. Тем более, ко мне никто не посмеет сунуться против воли. А вот у тебя на лбу написано «лягу за ужин».

— Почти угадала, — подбородок Эслин подкинуло вверх, — в Оспари я известна как сатри — воплощенная мечта. Влиятельные люди платили, чтобы только провести со мной вечер за беседой или игрой. Я уже оставила это искусство, но свой опыт уважаю. И кстати, узор нанесла мне наставница, которой я многим обязана, потому он мне очень дорог. Надеюсь, такая мудрая девушка поймет меня и защитит, без оглядки на то, что написано на моем лбу и нарисовано на теле.

— Искусство — это сильно сказано… — ошеломленно подняла брови Майма, но Эслин не пожалела о сказанном. Подчинение виделось предательством себя. После недавних пыток ей хотелось держаться за свою личность не меньше, чем за неприкосновенность тела. В конце концов, не будь она сатри, не стала бы и левой рукой главы сопротивления. Впрочем, об этом заикаться не стоит.

К костру подошел Молодой и затараторил, перебив шаманку:

— Сатри? Не может быть! Я читал про них в романе «Невольница чести»! Макушкой меня в сугроб, Эслин! Я же, знаешь, мечтаю в Оспари устроиться порученцем у какого-нибудь большого человека, вроде Нэвлиса, бегать на посылках к важным людям, приносить пользу и копить деньги. А потом купить себе вечер с сатри, и чтобы она мне танцевала!

Юноша замысловато покрутил руками, изображая, какой примерно танец он хочет, но Майма закатила глаза, сгребла в кулаке его кофту под шеей и слегка подтолкнула к котлу.

— То, что ты раскрылась передо мной — хорошо. Но то, что плюешь на здравомыслие и гордишься унизительным ремеслом… Нет, нам не по пути, Эслин. Больше я тебе не помощник. Наслаждайся привычным мужским обществом, — отрезала Майма и отвернулась.

— А хоть бы я и в публичном доме трудилась! Разве нет у меня права желать, чтобы меня никто не трогал и выглядеть так, как хочется? — голос Эслин дрогнул от возмущения. Этот вопрос не раз всплывал в ее жизни, но она редко получала на него ответ, созвучный с ее собственным. Так вышло и в этот раз.

— Всегда есть выбор! Раз уж ты встала на этот путь, должна быть готова сойти с него при первой возможности. Она появилась. Но вместо того, чтобы смыть проклятые каракули, про которые тебе уже дважды сказали мужчины, ты споришь со мной! — Майма повысила голос и подалась вперед так, будто готова была оттаскать несогласную за волосы. — Я бы могла опекать тебя. Но нельзя помочь тому, кто этого не хочет! Если ты перечишь в простой и понятной просьбе, что будет дальше?

— Но ты дважды оскорбила меня, и… — попыталась оспорить ее слова Эслин, но огонь в костре вдруг рванул в ее сторону.

Жар окатил лицо, забился в ноздри и рот. Эслин отскочила и закашлялась. Молодой сочувственно поморщился и предложил попробовать бульон. Вскоре к костру подтянулись остальные с мисками из поклажи. В молчании звучал только стук ложек и прихлебывания. Эслин тоже принялась за обжигающий суп, смакуя нежные куски рыбы и легкую горечь травы. Вскоре вкус еды испортили короткие и разящие как выстрелы взгляды Сармика, и металлические глаза Кама, пронзившие ее острием штыка. Черви тревоги расползлись уже по всему телу.

Перед безучастным Дарханом тоже поставили миску, а в конце трапезы его снова похлопали по плечу, призывая подняться. Путники засобирались. Эслин тоже отправилась к своей краденой лошадке, ласково потрепала ее по морде и вдруг ощутила, как цепкие пальцы резко схватили ее за талию. Она сдавленно вскрикнула.

— Давай помогу, — горячий шепот Сармика обжег шею, и в следующий миг ее уже подкинули к седлу.

— Не стоило, — пробормотала Эслин, не глядя ему в глаза, и торопливо пустила лошадь вперед.

— Да, не стоило, — услышала она позади угрожающий голос Кама. — Девица моя. Еще раз руки распустишь — лишишься их.

— Рот закрой, скотина. Или познакомишься с моими питомцами, — огрызнулся Сармик.

— Великий Нум, будто это последняя девчонка на свете! — простонал Нэвлис. — Продержитесь пару дней мирно, и в следующем селе я найду по две каждому.

— Нет, Лис. Тут дело принципа, — тихо и угрюмо проговорил Кам.

Эслин выехала на тракт и дожидалась остальных, кусая губы. Она уже пожалела, что дала гордости взбрыкнуть, и всерьез продумывала извинение для Маймы.

«Пущу слезу, раскаюсь во всех грехах и признаю ее своим светочем — точно простит. Такие обожают раболепие. Но как же мерзко! Успею…»

Сперва надо воззвать к благоразумию Нэвлиса. Несмотря на острую потребность в одиночестве, самолюбие противно поскребывало изнутри ноготком. Единственный из северян, кто не испытывает к ней симпатии — звучит как вызов. Тьфу ты! В иных бы условиях… А сейчас ей нужны только покой и неприкосновенность.

На следующем привале, когда лошадям дали отдых, а путники разошлись размяться и утолить жажду, Эслин подошла к Нэвлису. Начало смеркаться. Северянин умывался из фляги.

— Господин, два твоих шамана вот-вот подерутся из-за меня. Это невыгодно тебе, а мне и подавно. Не мог бы ты их урезонить? — начала она спокойным светским тоном, будто просила отогнать карету с ее пути.

— Помнишь, что я говорил? — холодно осведомился Нэвлис. — Я не стану впрягаться за тебя. Дарю совет: выбери сама кого-то одного, тогда и ссоры не будет.

— Мне это не подходит, — ответила Эслин, все еще сохраняя достоинство и надеясь на его честь и благоразумие. Ее спина превратилась в доску от напряжения.

— Как знаешь. Я помирю шаманов, и они покроют тебя вдвоем, — пожал плечами блондин. — Мне такое развитие событий видится наиболее удобным.

Эслин не поменялась в лице, но похолодела от жестокости и прямоты.

«Льда кусок! Такой не растает, даже если у ног ползать».

Она оставила на его лице долгий и полный ненависти взгляд, встреченный с завидным безразличием, развернулась и ушла. Но вскоре ее самообладание стекло с лица и, нервно теребя конец косы, бывшая сатри задумалась над его советом. Сопровождение покровителей до постели не поощрялось в Галерее Ветров, но существовало. Эслин тоже впустила этот опыт в свою жизнь с хладнокровием и пониманием выгоды, но, обретя Красные и Зеленые, радовалась, что теперь не придется ложиться с теми, кто ей не по нраву. А тут придется отдаться за безопасность. Либо прогнуться под шаманку. «Кусок хлеба в супе. Склизкий, разбухший, потерявший форму. Вот я кто». Безысходность горчила на языке. Бежать? Теперь, пожалуй, догонят. А там еще и убьют. Оставят в покое — снова путь в одиночестве и страхе от каждого шороха. Нет сил…

Когда все собрались, Эслин взобралась в седло и посвятила мысли выбору покровителя. Сармик — яркая и резкая вспышка молнии, а Кам похож на грозный всепроникающий гром. Каждый по-своему хорош, но она бы предпочла принимать восхищение на расстоянии…

На остановке для ночного привала напряжение между шаманами стало осязаемым. Рыжий великан что-то веско и монотонно высказывал, а клыкастый насмешник без конца перебивал. Хотелось заткнуть уши пальцами, но тут кто-то притронулся к плечу бывшей сатри. Алимка улыбнулся и поманил ее за собой к поклаже, и Эслин обрадовалась возможности улизнуть. Но отойти они не успели. Кам раздраженно взмахнул руками, замер, прислушиваясь, и хмуро заявил:

— Погоня.

— Кто? — спросил Нэвлис.

— Вроде те увальни из деревни.

— Так и думал. Сармик, время кормить питомцев!

Хищный шаман с широкой улыбкой отвязал ножны от своей поклажи и повесил на пояс. Затем достал оттуда же флягу и трижды плеснул из нее на землю, со словами: «Дед, приходи, биться будем». Следом появился бубен, любовно припрятанный в шкурах. Бубен украшала фигурка двухголового человека на олене, окруженного разномастными животными. Сармик уселся с ним на землю, взял в руки небольшую колотушку и застучал ею по упругой натянутой коже инструмента. Постепенно под ритмичные удары его тело вросло в землю как каменный дом, а глаза теперь напоминали плохо промытые окна, за которыми пляшут неясные тени.

Резко подул холодный ветер, и Эслин четко услышала свирепое рычание и душераздирающий вой из ниоткуда. Она невольно подвинулась к Алимке. Майма продолжила спокойно сидеть возле костра. Полуприкрыв глаза, она бормотала низким и страстным голосом:

– Сегодня и впредь поклоняюсь тебе, танцующий в чаще лесной и в гнилье. Танцующий в битве и в крови моей, все страхи сожги и сомненья убей!

Приготовления Кама тоже не заставили себя долго ждать — к его снаряжению добавилась пара кистеней — увесистых гирек на ремнях, и бубен с изображением раскидистого дерева, крона которого уходила к звездам, а корни спускались под землю, где плавали рыбы. Кам уселся и стал отбивать колотушкой свой мерный темп, который удивительно вплелся в ускоренный ритм Сармика. Эслин завороженно наблюдала за троицей и ощущала влияние бубнов на себя саму.

Звуки бились о тело и проникали внутрь, заставляя сердце работать в такт, изменяя скорость вдохов и выдохов, расслабляя мышцы, унося посторонние мысли прочь и погружая ее в легкий транс. Загадочный Дар продолжал сидеть неподвижно со своими сплошь голубыми сияющими глазами, а Нэвлис невозмутимо искал что-то в поклаже. Вскоре он извлек бритву, зеркало, мыло и флягу, и отошел к дереву, чтобы приладить зеркало на удобный сучок.

Вскоре шаманы закончили и на поляне воцарилась тишина. Сармик улегся на землю, Кам откинулся на ствол дерева, а Майма продолжала вглядываться в огонь. Через несколько тягучих мгновений послышался топот, фырканье лошадей и на поляну въехали восемь крепких селян и шаман в расшитой костями рубахе во главе со Сном. Мужчины вооружились дубинами, топорами и луками.

— Какие люди! — с усмешкой объявил Сон. — Тут разом и одержимая, и отмороженные. Уже спелись. А еще говорят, что зараза к заразе не пристает.

Нэвлис только что намылил щеки и с показным неудовольствием оторвался от бритья, чтобы ответить:

— Вы по делу или чтобы выразить нам почтение?

Селяне с недобрыми улыбками быстро взяли компанию в кольцо.

— Придави меня небо, так это ж мужик! А я смотрю, платье нарядное, цацок куча, думал, баба! — Сон дал своим людям посмеяться и продолжил. — Ладно, объясняю. Мы сейчас забираем нашу старую знакомую. Затем вы спокойно стоите и нежно смотрите, как мои парни проверят всю поклажу на предмет запрещенных колдовских вещей. Ибо в святом Ангардасе, что опекают Небесные Родители, нет места богомерзким верованиям.

— Своего костяного рыцаря обыщите, — фыркнул Нэвлис.

Сельский шаман не отреагировал.

— Наш помощник старосты очень набожный человек, о нем никто дурного не скажет, если откуда с проверкой нагрянут, — ехидно ответил Сон. — Так вот. Я гляжу, что у вас только один человек вооружен, так что нет смысла сопротивляться. Мы с вами ничего не сделаем, если будете себя примерно вести.

Двое мужчин слезли с коней, чтобы связать беглянку, а остальные зарядили луки и направили на компанию. Эслин попятилась, не сводя глаз со Сна, и содрогнулась всем телом, когда ощутила чью-то руку у себя на локте. Но оказалось, это Алимка тянет ее подальше от шаманов, ближе к Нэвлису. Тот как раз прощально помахал бритвой сыну старосты:

— Жаль, могли бы подружиться. Буду молиться, чтобы ты выжил. Но… без усердия.

Поляну, как по щелчку, заволокло густым дымом. Люди закашляли, замахали руками.

— Проклятье, стреляйте, парни! — крикнул Сон.

За секунду до окрика Эслин упала на землю. Судя по звуку, Алимка совсем рядом повторил ее маневр, свистнули стрелы, и тут вновь раздалось рычание и пронзительный вопль. Тут же в дыму послышался звук разрываемой плоти и человеческий крик. Шаман, что приехал в погоню, замахал руками, приказывая своему духу-покровителю разогнать дым. Лучше бы он этого не делал. Сквозь поредевшую завесу Эслин разглядела четырех серых псов размером с телят. Из их глаз вырывался огонь, шерсть торчала в разные стороны, зловеще белели клыки, а морда блестела от слюны. Сармик повелительным жестом указал тварям на всадников, а сам схватился за меч.

Пораженная Эслин наблюдала, как разболтанный в жизни Сармик, в бою двигается с изяществом и точностью, быстро атакуя противника, который надвигался на него с топором. Питомцы шамана оказались под стать хозяину — одним своим приближением они заставили лошадей испуганно ржать и подниматься на дыбы, вгрызались им в горло, хватали седоков за ноги и стаскивали вниз. Стрелы огибали зверюг и пролетали мимо них, даже пущенные в упор.

Майма завершила свои игры с дымом и сосредоточилась на сельском шамане. Тонкая полоска огня изящной змейкой заползла прямо под брюхо его лошади. Животное испуганно заржало и встало на дыбы. Шаман свалился, кости на его рубахе звякнули. Тут же из-под земли рядом с его ногами вырвался целый столб пламени. А рядом с рукой еще один. Столбы возносились то тут, то там, и опадали. Сельский шаман блестел от пота и покрылся копотью, уворачиваясь от них. Казалось, что он впервые видит своих собратьев по ремеслу и не представляет, как использовать свои способности.

Каму пришлось тяжелее всех. Его верхом атаковал Сон с двумя пешими товарищами, увидевшими в нем наибольшую опасность. Шаман одновременно выхватил свои кистени и издал резкий нечеловеческий звук, который как клинок пронзил воздух и впился в лошадь Сна. Та неистово замотала головой, бешено задергалась из стороны в сторону, и вынудила сына старосты спешиться. У самой Эслин лишь от отголоска этого звука заложило уши и помутнело в голове. Кам же замахал двумя кистенями. Увесистые гири со свистом закружились в воздухе, не давая пешим воинам подойти к шаману. Их дубины натыкались на снаряды и отлетали. Сон поспешил зайти к противнику со спины, но Кам повернул голову и крикнул в него, вызвав у Эслин новый приступ помутнения. Сон отшатнулся, держась за голову. Вторая порция разящего звука досталась двумя бойцам, которые на миг отвели дубины и поочередно получили тяжелыми снарядами по рукам. Хрустнули кости, оружие вылетело из рук, а следующие удары пришлись на их черепа. Все произошло молниеносно. Эслин даже не услышала криков — только тяжело рухнули тела на землю. Сон, оправившись, подскочил сзади к шаману и только занес над ним меч, как Кам обернулся и вновь открыл рот. Волна невероятно высокого звука, которую Эслин скорее почувствовала, чем услышала, отвела в сторону уже летящий меч, а взметнувшиеся один за другим кистени попали в челюсть и коленную чашечку мужчины. Упав со стоном, Сон попытался отползти, но получил последний удар по голове. Тут же Эслин ощутила в воздухе сильный запах горящей плоти и увидела, как шаман в костяной рубахе, вереща, убегает в лес, объятый пламенем. Шаманские псы с урчанием поедали каждый по воину. Воцарилась тишина. Нэвлис смыл пену с подбородка и обтер лицо полотенцем.

Конец ознакомительного фрагмента.