Их безумие

Мария Зайцева, 2022

Он – ее кошмар, Она – его одержимость. Они не могут быть вместе – слишком тяжело. Они не могут быть по отдельности – слишком больно. Они не понимают друг друга. Они… Любят друг друга? Это больно, это остро, это тяжело. Но это необходимо. Ей и Ему. Это началось с боли, кошмара, переродилось в одержимость. И закончится. Безумием. Одним на двоих. В книге присутствует нецензурная брань!

7. Керри

Он приходит к ней практически каждую ночь, развлекается так, как ему хочется, особо не интересуясь ее мнением и все-таки каждый раз доводя ее до финала.

Они почти не разговаривают, только иногда, во время секса. Не обсуждают их отношения (даже представить смешно), но все-таки то, что это именно отношения, и что Уокер к ней как-то по-особому относится, Керри знает.

Он по-прежнему при каждой встрече прожигает ее темным бешеным взглядом, и в глубине его зрачков она видит обещание следующей ночи.

Он отваживает от нее всех, кто мог ее заинтересовать.

Хоть Керри и было это смешно.

Кто ее мог заинтересовать?

И, самое главное, кого она может заинтересовать?

Правда, одна ситуация немного меняет угол обзора на этот вопрос.

Керри на занятии особенно хорошо выполнила сальто, услышала поощрительный свист со скамейки.

В перерыве к ней подошел Джек Райн, звезда местной футбольной команды.

Предложил бутылку воды, похвалил ее технику, пошутил, не смешно и глупо, обшаривая ее говорящим взглядом.

Керри, поежившись, быстро свернула разговор.

Одного маньяка с говорящим взглядом в ее жизни было достаточно. За глаза просто.

Керри шла к выходу, в очередной раз думая о том, почему она это все допустила? Почему не рассказала никому?

Тут ее грубо подхватили под локоть и втолкнули в уже знакомую темную нишу.

Когда она через десять минут вышла оттуда, поправляя одежду подрагивающими руками, то непроизвольно усмехнулась, понимая, что нашла ответ на свой незаданный вопрос.

Почему не рассказала?

А как о таком рассказывать?

Как рассказать о том, что он творит, не сгорев при этом от стыда?

Какими словами можно описать, как он сейчас, жадно и зло оглядывая ее лицо поблескивающими от гнева глазами, задал только один вопрос:

— Райн, значит?

И затем зарычал, силой опуская ее на колени, и дергая молнию на своих джинсах.

И как рассказать, что потом он, подхватив ее под локти, целовал заплаканные щеки, проникая требовательным языком в рот, словно стремясь достать до тех же глубин, что и членом до этого?

И как передать его взгляд, все такой же мрачный, угрожающий, как и его слова, с которыми он отпускал ее:

— Никакого, бл*ть, Райна!

Как это все рассказать и не признать себя полной бесхребетной дурой?

Дурой, у которой до сих пор трясутся от возбуждения коленки и мокнут трусики, едва она подумает о том, что сейчас произошло?

На Райна в тот же день в столовой опрокидывается небрежно поддетый проходящим Уокером поднос, а последовавшая за этим жестокая драка упаковывает звезду футбольной команды на две недели в больницу, а зачинщика на те же две недели в полицию.

Выйдя, Уокер первым делом лезет в окно Керри.

И она, впервые за все время их недоотношений, сама кладет руки ему на плечи.