Боюсь тебя любить

Мария Высоцкая (2024)

Он спас ее от хулиганов в новогоднюю ночь. Она должна была стать лишь строчкой в списке, очередной девочкой из его коллекции, но что-то пошло не так…Слишком идеальная. Запретная. Сестра друга. Та, кто покорила своей добротой и наивностью.Теперь он желает ее больше всего на свете.Они оба этого желают, но так боятся любить…Будущий офицер и начинающая певица.Они слишком разные.Иван — реалист и циник.Тата — мечтательница.

Глава 8

Отхожу в сторону и вытираю руки полотенцем, которое беру на кухне.

— Хорошая квартира, — осматриваюсь, — предки подарили?

Егорушка что-то пыхтит, но больше не возбухает. Стоит смирно, как обиженная девочка в углу.

— Азарина, давай быстрее, — повышаю голос. Тусить здесь полдня у меня нет никакого желания.

— Я сейчас, — летит в ответ.

Толкаю дверь в комнату, где она копошится.

— Я же сказала, что уже почти все. Не торопи меня, иначе что-нибудь забуду.

— Значит, это будет что-нибудь ненужное. Как, например, это, — поднимаю двумя пальцами плюшевого белого медведя.

— Не трогай мои вещи!

— Ты же в моих рассекаешь, — расстегиваю куртку. Жарко.

— Могу снять.

— Давай, я посмотрю.

Она открывает рот, но мгновенно его захлопывает. Отворачивается, продолжая молча складывать вещи.

— Ты сюда полквартиры перевезла?

— Я сюда жить переезжала. Навсегда.

— Глупое слово.

— Какое?

— Навсегда. Ты замуж за него, что ли, собиралась? Хотя… это тоже не навсегда.

— Все, — бросает какую-то фигурку в чемодан, — достал. Я не хочу слушать твои рассуждения, ясно тебе?

— Более чем.

Все это выглядит комично. Татуля злится, и это хорошо. Проявление эмоций — это всегда прекрасно.

— Выйди отсюда!

— Нет, — присаживаюсь на боковую спинку дивана.

— Пожалуйста? — приподымает бровь и наконец-то смотрит мне в глаза.

У нее они особенные. Радужки разноцветные. Правый глаз серый, левый светло-карий. Правда, Татка не считает это чем-то прекрасным. Носит линзы. Голубые.

Прячет дефект. Она это так называет.

— Не прокатит. Ускорься.

— Помоги.

— Ты мне предлагаешь покопаться в твоем нижнем белье?

— Обойдешься. Его я уже сложила.

— Как хочешь.

В глаза бросается открытая тетрадка. Подбираю ее с пола.

Стихи. Азарина у нас, значит, еще и стихи пишет.

— Не трогай, положи, слышишь? Ваня!

Подается ко мне, пытаясь забрать.

Завожу руку себе за спину, и Татка быстренько впечатывается мне в грудь.

— Отдай, — шепотом.

Серьезно? Она сейчас заревет. Глаза уже стали влажными.

— Верни, — облизывает губы, которые в моем сознании становятся все ближе.

Обхватываю ее шею ладонью, аккуратно притягивая к себе. Удар за ударом. Сердце убыстряет свой ритм. Пальцы, что касаются кожи, немеют. Мозги перестают соображать.

Смотрю в эти ее линзы и понимаю, что все запреты уже слетели. Пара сантиметров. Никаких преград.

Нужна. Она. Именно она. В коллекцию. Только в коллекцию?

— Что ты делаешь? — Татка почти не дышит.

Вижу, как расширяются ее зрачки, как все мысли о тетрадке выветриваются из этой миленькой головки.

Делаю. Что-то делаю.

Не по плану. Не так. Неправильно.

Убираю руку, отстраняюсь и отдаю ей тетрадь.

— Жду тебя за дверью.

Возвращаюсь в прихожую взбешенным.

Семьдесят два часа. Нужно перетерпеть эти три дня и спокойно сплавить ее к подружайке.

Спокойно? О каком спокойствии идет речь, если меня перетряхивает? Я ее до сих пор слышу и чувствую, как будто Азарина все еще стоит передо мной.