Армейские небылицы. Сборник рассказов

Марита Мовина-Майорова

Сборник рассказов «Армейские небылицы» сразу завоевал симпатии широкого круга читателей. Лёгкий, ненавязчивый юмор автора и самоирония героев на фоне зарисовок из жизни армии 80-х и 90-х, проиллюстрированных рисунками, созданными самим автором, – всё это делает книгу незабываемой.Предупреждаем, читая, вы не сможете сдержать улыбки, а вспоминая прочитанное – снова улыбнётесь.Приятного чтения!

Все персонажи и события вымышлены и любые совпадения с реальными людьми и событиями — случайны.

Редактор Авторская редакция

Иллюстратор Марита Мовина-Майорова

© Марита Мовина-Майорова, 2021

© Саша Генераллов, 2021

© Марита Мовина-Майорова, иллюстрации, 2021

ISBN 978-5-4490-8951-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Как я стал военным

— Вообще-то я собирался стать юристом. Для этого были все предпосылки.

Во-первых, мама у меня была юрист.

Она закончила Ленинградский Университет, и предполагалось, что я пойду по её стопам. Это не она предполагала, а я. Мама у меня очень демократичная особа, по-современному — толерантная. Не единым словом она не обмолвилась о таких моих перспективах с её точки зрения. Но я так сам решил. После того, как поработал на общественных началах у неё в нотариальной конторе секретарём. Мне очень понравилось сидеть с важным видом у мамы-нотариуса под дверью, записывать в очередь граждан, печатать разные бумажки на машинке и торжественно приглашать к нотариусу-маме в кабинет «следующего». Народу было! И все жаждали попасть к маме на приём как можно скорее и «первее». И регулировать эту очередь было очень почётно и ответственно. И я очень гордился. И мама мной тоже гордилась. «Хороший ты помощник, сынок», — говорила она. Но, ни разу, опять же, не выразила своего пожелания, чтобы я пошёл по её стопам. Может, тогда уже понимала, что другая по жизни занятость мне будет милее, а главное — нужнее.

Это всё было — во-первых.

Во-вторых, было то, что мне действительно нравилось сидеть вот так вот под дверью кабинета мамы-нотариуса, в костюме — троечке, специально сшитом по мне, с часами-луковицей на цепочке, купленных по моему пожеланию. Я сидел весь чистенький такой, аккуратненький, благородный даже (на фоне всех этих китайских курток, штанов «адидас», белых тапочек и прочего китайского ширпотреба). А вечером после работы мы с мамой садились в машину, — иногда мама даже давала мне порулить, — и ехали домой, предварительно заезжая в местные магазинчики и покупая всё, на что падёт глаз. А дома нас ожидал пир. И так каждый день: с деловым видом печатать нужные бумажки, регулировать очередь и вызывать «следующего».

Ну, а в-третьих, было то, что в конце месяца мама выдавала мне жалованье, чисто символическое, конечно, но для меня очень даже приятное.

Вот и казалось мне тогда, что именно так и обстоят дела у всех юристов: не пыльно, почётно и прибыльно. Я же не осознавал тогда, что мама в поте лица, можно сказать, не покладая рук и не отдыхая головой, изо дня в день трудится на этом поприще. Мне казалось тогда, что ей так же легко там, за дверью кабинета, как и мне здесь — перед этой дверью.

Кроме всего прочего, я каждый день наблюдал, как счастливые и довольные выходили все эти люди из маминого кабинета, и как все наперебой благодарили её и желали здоровья и счастья.

Скажите, разве всего этого мало, чтобы захотеть поступить в университет, который закончила мама, и стать потом успешным юристом?

Так вот…

И вся эта моя такая славная жизнь протекала на Дальнем Востоке в середине 90-х. Я заканчивал школу, а мой брат — уже закончил. Он был натурой творческой, ранимой, а вскоре перед ним должен был встать вопрос службы в армии. Творческий потенциал и армия. Трудно совместимые вещи. И в этот напряженный момент мама предложила ему, так сказать, запасной вариант. «Поступай в военное училище, сынок, — сказала она ему, — «три года отучишься, и если поймёшь, что это твоё — продолжишь. А не твоё — уйдёшь. Зато долг Родине честно отдашь, бегать от армии, как другие не станешь, позорить отца твоего, подполковника запаса не будешь. И меня тоже»

Так решилась судьба брата. А я юристом собирался стать.

Пока то, да сё — мама в Ленинград вернулась, с расчётом, что и отец вскоре к ней туда подтянется. Но вместо него, мы с братом вслед за ней туда подтянулись. Взяли билеты, сели в поезд «Владивосток — Санкт-Петербург», отец загрузил нам пару ящиков рыбных консервов и китайской лапши (очень ходовой, и даже — престижный — тогда продукт), и мы поехали. Брат едет в училище поступать, я — в университет, на юридический.

А ехать семь суток.

И вот, ехали, мы с братом, ехали, а когда к Питеру подъехали, обожравшись до горючей изжоги этой самой лапши с консервами — оба уже в училище приехали поступать. Даже и не знаю, как так получилось.

Вообще-то мы с братом с малолетства дружные очень были. Почти не разлей вода. Он, как старший на два года, всегда меня хороводил. Ну и я за ним, как нитка за иголкой. Он умный, вундеркинд от рождения, всё на лету схватывает, а я — не очень интеллектуальный, зато трудолюбивый и упорный. Видимо, это и сыграло основную роль для принятия такого решения — ведь вместе, мы точно не пропадём в суровых армейских условиях! А поодиночке… Брат точно поступит, а служить в одиночестве ему тяжеленько будет. А я в университет вряд ли поступлю, если… Ну, да, чего уж там! — если мама не поможет не мама. Зато службу тягостную армейскую точно смогу вынести и братишке в этом помогу. А он мне — поступить…

Вот, наверно, потому, и решили в училище теперь мы уже тоже вместе идти. Почему «наверно»? Потому что таких рассуждений и разговоров мы с ним тогда не вели. Всё как-то само собой решилось, по ходу нашей совместной поездки Владивосток — Санкт-Петербург.

И мы поступили.

Впоследствии, я стал военным, а брат — нет. Как мама и сказала: отучился брат три года и помахал училищу ручкой — занялся свободным творчеством.

Как говорится — каждому свои угодья.

Правда тогда, в середине 90-х, когда подползал поезд «Владивосток — Санкт-Петербург» к Витебскому вокзалу, и нас с братом мучила изжога от лапши с рыбными консервами, ни я, ни мой брат, ни мама, которая шла встречать нас, ничего об этом не знали.

Боюсь, что сейчас кто-то из маститых литераторов, упрекнёт меня в употреблении штампа. Но не могу не использовать его прямо здесь, поскольку именно посредством этого штампа только и могу передать обстановку, что царила в тот незабываемый первый месяц нашего пребывания на абитуре в учебном центре «в полях», а именно — стоял чудесный-расчудесный июль! Лето в самом разгаре. Прекрасные его рассветы и закаты! О, эта, как говорится, макушка лета….! Обычно, как ни покажется вам это странным (шучу, конечно), именно июль, почему-то в Питере самый тёплый месяц. А временами — даже жаркий. Но тогда, в год моего с братом поступления в училище, месяц июль был самым настоящим пеклом: шли игры Доброй Воли. Но пеклом июль был не по этой причине, хотя косвенно — точно по этой. Дело в том, что для достойного проведения этих самых игр, учитывая переменчивость Питерской погоды, облака регулярно расстреливались. И солнце, можно сказать, сутками не заходило в закат.

А мы, ещё даже и не курсанты полностью — это та самая абитура, о которой я упомянул ранее, — то есть, абитуриенты мы — это полевые лагеря, с утра до вечера мы под солнцем, самоподготовка к экзаменам, ну, и — само собой — их сдача (или — не — сдача, это как у кого получится), все ещё в гражданке ходят, кто в чём приехал, никого не стригут. А у меня волосы до плеч — хайры, так называемые. Это как мама уехала, так я и начал их отращивать. И вот отрастил… я в то время под панка косил… вот что значит молодо-зелено и мамы рядом нет! А когда приехал в Питер — сразу в училище поступать пошёл. Так и попёрся, как был. И ещё мало того, что хайры — полоски всякие на висках выбриты!

И мне тут на построении командир взвода замечание делает: с такой причёской, говорит, ты госкомиссию не пройдёшь и о поступлении можешь сразу забыть. Короче, не поступишь ты, салага.

И я решил, что если побреюсь налысо, то уж тогда точно поступлю, так как замечания по поводу волос не будет. А парикмахеров в полях нет. Поспрашивал, кто постричь сможет — не нашлось никого. И тогда братишка мой родной на экзекуцию эту решился. Почему экзекуцию? А вы как думаете, если теплой воды нет — она только из-под земли, природная, холоднющая бьёт и в мойки сразу поступает, — ни машинки для подстрижки, ни ножниц нет. Значит, берётся тупое лезвие, и, смывая этой самой холодной, из-под земли бьющей водичкой, остатки хайр и оставшиеся ростки волос соскребаются прямо с черепушки…

Соскребал так мои хайры братик три часа. Все ребятишки дивиться на такое представление бегали. Облысил, наконец, меня брат. А, ни кепки у меня, ни панамки, хоть какой завалящей. И, как сказано было выше, в полях мы. С утра до вечера. Под этим самым родным палящим солнышком, под невозможно синим и ясным, из-за расстрелянных облаков, небушком. На открытой природе, красиво говоря… И, заметьте — я лысый! То есть стриженый под НУЛЬ! Конечно, в первый же день черепок до мяса, вот честное пионерское, у меня обгорел — кожа лохмотьями с него начала падать. Обновил кожу. Молодец!

А мы всё бегом. И всё колонной.

И такое у меня стремительное падения веса произошло! — на целых десять килограмм за три недели.

Нет, кормили хорошо. Но всё бегом. Всё колонной. Ну, и волнение, конечно. Экзамены, как ни как!

Фу-у-у-у! Даже вспоминать устал!

…И так прошёл первый месяц — месяц абитуры, когда мы стали всего лишь абитуриентами и сдавали экзамены….

— В общем, экзамены я сдал.…Об этом можно ещё целую историю записать. Да-а-а… В следующий раз, наверно. А вот как зачисление меня в курсанты произошло — об этом сейчас расскажу.

«И вот пришёл день госкомиссии. Стоим мы перед палаткой, куда надо зайти абитуриентом, а выйти — курсантом военного училища.

…А можно и не выйти таковым…

Первым братик мой пошёл. Он экзамены, конечно, без осложнений сдал, и даже физподготовку. А я немного оплошал. И с экзаменами, и с подтягиванием на турнике.

Стою, очень волнуюсь — зачисление на волоске висит.

И вот брат первым в ту палатку пошёл. И вышел, конечно, курсантом. Улыбается и меня ободряет.

Я, внутренне мандражируя, после него вхожу.

Сидят офицеры строгие, а во главе стола — сам начальник училища! — цельный генерал-майор! — глазом в документы и на меня поочерёдно смотрят. Сверяются. Напряжение моё, чувствую, совсем до предела доходит…

И в этот самый момент позади меня раздаётся голос братишки моего — он неслышно, оказывается, вслед за мной вошёл:

— Товарищи начальники, это мой брат родной. Я только что вами зачислен в училище. Прошу о его зачислении тоже. Мы из семьи военного, отец наш боевой офицер, подполковник запаса. Всю свою сознательную жизнь мы с братом по гарнизонам с ним, по полевым выходам (это братик, конечно, приукрашивает, поскольку только в Венгрии в малолетстве нам довелось с батей в полях «повоевать», но звучит — красиво!) — Мы с братом всю свою жизнь мечтали военными стать, дело отца продолжить, чтобы династия наша военная продолжалась (это тоже он привирает, но тоже красиво звучит!) — Поэтому прошу вас зачислить его вместе со мной! Мы не подведём!

Я стою, оторопев, но такую благодарность к брату испытываю! Конечно, часто он меня из всяких передряг выручал, но на этот раз!…

И тут слышу…

Короче, зачислили меня. Спасибо брату.

Но и я его не подвёл — все наряды вместо него в училище ходил и ещё много чем помог ему.

Но творческая натура в нём всё-таки верх взяла…

А я стал военным.