Сотворение «Крёстного отца»

Марио Пузо, 2023

Благодаря этой маленькой книге вы из первых уст узнаете не только о том, как и кем писался и снимался знаменитый «Крёстный отец», но и задумаетесь о том, почему его сделали «знаменитым».

КНИГА

Я написал три романа. «Крёстный отец» не дотягивает до двух предыдущих. Я писал его, чтобы заработать. Мой первый роман, «Тёмная арена» (1955), получил главным образом весьма добрые отзывы, подразумевавшие, что я писатель, за которым стоит следить. Разумеется, я решил, что стану богатым и знаменитым. Книга в сухом остатке принесла мне 3 500 долларов, и я тогда не знал, что мне предстоит ждать ещё целых пятнадцать лет.

Мой второй роман, «Счастливая странница», был опубликован десятью годами позже (1965) и в таком же сухом остатке принёс мне 3 000 долларов¹. Я быстро катился под гору. Однако некоторые отзывы на книгу были необыкновенно положительными. «Нью-Йорк Таймс» назвали её «малой классикой». Она понравилась даже мне самому, и я нескромно подумал, мол, вот оно — искусство.

Во всяком случае, я возомнил себя героем. Однако мой издатель, «Афиниум», известный как издательство элитное, больше заинтересованное в беллетристике, нежели в деньгах, был не в восторге. Я попросил их об авансе, чтобы приступить к следующей книге (которая стала бы БОЛЬШОЙ классикой), и редакторы сохранили невозмутимость. Они были вежливы. Доброжелательны. И указали мне на дверь.

Я поверить не мог. Я вернулся домой и перечитал все отзывы на мои первые две книги (плохие я пропускал). Тут была какая-то ошибка. Во мне, по меньшей мере, признавали настоящий талант. Послушайте, я был прирождённым писателем, честно, подлинным художником с двумя благосклонно принятыми романами за плечами, каждое слово в них было мной выстрадано, было моим. Никто мне не помогал. Не может быть, чтобы теперь издатель отказывался дать мне аванс за новый труд.

Короче, мы ещё разок переговорили. Редакторам не понравилась идея следующего романа. Попахивало очередным провалом. Один редактор с сожалением заметил, что если бы в «Счастливой страннице» было побольше про всякую мафию, возможно, книжка принесла бы больше прибыли (один из второстепенных персонажей выступал в роли бандитского босса).

Мне было сорок пять, и я устал художничать. Кроме того, я задолжал 20 000 долларов родственникам, финансовым компаниям, банкам, разным букмекерам и ростовщикам. Было самое время расти и расходиться, как советовал когда-то Ленни Брюс². Поэтому я сказал моим редакторам типа, лады, напишу я книжку про мафию, только подбросьте мне деньжат для старта. Они мне в ответ, мол, никаких денег, пока ни увидим сотню страниц. Я пошёл на компромисс и набросал эскиз на десять. Они снова указали мне на дверь.

Невозможно передать то ощущение отвергнутости, урона, депрессии и ослабления воли, которое подобные манипуляции производят на писателя. Однако этот случай ещё и просветил меня. Я был достаточно наивен, полагая, будто редакторы переживают за искусство. Они не переживали. Они хотели делать бабки (пожалуйста, не говорите «Не может быть»). Они занимались делом. Им было важно, чтобы сошлись капитальные вложения и фонд оплаты труда. Если какой-то лунатик вздумал творить произведение искусства, пусть ковыряется за свой счёт.

В искусство я верил по-настоящему. Я не верил в религию, в любовь, в женщин или мужчин, не верил в общество и философию. Но сорок пять лет я верил в искусство. Оно приносило мне то успокоение, которое я не находил больше нигде. При этом я понимал, что никогда не напишу ни одной книги, если следующая не окажется успешной. Психологическое и экономическое давление будет таким, что я просто его не вынесу. Я не сомневался в том, что смогу написать коммерчески успешный роман, если захочу. Мои пишущие друзья, моя семья, мои дети и мои кредиторы — все дружно заверяли меня, что время пришло: либо дерись, либо заткнись.

Я был готов, у меня был план на десять страниц… однако никто меня не брал. Шли месяцы. Я трудился на ряд приключенческих журналов, редактировал, писал фрилансом рассказы, а издатель, Мартин Гудман, обходился со мной лучше, чем любой из его предшественников. Я был согласен забросить романы, ну, разве что до старости, как пустопорожнее хобби. Но однажды ко мне в журнальный офис заглянул один мой друг-писатель. Из природной вежливости я подарил ему экземпляр «Счастливой странницы». Через неделю он вернулся. Сказал, что я большой писатель. Я угостил его отменным обедом. За обедом я поделился с ним несколькими забавными историями из жизни мафии и моим планом на десять страниц. Он возбудился. Организовал мне встречу с редакторами из «Г.П. Путнамс Санс». Редакторы тупо просидели час, слушая мои мафиозные байки и сказали, мол, дерзай. Кроме того, они дали мне 5 000 долларов задатка, просто так, и я отчалил. Я уже был готов уверовать в то, что издатели тоже люди.

Заполучив деньги «Путнама», разумеется, я не стал трудиться над книгой (к счастью, часть аванса выплачивалась после передачи полной рукописи, а не то я бы никогда её не закончил). Дело в том, что на самом деле никакого «Крёстного отца» я писать не хотел. А хотел я написал другой роман (чего так и не сделал и не сделаю — сюжет гниёт так же, как и всё остальное).

Все мои журнальные друзья-редакторы сказали, чтобы я навалился на книжку. Они все были уверены в том, что она принесёт мне несметные сокровища. У меня уже набралось достаточно неплохих историй, карты сами шли мне в руки. Все, кого я знал, говорили, мол, пора браться за дело, так что в итоге я взялся. И уволился с работы.

У меня ушло три года. На протяжении этого времени я писал по три приключенческих рассказа в месяц для Мартина Гудмана в качестве фрилансера. Я пропихнул детскую книжку, которая привела в восторг «Нью-Йоркер», в результате чего они узнали о моём существовании, и я написал множество книжных обзоров. Также несколько журнальных статей, две из которых предназначались «Нью-Йорк Таймс Сандей Мэгэзин», который хоть и не набивает вам карманы золотом, проявляет к вашим творениям огромное уважение. Кроме того, на мой взгляд, это лучшее место, чтобы заявить о себе, если вы собираетесь оказывать влияние на наше общество. Короче говоря, за эти три года я написал больше, чем за всю свою предыдущую жизнь. И притом с огоньком. Я вспоминаю то время, как самое счастливое (семья и друзья со мной не согласны).

Со стыдом сознаюсь, что написал всего «Крёстного отца» путём научно-исследовательских изысканий. Я никогда не встречал ни одного нормального гангстера. Я был неплохо знаком с миром азартных игр, но и только. После того, как книжка сделалась «знаменитой», меня познакомили с несколькими джентльменами, относящимися к данному материалу. Они мне польстили. Отказались поверить в то, что я никогда не бывал на разборках. Отказались поверить в то, что мне никогда не оказывал доверия какой-нибудь дон. При этом всем им книжка очень даже нравилась.

В разных уголках страны я слышал один милый анекдот: будто мафия заплатила мне миллион долларов, чтобы я сочинил «Крёстного отца» в качестве подставного пиара. Я не слишком близок к литературному миру, однако слышал заявления некоторых писателей насчёт того, что я, вероятно, человек мафии, что такая книжка в читальных залах не пишется. Для меня это драгоценный комплимент.

В итоге мне пришлось заканчивать «Крёстного отца» в июле 1968 года, потому что я нуждался в финальных 1 200 долларов задатка от «Путнама», чтобы уехать с женой и чадами в Европу. Жена не виделась с семьёй уже двадцать лет, и я пообещал ей, что этот год будет последним. Денег у меня не было, зато была обширная коллекция кредитных карточек. Мне по-прежнему нужны были эти 1 200 долларов наличными, а потому я сдал сырую рукопись. Прежде чем отбыть в Европу, я попросил издателя никому книжку не показывать — она нуждалась в полировке.

Моя семья провела в Европе замечательное время. Офисы «Америкен Экспресс» обналичили по своим карточкам пятьсот долларов. Офисами этими я воспользовался в Лондоне, Каннах, Ницце и Висбадене. Мои детишки и я шпилили в самых крутых казино французской Ривьеры. Если бы хоть кому-нибудь из нас повезло, я смог бы покрыть те чеки, которые «Америкен Экспресс» переслал авиапочтой в Штаты. Мы всё проиграли. Из меня вышел никудышный отец. Когда мы в итоге добрались до дома, я задолжал кредитным компаниям 8 000 долларов³. Я не переживал. В худшем случае мы всегда могли продать наш дом. Или я мог переехать в тюрьму. Чёрт возьми, в тюрьме сиживали писатели и получше. Нефиг делать.

Я отправился в Нью-Йорк повидаться с моим агентом, Кандидой Донадио. Я надеялся, что она достанет из рукава гладенькое журнальное задание и спасёт меня финансово, как часто делала это раньше. Она проинформировала меня о том, что мой издатель только что отверг 375 000 долларов за права на «мягкое»⁴ издание «Крёстного отца».

А ведь я давал чёткие указания не показывать ничего даже этим карманникам⁵, однако времени на жалобы не было. Я позвонил моему редактору в «Путнаме», Биллу Таргу, и он сказал, что они будут держаться до 410 000 долларов, потому что 400 000 были своего рода рекордом. Спросил, не хочу ли я переговорить с Клайдом Тэйлором, их специалистом по репринтным правам, который ведёт переговоры. Я ответил, что не хочу. Добавил, что полностью доверяю любому, кто смог отказаться от 375 000. Я завис в Нью-Йорке, поимел очень поздний ланч с Таргом, а когда мы пили кофе, ему позвонили. Ральф Дай из «Фосетта» купил «мягкие» права за 410 000 долларов.

Я посетил офис приключенческого журнала, чтобы покончить с работой фрилансера и рассказать всем своим приятелям хорошие новости. Мы выпили, и я решил вернуться домой на Лонг-Айленд. В ожидании машины я позвонил брату, чтобы поведать хорошие новости и ему. Этот брат претендовал на 10% «Крёстного отца», поскольку всю жизнь поддерживал меня и дал последний шматок денег на завершение книги. Из года в год я исступленно названивал ему в надежде на сотню-другую баксов, чтобы расплатиться по ипотеке или купить детишкам обувку. Затем я заявлялся к нему домой на такси, чтобы забрать деньги. В дождь и снег сам он никогда в такси не ездил, но и никогда не жаловался. Он всегда мне помогал. Так что теперь я хотел, чтобы он знал: поскольку моя половина от прав составляет 205 000 долларов (издатели твёрдых переплётов удерживают половину), ему причитается двадцать штукарей с хвостиком.

Он добрый малый, который всегда дома, когда я звоню, чтобы попросить в долг. Теперь же, когда я собирался по долгам расплатиться, его дома не оказалось. Я позвонил матери. Она плохо говорит по-английски, но понимает всё замечательно. Я объяснил ей ситуацию.

Она переспросила:

— 40 000 долларов?

Я говорю, нет, 410 000. Повторил ей три раза, пока она, наконец, ни ответила:

— Никому не говори.

Из гаража вырулила моя машина, и я повесил трубку. Из-за пробок я добирался до дома в пригородах больше двух часов. Когда вошёл в дверь, жена дремала у телевизора, а дети играли на улице. Я подошёл к жене, поцеловал её в щеку и сказал:

— Душа, нам больше не нужно переживать насчёт денег. Я только что продал свою книжку за 410 000 долларов.

Она улыбнулась мне и продолжала дремать. Я спустился в рабочую комнату, чтобы обзвонить братьев и сестёр. И сделал я это по той причине, что в каждой итальянской семье обязательно есть свой осёл. То есть эдакий семейный дурачок, по поводу которого все сходятся во мнении, что он никогда не сможет заработать на жизнь, и потому ему нужно помогать без обид и упрёков. В нашем семействе таким ослом был я, и мне хотелось рассказать им, что я отрекаюсь от этой роли.

Позвонил старшей сестре.

— Ты уже слышала? — спросил я.

Голос сестры звучал довольно холодно. Я начал раздражаться. Никому как будто это не казалось чем-то потрясающим. Вся моя жизнь должна была измениться, мне больше не приходилось переживать о деньгах. Примерно то же самое, как перестать переживать о грядущей смерти. Тут сестра говорит:

— Ты получил 40 000 долларов за книгу. Мама мне звонила.

Мать вывела меня из себя. После всех моих объяснений она так ничего и не поняла. Восемьдесят лет её не извиняли.

— Нет, — сказал я сестре. — Речь о 410 000 долларов.

Наконец-то последовала та реакция, которой я добивался. На том конце раздался писк, и последовала минута оживлённого разговора. Однако мне нужно было вернуться к матери. Я позвонил ей и сказал:

— Ма, какого рожна ты всё напутала? Ведь я пять раз же тебе сказал, что получу 410 000, а не 40 000. Как ты могла настолько ошибиться?

Повисла долгая пауза, после которой моя маман прошептала в трубку:

— Не напутала я. Говорить ей не хотела.

Когда я всласть назвонился, кому надо, моя жена уже спала в постели. Как и мои дети. Я тоже лёг и заснул, как камень. Когда проснулся на следующее утро, жена и дети толпились вокруг кровати.

Жена спрашивает:

— Что ты там вчера говорил?

До неё только что дошло.

Что ж, конец получился счастливым. Только вот никто мне как будто не верил. Поэтому я позвонил Биллу Таргу и выписал чек на задаток в 100 000 долларов. Я расквитался с долгами, заплатил комиссионные своему агенту, отстегнул заслуженные 10% братцу и через три месяца позвонил издателям и агенту с просьбой прислать ещё. Они были в шоке. Что случилось с тем огромным чеком, который я получил за три месяца до этого? Я не мог устоять. Почему я должен обращаться с ними не так, как все эти скудные годы обращался со своей семьёй?

— Сто тысяч долларов не вечны, — сказал я.

Во всяком случае, я мог быть ослом издателя.

На сегодняшний день «Крёстный отец» принёс больше 1 000 000 долларов⁶, однако я по-прежнему не разбогател. Часть денег была передана доверительным фондам на детей. Выплачивались комиссии агентам и гонорары юристам. Были выплаты подоходного налога в федеральный и штатный бюджеты. Что в итоге обкорнало исходный миллион больше чем наполовину. Однако до того как я всё это осознал, я прекрасно провёл время. Я тратил деньги с той же скоростью, с какой они поступали. Разве что я чувствовал себя весьма неловко, не будучи скованным долгами. Я не задолжал никому ни единого пенни.

Деньги я любил, а вот быть «знаменитым» нравилось мне не слишком. Я находил это просто-таки мучительным. Я никогда не был большим поклонником вечеринок, никогда не любил разговаривать более чем с двумя-тремя собеседниками за раз. Я недолюбливаю интервью и когда меня фотографируют (не без оснований).

Один из редакторов «Путнама» втянул меня в интервью для «Тудей Шоу» на телевидении, сказав:

— Откуда ты знаешь, что тебе это не нравится, если ты никогда этого не делал?

Прозвучало резонно. Я согласился. И возненавидел результат. Поэтому больше не соблазнялся, когда поступали предложения из других шоу. Не думаю, что это снобизм наоборот. Или липовая скромность. Просто это охренительно неловко. Почти каждый писатель, которого я видел по телевизору, выглядел глупо. Эта не писательская среда.

Интервью получаются такими, будто их даёт человек, вовсе мне не знакомый. И я не могу винить в этом интервьюеров. Ведь именно я произносил все эти дурацкие заявления, хотя произносил их я вовсе не так. Поэтому с телевидением и всякой публичностью, включая интервью, я покончил. И, слава богу, я никогда не ездил в эти поездки через всю страну, что, как считается, помогает сделать из книжки бестселлер. И не из-за других, но из-за себя. Встреча с незнакомым человеком — всегда стресс для моей нервной системы, хотя думаю, что это относится к большинству из нас.

Тем временем я совершил то, что впоследствии оказалось огромной ошибкой. Перед самым завершением «Крёстного отца» я продал «мягкие» права на «Счастливую странницу» за 1 500 долларов наличными авансом, а не обычными роялти. Продал я их «Лэнсер Букс», и один из партнёров, Ирвин Стайн, был настолько мил, что прислал мне 1 500 долларов разом, не дожидаясь даты публикации, чтобы выплатить оставшуюся половину.

Ещё большая ошибка была совершена задолго до публикации, когда я преодолел первую сотню страниц «Крёстного отца». Агентство «Уильям Моррис» заверило контракт с «Парамаунтом» на книгу в размере 12 500 долларов опционным платежом против 50 000 долларов с «эскалаторами» в случае, если они опционом воспользуются. К тому времени моим агентом уже была Кандида Донадио, однако «Уильям Моррис» подписал изначальный контракт на книгу и потому представлял меня в киношной сделке. Они посоветовали мне с ней не спешить. Посоветовали выждать. Всё равно, что советовать тонущему под водой сделать глубокий вдох. Я нуждался в наличности и 12 500 долларов выглядели как Форт Нокс. Теперь я позволю себе сказать, что ошибка была моей. Но я никогда не точил зуб на «Парамаунт» за то, что они получили «Крёстного отца» настолько дёшево.

Дальше я буду говорить о том, как люди совершали вещи, которые покажутся мошенничеством, и у читателя может создаться впечатление, будто я негодовал, удивлялся или обижался. Никогда. Для того мира и того общества, в которых мы живём, почти все эти действия совершенно разумны. Если я считаю, что агентство «Уильям Моррис» прокатило меня с «Парамаунт Пикчерс», это вовсе не значит, что я их осуждаю, обличаю или даже возмущаюсь. С их стороны я нахожу это совершенно разумным деловым поведением.

Ладно, закругляюсь. «Крёстный отец» стал номером 1 в списке бестселлеров США, продержался шестьдесят семь недель в списке «Нью-Йорк Таймс», был номером 1 в Англии, Франции, Германии и других странах. Его перевели на семнадцать или двадцать языков — я сбился со счёта. Мне рассказывают, что это самая быстро и успешно продающаяся книжка в мягком переплёте всех времён или будет таковой, когда вместе с фильмом выйдет новое «киношное издание», однако нельзя верить всему, что издатели говорят авторам. Хотя Ральф Дай из «Фосетта» показал себя надёжным парнем и рекламировал книгу всеми правдами и неправдами. Даже заплатил то, что мне, по его словам, причиталось. Это, конечно, успех, и я помню то время, когда трудился над романом. Жена как-то послала меня в супермаркет. Дочь попросила отвезти её к подруге. Сына нужно было подбросить на футбольную тренировку. Я взорвался. Говорю:

— Боже правый, вы что, народ, не знаете, что я работаю над книгой, которая может принести мне сто тысяч долларов?

Они посмотрели на меня и дружно расхохотались.

Книга получила гораздо более лестные отзывы, чем я ожидал. Как же жаль, что я не написал её получше! Она мне нравится. В ней есть энергия, а ещё мне повезло создать центрального персонажа, которого публика восприняла поистине мифическим. Однако писал я её ниже своих дарований.

Примечания

1

Порядка 27 000 долларов сегодня (здесь и далее примечания переводчика).

2

Леонард Альфред Шнайдер (1925-1966), американский эстрадный комик.

3

Порядка 73 000 долларов сегодня.

4

Большим тиражом, но дешёвое.

5

Издателям книг карманного формата.

6

Порядка 7 800 000 долларов сегодняшними.