Элитное подземелье

Марина Туровская, 2008

После внезапной тетиной смерти Насте досталось огромное богатство: роскошная квартира, антиквариат, картины, драгоценности, счета в банке, машина, собачка по кличке Стерва. Как и проблемы, которые тут же посыпались на голову богатой наследницы… Одни неизвестные забираются к ней в дом, другие их пытаются убить, третьи – поймать и тех, и этих. Настей вертят, как безвольной куклой. А ведь она успела влюбиться – и, кажется, взаимно! Хотя… Похоже, любимый обманывает ее – или чего-то недоговаривает. А вскоре и вообще бросается в бега. Но ничего, Настя обязательно его догонит – только вот разберется с остальными своими проблемами…

Глава 2

Завещание

Так вот. Катя умерла. Я девять дней заходилась в горестных рыданиях. Затем было обнародовано завещание.

При его оглашении, происходившем в роскошной квартире Кати, присутствовали папа с мамой, Григорий, дальний родственник, которого видели на похоронах родителей двадцать с лишним лет назад, и я — в качестве массовки.

Родственник, высокий мужчина с безвольным дворянским лицом и брюшком купца, дождался пункта: «Саше, моему двоюродному брату, достается часть дома в городе Муром, в строительство которого мои родители вложили деньги, а также любые три картины, написанные мной», — и потерял к происходящему интерес.

Папа надеялся получить дачу, не более того, и тихо читал газету в глубоком кресле. Мама сидела «для компании». Она знала Катино ко мне отношение и была полна решимости при том небольшом наследстве, что мне могло достаться, отстаивать наши интересы до победного конца.

Григорий покачивал ногой и вертел в руках зажигалку. Он был единственным курящим в собравшейся компании и смотрел на читающего завещание юриста скучающе уверенно.

Катя в завещании вспомнила какую-то тетю, осчастливив ее «вазой напольной, ручной работы» и еще своими тремя картинами.

Взрыв эмоций произошел через минуту.

При дальнейшем чтении оказалось, что дача, двухэтажная, с подземным гаражом, с участком и наземными постройками, досталась папе. А все остальное — мне. Все! Квартира, машина, картины, драгоценности и даже любимая собака, йоркширский терьер.

Моя мама при известии юриста замерла, вцепившись в сумочку. Папа поднял брови, отложил газету и опустил глаза.

На Григория было неприятно смотреть. Он уронил зажигалку и отвалил челюсть. Шепотом попросил перечитать последние два абзаца. Юрист, мужчина лет под шестьдесят, неизвестно откуда выкопанный Катериной, бесстрастно перечитал последнюю часть завещания. Там еще был пункт о банковских счетах. Они тоже были завещаны любимой племяннице.

Юрист привстал из-за тяжелого стола восемнадцатого века и протянул завещание мне. Мама его, естественно, перехватила. Правильно сделала: я не могла шевельнуть рукой и тупо рассматривала у своих ног узор ковра, который Катя привезла из Средней Азии.

Григорий протянул руку, промямлил:

— А как же… мое… юродивая наркоманка, шлюха…

Папа резко повернулся к нему, и Григорий перестал бормотать оскорбления в адрес покойной Кати. Он только прошипел слово — и я поняла, какое именно слово, по реакции собаки. Йоркширка приподняла мордочку, прислушиваясь к своему имени. Катя назвала ее Стервой.

Вот в этот день я перешла со слез печали на слезы печали и радости. Девять дней мы отметили втроем в Катиной, то есть теперь уже моей, квартире. Не хотелось делиться ни утихающим горем, ни подступившей радостью. Вечером родители разъехались по своим домам.

Конечно, мама не хотела уезжать и оставлять «несмышленую девочку» двадцати семи лет одну. Папа заставил маму уехать.

Я люблю маму, но жить с нею тяжело. Она слишком властная. К тому же две проходные комнаты в хрущевке не дают ощущения свободы. Я смирилась с нашей старой, неуютной квартирой, но к хорошему привыкаешь моментально, поэтому, как только родители уехали, я почувствовала, что Катина квартира моя. Моя! Несмотря на то, что здесь погибла любимая тетя.

Квартира роскошная. Две с половиной комнаты — в гостиной отделен аркой альков спальни, в ней стоит инкрустированная поделочными камнями кровать с водяным матрасом. Катя спала именно здесь. На стенах гостиной — великолепные картины русских художников начала века, мебель в стиле модерн. Вторая комната предназначалась для гостей, обставлена скромнее, но все равно роскошно.

Большая кухня-столовая с коллекцией разделочных досок по стенам — расписных, резных и фарфоровых, с современным гарнитуром и старинным буфетом девятнадцатого века.

Ванная комната с салатовым джакузи и зеленоватым гарнитуром под мрамор. Вещи, без которых можно прожить, даже не зная об их существовании, но, с другой стороны, необходимые вещи. Необходимые для того, чтобы почувствовать себя Женщиной и снять лишние комплексы.

Есть такая притча. Старик булочник спрашивает моряка, почему тот не боится каждый день отправляться в море, ведь в нем погиб его отец, его дед, его прадед. Моряк спрашивает булочника: «А где умер твой отец?» — «В кровати». — «А дед?» — «В кровати». — «А прадед?» — «В кровати». — «Так почему ты не боишься ложиться в нее?»

Вроде бы не очень похоже на мой случай, но, с другой стороны, в старых домах умирали один за другим дряхлые или, наоборот, молодые родственники, и никто по этому поводу дома не бросал. Значит, у меня теперь есть полноценная семейная наследственная квартира.

Я всегда мечтала иметь такую квартиру, такую собаку, такую машину, такую мебель, такие кольца и браслеты. Я была почти счастлива. Жаль только, что не было Кати.

Она была расчетлива и скупа, но она любила меня, а терять человека, любящего именно тебя, всегда очень тяжело, даже если ты не отвечаешь ему взаимностью. Но я Катю любила. И даже немного жалела. При всей ее красоте и деньгах чего-то в ней не хватало. Наверное, того, что есть в моем отце, — безоглядной порядочности.

На работе я написала заявление об отпуске за свой счет. На нашем комбинате, где я заведовала административно-хозяйственным отделом, горем прониклись и предложили написать заявление без конкретной даты выхода. То есть когда почувствую, что пора на работу, тогда и выйду.

Острого желания осчастливить своим появлением проходную Комбината железобетонных конструкций я пока не испытывала, поэтому занималась тем, что потихоньку перевозила в подаренную квартиру свои вещи от мамы и осваивала новый автомобиль.

Еще появилась особая забота — крохотная Стерва.

Через три дня двухразовых гуляний с собакой вокруг окрестных домов со мной стали здороваться молоденькие мамашки с малышами в колясках и старушки, считающие, что их ежедневные неспешные прогулки вернут им потерянное в течение жизни здоровье.

Особую касту составляли собачники. Часто можно было услышать, как они обсуждали ссору молодоженов — тех, у которых серый дог, или собрались на праздник к Ивановым — у них спаниелька, которую они считают элитной.

Собачники по утрам выбегали с четвероногими мучителями на несколько минут. Вечером они, наоборот, степенно выгуливали предмет своей гордости, здороваясь со знакомыми, и подолгу сидели в сквере, обсуждая, в каком магазине собачье питание дешевле и где можно подороже продать щенков.

Два раза в день я здоровалась с огромной пожилой теткой, выгуливающей облезлое и перекормленное животное, смутно напоминавшее пуделя. Стерва и пудель были знакомы. После дежурного «здравствуйте» я сразу же прибавляла шаг, уходя в сторону. Мне казалось, что стоит остановиться на секунду, и тетка сразу же начнет жаловаться на погоду, политику и маленькую пенсию.

Особенную радость на прогулках при встрече с нами испытывали собаки. Стерва хороша тем, что рядом с ней любой из псов, даже самый плюгавый, чувствовал себя полноценным зверем. Рядом со мной тоже любой неудачник или пьянчужка мнит себя Казановой. Зря, я хоть и хромая, но считаю, что еще ничего… могу.