Под знаком Льва

Марина Ноймайер, 2020

Едва Розали и Лео возвращаются в Мюнхен из путешествия по Флоренции 1478 года, как перед ними возникает новая проблема: похищен могущественный магический артефакт ордена Рубинов. Из всех возможных людей магистры ордена сочли виновной именно Розали. А когда она не получает поддержки даже от возлюбленного, девушка решает найти виновного самостоятельно. Оказавшись в Риме XVI века, Розали узнает, что жизни великого Леонардо да Винчи грозит страшная опасность, ведь Люциан Морелл не остановится, пока не изменит привычный ход времени, а противостоять ему Розали должна в одиночку. Девушка открывает в себе новые способности, и теперь течение времени и судьба мира целиком зависят только от нее…

Глава 2

Хранители портала

Пауль ждет меня около нашего древнего уже заведенного «Фольксвагена Гольф» перед входом в штаб-квартиру. Вообще, мы редко добираемся куда-то на машине, так как живем в центре города, но брат, видимо, решил сделать мое возвращение домой максимально торжественным. Открыв дверцу, я заползаю на пассажирское сиденье, тут же оказываясь окутанной затхлым запахом старой обивки, что вызывает у меня непроизвольный глубокий вздох. Пышные юбки занимают собой все пространство, и у меня уходит несколько минут на то, чтобы разложить эти массы ткани так, чтобы осталось место для ног.

— Только вид тебя в этом платье и заставляет поверить, что ты теперь путешественница во времени, — бормочет Пауль, выруливая с парковки на Арканус. Эту невзрачную узкую улочку посреди Мюнхена окружает необъяснимая мрачная аура, скрывающая ее от людских взглядов. Она действует на прохожих так зловеще и отталкивающе, что никому не приходит в голову по ней прогуляться, так что я невольно расслабляюсь, выдыхая, когда мы вливаемся в движение, оставив ее позади. Остаток пути мы молчим, и я рассеянно разглядываю улицы, наблюдая за городской суетой, — даже привычный вид велосипедистов и мусоровозов заставляет мое сердце стучать от радости, а серость города не кажется такой мрачной, как раньше. Однако от всеобщей городской суеты голова идет кругом: после нескольких недель, проведенных в тишине и спокойствии пятнадцатого века, современный мир обрушивается ослепительным калейдоскопом впечатлений.

На нашей улице Пауль паркуется у обочины, и мы спешим в дом, втянув головы в плечи из-за начинающегося моросящего дождя. Поднявшись по лестнице, я на мгновение замираю перед дверью в квартиру, чтобы сделать глубокий вдох: одурманивающий запах дома окутывает меня как одеяло, успокаивает нервный трепет. Все точно так же, как я оставила, когда уходила: зеркало у двери по-прежнему висит кривовато, по всей крохотной прихожей валяются туфли. Пауль даже не выбросил букет подсолнухов в мое отсутствие, и он до сих пор стоит в вазе на подоконнике, увядший и засохший.

Брат стоит у двери в гостиную, смотрит на меня изучающе.

— Хочешь сначала принять душ?

Я тут же восторженно киваю при мысли о горячей воде, но сначала снимаю свою верную сумку и вытаскиваю телефон. Батарея, как и следовало ожидать, разряжена.

— Давай я, — Пауль протягивает руку, — поставлю на зарядку.

В ванной я с удовольствием выбираюсь из своего ренессансного наряда, что, на самом деле, не так-то просто. Обычно мне всегда помогали раздеваться, поэтому освобождение от исторического платья своими силами оказывается той еще задачкой: если расшнуровать рукава самостоятельно достаточно просто, то с лифом приходится попотеть, и я верчусь во все стороны, уже готовая звать брата на помощь, но все же выкручиваюсь и, откинув со лба прядь волос в безуспешной попытке восстановить дыхание, аккуратно укладываю платье поверх корзины для белья: оно слишком ценное, чтобы небрежно скинуть его на пол. В отражении я замечаю повязку на левой руке, рана немного пульсирует после схватки с платьем, и только это помогает мне не забыть о ней снова. Осторожно снимаю повязку и облегченно вздыхаю: рана выглядит далеко не так плохо после выстрела, как я ожидала. На ней уже образовалась корочка и нет никаких признаков воспаления. Все равно нужно будет ее продезинфицировать после.

Наконец-то забравшись под душ, я даже не жду, пока нагреется вода, оказываясь под ледяными струями. Никогда в жизни не чувствовала себя так прекрасно! Вода нагревается, окутывая теплом все тело, и я позволяю себе погрузиться в это блаженство. Божественно. Абсолютно божественно. Приходится трижды намылить голову и вылить на себя тонну бальзама, прежде чем волосы немного приходят в норму после нескольких недель одного мыла. Я могла бы часами стоять под горячим душем, так прекрасно, что все, что от меня требуется — это повернуть вентиль, в отличие от прошлого, где приходилось нагревать ванну вручную и приседать в маленьком чане.

Уговорив себя наконец-то выбраться из-под воды, я заворачиваюсь в пушистое полотенце и спешу в свою комнату, чтобы надеть чистую одежду. Порывшись в ящиках, я натягиваю любимые легинсы с мягкой толстовкой и не могу сдержать глубокий выдох от того, как же комфортно наконец-то надеть свою удобную одежду.

В гостиной меня приветствует соблазнительный аромат кофе и яичницы, Пауль как раз раскладывает ее на две порции и улыбается, поднимая взгляд, когда я вхожу. Как загипнотизированная я подхожу к обеденному столу, хватая полную чашку кофе, и, дрожа от предвкушения, делаю первый глоток, смакуя вкус на языке. Горький, насыщенный, бархатистый. Это божественно! Счастливая, я опускаюсь на стул, наслаждаясь своей первой за несколько недель чашкой кофе.

Пауль пододвигает мне тарелку с яичницей и свежими тостами, чашку приходится поставить, чтобы набрать полную вилку еды. Вкус растекается во рту и… я невольно теряю лицо. Бам, пересолено!

С трудом проглатываю свой кусок, запивая его огромным глотком кофе, чтобы прогнать это ощущение.

— Боже, Пауль, сколько соли ты насыпал на эту яичницу? Ты что, влюбился?

Брат смотрит на меня, подняв брови, а затем осторожно пробует свою еду и пожимает плечами.

— Посолено, как и всегда… Что с тобой? Тебе же всегда нравилась моя яичница…

Нахмурившись, я разглядываю свою порцию и только через некоторое время понимаю, в чем дело. Пауль не пересолил яичницу, я просто отвыкла от нормальных приправ.

— В прошлом соль почти не использовалась, потому что была очень редкой и дорогой. Наверное, я так привыкла к этому, что теперь это слишком солоно для меня, — извиняющимся тоном объясняю я.

Пауль закатывает глаза:

— Ты глянь на нее! — не унимается он. — Вернулась из прошлого и стала разборчивой в еде! Что, теперь только базовая кухня?

Я пинаю его под столом:

— Я просто догадалась, почему твоя яичница кажется мне пересоленной! В любом случае есть много соли вредно, — посмеиваясь, отвечаю, откусывая тост.

Я съедаю еще два тоста и немного яичницы. Пауль любезно подливает мне кофе, и некоторое время мы завтракаем в приятной тишине, прежде чем он отодвигает от себя пустую тарелку и опирается локтями на стол.

— Тебе есть что мне рассказать, не так ли?

Когда наши взгляды встречаются, я вижу усталость и немую просьбу в его глазах, поэтому подробно рассказываю обо всем, что произошло с тех пор, как я прикоснулась к картине Боттичелли в подвале старой Пинакотеки.

Глаза Пауля становятся все больше по мере того, как я описываю свои Флорентийские каникулы в 1478 году. Он слушает, не перебивая, пока я рассказываю о Сандро Боттичелли и Леонардо да Винчи и о том, как нам удалось спасти Лоренцо де Медичи в день убийства. Пауль открывает рот, только когда я упоминаю Люция Мореля, его щеки горят от волнения.

— Расскажи мне все, что ты знаешь о нем! Как он выглядел? Черт, вы, наверное, первые, кто видел его за сотни лет!

Описать ему Люция не составляет мне труда, он прочно засел в моей памяти после того, как я всадила ему в шею шпильку длиной в несколько дюймов.

— Не могу поверить, — бормочет Пауль. — Просто невероятно, что вы столкнулись с ним… Что вы сражались с ним! — Он подпирает голову руками. — Я чуть с ума не сошел, когда ты не вернулась домой в тот день. Лео хотел познакомить тебя с орденом, а вместо этого заявляет, что вы двое исчезли в прошлом и никто не знает, когда вы вернетесь и вернетесь, ли вообще, потому что ваш портал рухнул…

— Тебе не сказали, что произошло?

Брови Пауля мрачно сходятся на переносице.

— Вероятно, члены ордена были слишком заняты тем, что носились по кругу, как курицы, вместо того чтобы сразу объяснить, в чем дело. Представь себе, ты хранитель ордена, и двое ваших самых ценных сотрудников навсегда исчезают в пространстве и времени. Никто и не подумал сообщить мне об этом. Тем вечером я поехал в штаб-квартиру, потому что целый день ничего от тебя не слышал, и узнал, что там произошло. Мы четыре недели изо дня в день ждали вашего возвращения, следили за всеми картинами из временного отрезка, в котором жил Медичи. В конце концов, мы понятия не имели, когда вы вернетесь, надеялись только заметить какие-то изменения в картинах, чтобы понять, как продвигается ваша миссия.

Это звучало вполне логично: любое изменение в прошлом оказывает непосредственное влияние на настоящее, и быстрее всего его можно проследить в литературе и искусстве.

— А на следующий день оказалось, что у вас все получилось. La Primavera восстановилась, и поздно вечером Лоренцо Вита снова стал прежним. Орден все подготовил и ожидал вашего прибытия в любую минуту, но вы не возвращались…

Пауль закусывает нижнюю губу, и я наконец замечаю, как сильно на нем отразились эти томительные часы ожидания. Несмотря на то что портал в настоящем восстановился, мы не вернулись.

— Ожидание сводило меня с ума, и пусть Рубины уверяли, что портал полностью восстановлен и исправно работает, в голове все равно рисовались самые мрачные сценарии, из-за которых вы никак не могли вернуться.

— Это из-за моей травмы, — тихо отвечаю я, стараясь скрыть дрожь в голосе. — Мне нужно было немного отдохнуть, прежде чем я смогла бы вернуться домой. Пауль, мне бы так хотелось иметь возможность связаться с тобой из прошлого!

Брат скорчил лицо:

— Должен ли я теперь обратиться в орден с просьбой заняться разработкой межвременной коммуникационной сети? Это изобретение очень бы облегчило жизнь.

Я закатываю глаза, пытаясь сдержать улыбку. И так понятно, что он шутит: Пауль не любит говорить о своих чувствах, но сейчас у него нет другого выбора, и я знаю, что он тоже это знает.

— Пока тебя не было, я все думал, как ты там, все ли с тобой в порядке. — Он ерошит волосы, опираясь о столешницу. — Мне просто нужно было верить, что с тобой все хорошо. Это моя вина, что ты попала в этот хаос. Предчувствие, что с тобой что-то стряслось, было невыносимым…

Его голос звучит глухо от подавленных эмоций, а во мне продолжает крепнуть недоумение. Вопросы и чувства, отошедшие было на второй план перед лицом опасностей прошлой недели, снова обретают важность. Какое отношение Пауль имеет ко всему этому? Почему я понятия не имела о его членстве в ордене до того, как выяснилось, что я имею способности к путешествию во времени? А главное, почему он винит в этом себя?

— Пауль, — осторожно начинаю я, потому что брат до сих пор напряжен. — Как и когда ты стал членом ордена?

Он молчит так долго, что мне начинает казаться: ответа я не дождусь. Но брат наконец поднимает взгляд.

— Рубины наняли меня прошлой весной. Их внимание привлекли мои исследования в области времени и пространства, и они со мной связались. Орден в основном и состоит из ученых самых разных областей, работающих над разгадкой секретов Табулы. Я являюсь частью космического отдела, который занимается в основном вопросами физики, лежащими в основе путешествий во времени.

Я чувствую, как начинаю закипать: мой брат уже несколько месяцев работает на тайную организацию, исследующую возможности путешествий во времени, и я об этом совсем ничего не знаю?

— Ну ты и лжец! — вырывается у меня. Злость кипит во мне так, что я едва сдерживаюсь, чтобы не вскочить со стула.

— Помнишь, как мы говорили о «Чужестранке»? Ты отказалась смотреть этот сериал, назвала его смешным, потому что там идет речь о путешествиях во времени. Ты еще долго распиналась, объясняя мне, почему это невозможно в нашей Вселенной, а сама уже работала на Рубинов и сдала меня им, когда я рассказал о прыжке во времени.

У меня не было времени подумать об этом, но то, что он сделал, все равно ранило меня. Как он мог предупредить Рубинов, не поговорив сначала со мной? Я была совершенно не готова, когда появился Лео, заявив мне, что я путешественница во времени, и сообщив, что обязан сопроводить меня в штаб-квартиру Рубинов. С этого момента все и начало набирать обороты.

Пауль бледнеет:

— Я не мог рассказать тебе об этом, Рози. Орден придает очень большое значение строгой охране своей тайны, мне пришлось поклясться на Табуле, что я никому не расскажу о своей причастности к ордену. Даже тебе. Поверь мне, скрывать это от тебя было самым тяжелым.

Может, это и так, но мне все равно сложно так сразу простить его.

— Я твоя родная сестра, а ты собственноручно засунул меня в эту мясорубку. Ты знал о том, что я могу оказаться Водолеем?

— Нет, я не знал, — сквозь зубы признается Пауль. — Орден держит в строжайшей тайне информацию о датах рождения новых путешественников во времени, и я еще не успел так подняться по карьерной лестнице, чтобы меня в это посвящали. Этим знанием обладает только узкий круг наставников. Впрочем, я все думаю… — Он мнется, закусив губу. — Я думаю, что мое принятие в орден не было случайностью. Это огромное счастье, когда путешественник во времени находит своего партнера, но сейчас Рубины действуют более слаженно, чтобы спровоцировать и поддержать такое знакомство. Даты рождения стали определять, фиксировать и систематизировать. В ордене есть отдел, который только этим и занимается: оценкой и анализом данных потенциальных путешественников во времени. Возможно, наткнувшись на тебя во время поисков, они решили завербовать меня, чтобы я смог доложить им, как только замечу у тебя метку. Именно это я и сделал.

Его взгляд полон искренности и раскаяния, и это унимает мой гнев. Кроме того, мне нужно обдумать всю эту информацию: как бы то ни было, звучит очень правдоподобно, что моя вероятная судьба путешественницы во времени и стала причиной приглашения Пауля в орден. Не говоря уже о том, что мой брат — гениальный ученый, который наверняка оказался им полезен.

— Рада, что ты понимаешь, в какое дерьмо нас втянул, — ворчу я, вцепляясь в свою чашку, чтобы сделать большой глоток кофе.

— С тех пор как мама и папа погибли, я всегда за тобой присматривал. Как твой старший брат, я просто хотел, чтобы ты была счастлива и в безопасности. Мне кажется, я инстинктивно чувствовал, что орден не принесет тебе ничего, кроме неприятностей, и хотел оградить от этого.

Вау, это меня осадило. Его слова заставляют мою злость рушиться как карточный домик.

— Я никогда не хотел, чтобы у меня были секреты от тебя, Рози. — Он протягивает мне руку через стол, и я без колебаний вкладываю в нее ладонь.

Я чувствую огромное облегчение: мне не понравилось сердиться на брата. Кроме того, я по натуре скорее отходчивый человек, способный легко прощать.

— Больше никаких секретов, хорошо? — предлагаю я, сжимая его ладонь.

Мы молчим некоторое время, я продолжаю потягивать свой кофе, размышляя о том, что мне рассказал Пауль.

— Что конкретно означает исчезновение Табулы для ордена? — Я хочу, наконец, это прояснить и задать еще пару насущных вопросов. Несмотря на то что я уже месяц путешественница во времени, я все еще мало понимаю все предпосылки существования ордена. Больше всего меня интересует, как он связан с легендарной Рубиновой Табулой. Пауль вздыхает.

— Так и думал, что этот сукин сын ничего тебе не рассказал.

— Перестань его так называть! Сейчас есть вещи поважнее.

— Серьезно? Ты его защищаешь? Позволь тебе напомнить, что ты с первой минуты на дух его не переносила. Он что, заморочил тебе голову?

Я невольно сжимаю челюсти.

— Первые впечатления бывают обманчивыми, Пауль. Но не съезжай с темы!

Он откидывается на спинку стула, усмехаясь:

— Ты спрашиваешь, какое значение Табула имеет для ордена, упуская из виду, что он буквально назван в ее честь. — Он мнет подбородок, подбирая слова. — Все это связано с Люцием и Фредериком Морелями. Логично, не так ли? Они были путешественниками во времени, как и многие до них, но они первыми открыли секрет Рубиновой Табулы и то, как ее использовать.

Я слушаю его, открыв рот, желая узнать больше о происхождении путешествий во времени. Когда я киваю, Пауль закуривает и продолжает:

— Давным-давно порталы времени были открыты и доступны каждому, кто знал, как ими пользоваться. Это были особые места, типа Стоунхенджа или Пирамиды Гизы, которые до сих пор окружены кучей мифов. Но порталы были непостоянны: тот, кто ими пользовался, понятия не имел о том, где и когда окажется. И в какой-то момент упоминания о путешественниках во времени исчезли, превратившись в легенды и мечты. Это произошло из-за Морелей, которые в XVII веке заново расшифровали писания Аида Всемогущего. Там были знания о том, что людям стало известно, какую власть может обрести человек над пространством и временем, из-за чего Аид решил запретить все порталы Рубиновых Табул, запереть их, чтобы остановить людскую жадность. Чтобы ни один человек не мог иметь такую власть в своих руках.

Пауль делает паузу, чтобы увериться, что я все еще слушаю.

— Хорошо, он заблокировал все порталы, — подтверждаю я. Даже страшно спросить, как ему это удалось: что-то подсказывает, что это подорвет мои способности к осмыслению информации. — А дальше?

— Ну, Люций и Фредерик нарушили это заклятие и снова открыли порталы, потому что, несмотря на то что они были заблокированы, все равно продолжали рождаться люди, обладающие способностью путешествовать во времени. У них просто больше не было возможности этим пользоваться. Кроме того, путешественники во времени почти не могли контролировать свои прыжки во времени до эры Аида и иногда могли лишь раз в жизни воспользоваться порталом. Братья Морели хотели изменить это, и им удалось не только заново открыть порталы, но и разгадать, каким образом можно взять под контроль прыжки. Рубиновая Табула. Именно с ее помощью можно создавать порталы, позволяющие путешествовать во времени целенаправленно. Вскоре Морели обнаружили, что лучше всего для этих целей подходят картины: это уже не просто места, находящиеся в свободном доступе, на которые может набрести кому не лень, а окна в другое время. Сила порталов разворачивается, как только выполняются последние штрихи кисти, и это гарантирует, что как только вы отправитесь в прошлое, окажетесь конкретно в момент завершения картины. С момента основания ордена Рубиновая Табула является хранителем картин-порталов, дает им силу… А соответственно и самим путешественникам во времени. Только с помощью Табулы можно контролировать порталы и держать их открытыми.

Пауль замолкает, и в воздухе повисает странно торжественное настроение. Тайны, которые он раскрыл, витают в воздухе и кажутся почти осязаемыми. И я ему верю: получается, без Рубиновой Табулы орден не имеет власти над порталами. Тогда ясно, почему все так напуганы.

— То есть это значит, что ни одна из картин-порталов больше не работает?

Пауль задумчиво качает головой:

— На данный момент они все еще функционируют, но через несколько дней без Табулы станут нестабильными и начнут рушиться. Примерно так, как это произошло с La Primavera. Старые и могущественные продержатся дольше всего, но это лишь вопрос времени. Как только орден соберет побольше информации, вас отправят в следующую миссию, чтобы проследить за исчезновением в прошлом.

Мое сердце пропускает удар.

— Еще одна миссия? Опять? Что, если я не хочу? — протестую я. — Я же только пару часов как вернулась!

— Поверь, я тоже не в восторге, — успокаивает меня Пауль. — Но ситуация действительно опасная. Орден добросовестно обращался с Табулой, но тот, кто ее похитил, может оказаться не таким ответственным и нанести непоправимый вред.

— Ну, если послушать профессора Киппинга, уже давно понятно, кто приложил к этому руку, — фыркаю я.

— Серьезно? — удивленно моргает Пауль.

Я рассказываю ему о замечании профессора Киппинга и о том, как у нас с Лео сложилось впечатление, что он имел в виду меня. К моему удивлению, Пауль фыркает в ответ.

— Он же несерьезно! Обвинять тебя — последнее, что он мог сделать!

Я раздраженно скрещиваю руки на груди.

— У Лео было такое же впечатление, — замечаю я.

— А, ну если так!

— Пауль, я серьезно. Я не выдумала себе этот взгляд.

Пауль реагирует на мой тон, впадая в задумчивость.

— Не думаю, что у него есть какие-то доказательства, — заявляет он с полной убежденностью. — Он же не может просто так повесить вину на тебя, не так ли?

Мне ничего не остается, кроме как пожать плечами.

— Откуда мне это знать? С тех пор как я стала путешественницей во времени, мне уже не кажется, что существует что-то действительно невозможное. Может, он провидец?

— Чепуха, провидцев не существует!

Я должна усмехнуться, потому что это звучит абсурдно от человека, который является членом тайного общества, занимающегося вполне реальными путешествиями во времени, как если бы это было в порядке вещей. На мгновение я задумываюсь, вспоминая серебристую вспышку в глазах профессора Киппинга, которую я уже видела раньше, но прежде чем успеваю что-то сказать, раздается пронзительная мелодия дверного звонка. Я вздрагиваю от неожиданности, оборачиваясь в сторону коридора.

— Это ведь не кто-то из ордена, правда? Они же дали мне выходной, до завтра я абсолютно свободна.

К очередному путешествию в прошлое я и правда еще не готова. Если этот незваный гость захочет вернуть меня в штаб, я его пошлю. Я собираюсь замечательно провести ночь в своей мягкой постели, прежде чем мне снова отправиться в опасные приключения… если я вообще готова ввязаться во что-то подобное. Хотя, наверное, выбора у меня нет.

Пауль поднимается со стула.

— Не думаю, что это кто-то из ордена, они не стали бы приходить к тебе домой.

Меня охватывает ощущение, что он точно знает, кто там так яростно названивает в дверь, и я подозрительно провожаю его взглядом. Когда Пауль нажимает на кнопку домофона, раздаются шаги на деревянной лестнице: кто-то поднимается, запыхавшись, и я слышу женский голос, а после вижу миниатюрную фигуру моей лучшей подруги Лоры, которая пытается протиснуться мимо Пауля в квартиру.

Я вскакиваю, чуть не врезаясь в нее, и Лора заключает меня в объятия.

— Я не могла поверить, когда Пауль написал мне, что ты вернулась! Я буквально прилетела сюда из библиотеки. — Лора звучит невнятно, потому что говорит она куда-то мне в волосы и не хочет меня отпускать, когда я делаю попытку отстраниться.

— Лора, ты меня душишь! — хриплю я, и она наконец-то ослабляет удушающую хватку. В ее темно-синих глазах блестят слезы. — Эй, не плачь!

— Все в порядке, — фыркает Лора. — Я сделала завивку ресниц, и теперь мне больше не нужна тушь, так что могу плакать, сколько захочу.

Это даже смешно: Лора настолько Лора, что у меня все вылетает из головы. Я так рада, что она здесь! Мы стоим как две школьницы, пока в какой-то момент она не всхлипывает и не бросается снова меня обнимать.

— Я думала, ты исчезла навсегда. — Она мягко треплет меня по плечу, и я стискиваю ее в объятиях изо всех сил. — Моя лучшая подруга внезапно как сквозь землю провалилась, и никто точно не знает, вернется ли она. Пауль считает, что эта твоя миссия была случайностью, но мы даже не успели попрощаться, никто даже не предупредил… В какой-то момент я поняла, что ты не просто уехала в отпуск или застряла там, где нет связи, ты как будто перестала существовать, словно ушла навсегда. Это было так тяжело. Я так часто сидела с телефоном в руках, забрасывая тебя сообщениями о чем-то несущественном, пока не поняла, что никак не смогу дозвониться до тебя. И, может быть, никогда больше не смогу…

Слова продолжают выливаться из нее, она все еще меня обнимает, а моя рубашка кажется, совсем промокла на плече. Но мне не хочется разжимать объятий. Ее слова разбивают мне сердце, потому что я чувствовала то же самое, но для Лоры, должно быть, это было гораздо тяжелее. Неизвестность была невыносима, и она ничего не могла с этим поделать.

Весь оставшийся день мы сидим на диване и пытаемся прийти в себя. Лора достает из сумки пакетик с конфетами, и один только вид шоколада и мармеладных мишек вызывает у меня слезы. Мои рецепторы не имеют абсолютно ничего против великолепной сладости сахара, в отличие от соли, что очень радует. Лора слушает мой рассказ о событиях во Флоренции с большим энтузиазмом, чем Пауль, который смотрел так, словно готов броситься и закрыть меня от пули. Теперь, когда я наконец вернулась, Лора рассматривает мое путешествие во времени как захватывающее приключение и жаждет узнать каждую деталь.

От долгих разговоров уже начинает болеть горло, когда мое внимание привлекает характерный звук включения телефона, которого я так давно не слышала. Видимо, достаточно подзарядившись, он включился автоматически и теперь вообще не перестает пищать. Я дотягиваюсь до кофейного столика, хватаюсь за телефон, снимая его с зарядки: батарея заряжена на восемьдесят процентов, а на экране блокировки полно уведомлений о новых сообщениях. Я с любопытством ввожу пин-код и открываю мессенджер. Уф-ф, ну там всего и накопилось! Первыми в глаза бросаются многочисленные сообщения от Лоры и других друзей, обеспокоенных моим исчезновением. На самом верху, однако, сообщение с неизвестного номера, полученное час назад, я жму на него, чувствуя, как сердце уходит в пятки при виде содержимого. Прикреплены по меньшей мере десять фотографий, они загружаются ужасно медленно, и все внутри меня сжимается от волнения, прежде чем я могу открыть первую. Это снимок, сделанный мной и Лео в пасхальное воскресенье во Флоренции, прежде чем мы отправились на традиционное зрелище Ло-Скоппио-дель-Карро. В отличие от меня Лео додумался отключать свой телефон в прошлом, чтобы сохранить заряд и сделать пару фотографий. На снимке я в великолепном павлиньем синем праздничном платье, сшитом специально для меня, волосы уложены в одну из тех роскошных причесок, которые так мастерски заплетала моя горничная Пеппина. Непривычно видеть себя в таком убранстве посреди спальни, в которой я жила пятьсот лет назад. Так сюрреалистично видеть цифровую фотографию того времени!

После моего молчаливого залипания в экран в течение нескольких минут, Лора с любопытством склоняется ко мне, чтобы взглянуть на фото. Ее глаза чуть не вылетают из орбит, и с неверящим вздохом она хватается за телефон, вырывая его из моих рук.

— Это то, о чем я думаю? Да?

— Что? — Я не совсем понимаю, к чему она клонит, пытаясь уследить за телефоном, которым она трясет перед моим носом.

— Это что, черт возьми, фото из прошлого?! Потому что выглядит именно так!

— А, ну да, Лео меня сфотографировал.

Глаза Лоры сужаются до щелочек, делая ее похожей на хищницу, выслеживающую добычу, что вызывает у меня плохое предчувствие.

— Лео, — произносит она, протягивая руку и проводя пальцем по дисплею. — О нем ты не особо много рассказывала, и даже не думай, что сможешь отвлечь меня чудесными рассказами о Сандро Боттичелли и Лоренцо де Медичи! В конце концов, вы с Лео прожили несколько недель как супружеская пара, и… О!

Она взволнованно подпрыгивает, пружиня на диванных подушках. Между тем, листая фотографии, она натыкается на наше с Лео селфи, и ее глаза снова округляются как монеты, грозя выпасть из глазниц. Лора направляет ко мне экран, почти тыкает им в лицо, так что мне приходится прищуриться, чтобы что-то разглядеть.

— Как с языка сняла! — бурно восклицает она. — Я знаю этот взгляд у парней, и то, как он смотрит на тебя на этом снимке, абсолютно точно выражает, что он вляпался по уши.

Она увеличивает лицо Лео на фотографии, и теперь оно занимает весь экран: он стоит, чуть склонив голову, и, улыбаясь, смотрит на меня. Я до сих пор помню нереальный блеск его зеленых глаз и то, как неистово колотилось мое сердце. Я со вздохом отодвигаю навязчивую руку Лоры, тыкающей телефоном мне в лицо, и бросаю взгляд через плечо, чтобы убедиться, что мы одни. Пауль ушел в свою комнату сразу после прихода Лоры, чтобы мы могли спокойно поболтать. Проще говоря, чтобы не засорять себе голову нашей болтовней. Дверь в коридор закрыта, но я предпочитаю перестраховаться: в прошлый раз, когда я доверила Лоре секрет на этом диване, мой брат подслушал нас и доложил Рубинам, но сейчас, кажется, мы действительно наедине.

Лора выжидательно смотрит на меня, нетерпеливо барабаня наманикюренными пальцами по бедру. Я обращаю внимание на свои ногти и понимаю, насколько же им не хватает профессионального ухода…

Нетерпеливое сопение заставляет меня медлить.

— Достаточно ли просто сказать, что все сложно?

Вместо ответа Лора приподнимает брови, и становится без слов понятно, что так просто ее не уговоришь. Я подробно рассказываю о том, что произошло между мной и Лео за последние несколько недель, и если поначалу Лора выглядела немного взволнованной, то, когда я рассказываю ей, как освобождала Лео из темницы, ее настрой смягчается. А поскольку она все равно выбила бы из меня это, я добровольно рассказываю и о том, как мы оказались в одной постели. При этом я не пропускаю и той ужасной катастрофы, которая по-прежнему лежит у меня на душе тяжелым камнем. Я имею в виду, как можно быть такой безответственной?! В то же время я подсчитала в голове свой цикл десятки раз и уверена, что не забеременела, и все равно все еще не могу не винить себя за бездумность. Может, стоит сделать тест на беременность? Просто чтобы убедиться…

— Вы переспали! — Лора визжит так громко, что ее наверняка слышит не только Пауль в соседней комнате, но и весь дом.

— Тсс! — шиплю я, обеспокоенно прислушиваясь, не идет ли мой старший брат сюда. Но шагов не слышно, мне, наверное, просто повезло, и он снова сидит перед компьютером в наушниках.

— Именно об этом ты должна была рассказать мне в первую очередь, — захлебывается Лора.

— Очевидно, это для тебя важнее, чем тот факт, что нам удалось предотвратить безвозвратное изменение прошлого?

— Я и так знала, что вы справились! Ты и твоя личная жизнь в разы любопытнее. — С блестящими глазами Лора склоняется ко мне. — Ну и как теперь обстоят дела между вами?

— Я не уверена, — нерешительно говорю я. Лора выглядит растерянной.

— Что значит ты не уверена?

— Ну, просто у нас так и не получилось об этом поговорить. Сначала нужно было сосредоточиться на задании… К тому же я до сих пор не знаю, что на самом деле к нему чувствую.

Лора молчит некоторое время, ее взгляд бегает от моего лица к снимку в телефоне и обратно.

— Розали, — наконец произносит она, — я думаю, что твои оправдания звучат как полная чушь.

— Что, прости?

— Я знаю тебя лучше, чем кто-либо другой, и я знаю, что ты ни за что не стала бы спать с парнем, если бы не была в него влюблена. Ты всегда ведешь себя очень осторожно, когда дело касается парней, и это классно, потому что помогает избегать неприятностей.

— Просто он такой сложный! — вырывается у меня. Эта тема так меня будоражит, что я больше не могу усидеть на месте и чуть ли не подпрыгиваю на диване. — Я никогда не чувствовала себя так, как с Лео, никогда! Он постоянно посылает противоречивые сигналы, и это сводит меня с ума. Иногда я так злюсь на него, что, кажется, собственноручно бы задушила, а в следующий момент мне уже хочется его поцеловать. У меня слова встают в горле, как только я пытаюсь поговорить с ним о своих чувствах, потому что между нами будто появляется стена. Он только намекал на отношения, и, возможно, в этом и причина того, каким пренебрежительным Лео иногда становится. А я даже не имею ничего против. Собственно, в самом начале из-за недомолвок я и была уверена, что с ним у меня нет никаких шансов.

— Ты должна поговорить с ним, — мягко начинает Лора, — откуда ты узнаешь, что он чувствует, если вы никогда об этом не разговаривали? В конце концов, вы так и будете ходить вокруг да около, если не найдете в себе храбрости прояснить ваши отношения.

Она выпрямляется на диване и неотрывно смотрит мне в глаза.

— Всегда есть риск быть отвергнутым, но попробуй сказать это тем, кто перецеловал уже сотню лягушек. Постоянно случается так, что один чувствует чуть больше, чем другой, и ты всегда знаешь, кто из них ты.

Я снова опускаюсь на диван рядом с Лорой, и она приобнимает меня за плечи.

— Я поговорю с ним, — обещаю я больше себе, чем Лоре.

— Сделай это! — Она ободряюще толкает меня в плечо. — Так, а теперь расскажи мне, как он целуется!