Птица вещая. Стихи

Марина Макова

«Птица вещая» – птица Сирин, поющая пророческие песни о грядущем. Этот образ сквозной линией проходит через всю книгу, связуя воедино Прошлое, Будущее и Настоящее, от «пещерного детства земли» до современных «людей-материков», со своими страстями, проблемами и желаньями. Природа, история, философия, религия, мистика, любовь – это далеко не все темы, которые поднимает автор в своём творчестве. Желаем всем приятного чтения. Все рисунки созданы автором книги.

Я триедина в памяти своей

Я триедина в памяти своей,

но, то, что будет, чётко ощущаю,

а то, что есть, совсем не замечаю,

и то, что было, помню всё слабей.

Создаю себя заново

Создаю себя заново без суеты,

без промежутков, в которых

кто-то застыл, может даже ты.

Добираюсь до цели на «скорых».

Сон ломаю и Вечность, аж кости трещат,

не привычные к тяжести часа.

Погружаю душу из лени в ад.

Мчится поезд скорого класса.

Кто там пятится в ночь за летящим окном?

Кто там бросился в мрак, не замечен?

Чьи—то тени вошли в чей-то праздничный дом,

кто-то плачет в подушку, не встречен.

Я физически чувствую краткость минут,

и как сутки мои убывают,

я ломаю себя, убыстряю маршрут,

рвусь из прошлого, не успеваю…

Как тяжелый груз прикипели ко мне

сплетни, дрязги, взгляды косые,

тормозят на лету, возникают в окне

чьи-то лица нахально-чужие.

То усмешек липких накинут сеть,

то слова забивают, как гвозди…

Если всё принимать, то тогда не успеть.

Не успеешь и станет ПОЗДНО!

Самое трудное в жизни

Самое трудное в жизни —

это бороться с собой…

Пропалывать вредные мысли…

Вести ежедневный бой!

Потребности и желанья

границею разделить…

Здесь звук пустой — Воспитание…

Взять палку покрепче и бить!

Не надо вести уговоров

с собственною душой…

Слово «Нельзя» запором

поставьте перед собой.

Иначе «Хочу!» и «Дайте!»

на части тебя раздерёт.

Боритесь с собой, страдайте,

но двигайтесь всё же вперёд!!!

Я родилась в Вальпургиеву ночь

Я родилась в Вальпургиеву ночь,

когда шабаш достиг энергопика,

и в лунном свете кралась повилика,

от магии бежала видно прочь.

В роддоме в миг рождения свет исчез,

и город весь ночная мгла сокрыла,

погасло всё… Магическая сила

устроила кругом энергостресс.

Всю ночь на Лысой ведьминой горе,

свершались перелёты и гулянья..

А утром мир, уставший от закланья,

предстал как юный праздник на заре.

Шары, плакаты, транспарантов строй,

и музыка и флаги и движенье

колонн по миру, так в моё рожденье

Вселенная знакомилась со мной!!!

Это имя моё

Это имя моё как солёные волны взошло,

на песке проступали тревожные женские лики,

что носили его, возрождая добро или зло…

Их летящие души — застывшая тайнопись книги.

Много грешниц средь них, непокорных и гордых рабынь,

и святых, чьи иконы висят в белокаменных храмах.

Это римское имя впитало искристую синь

и солёную горечь горячих гаремов ислама.

Дамы царских кровей, поэтессы с великой судьбой,

и колдуньи-славянки владели неистовой силой,

что в народе давно величается просто Любовь…

А любовь эта души и судьбы под корень косила.

Это имя моё — распустившийся тайно цветок,

что как светоч горя, быть звездой путеводной намечен.

Что даёт мне оно? Нескончаемый звёздный поток,

что летит сквозь меня, открывая за окнами Вечность

Я росла на ветрах

Я росла на ветрах, в поездах, в самолётах, в дороге,

как потерянный листик, искала в движенье покой…

Жизнь была ко мне разной,

для детства все взрослые строги,

как котёнком играли моею незрелой судьбой.

Где те двери с зарубками, что измеряли по росту

возраст майского утра, вечерней дороги шаги?

В Казахстане, во Львове, под Псковом,

а может в Свердловске

ещё живы те метки отцовской надёжной руки?!?

Много было домов и приютов у звонкого детства,

все они проскочили, промчались сквозь память

в туман…

И не стало дороги, начала, где можно согреться,

к роднику припадая, омыть свою душу от ран.

Я из тех городов

Я из тех городов, где дороги впадают в дома,

где за стёклами окон весёлый семейный уют,

где на санках летит из далёкого детства зима,

и меня, точно знаю, там любят, ласкают и ждут.

Я ещё не взошла, и туманы мои далеки,

и холодные ветры и люди — всё будет потом…

А пока я живу на приволье могучей реки,

в приуральской тайге,

и под Псковом есть тоже мой дом.

Отслаивался час от суток

Отслаивался час от суток,

бесшумно выдохнув рассвет,

уже не час, а промежуток,

итог прошелестевших лет.

Когда-то еле-еле слышно

шажками время потекло

под старой бабушкиной крышей,

где любопытное окно,

где по тайге гуляют тропки,

и солнце кутаясь в листву,

стекает в золотые сопки,

лучами высушив траву.

И почему-то синеглазы

цветы лесные — петушки.

И редко день дождём наказан,

и ветер бродит у реки.

А ночь ложится на колёса,

уносит в прошлое огни,

мосты, строения, откосы,

чужие лица, судьбы, дни.

Дороги поперёк дыханью,

наперерез, наперехват…

Впадают в сердце расставанья,

без права повернуть назад.

Мой маленький дом девяти этажей

Мой маленький дом девяти этажей

вознёсся над синей вселенной моей,

над белой тревогой весенних берёз,

где спелые ливни сменяют мороз,

над утренним счастьем рождённой зари,

что тёмные ночи скрывают внутри.

Над шелестом, скрипом, мельканьем следов

зверей и людей, деревень, городов.

Мой маленький дом на ладонях дорог

сквозь стёкла взирает задумчив и строг

на нежные стаи седых облаков,

весёлые звуки родных голосов.

Куда вы от тёплых лазоревых стен?

И тянутся чуткие пальцы антенн.

Мой маленький дом, у дороги моей

нет окон и стен, и надёжных дверей…

И всё же прошу, ты меня отпусти

к огромному солнцу, что светит в пути.

Я — отступленье от правил

Я — отступленье от правил,

склонное к мятежу.

Запрет раздвигаю руками,

от гневных словес ухожу.

Ночами, когда не спится,

или кошмар на яву,

я вижу надменные лица,

среди который живу.

Как царь Эдип

Как царь Эдип не ведаю греха,

вскормлённая на пошлости блаженства,

срываю судьбы с кожи, как труха,

летят в ничто их боль и совершенство.

Невинна я в жестокости своей,

лишь памяти я душу доверяю,

и клином одичавших журавлей,

уносит в даль всех проходящих стая…

И ты прохожий не листай меня,

как странную зачитанную книгу,

в ней не найдёшь ни снега, ни огня,

в ней только дождь,

в ней всё подвластно мигу.

Мы близнецы с тобой, моя душа

Мы близнецы с тобой, моя душа.

Характерами лишь несовместимы.

Где замерев, стою я чуть дыша,

ты равнодушно пробегаешь мимо.

Когда ты стонешь по ночам во мне,

я спать хочу или посуду мою.

Предпочитаешь плавиться в огне,

а я дождливой мучаюсь тоскою.

И спор наш долог и не разрешим.

Ему итогом — вечное смятенье.

И я борюсь с пороками души,

чтобы не стать её безликой тенью.

Скажи мне брат

Скажи мне, брат,

в чем миссия твоя?

Её с рожденья в сердце, согревая,

мы шелухою жизни обрастаем,

толстенной кожей скверны Бытия…

Соблазны, страсти, мелкие людишки,

ничтожные поступки и дела…

Возможно, мы не те глотаем книжки,

в них очень мало Света и Тепла.

Уже не докопаться до истоков,

до той заветной цели, до глубин…

А жизнь привыкла состоять из Сроков,

у каждого свой Час, и он один…

К исходу время катится, сгорая.

Скажи мне, брат, в чем миссия моя?

Мне трудно вспомнить… Время заметает

событьями начало бытия.

Был человек сердит и точен

Был человек сердит и точен,

очки носил,

И ровными рядами строчек

мой мир делил.

И пропускал его сквозь тайну

своих забот,

поэзия вошла случайно

в его расчёт,

и синусоидой загнутой

упала вниз.

Он подводил земли маршруты

под свой карниз.

Изображая проведенье,

сомненья знак,

себя сравнял с великой тенью,

хоть был пустяк.

И днём весёлым стало скучно

среди людей…

А он хитрил: — Рисуйте тучи,

так веселей…

И осень выцветшего цвета

вошла в меня,

и стало в жизни мало лета,

мечты, огня…

Я скептиков боюсь порою,

им ясен день

продуманной сухой игрою

в огонь и тень.

Они смыкают все границы

своих невзгод,

стирая доброту на лицах….

Но Жизнь идет!!!

Я помню

Я помню как было в начале,

когда за спиной вырастали,

белея два сильных крыла.

И кажется экая малость,

но что-то с душою случалось,

летела она, а не шла!

Внизу оставались ветры,

стирались в песок километры,

и птицы срывались с крыш.

Мелькали событья и встречи,

и ты говорил, безупречен,

с досадой — «Куда ты летишь?»

Пройду сквозь оговор

Пройду сквозь оговор,

не уроню лица…

И глаз не опущу, удары принимая,

невыносима боль словесного свинца…

О клёкот чёрных птиц…

Уймись воронья стая!

Соглядатаи дней и ночей

Соглядатаи дней и ночей,

что вам нужно от дел моих,

быстротечен часов ручей,

только в паузах очень тих.

Только в заводях, где тоска

опустилась на дно души,

мягким илом лежат века,

да качаются камыши.

Соглядатаи тайных встреч,

и случайно забытых слов,

я дарю вам на память речь

моих прожитых голосов.

Компонуйте моё досье,

из проступков и бед моих.

Никогда не буду как все,

это мой основной вердикт.

Я приветствую новое утро

Я приветствую новое утро

без сомнений и взрезанных вен!

У страданий конечны маршруты,

с очищением жду перемен.

Сквозь священный огонь метели

и христовую воду стиха

я взращу в себе голос свирели,

сокращая пространство греха.

И меня не удастся запутать

Златоусту, чьё слово ложь…

И пусть в сердце вонзится круто

чистой правды холодный нож.

Так хочется чуда!!!

Так хочется чуда!!!

Причуда?

Нелепая странная блажь?!?

Из детства,

а может оттуда,

где зреет в душе эпатаж…

Пусть даже на грани скандала,

так ярок безумный восторг!

Как всё же отпущено мало

нам этих прекрасных тревог.

Я ненавижу серый цвет

Я ненавижу серый цвет.

Холодная скупая морось…

И стынет города скелет

в домах, вопящих в полный голос,

в машинах, в скрежете колёс,

в испуге сереньких прохожих…

Плывут зрачки, глаза без слёз,

все лица на одно похожи.

Деревья серою листвой

впитали рухнувшее небо.

А над землёй, а над душой

царует серость зло и слепо.

Она вбирает губкой жадной

все крики радуги, спеша…

И серой краскою площадной

исполосована душа.

А у меня в пути кровавый бой

А у меня в пути кровавый бой,

кровавый бой с системою самой…

Удастся ль выжить я, увы, не знаю,

мне кажется уже я пропадаю,

ведь мне сейчас не просто надо выжить,

как повествуют миллионы книжек,

а выжить так, чтоб не застрять в сетях,

что паутиною вгоняет в страх…

И я иду практически по краю,

свои ошибки яростно листаю,

как говорят вот в жизни форс мажор,

когда система целится в упор.

Меня забыли

Меня забыли… Потеряли в сутках…

Пути-дороги затянула мгла.

Провал в судьбе огромным промежутком

меж тем, что было и к чему пришла.

Меня забыли те, кто говорили

там за спиной. О чем? Мне не узнать…

Судьба моя распалась вдруг на мИли,

сорвав с души бездушия печать.

И я пошла по судьбам как по вехам,

в пути меняя страны, города,

я так стремилась от себя уехать!

Но это невозможно, господа!

****

Я возвращаюсь! Ждите откровений!

К моим дорогам лица поверните!

Обид и недомолвок тает время,

захлёстнутое фактами событий.

Переболела, передорожила

судьбой, что не стеснялась поворотов!

Совсем иная я для старожилов,

готова для падений и для взлётов!

Но чистоту идеи не замажу,

и понапрасну слов не растеряю,

ещё я отличаю снег от сажи,

хотя себя порой не понимаю.

А я начну с конца

А я начну с конца! Пусть растворится взгляд

в бездонной глубине прожитых лет и дат!

А я начну с угла, от печки, от крыльца.

Как пУтаны пути у моего конца.

Там в голубом окне с утра крошится снег.

У моего конца родился Новый Век.

Я иду по канату

Я иду по канату над болью и злом.

Я иду, торможу, где он связан узлом.

Я иду над желаньями жалких страстей,

над холодными бритвами ваших речей,

над землёй, там уступы стекают в провал,

над болотами душ, где насмешек оскал.

Я иду на виду, а канат ходуном,

ошибусь, упаду в безымянный пролом.

И заплакать нельзя, не увижу пути,

а канат весь протёрт истончён впереди…

Есть надежда, когда жизнь канат оборвёт,

хоть мгновенный, но всё ж мне подарит полёт.

Лицо ночное с ликом дня не схоже

Лицо ночное с ликом дня не схоже,

всё вроде то, но к сожалению нет,

вчерашние черты на день моложе,

на час, на вечер, на секунды след.

И пригоршнями лики листопада

вдруг кто-то смутно-страстный оборвёт,

и лиц моих вечерняя прохлада

на старых фото памятью взойдёт.

Мой сон

Мой сон уходит за границы

летящей ночи. Среди дня

он спотыкается о лица,

и спотыкаясь, длится, длится,

уносит за собой меня.

Я спать хочу, и лишь мечтаю

не подниматься по звонку…

А жить, кровать не покидая,

сны не срывая на бегу.

Сегодня кто-то шепнул моё имя

Сегодня кто-то шепнул моё имя

в огромной бегущей толпе…

Я слышала ясно, упало: — «Марина»,

но я не призналась себе.

Я шаг не сдержала, не вздрогнула даже,

и имя осталось лежать.

Там на бульваре движение страшно,

теперь уж его не поднять.

А голос знакомый, и даже я знаю,

кто буквы мои произнёс.

Зачем же я прошлого нить обрываю?

Неразрешимый вопрос…

Сумерки

Я исчезаю, иссякая,

летящая, как лист, сквозная.

Уже от тонких пальцев рук

лишь только стол и звонкий стук.

От ног — скольжение шагов,

и голос будто ветер слов,

лишь на стекле овал лица

ещё не смыло до конца.

Я сегодня была дождём

Я сегодня была дождём…

Тихомолком бродила по парку,

и в листве оседали жаркой

чей-то вскрик и весёлый гром.

Под огромным, прозрачным зонтом

от меня охраняли детство,

что хотело совсем не греться,

а по лужам частить босиком.

Я сегодня проснулась дождём

проливным, золотистым, прохладным,

раздавала соцветия радуг,

что, искрясь, исчезали потом.

Кто-то хмурый, с колючим лицом

всё ворчал по пятам за мною,

словно было моей виною,

то, что я вдруг проснулась дождём.

Мой архив

Мой архив — это тысячи строчек

на оборванных ветхих листах,

непонятный изломанный почерк,

что дымится мечтами в стихах.

Ускользающие мгновенья

лиц, событий, потерянных дней,

лабиринты моих настроений

в океане всемирных страстей.

Штриховые портреты и взгляды,

масса, море мелькающих лиц…

Углем, соусом до упада

рисовала, не зная границ.

Негры, чукчи, индейцы, славяне…

Мне позировал целый мир!

На эскизы разорвана память

городов, стран, гостиниц, квартир.