Сердце ведьмы

Марина Колесова, 2020

Жизнь ведьмы в средние века полна опасностей и непредсказуемых поворотов. Ведь инквизиция не дремлет и запросто может отправить на костер любого, а уж ведьму и подавно. А если учесть, что сердце главной героини давно разбито, и жизнь ей не особо мила, то приключения становятся ещё более захватывающими и драматичными. Удастся ли ей вылечить сердце и стать счастливой?

Глава 3

Было три часа пополудни, когда калитка распахнулась и на дорожке к дому показался Стив. Увидев, что Миранда сидит на террасе, подошёл к ней и молча протянул бумаги.

Отметив про себя, что он быстро научился молчать, она просмотрела их, удовлетворённо кивнула и повернулась к нему:

— Вещи все перенёс и дарственную оформил?

— Да, — сдержанно кивнул он, — ещё староста просил передать, что поклон вам шлёт и благодарность за участок под водокачку, он век не забудет.

— До ближайшей обедни его век, — иронично хмыкнула она и, поднявшись, шагнула к дому, чтобы убрать документы.

— Он очень уважительно о вас говорил и много хорошего, — явно удивлённый её словами, тут же вслед ей возразил Стив.

Она на секунду задумалась, решая, осадить его, чтобы комментировать её слова не смел, или разъяснить расстановку сил. Решив поговорить, вновь обернулась к нему:

— Стив, жители тут не дураки, а уж староста и подавно. Как ещё он мог с тобой говорить, зная, что ты вернёшься ко мне? Он не мог не петь мне дифирамбы и не лить елей.

— Вы думаете, он вас ведьмой считает, поэтому боится? — не сводя с неё напряжённого взгляда, напрямую поинтересовался Стив.

— Нет, он меня считает агентом инквизиции, и боится поэтому, — усмехнулась в ответ она.

— Это шутка?

— Нет. Он на полном серьёзе считает, что я обо всех нелояльных власти докладываю отцу Филиппу, а тот — член Совета инквизиции.

— Вы меня запутали, хозяйка. Ему тогда не вас, а отца Филиппа нужно бояться, ведь именно он член Совета, и видит его староста явно чаще, чем тот вас. Вы, насколько я понял, не особо ревностная прихожанка.

— Отец Филипп всего лишь мужчина, обладающий очень прямолинейным характером, а я женщина, Стив, женщина, к тому же злопамятная и необычайно мстительная… Поэтому ему бояться отца Филиппа глупо, а вот меня опасаться надо.

— Я не понял… Что вы можете ему сделать?

— Старосту утверждает областной Совет инквизиции, в который входит отец Филипп и занимает там значительный пост. Со мной он общается, а я умею преподносить информацию так, что результат бывает всегда такой, какой хочу я… Понятно?

— Нет.

— Тогда не забивай себе голову, раз ничего не понял. Просто живи и не досаждай мне. А то я уже злиться начинаю. Марш на кухню, и чтобы до вечера не видела тебя.

Кивнув, Стив тут же поспешно удалился.

С удовольствием отметив про себя, что парень старается научиться её не раздражать, Миранда прошла к себе в комнаты и убрала документы с его распиской. После чего опять вернулась на террасу и села в кресло. Минут через пятнадцать к ней пришёл кот, сначала потёрся об ноги, ожидая разрешения, и, как только его получил, тут же запрыгнул на колени и свернулся мурчащим клубком.

Она начала пальцами перебирать его шелковистую шерсть, постепенно погружаясь в транс.

Вывел её из транса чей-то напряжённый взгляд. Она нехотя открыла глаза. В углу террасы стоял Стив.

— Что тебе? — недовольно осведомилась она, пытаясь сдержать нахлынувшее изнутри раздражение, поскольку не привыкла, чтобы её транс прерывали подобным образом.

— Вечер, хозяйка. Я ужин приготовил. Может, пойдёте поедите?

— Я не поесть сейчас пойду, а накажу тебя хорошенько! — зло сузив глаза, с напором выдохнула она. Кот на коленях пошевелился, поднял голову и недобро уставился на Стива.

— То в вашей власти, — нервно сглотнув, парень тут же опустился перед ней на колени и склонил голову. — Что принести и где бить будете?

— Тебя Альфред, что ли, бил? — удивлённая его поведением, спросила она. Раздражение схлынуло, оставляя за собой горькое послевкусие.

— Бывало, — не поднимая головы, проговорил Стив. — Он был очень строгим хозяином.

— Скройся с глаз моих. Захочу есть, сама на кухню приду, — проговорила она, вновь прикрывая глаза и пытаясь расслабиться. Кот опустил голову и замурчал, пытаясь помочь ей настроиться на нужную частоту.

Воздух рядом чуть дрогнул, показывая, что Стив молча удалился.

Однако расслабиться не удалось, оставшаяся горечь от столь бестолково прерванного действа сидела занозой, не желая исчезать.

Поморщившись, она резко встала, бесцеремонно сбросив кота с колен. Жалобно мяукнув, тот поднял на неё непонимающий взгляд.

— Извини, дорогой. Не сдержалась, — пристыженно пробормотала она, склоняясь и гладя кота за ухом.

Тот тут же замурчал и начал тереться об руку, показывая, что не способен на неё долго сердиться и она прощена.

Закончив гладить кота, она прошла на кухню и удивлённо застыла в дверях.

Стив встретил её, стоя навытяжку у стола, который просто ломился от красиво сервированных блюд. Удивлённо хмыкнув, она перевела взгляд чуть в сторону, и у неё появился ещё один повод для удивления. Стоящая в углу лавка, где обычно находилась кухонная утварь, теперь была абсолютно пуста, а рядом лежал моток верёвки и старые вожжи, что хранились в сарае.

— И что это значит? — упёршись в него испытующим взглядом, холодно осведомилась она.

— Вы разгневались, хозяйка… Готов покорно принять наказание в любое время, как поучить изволите. Хотите до трапезы, хотите после.

Его худенькие плечи нервно подрагивали, выдавая, что наказания он всё же боится, но, видимо, знает, что покорное принятие значительно его облегчает.

— Как часто тебя бил Альфред?

— Не очень часто и лишь сперва очень сильно, — парень нервно сглотнул и отвёл взгляд. — Я не особо покорным и терпеливым был поначалу… Потом стараться стал, вот он наказания и уменьшил.

Миранда задумчиво хмыкнула. Не вязался рассказ юноши с тем, что она знала про Альфреда. Абсолютно не вязался. При этом возбуждения поля, соответствующего лжи, она не чувствовала. Стив верил в то, что рассказывал, и, похоже, даже испытал всё это. Но вот с кем испытал и кого привык называть Альфредом, это вопрос… А может, это она плохо знала того или время и окружение сильно его изменили… А может, у него был повод именно так себя вести с парнем. Может, он с самого начала знал, что он агент инквизиции и пытался заставить бояться и не доносить из страха, но просчитался? Мысли скакали как зайцы. Она решила не мучиться и подробнее расспросить Стива.

— Откуда у тебя появились деньги на покупку дома?

— Альфред дал. Сказал, будешь говорить всем, что свой дом в городе продал, чтобы с долгами расплатиться, а это остаток. На самом деле никакого дома у меня не было. Я сирота, у тётки рос. Она хоть и любила меня и, можно сказать, баловала, но капитала после смерти мне никакого не оставила. Всё взрослым дочерям завещала, а они выставили меня с вещами на улицу. Дом продали, деньги меж собой поделили. Правда, замолвили за меня словечко, и меня взяли в таверну. Сначала посуду мыл, потом навострился повару помогать. Он меня своим помощником и сделал.

— А зачем ты из таверны к Альфреду ушёл?

— Там скандальная история вышла… Леди одна солонку в тарелку свою перевернула и пожаловалась, что блюдо пересолено. Хозяин знал, что на кухне я, вот и обвинил сразу, скандал начался. Я пытался объяснить, что ничего не пересаливал, но вышло хуже. Он попробовал и орать начал, что я отравить гостей хочу. А Альфред видел, как та леди солонку опрокинула, и попытался заступиться за меня, но его даже слушать не стали. Типа у вас претензий нет, а у леди есть, и без разницы, что она опрокинула. Меня выгнали и сказали, что не только денег за месяц не заплатят, а ещё и штраф наложат. Вот Альфред меня пожалел и взял к себе. А потом… Потом… — Стив вновь нервно сглотнул и закусил губы, видимо, внутренне решая дилемму: рассказать или нет.

Она не торопила. Захочет — сам расскажет, а не захочет, она потом найдёт способ узнать, что такого меж ними было потом.

Напряжённо глядя в пол, Стив ещё пару минут в нерешительности кусал губы, после чего, собравшись с духом, продолжил говорить:

— Потом я играть попробовал на карманные деньги, что он давал, и затянуло меня. Проигрался сильно. Пришёл к нему, сначала рассказать хотел, а его не было в тот момент, и тут я деньги, лежащие на столе, увидел. Много денег. Я взял лишь столько, чтобы долг отдать, пошёл и отдал. Когда вернулся, он был уже дома и вне себя от ярости. Велел раздеться и лечь. Меня раньше никогда не били. И я… Я не послушал. Кричать стал, что он права не имеет меня бить. Он за плечо схватил и сказал, что сейчас всё про права растолкует, и тогда я его за руку укусил. Вот тут он совсем озверел. Схватил меня, связал, рот заткнул и так ремнём с пряжкой отходил, что я неделю пошевелиться не мог. Лежал и плакал только. А он мне нотации читал и грозился продолжить, как только мне полегчает. Но не продолжил. Пожалел. А через некоторое время я его шкатулку без спроса открыл. Понравилась она мне очень. Резная вся такая. И не заперта была. Я крышку потянул, она и открылась. А там снова деньги оказались, много, но я ничего не взял. Правда, пересчитал. Интересно было, сколько их, и тут он вошёл. «Опять, — говорит, — за старое взялся». Я стал уверять, что ничего бы не взял. Он усмехнулся и говорит: «Я ведь тебе не разрешал открывать эту шкатулку. Вот за это наказан и будешь». Одним словом, влетело мне и во второй раз не слабо. А вот дальше мне лишь по мелочи доставалось, поскольку я старался не спорить и наказания терпеливо сносить. Только раз ещё он меня очень сильно избил, когда я вазу его разбил какую-то очень старинную.

— Всего лишь вазу? Красивую хоть? — с усмешкой уточнила она.

— Не особо красивую, синяя такая и рисунок уже стёрся наполовину, но он сказал, что дорогая она очень была…

— Если дорогая, тогда понятно… — хмыкнула она, отлично понимая, о какой вазе идёт речь и что из-за подобной вещи она бы тоже сильно разозлилась. Это был очень ценный раритет, даже пригодный для хранения амулета.

— Но я не нарочно. Полез пыль вытереть и зацепил локтем. Испугался очень… И ему не сказал, боялся, что рассердится. Убрал осколки и выкинул. А он сразу заметил, что её нет, и очень сильно мне снова за то, что сам не признался, досталось. И после того случая я старался уже сразу во всём признаваться.

Стив замолчал, ожидая её реакции, а она не торопилась высказать своё мнение.

Ей стало более понятно, почему парень сдал Альфреда инквизиции и почему тот сам проморгал это. Вот тысячу раз говорено всем, что вмешательство в чужую судьбу, даже во благо, чревато ответной негативной реакцией, но нет… Идеалисты, которые верят, что индивидуум, поднявший свой уровень с их помощью, может забыть, какую боль принесла ему очередная ступень совершенствования, не переводятся. Она, кстати, тоже была одной из них, и Альфред сам её неоднократно критиковал за это. И вот, поди же ты, лично на эти грабли наступил, решив выдернуть парня из уготованной ему нищеты, воровства и игромании. Даже силу применил, что вовсе на него не похоже, но парень решил упрямо проигнорировать дарованный судьбой шанс в надежде дотянуться до большего и заодно отомстить тому, кто слишком болезненно для самолюбия выдернул его из грязи. Кстати, было непонятно, почему Альфред решил наказать за вазу, а не избавился сразу от парня. Неужели поверил в случайность и в то, что тот не имел умысла разбить её? Ведь ясно, как Божий день, что вряд ли он вообще её разбил… А Альфред тем не менее повёлся. Как оказывается, желание облагодетельствовать глаза-то застит порой.

Получалось, что Стив — неплохой манипулятор, и надо было решить, какую линию поведения с ним выбрать. Но определиться никак не получалось. С одной стороны, ей хотелось сразу расквитаться с ним за Альфреда, достаточно сильно морально опустив. Но, с другой стороны, Стив не та фигура, которой нужно мстить. Не более чем пешка, он и так своё получит сполна, когда она доберётся до тех, кто занимался делом Альфреда. Так стоит ли озадачиваться подобным, когда есть более важные цели?

Придя к выводу, что не стоит, она иронично скривила губы:

— Я не Альфред, мне бить кого-то слишком утомительно и сложно. Я предпочитаю другими методами наказывать. К тому же сказала, что наказать хочу, лишь для того, чтобы понял, что разозлил меня, и прекратил это делать.

— А как вы наказываете, хозяйка?

— Вот зачем тебе это знать? Для каждого своё наказание придумываю. Про тебя думать сейчас лень. Да и зачем заранее притягивать неприятности на твою голову? Радуйся, что не наказала, и верёвку с вожжами убери, в любом случае это не то, чем наказывать буду.

— Спасибо, хозяйка, — благодарно выдохнул Стив и шагнул к лавке, — сейчас всё уберу.

Пока он ходил относить вещи в сарай, она села за стол, придвинула тарелку, наложила жареной картошки и овощей, и только принялась за еду, как в кухню вбежал взволнованный Стив:

— Хозяйка, доложить можно?

— Что? — она недовольно повернулась к нему.

— Я иду из сарая, а там у калитки священник стоит. Он велел мне доложить вам, что отец Филипп пришёл.

— Не вовремя он, однако, но что делать.

Она поднялась из-за стола, прошла к калитке и распахнула её:

— Приветствую, святой отец, доброго вам здоровья. Что за неотложные дела привели вас в мою скромную обитель?

— Доброго здоровья тебе тоже, дочь моя, и мира дому твоему. Пришёл полюбопытствовать, что на проповеди не ходишь. Не приболела часом?

— Ой, отче… — усмехнулась она, шире распахивая калитку. — Из года в год один и тот же вопрос мне задаёте. Неужто, думаете, ответ изменится? Тяжело мне, когда многолюдно, вот и не хожу. Пришли лично меня наставить на путь истинный, милости прошу. Всегда рада. Другая какая причина, говорите, не томите.

— Вот дерзка ты на язык, Марта, ох дерзка… Будь кто другой на моём месте, тебе явно бы не поздоровилось, — направляясь прямо к дому, пробасил высокий, толстый и при этом достаточно мускулистый священник.

— Не приведи, Господь. Зачем это на вашем месте кто-то другой? — идя следом, она чуть убыстрила шаг и, приблизившись, заговорщицки осведомилась: — Неужто слухи поползли, что зарится на него кто?

Священник на секунду замер от неожиданности, потом, повернувшись, смачно сплюнул, проговорив:

— Тьфу, Марта. Напугала прям. Нет, конечно. Сказал так, чтоб доброту мою ценила.

— Неужто я-то и не ценю, отче? Давайте в кухоньку проходите, к столу присаживайтесь и рассказывайте, кто очередной поклёп на меня возвёл.

— Да какой там поклёп, — бесцеремонно усаживаясь за стол и придвигая к себе её тарелку, хмыкнул тот. — Ты вот вместо того, чтобы посоветоваться, наставления спросить, всё сама да сама… Вот и влипла не пойми во что… А всё потому, что горда. А гордость, голубушка, она до добра не доводит! — подкладывая в тарелку кусок зажаренного мяса, наставительно продолжил он.

— Отче, не томите. Давайте конкретнее.

— Ты знаешь, кого в работники взяла?

— Соседа бывшего.

— А что ещё ты про него знаешь? — жуя сочный кусок, священник обернулся и в упор посмотрел на Стива, который, последовав за ними, вошёл и встал у стены.

Тот под его взглядом весь побелел и в стенку ещё больше вжался.

— Игрок он. Но готовить неплохо умеет, — сев рядом со священником, она нарочито равнодушно пожала плечами, хотя испуг Стива не остался ею не замеченным.

— А больше ничего не знаешь?

— Нет, отче. А что о нём я знать должна?

— Неужто не расспросила его подробно? — священник не сводил пристального взгляда со Стива, который дрожать стал заметно сильнее.

— Расспрашивала, но кроме того, что игрок он, ничего больше плохого не узнала.

— Он не игрок, он ищейка городского совета, — безапелляционно выдохнул священник и перевёл взор на неё: — Давай думай, кому хвост из городских прижала. Поскольку кто-то из их совета на тебя явно зуб заимел. Вот парня и прислали сведения для обвинения набрать.

— Да кому я нужна? Так, если только галочку поставить. Ещё одну псевдо-ведьму обезвредили.

— Кто-то тебя настоящей считает.

— Отче, не смешите. Знаете ведь, что нет у меня силы. И если бы не ваша милость, то давно бы меня со свету сжили. Не любят люди правду слушать, им проще в колдовстве обвинить. Лишь вы почему-то терпите… Скажите, неужто и впрямь думаете, что амулет имею, и не рискуете лишь потому, что всё ещё ищите то, чего нет?

— Да знаю я, знаю, Марта, что не колдунья ты. Пару раз, честно говоря, подмывало прям арестовать тебя, да галочку поставить. Ведь якшалась, якшалась с амулетчиками и многого от них нахваталась, не понимая, что у них-то есть защита, а у тебя пшик… Тебя сжечь, что муху раздавить — труда никакого. Твоё счастье, что меня повстречала, и я вижу это…

— Господь всегда милостив ко мне был, потому и повстречала, и это не счастье моё, а Его благоволение. Но если Его воля будет мне смерть принять, так приму… На всё воля Его святая.

— Ты о смерти-то погоди говорить, Марта, время твоё ещё явно не настало, если, конечно, дальше не будешь, не посоветовавшись, лезть не пойми куда, — пробасил отец Филипп, не забывая подкладывать в рот куски мяса.

— Неужто не настало, когда за мной из города ищейку прислали? — она перевела взгляд на дрожащего у стены Стива.

— Да вряд ли тобой кто из верхушки интересуется. Но мы сейчас узнаем это. Скажи мне, у кого под началом был? — тоже повернувшись к нему, с угрозой выдохнул отец Филипп.

В глазах паренька пылал ужас, он затряс головой, и из глаз его потекли слезы.

— Говори! Хуже будет, ежели не скажешь! — тон священника не оставлял сомнений, что так и будет.

— У отца Ермиона, — едва слышно выдохнул он.

— Ой, вот этот мелкая сошка, — тут же облегчённо вздохнул священник. — Сольёт, как здрасьте сказать, не переживай, Марта. Разберусь со всем. Завтра поутру в город съезжу и со всем разберусь. Только ты, дорогуша, уж будь любезна работничка своего на это время под замок посади. А вот как вернусь, решим, что с ним дальше делать.

— Исполню, отче, — она поднялась и подошла к Стиву: — Пойдём, в сарае посидишь пока.

Тот не стал спорить. Покорно кивнул и пошёл с ней рядом к сараю, у дверей чуть приостановился, поднял на неё взгляд:

— Верёвку подать? Руки связывать будете, хозяйка?

— Зачем? Лопат тут нет, руками подкоп за ночь не пророешь, так сиди, — чуть подтолкнула его к двери и, закрыв её за ним, задвинула засов.

Постояла немного, вдыхая вечернюю прохладу и внутренне сетуя, что рано, очень рано вмешался в игру местный настоятель прихода, но сложилось, как сложилось. Надо изобразить благодарность и постараться как-то отблагодарить священника за проявленную заботу.

Как только она вошла на кухню, активно жующий и уже подобравший снедь почти со всех тарелок священник обернулся к ней.

— Но вот как же ты, Марта, с твоим-то чутьём такого мерзавца проглядела?

— Старею, видно, — печально вздохнула она в ответ. — Да и на дом с участком его позарилась, хотелось под водокачку посёлку землю подарить… Вот и приняла ищейку за игрока. Лукавый, он иногда глаза-то застит, когда на выигрыш заришься.

— Ладно, разберёмся. Не переживай.

— А откуда вы о нём узнали?

— На Совете на той ещё неделе разговоры пошли, что в нашу область засланца отправили. Я поначалу внимания не обратил, мало ли куда его отправили, область-то большая. А тут сегодня староста после вечерни подходит ко мне и всё про твою сделку, нового работника и прочее выкладывает. И тут предчувствие меня и кольни, а не про этого ли работничка речь шла. Вот и отправился сразу к тебе проверить. Говорить начал, на его реакцию смотрю и понимаю: в яблочко попал. Он это. Вот до конца карты и сбросил.

— Вы необычайно мудры, отче. Что бы я без вас делала? Гореть мне без вас на костре синим пламенем.

— Прекращай, Марта. Не люблю я такие твои разговоры про костёр. Лучше выводы сделай и советуйся перед тем, как так основательно что-то в жизни своей менять. Советуйся!

— Поняла, отче. Буду стараться советоваться. Вы чаще ко мне заходите, глядишь, чаще вашего благословения на что-то и испрашивать буду.

— Ах, какая ты покладистая сегодня. Любо-дорого глядеть прям. Никак всерьёз напугалась? Не бойся, в обиду не дам. И парня этого, скорее всего, они будут вынуждены тебе в работниках оставить, раз такую расписку он тебе написал. Наука им всем будет. Нечего городским в нашу вотчину лезть.

— Ваши бы слова, отче, да Богу в уши. Я буду молиться, чтобы всё именно так у вас и сложилось.

— Молись, Марта. Он хорошо тебя слышит. Молись, — дожёвывая последний кусок жареной картошки и оставляя после себя пустой стол, отец Филипп поднялся и шагнул к двери. — Завтра ближе к вечеру зайду с новостями. Можешь не провожать.

***

На следующий вечер Миранда сидела на террасе, издали высматривая знакомую тучную фигуру священника, и, как только она показалась на углу улицы, метнулась к калитке.

— Как же я вас ждала сегодня, отче! Здравствуйте в веках и милости прошу, — распахивая её перед ним, проговорила она. — Чем порадуете?

— Здравствуй-здравствуй, дщерь моя дорогая, — отец Филипп прошёл по дорожке к кухне и без приглашения сразу сел за стол: — О, вижу, что ждала. Соляночки моей любимой натушила да грибов нажарила… Знаешь, чаровница, что мне любо… Ладно, долго томить не стану, сразу всё тебе скажу. Радовать буду тем, что ничего на тебя в городском совете не было, кроме слов улизнувшего от них амулетчика, который вроде бы когда-то тебя знал… Парень твой им несильно интересен, поэтому сдали они его без особого напряга. Вот получи, — он протянул ей фирман с данными Стива. Можешь сжечь, но до того ему покажи, чтобы понял, что рыпаться ему некуда.

— Благодарствую, отче, вы такое благодеяние мне оказали, — она взяла фирман и в карман убрала.

Священник некоторое время молча ел, потом поднял на неё взгляд:

— Скажи, ты знала такого амулетчика Альфреда?

— Знала, — согласно кивнула она, — сватал он меня когда-то, только не пошла я за него.

— Вот поэтому и слил он, наверное, тебя. Хоть сейчас выводы сделай, дурья твоя башка, что якшаться с ними себе дороже!

— Да ни с кем я не якшаюсь уже давным-давно, отче. То по молодости было, по глупости. Да и не разбиралась я тогда в людях-то. Хотя, исходя из того, что с работником своим так ошиблась, я и сейчас не разбираюсь.

— Кстати, что с ним делать будешь?

— Как что? Покажу фирман, оставлю в работниках.

— И всё? — изумлённо пробасил священник.

— А что ещё-то надо, отче? — она непонимающе повела плечами.

— А наказывать как будешь?

— А чего его наказывать-то, отче? За что? — усмехнулась она. — За то, что не разглядела в нём агента инквизиции?

— Марта, он же тебе соврал!

— Соврал и сам же на своей лжи погорел, попав в пожизненное рабство.

— Приведи его сюда!

— Зачем?

— Не хочешь ты наказывать, я ему сейчас урок преподам.

— Отче, он исполнял приказ… Ему приказали любым способом наняться ко мне и начать собирать сведения, он всего лишь выполнил это приказание. При этом от него отказались и бросили, как только сложности появились. За что его наказывать?

— Марта, спустишь сейчас ему такое, потом подставит тебя ещё!

— Вот с чего вы это взяли, отче?

— С того, что если сейчас жёстко не накажешь его, он будет думать, что ты слабая, и бояться тебя не будет. А тебе надо ему фирман под нос сунуть и выдрать так, чтоб месяц ходить не мог. Вот, может, после этого и будет у него к тебе почтение и уважение.

— Отче, мы опять с вами начинаем спор, по которому никогда не придём к единому мнению.

— Марта, кто тебе принёс его фирман?

— Вы, отче.

— Отдай!

— Зачем?

— Затем, что я не позволю результат моих трудов в прах обратить. В Писании говорится: да не пожалеет любящий отец розги для воспитания чад своих! А ты жалеешь! Поэтому или фирман отдавай, или этого мерзавца сюда веди, и я вместо тебя его от лживости отучать буду! — он грохнул кулаком по столу.

— Отче, вы вправе всё у меня забрать: и фирман, — она выложила его на стол перед священником, — и работника тоже, раз он помощник инквизитора… Только зачем вы так кричите на меня? Зачем вы так со мной? — в голосе её зазвенели слезы, и она судорожно всхлипнула.

— Марта, что ты, успокойся, — священник тут же поднялся из-за стола и прижал её к себе. — Что ты так напугалась? Ничего я у тебя не заберу, успокойся. Я просто проучить хочу парня, чтобы не смел даже помыслить тебе вредить. Понимаешь? Ведь ему явно хотеться будет вырваться от тебя, а что для этого сделать надо, он знает: подложить тебе что-то из арсенала колдунов. Ты этого хочешь? Чтобы я потом опять бегал и всем доказывал, что ты не ведьма? За что ты так меня не любишь, моя хорошая?

— Вы сейчас его изобьёте, и он полуживым уродом останется…

— Да ладно тебе, — он разжал объятия и, вновь сев за стол, приступил к еде, продолжая между тем говорить: — Я же не допрашивать его буду, а лишь назидательно поучу… Не хочу потом оправдывать тебя, и защищать от подброшенных им улик.

— Да не станет он ничего подбрасывать. Смысл ему это делать, раз фирмана на него теперь не будет? Ведь моё имущество в этом случае в казну инквизиции перейдёт, и отправят его на каторгу долг отрабатывать. А там ему долго не протянуть… Нет, не станет он делать это.

— Ох и упряма ты, Марта, вот что вбила себе в голову, никак из тебя не вытрясти… Ладно, сейчас наказывать не стану, но за поведением буду следить. Вот каждую субботу приходить стану и проверять, как парень тебя слушается и заповеди блюдёт. И если мне не понравится что, не обессудь, поучу так, как нужным посчитаю. На такой расклад согласна?

— На такой согласна. Чего на такой-то не согласиться? — поняв, что это максимальная уступка со стороны священника, покладисто кивнула она.

— Тогда веди его сюда.

— Хорошо, сейчас приведу, — проговорила она и вышла.

***

Кот сидел у сарая на боевом посту, она подошла ближе, почесала его за ушком, благодаря за службу. Кот встал, потянулся, всем видом спрашивая, окончилось ли его дежурство.

— Иди, мой хороший, отдыхай. Сутки ведь почти не спал, отдыхай…

Довольно мурлыкнув, кот вальяжной походкой направился к дому, а она открыла засов.

Как только дверь отворилась, Стив, сидевший в углу, вскочил и вытянулся перед ней.

— Пойдём, — поманила его пальцами и пошла в сторону кухни. Стив молча последовал за ней.

— Вот привела, — она кивком указала на Стива, отошла в сторону и села у дальнего конца стола.

— Сбежать пробовал? — отец Филипп оторвался от тарелки и повернулся к стене, у которой встал Стив.

— Нет, смирно сидел, — тут же откликнулась она.

— Это ты правильно сделал, парень, — отец Филипп взял со стола оставленный ею фирман и показал Стиву. — Потому что не к кому тебе теперь бежать и некуда. Ты теперь, моя голуба, её работник навек.

— Взглянуть поближе можно? — срывающимся голосом хрипло попросил тот.

— Отчего нельзя? Всё можно! Можешь поближе подойти, на колени встать и всё подробно рассмотреть, — отец Филипп поманил его рукой.

Стив оторвался от стены, шагнул ближе и встал перед ним на колени.

По напряжённой позе отца Филиппа было видно, что он готов к любому резкому движению Стива, но тот лишь внимательно разглядывал свой фирман.

— Посмотрел — и будет, — через некоторое время пробасил отец Филипп, и как только, пробормотав: «Благодарю», Стив поднялся и вновь отошёл к стене, повернулся к Марте: — Свечу мне зажжённую подай!

Она поспешно встала, зажгла свечу и поднесла отцу Филиппу, который на ней демонстративно сжёг фирман.

Стив, внимательно наблюдающий за действом, не проронил ни звука.

А отец Филипп тем временем, стряхнув пепел с пальцев, устремил на него тяжёлый взгляд:

— Итак, ты совершил подлость, отрок, пытаясь ложью втереться в доверие и оболгать достойнейшую женщину. Осознаешь ли ты это?

— Я не сделал ничего дурного, — тихо пробормотал Стив.

— Однако намерение имел, и я это знаю. Будь моя воля, выдрал бы сейчас тебя нещадно, чтоб запомнил на всю оставшуюся жизнь, но хозяйка твоя за тебя вступилась, мол, не своей волей ты солгать ей вздумал. И вот только ради неё, парень, я тебе это поведение сейчас спущу. Но на будущее учти, даже помыслить не смей из-под воли её выйти и что дурное ей учинить. Я теперь каждую субботу приходить стану и проверять, и ежели мне что не понравится, поучу так, что не забудешь долго. Понял?

— Да, отче, понял. Я с благодарностью любое поучение принимать буду. Спасибо, — поспешно проговорил Стив, опускаясь перед ним на колени, после чего попросил разрешение поцеловать руку.

— Хозяйке руки целуй, она твоя заступница, — достаточно резко ответил тот и засобирался домой, попросив Марту его проводить.

Как только они вышли в сад, священник взял её за плечо, притянул к себе и шёпотом проговорил:

— Ты не расслабляйся, моя голубушка. Парень не промах и не так прост, как кажется, хоть и старается казаться агнцем покладистым. Но вот только не агнец он совсем, уж поверь мне. Держи с ним ухо востро и в секреты свои не посвящай. Поняла?

— Хорошо, отче. Спасибо за наставление. Храни вас Господь.

— Тебе того же, дочь моя. Я рад, что всё обошлось.

— Лишь вашими стараниями, которые я очень ценю.

— Твоими молитвами тоже. Молись чаще за всех нас, моя голубушка.

— Хорошо. Идите с Богом, отче, — она открыла перед ним калитку.

— Храни тебя Господь, — осенил он её крестным знамением и вышел.