Метафизика души

Марина Брагина

Как это – судьба сложилась? Кто её складывает?Как смерти нет? А похороны?А душа – это что?Ответы на эти и другие вопросы ищет героиня повести – эстрадная певица Танюшка, пытаясь разгадать серию загадочных смертей. Кирилл, её избранник, принц на белом коне, периодически превращается в монстра.Счастье и несчастье, любовь и слёзы, страсть и равнодушие, поиск себя, прогулки в «Зазеркалье», где всё происходит само собой и ни о чём не нужно волноваться, – всё это есть в книге. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 1.

Ну вот, всегда так!

— Куда вы, девчонки? — После успешно сданного экзамена Танюшка, искрящаяся от наполнявшей её радости, вошла в комнату поделиться впечатлениями с соседками и остановилась в недоумении.

Девчонки, уже наряженные в свои лучшие платья, дружно подкрашивали ресницы, весело отталкивая друг друга от единственного маленького зеркала над обшарпанным столом.

— А тебя это не касается — туда мелюзгу не пускают! — шутливо ответила Лариска. — Мы на танцы, в парк.

— Подождите чуток, я мигом соберусь!

Да куда там! Подружки, так же пересмеиваясь и дурашливо толкаясь, выбежали из комнаты. Танюшка подошла к окну. У входа в общежитие стояли парни из моторки, закуривая сигареты и прищуриваясь от едкого дыма. Две компании соединились и направились в сторону парка Ленинского комсомола.

Танюшка смахнула слезу и присела на краешек кровати: «Вот, всегда так! Почему меня малышнёй все считают? Мне уже почти семнадцать». Горестно вздыхая, она переоделась, благо запасное платье у неё было — мамка с детства её обшивала. Вот с обувью плохо — не достанешь красивых туфелек на каблуке тридцать третьего размера. Приходилось в детских магазинах обувь подбирать, а там известно что — сандалики да ботиночки. «Ну и ладно, — утешала себя Танюшка, — сама буду гулять, и не нужны вы мне вместе с вашими ухажёрами, которые всё норовят облапать, да ещё и целоваться лезут своими сигаретными ртами! Фу, гадость!» — Глядя в зеркало, она сморщила свой носик, усыпанный весёлыми веснушками. Благо конкурентов посмотреться уже не было.

В Херсоне самым популярным у жителей всех возрастов был парк имени Ленинского комсомола, там же и танцевальная площадка для молодёжи, а рядом, на Перекопской, — Дом офицеров. Но туда попасть девчонки из общежития даже и не мечтали — довольствовались танцплощадкой.

В парке её ждал сюрприз — открыли деревянный мост через Лебединое озеро, и люди валом валили полюбоваться невиданным зрелищем: посреди озера забил фонтан, а вокруг, гордо вытянув шеи, плавали белоснежные лебеди. Танюшка пробилась к парапету и замерла — струи фонтана подсвечивались и переливались, а, падая на поверхность воды, превращались в россыпь драгоценных камней. «Прямо как в сказке», — подумала Танюшка, не в силах отвести глаз от этой картины. В водяных брызгах даже лебеди, к которым все давно привыкли, превратились в сказочных героев и плавно двигались вокруг фонтана, как в замедленном кино. Она вдруг перестала слышать людской гомон, и полилась музыка. Что это? Отрывистые, трепетные и робкие аккорды гобоев и кларнетов, словно лёгкая зыбь на зеркале воды. Как же она раньше этого не понимала, когда слушала музыку Чайковского? А на фоне этих отрывочных звуков — мелодия скрипки, несущая радостную надежду на то, что и в её жизни когда-нибудь появится прекрасный принц.

Танюшка отошла от парапета, унося в душе и картину из сказки, и прекрасную музыку. Она чувствовала себя Одеттой, заколдованной злым волшебником. Но настанет день — и она превратится в прекрасную лебёдку, и он обязательно придёт, её принц…

Незаметно для себя она оказалась в полутёмной безлюдной аллее, освещаемой только тусклыми фонарями. Вдруг всё вокруг — и деревянная скамейка, и кусты боярышника за ней, и огромная липа — задвигалось, приветствуя её. Что это? Откуда этот холодный свет? Она посмотрела вверх — ну конечно, луна, просто взошла луна. Но тут её руки взмывают вверх, как крылья лебедя, и двигаются, летят под музыку, которая всё ещё звучит в голове и вырывается наружу: та же тема, что и у озера, только теперь ведёт виолончель, а за ней ярко и трепетно вступают скрипки. «Это же „Песня любви“», — вспоминает Танюшка не раз слышанную тему из балета, и её руки летят ещё быстрее, а музыка становится громче, расцветает богаче и ярче. В изнеможении от переполнивших её чувств она падает на скамейку.

— Здорово у тебя получается! — Мужской голос раздался из ниоткуда, из темноты, как будто из неостывшего ещё июньского воздуха. — Ты танцовщица?

Танюшка вздрогнула: «Этого только не хватает! Кто это? — Она завертела головой по сторонам, но никого не увидела, подумав: — Может, померещилось? Или это демон с чёрными крыльями летает надо мной?»

— Да не бойся, я смирный. — В круге света показалась фигура морячка в белой парадной рубахе. — Пойдём провожу. Поздно уже. Вдруг кто обидит? Бывает, по парку шатаются подозрительные личности.

Танюшка стояла в нерешительности, не понимая, что делать: то ли бежать, то ли поверить незнакомцу. Но тут послышались свистки сторожа, и она быстро пошла вместе с морячком в сторону выхода:

— Ты знаешь, здесь, где мы идём, когда-то барахолка была? — продолжал незнакомец, когда за ними закрылись массивные ворота парка.

— Нет, я не местная — учиться приехала, в музыкальное училище. А что?

— Да ничего, историю вспомнил смешную — с моим батей случилась. Рассказать?

— Давай, конечно. — Танюшка вздохнула с облегчением. Страх улетучился вместе с лунной дорожкой в парке.

Морячок откашлялся, как будто собирался на экзамене отвечать, подумал немного и начал:

— Мой отец сюда в сорок седьмом приехал со своими родителями. Голодно ещё было после войны. Ну, его сразу в мореходку отдали, на штурмана учиться. Я, кстати, тоже штурманом буду, вот. Династию, так сказать, продолжу. Мореходка наша с историей — аж в девятнадцатом веке создана, — престижная к тому же, туда непросто поступить. И свои законы существуют, неписаные, так сказать, — из поколения в поколение передаются. Так вот, один из законов — не воровать. Если кого за этим занятием застукают — отметелят так, что костей не соберёшь! Так было, так есть и так будет, аминь! — Он картинно вознёс руки к небу. — Так вот, встаёт батя утром — одеться надо за секунды, как в армии. Хвать, а штанов-то и нет! Форменных — он за них на складе расписывался. Нет — и всё! Всю комнату облазил, думал, ребята подшутили, — не нашёл. Вот, без штанов, зато в шляпе, то есть в бескозырке, так сказать, пошёл на доклад к начальству. Ребята ржут, как кони перед выездкой, а батя готов сквозь землю провалиться. Старший объявляет аврал, и все начинают искать — а у них принято было все вещи известью помечать изнутри, чтобы не перепутать. В общем, всем курсантам пришлось штаны снимать и метку предъявлять, представляешь?

Танюшка уже хихикала в кулачок:

— Так и всем? Что же они, все без штанов стояли?

— Нет, не все, постепенно — класс за классом. Короче, общий шмон устроили и по спальням, и по классным комнатам, и даже в камбузе все кастрюли перевернули. Нет штанов — и баста! Пришлось бате в своих, гражданских, ходить людям на смех. Запасных не было — время тяжёлое. А в выходной приходит он домой и видит, что на отце его штаны, — он их сразу узнал по пятнышку от машинного масла. Проверили с изнанки — точно, его.

— Как так? — всполошилась Танюшка. — Собственный отец спёр?

— Нет, конечно, мой дед — честнейший человек. Чужого даже под расстрелом не возьмёт, а тем паче у сына. К тому же штаны в казарме пропали — его там не было. — Морячок замолчал, испытующе глядя в Танюшкино растерянное лицо. — Ну, какие версии?

— Подбросили, может? Пошутили так…

— Ага, украли ночью штаны, добежали до батиного дома, подбросили, а его отец — мой дед, стало быть — взял утром да надел, и носит с удовольствием!

— Ну, тогда не знаю, — растерянно развела руками Танюшка.

Морячок торжествующе посмотрел на неё:

— Я же не зря тебе вначале про барахолку сказал. Связь улавливаешь? Вот-вот… Отец их там и купил у какого-то мальца нерусской внешности. В общем, договорились с начальником училища, что дед сядет у окошка второго этажа, которое на столовую выходит, и будет смотреть на курсантов, чтобы узнать продавца с барахолки. Начальник с удовольствием разрешил, чтобы быстренько отчислить виновного и избежать самосуда. Такие случаи бывали: из окна второго этажа воришек выкидывали.

— Ой! — Танюшка испуганно прикрыла рот рукой. — Прямо так из окна? Они хоть живые были после этого?

— Ну, как повезёт. При мне такого уже не было, а рассказы ходят довольно страшные. Ну, не буду тебя пугать. В общем, узнал дед воришку. То ли татарин, то ли узбек — врать не буду.

— И? Как же с ним поступили?

— Представляешь состояние моего бати — что он чувствовал, когда без штанов, в одних трусах целый день ходил под гогот остальных? В общем, не успели выгнать — отметелил его так, что тот в реанимацию попал. А батю из училища чуть не отчислили за самосуд.

Танюшка остановилась:

— Зачем же он так? Из-за штанов каких-то чуть человека не убил! Я бы точно отчислила, если бы начальником была. — Её лицо стало суровым, как будто она и вправду начальник училища.

— Ишь ты, строгая какая! — усмехнулся морячок. — А если бы тебя голышом по всей твоей музыкалке заставили бегать? Ты бы весело захлопала в ладоши?

— Ну нет, конечно. Но драться… Это так неправильно. Сказал бы ему, что так не делают…

— Ага, и пальчиком бы погрозили, как в первом классе. Нет, милая, есть мужские дела и мужские разборки. Женщинам не понять.

— Так что с батей твоим сделали? Выгнали?

— Как же его выгонишь, если он на доске почёта висит (кстати, до сих пор), и отличник по всем дисциплинам, так сказать. К тому же в футбол за училище играет и суда лучше всех водит. Кстати, не дрался никогда ни до, ни после этого случая. Вывел его этот несчастный воришка из состояния равновесия — он и не сдержался.

Они не заметили, как уже стояли у дверей общежития. Танюшка хотела было попрощаться с морячком, но увидела соседку Лариску — та неслась стремглав, вся растрёпанная, всхлипывая на ходу и размазывая чёрные потёки под глазами. Танюшка мгновенно забыла про морячка и помчалась за Лариской.

— Эй, — он только успел крикнуть ей вслед, — как тебя зовут-то?

Танюшка не оборачиваясь ответила и, даже не поняв, услышал он или нет, юркнула в дверь. В комнате она утешала рыдающую на весь этаж подругу, принесла ей стакан воды и выслушала сбивчивый рассказ о наглеце Витальке, который после танцев завёл её в кусты и чуть не изнасиловал.

— Представляешь, под юбку залез и ещё спрашивает: «Чё эт ты в трусах? В нашей компании все девчонки сразу без трусов на танцы приходят, готовенькие…» — От этого воспоминания её снова заколотило, зубы застучали о стакан, и она забилась в очередном приступе истерики, приговаривая: — А на вид такой приличный, под ручку ходит!

Танюшка вся сжалась в углу кровати, представляя тот ужас, который пережила Лариска, и подумала: «И со мной ведь то же самое могло случиться. Хорошо, морячок приличный оказался, а то рыдала бы, как эта несчастная».

Морячок и вправду оказался приличным — на следующий день поджидал Танюшку у общежития. Она даже вздрогнула от неожиданности, увидев его ладную фигуру.

— Ой, а ты что тут делаешь, мимо проходил? — как бы подсказывая ответ, воскликнула Танюшка.

— Да нет, тебя поджидаю, — простодушно ответил морячок. — Меня Романом зовут, а ты Татьяна, я правильно расслышал? А то унеслась, как ураган, не попрощались толком.

— Да и не познакомились к тому же.

— Это точно. Значит, у нас всё впереди.

Услышав эту фразу, Танюшка вспомнила Лариску, задыхающуюся от слёз.

— А что впереди, что ты имеешь в виду? — настороженно спросила она.

— Как что? Пойдём куда-нибудь, например…

— А куда? — подозрительно поинтересовалась Танюшка. — В парк?

— Можно и в парк, если захочешь. Я, вообще-то, хотел тебя в кино пригласить.

— А в какой кинотеатр?

— В «Юбилейный», например…

«Ничего себе примерчик! — подумала Танюшка. — Кинотеатр только построили, все туда рвутся на любой сеанс, чтобы посмотреть, что там внутри. Билеты достать невозможно ни на что. А он так обыденно: «В «Юбилейный», например…«» Вслух же она произнесла притворно равнодушно:

— Это тот, что в немецкой фуражке?

— Да-да, смешно ты сказала — у него крыша и вправду на немецкую фуражку похожа.

— А что там идёт?

— Да идёт ерунда какая-то, старые киношки крутят. Я-то тебя приглашаю на закрытый показ — новый фильм из Москвы прислали всего на один день, неофициально. Название забавное — «Белое солнце пустыни». Его в Москве ещё только начинают прокатывать, а до нас очередь ещё не скоро дойдёт. Кто-то из Херсонского обкома партии посодействовал — говорят, тот, что за агитацию и пропаганду отвечает. Я толком не интересовался. Главное, что мне батя приглашение принёс на два лица. Вот я и подумал, что, может, ты этим вторым лицом и будешь.

— А можно я буду первым, а ты вторым? — заулыбалась Танюшка.

— Можно, но не сейчас. Там моя фамилия фигурирует.

Танюшка помчалась в комнату переодеваться. Девчонки, заметив, что она надевает своё лучшее платье и неумело пытается накрасить губы, дружно захихикали:

— Ты куда намыливаешься? Для утренника в детском саду поздновато.

— Да в «Юбилейный», на закрытый показ пригласили, — произнесла она как можно небрежнее, — на один день новый фильм с Москвы прислали.

Девчонки недоверчиво заверещали:

— Ладно, ври да не завирайся, пригласили её… Кто тебя пригласить-то может? А, вижу, вон в пионерском галстуке идёт Танькин ухажёр! — И она картинно выглянула в окно.

— В правильном направлении смотришь, — гордо парировала Танюшка, — только не в пионерском галстуке, а в морской форме.

Девчонки как по команде побежали к окну и, отталкивая друг друга, высунулись, чтобы посмотреть на Танькиного ухажёра. А она, воспользовавшись всеобщим замешательством, выскользнула за дверь и степенно подошла к Роману:

— Я готова.

Роман задрал голову вверх:

— А вы что, курицы, следите за нами, что ли? Ну-ка, марш от окна! — скомандовал он и, уверенно взяв Танюшку под ручку, повёл её в свой необычный и новый для неё мир.

Ей нравилось там, в этом мире Романа. Столько всего интересного и забавного: каждый день новые истории про училище, про друзей-товарищей, мечты о том, как он будет водить корабль по необъятным морским просторам. Каждый раз, когда они встречались и просто гуляли по городу, он рассказывал что-нибудь любопытное.

— Вон видишь тот дом? — как-то остановился Роман в конце Советской улицы. — Здесь, говорят, есть подземный ход, который ведёт к Екатерининскому колодцу в Старой крепости. А там, в этих подземельях, скрыты несметные богатства. — Он понизил голос, перейдя на загадочный шёпот: — Клады турок, казаков и ещё неизвестно кого. Но то, что клады там есть, — совершенно точно. Давай спустимся, проверим. Я одно место знаю, его никто не охраняет. Попробуем?

Танюшка испуганно качала головой и отвечала, что в подземелье ни за что не пойдёт. Вот в крепости побывать она давно мечтала — потрогать старые стены, забраться на какую-нибудь башню.

— Хорошо, — согласился Роман, — крепость как раз рядом с парком, где мы с тобой познакомились, только там мало что сохранилось.

И они отправились туда.

Да, Танюшка ожидала другого: ей хотелось увидеть крепостные стены, ров, высокие башни — она помнила всё это по её любимому роману «Айвенго». Но впечатление произвёл только Екатерининский колодец, закрытый решёткой. Она попыталась заглянуть туда, но у неё закружилась голова, она покачнулась, и Роман буквально оттащил её от закрытого решёткой отверстия.

Обратно они шли через парк и вдруг оказались на той же аллее, где Роман увидел её летящие руки. Правда, луна куда-то делась, и только скудный свет фонарей освещал наполненную таинственными звуками аллею. Танюшка инстинктивно прижалась к Роману: ей было страшновато и зябко — лёгкое летнее платьице не спасало от вечерней прохлады. Роман вдруг обнял её, и она почувствовала дрожь во всём его теле.

— Тебе что, тоже страшно? — прошептала она, не понимая, что с ним творится.

— Нет, — улыбнулся Роман, — мне хорошо вот так с тобой в обнимку, чувствуешь меня?

Танюшка не понимала, как она должна его чувствовать, но на всякий случай кивнула.

— Птенчик ты ещё желторотый, — нежно прошептал Роман и, обнимая за плечи, повёл к общежитию.

По дороге они встретили приятелей Романа — загорелых, крепких, в такой же форме, как и у него. Те, пересмеиваясь и балагуря, куда-то быстро шли. Небрежно кивнули Танюшке и отвели Романа в сторону посекретничать. Ей стало холодно без его тёплых рук, и, чтобы согреться, она стала подпрыгивать на одной ножке, вспомнив, как в школе они с девчонками играли в классики. Прыгая, не заметила, как приблизилась к компании, да и они, занятые разговором, словно забыли про её присутствие.

— Ты что, сбрендил? — горячо говорил один из парней. — Понимаешь, сколько ей лет? Четырнадцать или вокруг этого. Да тебе дадут больше, чем ей лет!

И компания дружно загоготала.

Танюшка отбежала от них, как будто её больно ударили хлыстом, — парни явно отговаривали Романа от общения с ней. Она, правда, не поняла, за что ему могут дать «больше, чем ей лет», но суть была ясна. Её опять принимали за малолетку.

«Ну почему всегда так? Только появится что-то светлое, радостное — сразу приходят какие-нибудь мерзавцы, и всё ломают». — Она побежала прочь, подальше, чтобы не видеть, не слышать и постараться побыстрее забыть всю эту историю.

Роман, конечно же, догнал её, галантно проводил до двери и даже нежно поцеловал на прощание.

Но она знала, что больше его не увидит. И он действительно ушёл из её жизни, унося с собой праздник, который всегда нёсся впереди него. А оставил пустоту — пустоту и одиночество, которое она могла делить только с вековой липой у той скамейки в парке.