Кукла старого Адама

Марина Болдова, 2022

Девяносто второй год. Шестилетняя Варечка становится свидетелем убийства старика – продавца кукол. Из витрины магазина на ее глазах исчезает с постамента любимая старинная кукла, которую Варечка навещает каждый день. А вскоре трагически погибает и мама Вари. Наше время. Варвара Тихоновна Одинцова никак не может поверить в то, что ее мать Анна Туранина, которую все считали давно погибшей, все эти годы была жива. И только сегодня ее действительно убили. Следователь следственного комитета Анатолий Строков, расследующий убийство Анны, приходит к выводу, что мотив этого преступления нужно искать в далеком прошлом… Но как со всем этим связана кукла?..

Глава 8

Стася так растерялась, когда мать на них закричала, что молча развернулась, схватила брата за руку и увела в их комнату. Пожалуй, такой злой она видела мать впервые. Впрочем, и все, что происходило недавно в их квартире, было впервые и больше напоминало кадры из детективного сериала: полный коридор ментов, понятых и явно растерявшийся отец. Точно не преступник, решила Стася, успокаивая себя. Иначе почему он так спокоен, если убил эту Анну?

Позже, когда отца увели, мать, конечно, попыталась что-то им объяснить. Но Андрейка ничего не понял, а сама Стася сделала вывод, что мать и сама не знает, какие такие основания есть у Строкова, чтобы обвинять отца. Пришлось Стасе признаться, что она вчера подслушала разговор родителей. Она ждала упреков, но мать, как ей показалось, даже обрадовалась: «Да? Ну, тогда расскажи брату сама, а мне бежать нужно».

Стася, закрыв за ней дверь, почувствовала голод: так случалось всегда, когда она волновалась непонятно из-за чего. То есть не могла понять причину. Когда вроде умом понимаешь, что ничего страшного, а… страшно.

На запах яичницы пришел на кухню Андрейка, Стася разложила еду по тарелкам, нажала кнопку электрического чайника. И тут ее прорвало — брат ел, она же не только пересказывала то, что услышала, но и вставляла свои комментарии. Остановило то, что Андрей, как ей показалось, слушает ее недостаточно внимательно.

— Тебе неинтересно? Что сидишь, как истукан, скажи что-нибудь! — разозлилась она, а он спокойно ответил:

— Суть уловил, зачем понапрасну тратиться на эмоции? От меня что-то зависит?

Он ушел в ванную комнату, она же, обозвав брата бесчувственным чурбаном, быстро проглотила остывшую яичницу и запила холодным чаем. А для себя решила, что оснований, чтобы пропустить школу, более чем достаточно. Если содержание подслушанного разговора родителей вызвало лишь интерес, то арест отца уже легкую панику. В его невиновности она не сомневалась, но мало ли что с ним сделают там, в камере. Всякий уголовный сброд во главе с паханом, или как его там называют… в хате? Воровская терминология представлялась ей смутно, по отдельным словечкам, услышанным случайно. Стася детективы смотреть любила, но больше по романам Агаты Кристи, которую обожала. Логику классики понять было легче, смотрела она фильмы в оригинале, без перевода, чтобы слушать английскую речь, успевая вникать в смысл происходящего на экране.

И никогда не думала, что хоть какие-то расследования коснутся ее саму. Ну, ладно, не ее лично, но членов семьи. Точнее — незнакомой ей бабушки Анны, вроде как умершей в далеком девяносто втором году, но оказавшейся живой, а по-настоящему уже убитой вчера. Да… звучит как бред. Но в том-то и загадка — почему тогда не умерла, зачем и кому понадобилось ее убивать… повторно. И загадка номер два: ну, умерла так умерла — воскресла зачем? У Агаты Кристи всегда как-то по ходу расследования образуется ближний круг подозреваемых. А у бабушки Анны какой круг? Родная сестра Катерина — раз. Дочь Варвара, то есть Стасина мама — два. И их родственники — племянница бабушки Дарья, ее муж Варлей, их дети — Вероника и Максим. Далее — муж дочери Варвары Иван Одинцов и она, Стася, да брат Андрейка. И кому из этого круга есть смыл ее убивать? Все уверены были, что она давно мертва. Кто знал, что жива? Только отец Стаси Иван Одинцов. Ну, потом и Родион Варлей узнал, и мама. Но это — потом, когда уже… Получается, следователь Строков отца правильно арестовал?! Как единственного, кто мог… Но он не мог! Отец даже пауков не трогает, хотя Стася их ужас как боится.

Единственная возможность доказать, что отец ни при чем, — найти того, кому выгодна смерть бабушки. Или того, кто опасался, что она что-то расскажет. Какую-то тайну.

«А почему я решила на все сто, что тайна старая? Может быть, бабуля совсем недавно стала свидетелем чего-то страшного? Убийства, например. Если она приехала из другого города или даже страны, то явно хотела здесь спрятаться. Но почему же тогда сразу к нам не пришла? Мы бы ее не выгнали. Зачем к отцу подкатывала? Не к маме? А могла, в принципе, сразу к сестре родной в Германию», — так рассуждала Стася, а сама в это время убрала посуду в мойку, умылась вслед за братом, даже вымыла голову. Когда она открыла дверь их комнаты, то удивленно замерла на пороге: Андрейка спокойно собирал рюкзак.

— Ты что, в школу собираешься? — спросила она.

— Да. У меня олимпиада по математике, пропускать не хочу.

— А как же отец? Его же арестовали! Тебе совсем пофиг? — возмутилась Стася.

— Не пофиг. Но я помочь ему ничем не могу. Да и ты тоже. К тому же мама просила предупредить директрису, что сегодня не придет. Сознайся, ты просто решила прогулять.

— Не тебя просила! А меня, — огрызнулась она, в душе признавая его правоту.

— Так ты ж сидишь дома. Придется мне. Ну, я пошел.

Как он ее бесил, младший братец! Особенно в последнее время. Этим своим спокойствием, рассудительностью и уверенностью в своей правоте. Он всегда просчитывал возможные последствия, прежде чем что-то сделать. Сначала думал, прежде чем что-то сказать. Андрей был правильным и умным до тошноты, можно было подумать, что ему не одиннадцать лет, а все сто одиннадцать. Казалось, старший — он, а не Стася.

Щелкнул замок входной двери, она по привычке проверила, выключил ли Андрей утюг (каждое утро сам наглаживал себе форменные брюки!), убрала гладильную доску в кладовую и распахнула настежь окно. Стася была «жаркой» в отца, брат же всегда мерз, как мама.

«Господи, как же я хочу свою отдельную комнату!» — подумала она с досадой, пробираясь по узкому проходу между письменным столом и книжным шкафом к себе в закуток. Убожество существования в такой тесноте тоже бесило.

Ее в последнее время пугали часто возникающие без видимой причины вспышки безумного гнева. Становилось плохо до такой степени, что учащалось сердцебиение, она ртом ловила воздух, чувствуя, что вот-вот уплывет сознание. Не слушались руки: пальцы становились ледяными, она не могла удержать даже карандаш — он выкатывался из ладони на стол. Замерев, она следила за ним взглядом, дальше тот падал на пол, а Стася боялась нагнуться и поднять его, потому что знала, что если отпустит голову, то упадет в обморок. Накатывал страх такой силы, что она крепко зажмуривала глаза. Но от этого становилось только хуже: фейерверк из цветных кругов, мерцающих звездочек и летающих клочков тонкой паутины лишал ее еще и возможности сосредоточиться и успокоиться.

Однажды такое случилось при отце, и он объяснил, что это состояние называют панической атакой. Научил, как справляться: мол, у подростков такие вспышки не редкость. Стася, конечно, сделала вид, что все поняла, но про себя решила, что не в возрасте дело, а в том, как она живет. В этой нищете, убожестве и рядом с ничем не замечательными родителями и строящим из себя гения братом. Она злилась на них, что наплодили нищету: лучше бы мать сделала аборт, тогда бы она, Стася, сейчас так не страдала.

После того как проходил приступ, становилось странно пусто в душе, словно кто-то вынул ее из тела, вытряхнул, как пыльную тряпку, и кое-как затолкал обратно — живи, девочка, мучайся дальше. Тут же ее пробивало на тихую истерику: жалость к себе, непутевым родителям и заумному младшему брату выливалась потоком слез, промывавшим душу, ту самую «тряпку», из которой пыль-то вытрясли, а постирать забыли. Просыпалась вдруг такая любовь к родным, что Стасе сразу хотелось сделать каждому что-то очень-очень приятное, чтобы улыбнулись, растрогались и испытали благодарность. Если Стася была дома одна, то начинала драить квартиру. Если успевала, готовила ужин: пасту с курицей и салат — единственное, что умела.

Первым возвращался из секции ушу брат. Покосившись на встречавшую его с улыбкой Стасю, молча проходил в их комнату. «Где мои штаны? Куда засунула?» — доносилось оттуда, а Стася, пока еще спокойно, отвечала, что на полке в шкафу. Ладно, Андрей — пацан, они все такие, для них беспорядок — родная стихия. Часам к пяти из школы приходила мама. Стася улыбалась и ей, но та, походя похвалив за чистоту фразой: «Убралась, умничка…», скрывалась в спальне и запиралась там на час-полтора. Умом Стася понимала — она устала, наверняка гудят ноги, маме нужно просто полежать. Но подступившая вдруг, пока еще легкая, обида портила настроение.

Отец приходил к ужину, накидывался на ее стряпню с аппетитом, Стася смотрела на него с удовольствием и гордостью за себя, подкладывая добавку. «Ты готовила, дочь?» — спрашивал он, подмигивая. «Я. Вкусно?» — с надеждой замирала она. «Безумно! Посуду помоешь?» — отвечал отец, но она видела, что мыслями он уже где-то далеко. Обыденность вопроса о посуде разрушала все волшебство момента, у Стаси от разочарования (не оценил никто!) в горле вставал ком обиды, она, сглатывая его, машинально убиралась на кухне. Потом, проходя мимо спальни родителей, заглядывала в приоткрытую дверь. На ее тихое «Я там все вымыла» мама, не поворачивая головы, бросала коротко «молодец». Все. Свободна. Что ж, ничего такого особенного дочь не совершила, подумаешь, старалась…

Панические атаки случались все чаще, а желание сделать что-то для домочадцев появлялось все реже. Однажды, поняв, что никто, собственно, этих хозяйственных подвигов от нее и не ждал, она решила, что с нее хватит. Ее не замечают, так и ей на всех будет наплевать. В этом своем новом облике пофигистки Стася почувствовала себя прекрасно. Она стала капризна в еде. И если раньше давилась нелюбимой кашей, чтобы не обидеть мать, то сейчас молча лезла в холодильник за куском колбасы, оставляя кашу на тарелке нетронутой. Мать молчала. Стася совсем перестала убирать за братом разбросанные вещи — в ее углу порядок был, и ладно. Андрей этого не заметил, отыскивая в кучах барахла то, что было на тот момент ему необходимо. А отец… Он приходил домой все позже и позже.

Стася поначалу насторожилась: совсем недавно Ритка призналась, что в их «святом» семействе появилась официальная любовница отца. Стася опешила не от самого факта измены мужика, а от присвоенного любовнице статуса «официальной». Ритка пояснила, что мать как бы дала разрешение на походы мужа налево, лишь бы он не уходил от них. Подивившись, что такое вообще возможно, Стася спросила, а как все начиналось? Как оказалось, вот с таких поздних возвращений главы семейства домой. Дальше пошли проведенные в одиночестве ее матерью уик-энды, частые «командировки» родителя и, наконец, признание того в любви к другой женщине. Стася прикинула тогда — у них в семье, по всему выходит, первая стадия уже наступила. Нужно ждать продолжения. Но вместо любовницы отца в семье объявилась бабушка. Точнее, ее свежий труп…

Стася, устроившись поудобнее на подушках, открыла ноутбук. Вчера она остановилась на том, что нашла профиль Анны в «Одноклассниках». Закрытый профиль, список друзей (их всего двенадцать) не откроется, но посмотреть подписчиков можно. «Сорок один человек! Нехило для бабули. И чем она могла их заинтересовать? Может быть, тоже цветочки разводит, как Катерина Петровна? Что же, придется просматривать каждого», — решила Стася, открывая поочередно профили в отдельных вкладках. В строке уместилось двадцать, тринадцать из них оказались закрытыми, как и у Анны. Остальные, сколько ни рассматривала фотоальбомы и заметки, интереса не вызвали. Но у четверых из семи в сведениях городом проживания значилась Тюмень.

Оставив вкладки с жителями Тюмени, Стася закрыла оставшиеся. Еще в двадцати одной вкладке оказалось четыре человека из этого же города. Профили открыты, возраст примерно одинаковый — за пятьдесят, и все женщины. «Прямо клуб по интересам какой-то. Только интерес не пойму в чем?» — Стася внимательно просматривала альбомы с фотографиями.

Зацепка выплыла неожиданно — все дамы увлекались вышивкой крестом. Стасе даже понравились некоторые работы, чем-то напоминавшие старинные гобелены, на которые она как-то наткнулась в интернете, гуляя виртуально по музеям Парижа. Кажется, это был музей Клюни. «Бабуля у нас крестиком вышивала, понятно. Но что это дает? Да ничего путного. Смотрим дальше».

Очередь дошла до профилей тех, кто подписался на Анну в числе последних. Вышивальщицы ее больше не интересовали, но вот трое обладателей одинаковой фамилии Коваль — очень даже. Но к досаде Стаси подробная информация на всех троих отсутствовала. Вместо фотографий — смешные аватарки. Возраст — по сто два года каждому. Ни местности, где проживают, ни друзей, ни подписчиков. Только имена — Елена Коваль, Лизавета Коваль, Григорий Коваль. Стоп! У Лизаветы есть один подписчик!

Стася посмотрела, кто это. Им оказалась Анна. Та самая, со звездочками и значками вместо фамилии. Очень похожая на фотографии на Лидию Туранину, свою мать.

По часто забившемуся сердцу Стася поняла, что напала на верный след.