Приворот. Побочный эффект

Марина Андреева, 2016

Умирая, моя бабка передала мне ведьмовскую силу, завещав хранить девственность до брака и не использовать дарованную силу до рождения дочери. Но не сдержала я слова, сделала приворот. Теперь изводят меня сны, не дающие отдыха, лишь изматывающие душу и тело, а удовлетворить свои потребности боюсь. Хватит, один раз не сдержала обещания. Я и у врачей была, и у экстрасенсов. Никто не помог. И вдруг попала к истинной ведунье, коя поведала способ избавления от проклятия, но сделать это можно лишь внутри тех самых снов…

Глава 7. Неожиданный поворот судьбы

Солнце вошло в зенит и начало припекать. Желудок урчит, но общее состояние настораживает. Попив водички, я решила, что первым делом стоит все же искупаться, смыть навеянное воспоминаниями напряжение, а еда никуда не убежит.

Прогулка на озеро действительно помогла снять охвативший тело жар. Стоит заметить, он был несколько иным, не таким, как после моих снов раньше: мне было жарко, щеки горели от смущения за некогда пережитое, тело находилось на грани возникновения плотского желания, но немедленного удовлетворения не требовалось.

Вернувшись в круг силы, не спеша перекусила и задумалась о том, как бы укрыться от вездесущего светила, а то так ведь и сгореть недолго, а потом мучайся. Покопавшись в торбе, обнаружила там простынку из легкой ткани. Сначала попыталась поудобнее устроиться на травке, накрывшись с макушкой найденной тканью. Увы, при полном отсутствии ветра сразу же стало невыносимо душно.

Выбравшись из-под простыни, оглянулась по сторонам. Идти под кроны деревьев не хотелось. Во-первых, в начале редколесье, и в нем не укроешься, а дальше мрачновато, а во-вторых, Агрипина сказала, что здесь, именно на этом месте, думается лучше. Может, это и предрассудки, но я поверила.

И тут меня осенило: надо найти четыре палки, вбить их в землю в качестве колышков и на них повязать простыню — получится навес. Иду. Вот уж первые кусты начались. Только хлипкие они, дальше пошел молодняк, но веточки у него кривенькие, тонкие и хрупкие. Так и углубляюсь в лес. Как назло, ни одного пригодного сучка не валяется, все как выметено, только сушняк да веточки мелкие хрустят под ногами. И вдруг… боковым зрением замечаю нечто странное, никак не вписывающееся в окружающий пейзаж. Притормозила. Озираюсь по сторонам. Странно. Вроде лес как лес, ничего неправильного не видно, но ведь было же нечто! Делаю шаг назад. Еще один.

И вот оно! Я уставилась на совершенно неуместную здесь скульптуру из дерева: головы на полторы выше меня, мужчина, причем обнаженный, вон промеж ног какое стоящее внимания достоинство топорщится. И вырезан он не впопыхах и абы как, а явно с чувством, толком и расстановкой ваялся. Тело отшлифовано едва ли не до лакового блеска, вполне различимы рельефы мышц, мельчайшие черты лица, а в глаза какие-то камни вставлены вместо радужек. И да — камни эти синие, и напоминает он мне одного знакомца из снов, да и не только из снов.

Смотрю на деревянную скульптуру и все больше где-то внутри растет уверенность, что все это отнюдь не случайность и ответ явно надо у Агрипины искать. Метнулась я обратно на луг, где вещи оставила, нашла мобильник. Да, толку от него тут нет, но на всякий случай по привычке таскаю с собой — вдруг да появится где-нибудь связь? Или сфотографировать что-нибудь захочется, как сейчас, ну и на крайний случай время всегда посмотреть можно. Схватила телефон, бегу обратно, боясь, как бы не заплутать да мимо или стороной не пройти. Нашла. Сняла со всех, каких только можно, ракурсов, просмотрела снимки и, довольная результатами фотосессии повернула обратно к лугу.

К тому моменту, как выскочила из подлеска, холодный ветер неожиданно поднялся, а совсем недавно солнечное небо тяжелыми свинцовыми тучами заволокло.

«Ка-ар-р-р…» — душераздирающий хриплый звук, раздавшийся над самым ухом, напугал, заставив инстинктивно пригнуться, прикрыв голову рукой. И тут же на нее, обдав потоками ветра и цепляясь когтями, что-то, вернее, кто-то нагло взгромоздился… Все так же согнувшись в три погибели и на всякий случай прикрывая лицо, опускаю руку…

— Гриша? — удивленно воззрилась я на восседающего на моем предплечье ворона. — Ты-то что здесь делаешь? — спрашиваю, заглядывая в его черные бусины глаз.

— К-ка-а-ар-р-р-р… — еще более пронзительно закричал ворон и, оттолкнувшись, взвился вверх, пролетел с десяток метров в сторону деревни и вернулся, но сел в этот раз на покрывало, прихватил клювом котомку и потрепал ее из стороны в сторону.

— Собираться? — спрашиваю, хоть и понимаю, что глупо это — с птицей разговаривать, но он будто понял и, отбросив котомку в сторону, кивнул!

На сбор вещей не ушло и минуты, и вот под ногами уже стелется тропинка, и первая развалюха, стоящая на краю деревни, уже позади, кладбище по другую сторону дороги началось. Ветер усиливается, пробирая до костей, и с неба начинают срываться первые крупные капли дождя, заставляя ускорить шаг. Остановиться бы, достать покрывало, обернуться — хоть какая-то защита от ветра да дождя, но на душе что-то неспокойно, вон и Гриша носится вокруг с карканьем, будто подгоняя.

А когда впереди на дороге стала видна припаркованная машина, совсем не по себе стало — кто пожаловал? Конечно же, нельзя исключать, что кто-то может и не к моей хозяйке приехать, а, например, на кладбище предков почивших помянуть, но… что-то не так — чует мое сердечко, а ноги уже почти бегут.

Вот и вправду странное дело — калитка нараспашку. Где же это видано, чтобы Агрипина ее открытой оставила? Вбегаю в дом, а там трое незнакомых мужчин за столом сидят, и вокруг бумаги какие-то разложены.

— Вы внучкой Агрипине Васильевне приходитесь? — поднял взгляд от бумаг один из гостей, а я даже опешила: да, разговор о том был, но как-то всерьез не воспринимался.

Заметив, что я расстерялась, второй мужчина вперился в мое лицо цепким взглядом и уточнил:

— Сорокина Валерия Семеновна?

— Д-да… — выдавила я, так и не понимая, что тут происходит.

— Подписи свои поставьте пожалуйста, — кивнув и освободив свое место, пригласил меня присесть. — Тут, тут и тут.

Как-то на автопилоте, даже не читая подписываемых бумаг, черкнула везде, где требовалось, и подняла ничего не понимающий взгляд.

— «Скорую» мы уже вызвали по экстренной связи, — говорит второй, убирая часть бумаг в папку, а часть аккуратной стопочкой складывая на уголок стола. — Шли бы вы к бабушке, может, попрощаться успеете еще.

Что? Попрощаться? Внутри все перевернулось, и я метнулась в нашу спальню. Бледная как мел Агрипина лежала на своей кровати, прямо поверх одеял.

— Ты уж прости, девонька моя, — явно не без труда проскрипела старушка. — Недотянула я. Думала правнучку понянчу… Кх-кх… — ее тщедушное тельце сотряслось в приступе кашля.

Сухонькая трясущаяся ручка попыталась поднести к губам стакан с водой, но вода проливалась, так и не попадая в рот. Я кинулась помочь. Сделав пару глотков, Агрипина откинулась на подушку. Легкие со свистом втягивали воздух. Но она все же продолжила:

— Ан нет, не сдюжила, — говорит и протягивает мне стакан, отводя взгляд. — Возьми.

Ну, а я-то что? Взяла… И тут меня словно молния ударила. А в памяти ожила картинка прошлого: точно так же было, когда мне моя родная бабка свою ведьмовскую силу передавала. Это что ж такое выходит?!

— Вы… — схватив ее за теплую ладошку, воскликнула я, но оборвалась на полуслове, заметив застывшую на лице старушки блаженную улыбку. — О, нет… — выдохнула, осознавая, что именно произошло, и, словно в ответ на это, с улицы донесся звук сирены «Скорой помощи».

Это напоминало кошмарный сон. Кажется, кто-то входил в помещение, что-то говорили. Что-то спрашивали, но я не помню — отвечала ли? Я сидела рядом с ней, держала за все еще хранившую тепло руку и да — плакала. Она оказалась единственным, кто мог и пытался помочь, кто приютил, ничего не требуя взамен. Столько всего можно было узнать, но, увы, теперь ответы уйдут в могилу вместе с их обладательницей. А самое жуткое в том, что я действительно воспринимала эту, еще совсем недавно незнакомую пожилую женщину своей близкой родственницей.

Не помню, как все разошлись. Пришла в себя, когда в комнате совсем стемнело. За окном по-прежнему завывал ветер, в доме ощутимо похолодало, и только коленям было тепло — на них, грустно смотря на Агрипину, лежала Ночка. Вздохнув, провела рукой по кошачьей головке, и та тут же подняла на меня полные тоски глаза. Вот и что теперь делать? Приподняла зверюху, вышла в светлицу, по пути зачем-то включив в комнате свет.

Как оказалось, давешние гости ушли, не затворив за собой плотно дверь, вот и кошка, вечно во дворе обитавшая, в дом забежала, и холод с улицы пробрался. Сил на то, чтобы закрыть двери, не было. Внутри воцарилась звенящая пустота. Еще утром я восхищалась силам старушки, ее бодрости, и на тебе. Взгляд упал на лежащие стопкой бумаги и какой-то пожелтевший от старости конверт.

Ссадила кошку на скамью, подтянула документы к себе. Свидетельство о смерти. Разрешение на захоронение. Дарственная на дом. Вексель на предъявителя в банк. И бумаги на право наследования. Хм… вот и что у бабульки, окромя дома-то, наследовать, а ведь он дарственной оформлен. Ну да ладно, потом узнаем, сейчас о таком даже думать стыдно. Человек умер, до сомнительных сокровищ ли тут?

Сама не заметила, как руки распечатали письмо.

«Здравствуй, внученька. Знаю, что по крови мы не родными будем, в вещем сне я все уже видела и жду тебя. Прости, что силу передам без твоего на то согласия, да тебе и не привыкать — каплей больше, каплей меньше. С бедой своей борись, как я наставляла. У меня получилось, и ты справишься. Сходи к Кондрату, он знает что делать. Как похороните меня, побудь какое-то время в доме, в круг силы походи. А потом приезжай, как появится возможность. В спальне в нижнем ящике шкатулка. Ее содержимое забери. Люди этого места побаиваются, но кто их знает, вдруг позарятся на ведьмино добро. Ночку и Гришу оставляю тебе, больше некому их доверить. Назови дочь Златой. Удачи тебе, девочка. Не поминай злым словом, коль обидела тебя чем — прости. Отвар нужный я сделаю, стоит на плите. Рецепт в конце поварской книги, там же лежит. Агрипина».

Вот не курю я… Ну, то есть пробовала, желая вес сбросить. Не помогло, но втянулась. А когда начались эти сны изматывающие, все деньги уходили на шарлатанов, именуемых экстрасенсами и ведьмами, тогда-то и пришлось с пагубной привычкой завязать: на покупку сигарет просто-напросто средств не было. Но, несмотря на это, в сумке всегда лежала пачка.

И сейчас я шла к выходу из дома, распаковывая ту самую пачку. Руки мелко дрожат, в горле ком стоит. Стоило на улицу выйти, и ветер затих. Тучи немного расступились, открыв взгляду полную луну. Села я на лавку, чиркнула спичкой, затянулась и едва сдержалась, чтобы не закашляться. В горле запершило с непривычки, но главное — мысли немного затуманились, и даже легче как-то стало. Знаю, что эффект кратковременный, но…

Что ж теперь делать-то? Ну со снами ясно-понятно план разработан, но пугает то, что силы во мне теперь немерено: и своя от роду, и от родной бабки, а теперь и от Агрипины. А что с той силой делать-то? Кто б научил? Агрипина могла, да не успела. Еще и наследство это. Ну вот похороним, поживу немного тут, как завещано. Съезжу в банк, гляну, что там. А что мне делать с Гришкой и Ночкой? Если домой к родителям в таком обществе заявлюсь, так люди ж шарахаться будут, молва-то быстро разлетается, а о том, что бабка ведьмой была, в моих родных кроях всем ведомо. Но это полбеды, а что делать, когда учебный год начнется? В общежитие-то с животными нельзя…

Словно в ответ на мои мысли, обдав меня порывами ветерка из-под крыльев, рядом беззвучно опустился Гриша.

— Да, дружок, о тебе-то я и думала, — невесело усмехнулась я, погладив ворона по голове, и тут же с другой стороны прильнула Ночка, пришлось и ей немного ласки выделить.

Так и просидели втроем до рассвета. А там уж надо было что-то делать: встала, потянулась, морально готовясь к дальней прогулке до той деревни, куда автобусы ходят.

— Вот и где мне этого Кондрата искать? — ни к кому конкретно не обращаясь, проворчала я.

Тут же Гришка встрепенулся — взлетел, уселся на один из черепов на калитке, и Ночка к нему присоединилась. Нет, на забор не взобралась, но метнулась к выходу со двора и замерла, будто в ожидании.

— Хм… — только и смогла выдавить я, уже устав удивляться разумности Агрипининой… вернее, теперь уже моей — живности.

Делать нечего, притворила входную дверь в дом и вышла на дорогу, по бабушкиному методу закрыв калитку черепом.

Гриша кружит над нами, нет-нет да улетая немного вперед, Ночка бежит впереди меня по дороге, виляя пушистым хвостом. Идем. А возле того дома, где мы с моим провожатым когда-то разошлись, зверье мое и остановилось. Причем внутрь не сунулись, а дружно с двух сторон от калитки уселись и ждут меня.

— Хм… — повторилась я, ощущая, что меня заклинило на хмыканье. — Хозяин! — кричу.

Сначала никто не отвечал. Решив, что дома никого нет, развернулась, собираясь вернуться в… теперь уже свой дом, и тут откуда-то со двора послышался скрип открываемой двери и тихое покашливание.

— Кто там в такую рань кричит? — раздался знакомый ворчливый голос.

— Вы Кондрат? — вернувшись к калитке, спрашиваю.

— Ну я… — щурясь против утреннего солнца, ответил мужик и, видать, рассмотрел: — Ох! Никак дождалась Агрипка внучку-то? А я, дурень старый, не верил… Ты погоди… — засуетился мужичок. — Я мигом…

Не прошло и пары минут, как он уже вышел на дорогу и молча кивнул, чтобы шла вперед. Ну и ладно, не гордая, надо идти — пойду. Считай, сутки не спала, да еще и все эти события напрочь выбили меня из колеи, поэтому сил на вопросы просто-напросто не было.

В дом вошли все так же молча. Кондрат прошел в спальню. Окинул взглядом лежащую на своей кровати Агрипину, поклонился едва ли не до самого пола, да и вышел обратно на улицу. Я в растерянности наблюдала за его действиями, но с расспросами не лезла. Мужик тем временем прошелся до сарая, заглянув туда, выбрался наружу уже нагруженный лопатой, деревянным крестом и огромным венком. Поставил все это у выхода из дома и, звеня ведрами, пошел к колодцу.

— Вот, — буркнул он, ставя ведра возле Агрипининой кровати. — Обмой ее. Негоже хорошему человеку грязь с собой уносить, — добавил он и всучил мне тряпицу. — И одежку потом свежую на нее надень. Она в нижнем ящике комода на такой вот случай лежит.

Ушел. Постояла я немного, но делать нечего, придется мыть. Жутко это, когда еще вчера бодрый и здоровый человек превращается в безвольную куклу. А еще… еще кажется, что все это ошибка и она живее всех живых — ведь, говорят, тело отвердеть должно, а оно мягкое! Безвольное — да, но не закостеневшее, как в фильмах показывают или в книгах пишут. Я и пульс пощупала, и сердце послушала, и даже зеркальце к носу поднесла, надеясь увидеть признаки жизни. Увы.

Обмыть ее оказалось несложно, а вот с одеванием возникли некоторые сложности: Агрипина хоть и была тщедушной, но как на безвольно лежащее тело натянуть платье? В конце концов я управилась. Взглянула на нее и не удержавшись расчесала ее шикарные волосы, заплетя их в косу.

В желудке урчит, а от мысли о еде воротить начинает. Кондрат куда-то запропастился, а что дальше делать — не знаю. И тут вспомнилось письмо и слова о шкатулке. Отыскать ее труда не составило, оказалась она простенькой на вид, но отнюдь не крохотной, да и увесистой на удивление. Вышла я в светлицу, села за стол, открыла крышку и… зависла, как допотопный комп. И было отчего.

Три перетянутые резинкой пачки денег: в одной пятитысячные купюры, в другой тысячные, а в третьей… стодолларовые! И пачечки основательные такие — сантиметров по пять в высоту. От греха подальше я их первой попавшейся тряпицей обернула и на дно своей сумки спрятала. Это ж что, я теперь миллионерша? И придется от каждой тени шарахаться, боясь, что ограбят. Не было печали…

Дальнейшее изучение содержимого меня окончательно в тоску вогнало. Ну вот что я за человек такой? Не было денег, горевала, но жила, появились — печалюсь. В общем, все оставшееся пространство шкатулки занимали рассортированные по мешочкам драгоценности. В камнях я особо не разбираюсь, но уж золото-то точно могу от всего прочего отличить. Были тут и серебряные вещички и еще из какого-то белого метала, уж не знаю, то ли это белое золото, то ли платина. Теперь меня уже ничем не удивишь. В общем, нашла в доме полиэтиленовый пакет и сложила все это добро туда и тоже запрятала в сумку, а шкатулку обратно на место положила. Тем временем и Кондрат вернулся: по-хозяйски прошел к умывальнику, вымыл руки и уселся напротив меня.

Конец ознакомительного фрагмента.