Пинок в светлое будущее

Маргарита Южина, 2006

Ну никакой личной жизни у завзятой сыщицы Зины Корытской! Только она ввязалась в серьезное расследование, как стало известно: ее возлюбленный Иннокентий Плюх отбывает на работу в другой город. Мало того – возле него все время крутится какая-то подозрительная блондинка. Как бы поступила нормальная женщина? Немедленно бросилась бы спасать свою любовь. Но Зина не такая. Не успев как следует посочувствовать попавшей в больницу подруге, которую кто-то шарахнул, по голове тяжелым предметом, она смело выходит на дело: в городе орудует маньяк. Так что теперь или она его вычислит, или... Ну уж нет – стать жертвой маньяка вовсе не входило в ее планы. А вот сыграть роль соблазнительной наживки...

Глава 2

Бабка надвое сказала

В нос ударила резкая вонь, что-то мелькнуло перед лицом, и в голове сверкнула мысль: «Крысы! Определенно сожрут».

— Уй-й-й! — сиреной завопила Зинаида и замолкла.

Рот ей грубо заткнула чья-то рука.

— И чего орать? Чего народ тревожить? Тихо, говорю! — над самым ухом прошипел чей-то бас.

«Не крысы, слава богу», — облегченно выдохнула женщина и смело отбросила руку.

Перед Зинаидой стоял здоровенный детина в коротенькой фуфайке и в синих замызганных штанах, когда-то бывших спортивными. Щетина так густо покрывала его щеки, что при слабом свете, пробивающемся сквозь щели, лица и вовсе было не разглядеть, только глаза хищно сверкали из-под черной кроличьей шапки.

— Вася, ты, что ли? Запомни: руки надо мыть, прежде чем женщину хватать. Ты ими неизвестно что делал, а меня цапаешь!

Да-да, перед Зинаидой стоял бездомный господин Василий, которого во дворе знали даже кошки. Каждая старушка считала своим долгом накормить черствым хлебушком голубей, собак и Васю. А сама Зинаида даже однажды подарила Васе свою старую куртку. Кто знает, куда он ее приспособил, но вещицу взял и буркнул: «Благодарю вас, прекрасная краля».

— А чего это вы, сударыня, у меня здесь без спросу гостите? — недовольно проворчал Василий, переминаясь с ноги на ногу. — Я вас на рандеву не приглашал.

Поговаривали, что Вася в прошлой жизни был учителем литературы, пока вдрызг не проигрался в карты. Правда то или нет, бог ведает, но при каждом удобном случае мужчина щеголял словарным запасом.

— А как тебя спросишь? — уверенно наседала Зинаида. — Я и пришла спросить, а тебя дома нет.

Раньше она не представляла, как можно жить в подвале. А теперь видела — у бомжа устроена очень неплохая комнатка, даже матрас имеется. Надо будет Васе еще одеяло старое отдать, все равно без толку валяется.

— А чего спрашивать? Трубы, что ли, протекают? Зачем ко мне-то? Здесь недавно слесаря шурудили, покоя никакого нет. Прямо как в музей, как в музей. Где пристанище найти бездомному путнику жизни? Где, я вас спрашиваю?

Вася театрально взмахнул рукой, обдав гостью новой волной специфических ароматов.

— Вась, ты это… Хочешь, я тебе мыло подарю? Хорошее, с земляничным запахом. Только ты сейчас не маши руками, а то просто дышать нечем, — сморщилась Зинаида.

Завидев, что мужчина обиженно потопал в свою комнатку, она устремилась следом и защебетала:

— Васенька, а я ведь к тебе за помощью пришла. Только ты и можешь помочь!

Доброе сердце Василия не позволило ему выставить даму на свет божий.

— Ну и чем я могу быть полезен? — развернулся он, потом вдруг спохватился и указал на матрас. — Прошу, присаживайтесь! Вшей нет, травлю чесноком.

— Спасибо, — мотнула головой Зинаида. — Я лучше так, стоймя. Вася, вспомни, к тебе тут женщину недавно забрасывали, ты случайно не видел — кто?

Василий забегал глазами, лицо у него сделалось несчастным, а пальцы стали нервно теребить какую-то веревку.

— Никого ко мне не забрасывали. Здесь же не вражеский стан! Живу себе и живу, ничего…

— Вася, если сам все не расскажешь, придется привлекать добровольцев из милиции. Чего боишься? Ты же меня знаешь, я в этом доме живу, курточку тебе еще отдавала. Ну, помнишь? Я — краля, понимаешь?

Василий смотрел на нее удивленными глазами и понимать ничего не хотел.

— Вася, ну посмотри, я — краля, — радостно светилась, повторяя, Зинаида.

— Господи, чего только бабы про себя не возомнят… — пробубнил Василий себе под нос и снова уставился на Зинаиду. — Я очень рад. Но… А давайте я вас чаем угощу!

Он вдруг засуетился, вытащил откуда-то ящик и выставил на него аккуратно вырезанные из пластиковых бутылок стаканчики. На импровизированном столе появился старый замусоленный чайник с кривым носиком, а в углу комнатки Вася стал разводить огонь на самодельной горелке.

— Сейчас чаек вкусим… У меня, правда, сервизов не имеется, и сахар не совсем свежий, зато чай настоящий, сам покупал.

Чай на самом деле был нормальный — пачка вполне приличной «Принцессы», а вот что такое «несвежий сахар», Зинаида поняла не сразу. Оказалось все просто — обычный сахар, только большими кусками, и эти куски уже кто-то сосал или лизал. Во всяком случае, они были неопределенной формы и цвета.

— Благодарю от всей души, — перекривилась гостья. — Только… я совсем недавно из-за стола. Давай уже сразу по делу. Так мы договорились, что ты мне все рассказываешь про женщину и никого не боишься? Я тебе ничего не сделаю, видишь, у меня даже пистолета никакого нет!

— Пистолета не вижу, но…

— Опять «но»? — не выдержала Зина. — Хорошо, я иду в наше РОВД. Скажу… скажу, что ты наркотиками торгуешь, вот!

— Ха! Нашла наркобарона! — фыркнул мужчина. — Да те знаешь как живут? А я тебе сейчас наговорю, а меня потом посадят невесть за что. Даже в суде на себя можно показаний не давать, разрешают. А тут — нате вам, добровольно возьми себя и оговори!

— Ну хорошо, — «смирилась» Зинаида. — Я в РОВД ходить не стану, нашей Ларисочке из соседнего подъезда ляпну про тебя, она уже давно сенсацию ищет, чтобы Лукова продвинуть. Ой, она такого навыдумывае-е-ет…

Теперь Вася взволновался всерьез.

— Не, ну чего мне говорить-то? Мне вот эти сенсации… И ни при чем я тут! Та женщина ко мне уже, можно сказать, полумертвая поступила, я ее на улицу выволок, а меня за доброе дело еще и засудят. Ничего я не скажу!

— Вася, никто на тебя не думает. И потом, та женщина — моя подруга, она вовсе даже не погибла, она в больнице. Просто надо найти того, кто ее к тебе… доставил. Да неужели ты не понимаешь?! Тебя же самого кокнуть могут в любой момент!

Вася хотел еще поупираться, но потом до него дошел смысл Зинаидиных слов, и он возмущенно вскинулся:

— Уж позвольте! За что меня кокать? Я совершенно ни при чем! Я личность абсолютно безвредная, без вредных привычек, и даже, можно сказать, полезная — дом от пожаров берегу, подвал от грязи всякой. И вообще… Что вас интересует? Кто эту даму в подвал бросил? Так я вам вот что сообщу: я ничего не видел! Как раз в тот вечер я ходил на просмотр сериала «Некрасивая», а потом вернулся…

— Интересно знать, куда же это ты ходил? В киноцентр? — прищурилась Зинаида. — Вот врет и врет! А еще воспитанный человек называется!

— Почему «врет»? — всполошился Вася. — Магазин «Искра» знаете? Он круглосуточно работает, а в окне, в витрине, телевизоры выставлены. Я там частенько «Новости» смотрю, «Утренний кофе» опять же. А в тот вечер «Некрасивую» лицезрел. А потом домой пришел, а возле лестницы, боком так, дама валяется. Тут лесенка-то маленькая, всего пять ступенек, видать, оступилась и того… Я сначала решил, что она сильно подшофе, ну мало ли, думаю, спьяну дверью ошиблась. А потом пригляделся, а она лежит как неживая. Я испугался, честно скажу. Недостойно с моей стороны, но поддался страху. А потом поразмыслил: кто из верхов узнает, разве мне поверят, что это не я ее, того… Конечно, не поверят! Еще и выселят, и бегать тут будут постоянно. А жить мне где? Я уже и знакомой пообещал, что у меня жить будем. Ну и… я еще подождал чуток, с час примерно, чтобы народу меньше было, а потом ее так осторожненько за ноги взял и вытащил на улицу.

— К помойным бакам?

— А куда еще? Там людей много ходит, непременно кто-то да натолкнется. И потом сам видел — «Скорая» там кружила, значит, увезли женщину. Я невиновен! Только разве мне кто поверит?!

Зинаида вспомнила рассказ Нюры и качнула головой:

— Поверят. Нюрка говорила, что ее сначала по голове ударили, а вонь она потом унюхала, когда ее головой об ступеньки… Чего ж ты, голову женщине придержать не мог?

— Так я ведь торопился, быстрее надо было, — оправдывался Василий. — Да и не видел я, что она головой-то…

— Вася, вспомни, ты никого перед тем случайно не заметил? Или, может, шорох какой слышал? Кто-то же ее с лестницы бросил!

Василий наморщил лоб, и кроличья шапка немедленно съехала на глаза.

— Не могу сказать… Вроде видеть никого не видел, но… Понимаете, барышня, было у меня ощущение, что я не один… Я ведь сначала удачно эдак мимо вашей знакомой проскользнул, сами ж наблюдаете — здесь ни хрена, ой, господи прости… ничего не видно здесь, говорю. Она за лесенкой валялась, я и прошел в комнатушку-то. Потом шорох мне послышался. Я даже сперва и не насторожился, решил, что крысы шебуршат. А после вроде как дверь скрипнула. Вот тогда я вскинулся, думаю — если опять подростки, спуску не дам, у меня тут уже и… Короче, жду, значит — нет никого. Я пошел дверь закрыть, вот тут вашу кралю и обнаружил, глаза-то к темноте привыкли.

— А на улицу не выскакивал? Чтобы посмотреть, кто ее забросил?

— Разлюбезная моя! Какой смысл? Шорох-то я задолго до того слышал, а у нас тут за дом зайди, и сразу остановка автобусная. А на той остановке народу — туча. Что ж мне, к каждому с персональным допросом обращаться? Не-а, не выходил. И еще это ж не в моих интересах было. Поднял бы шум, наехала б милиция, меня бы под белы рученьки — и адье!

Зинаида поежилась. Значит, кто-то здесь был. И дверь в подвал открывается легко, только поддеть как следует…

— Мне мыслится, что дамочку вашу прикончить собирались, — продолжил Вася, — и только я, выступив в роли ангела-хранителя…

— А деньги из кармана зачем спер, ангел? — сурово уставилась на него Зинаида. — И телефон? Ты что, томишься без сотовой связи?

Василий стыдливо замялся, а потом нашелся:

— Мадам, ну что у вас за жаргон! Почему именно спер? Я просто подумал: за свою спасенную жизнь женщина непременно захочет меня отблагодарить. Правильно ведь? А как она меня отблагодарит, если не помнит внешности своего спасителя? Вот и будет она потом казниться. А так… да, взял и тем избавил ее от душевных терзаний. Дамочка-то состоятельная попалась, сразу видно, обиделась бы, что ее жизнь в каких-то двести рублей оценили. Потому пришлось и телефон прихватить. Телефончик я продал и… Но все равно недостаточно. «Дороже стоит граф!» Вот видите, Лопе де Вега так же думал.

— Может, и думал, но уж по карманам точно не шарил…

Зинаида машинально мотнула головой. Василий, судя по всему, не врал. Он увидел Нюрку, обчистил ее карманы и попросту отволок подальше от своей берлоги. Там, у мусорных баков, уже ее и обнаружили.

— Кто же затолкал ее в подвал?

— Вот что, мадемуазель, — прервал Зинаидины мысли вслух бомж, — вы мне обещали подарить мыло, но оно мне на фиг не нужно, прошу прощения. А вот кастрюльку бы мне, чтобы пропитание варить… Дадите? Тогда я вам одну ценную мысль подарю.

Зинаида быстренько прикинула, с какой из кастрюль ей не жалко расстаться, и решила, что позаимствует таковую у своих соседей Поповых. Во-первых, потому что кастрюль у них — как в заводской столовой, штук пятьдесят, наверное, во-вторых, потому что они и сами не знают, куда их деть, а в-третьих — они все равно питаются в баре Зинаиды. Ну и самое главное — их кастрюль Зинаиде не было жалко ничуточки.

— Хорошо, завтра же преподнесу вам кастрюлю, — торжественно пообещала она. — Какая там у вас мысль?

— Во втором подъезде, рядом с вашим, на первом этаже бабулька живет. Она в далекой юности помогла задержать спекулянта, и ее наградили мешком сахара. Так теперь старушка сидит у окна и несет вахту — все надеется, вдруг ей посчастливится еще кого-нибудь узреть, и ей второй мешок с сахаром припрут. Так что, если кто-то подозрительный возле дома нашего был, мимо нее не должен незамеченным проскочить, я вам ручаюсь.

Зинаида с досады крякнула. И в самом деле, как же она сама не вспомнила о Глафире Ферапонтовне. Та — местный Железный Феликс. Про старушку во дворе ходят легенды, басни и анекдоты. Вот к кому надо было обращаться в первую очередь.

Не заходя домой, Зинаида направилась к бабушке на первый этаж.

— А ее дома нет! — выкрикнул веснушчатый паренек. — Она в магазин, за пленкой, отправилась.

— За какой пленкой? — не поняла Зинаида.

— За обыкновенной, за «Кодаком». Она всегда фотографирует «интересные объекты», а потом нашим родителям сует. Меня два раза фотографировала — когда я летом мячом в чью-то чистую простынь попал, вон там, где белье сушится, и еще когда на лавке ногами скакал. Мне отец тогда велик не купил, сказал, что от соседей одно позорище.

Зинаида понимающе кивнула. Глафира Ферапонтовна не только блюла за порядком очами, но и собирала доказательства.

— А вы, если хотите, можете сейчас ей в почтовый ящик дохлую мышь бросить, — посоветовал парнишка. — Мы всегда ей бросаем, когда она из дому выходит, у нее же щель от ящика сразу в прихожую выходит.

— Спасибо, — растерянно поблагодарила Зинаида. — Только… мышь-то я и не взяла, не побеспокоилась.

— Это вы зря, конечно, а другим ее ничем не проймешь, — сочувственно прочмокал губами собеседник и унесся по своим мальчишеским делам.

Зинаида немного потопталась, позвонила на всякий случай в дверь, но парнишка был прав — дома никого не оказалось. Ну что ж, Глафира Ферапонтовна все равно вернется, можно будет вечерком к ней заскочить… Нет, не вечерком, нечего шататься по темноте! Нюрка вон даже до машины дойти не успела. Зинаида сейчас забежит домой, быстренько запишет в тетрадочку все, что узнала, чтоб не забыть какую-нибудь мелочь, а потом сразу к старушке.

Женщина так лихо рванула домой, что врезала подъездной дверью по морде собаке, которую вел на прогулку почтенный сосед, выбила пакет с мясом из рук какого-то ответственного семьянина и чуть не сшибла с ног Нелю, которая несла Дашеньку. Соседскую собаку она потом потрепала по загривку, перед мужчиной извинилась и подняла с пола грязное мясо, а Дашеньку отчего-то выхватила из рук очумевшей Нели и затараторила:

— Неля, быстро беги гулять с девочкой, а у меня дела. Мне надо такие наблюдения записать, с ума сойдешь! Да, долго по улице не шатайся, у нас тут такие люди толкаются, сплошь маньяки и убийцы. Только… никому не слова! И забери Дашеньку, мне же некогда!

Перепуганная вусмерть Неля резко изменила направление и резво понеслась за Зинаидой домой.

— Зин, а чего случилось-то? Кто толкается? Тише, Дашенька, не плачь, дитятко… Зинка, холера такая! Кто у нас преступник-то?

Зинаида поняла, что сболтнула лишнее. Жизнь уже научила ее, что подвоха можно ожидать даже от самых милых соседей. Теперь она не собиралась доверять никому, по крайней мере пока не отыщет преступника. Поэтому она резко остановилась, вытаращила недоуменные глаза и высокомерно фыркнула:

— Неля! Хочу тебя огорчить — у тебя начались старческие галлюцинации. Я ничего сейчас не говорила, только извинилась. А тебе что послышалось?

— А-а… мне послышалось, что преступники… террористы… маньяки… Нет? Я вот недавно по телевизору слышала…

Дальше Неля подробно стала пересказывать, какие страсти произошли на территории региона за истекший месяц. Зинаида передохнула — можно надеяться, что Неля выкинет из головы ее непростительную оплошность.

Дома одетая в шелковый халат Юнона плавала по комнатам и упоенно, безнадежно фальшивя, выла какую-то мелодию.

— Зиночка, как великолепно, что вы появились, — искренне обрадовалась она. — Сегодня как раз ваша очередь готовить чаепитие. Могу посоветовать вам к чаю говяжью вырезку. Ее если в молочке замочить, потом молоточком отбить и в сухариках обвалять, очень вкусно получается, Гриша так любит.

Почему-то всегда на выходные Зинаиде выпадало дежурство. А на чаепитие в эти дни, тоже непонятно почему, принято было готовить что-то мясное.

— Простите, я сегодня работаю. У меня ненормированный день, — тяжко вздохнула Зинаида и с самым несчастным видом поплелась к себе.

— Вот и ладно, — кричала под дверью Юнона. — Ужин приготовьте, а потом бегите работать. Вы еще успеете.

Зинаида предпочла не расслышать.

Она раскрыла тоненькую тетрадку, которая осталась еще с прежних расследований, вытащила из-под дивана ручку и задумалась. В сущности, картина вырисовывалась следующая: Нюра направлялась к машине, проходила мимо первого подъезда, и ее окликнул грубый голос. Грубый голос мог принадлежать как женщине, так и мужчине, здесь все ясно. Дальше — ее ударили чем-то по голове… Ой, и почему Зинаида не спросила у Василия, не находил ли он под лестницей или у подъезда тяжелых предметов? Надо будет спросить, когда кастрюлю понесет. Итак, Нюрку бьют по голове… Зачем? Хотят ограбить? А потом просто не успевают? Рискованно. Нет, Вася прав: Нюрку ограбить вовсе не хотели — ее собирались убить. Только бомж спугнул мерзавца. Скорее всего, когда появился Вася, преступник еще находился там, за лестницей, вместе с Нюркой… Ну а что было потом, ясно — Вася, обнаружив «подарочек» на своей территории, до смерти пугается, что его заподозрят, вытаскивает Нюрку к мусорным контейнерам, а там ее находят, вызывают медиков и милицию… Вот хорошо, что кому-то срочно потребовалось выкинуть ночью кресло, а так бы, пролежи Нюрка до утра, кто знает, что бы с ней стало…

— Зиночка! Мясо уже разморозилось! — вежливо напомнила о себе Юнона через закрытую дверь. — Как вы думаете, Зиночка, может, переложить сегодняшнее дежурство на плечи Нели? Думайте скорее, а то Григорий Фадеевич должен скоро с работы прийти.

В прихожей что-то загремело, шлепнулось и раздался возмущенный глас Нели:

— Нет, Зин, ты слышишь, да? Ее мужик больше всех жрать хочет, а я ему готовь! Зин, слышишь, что говорю? Юнона, а ну быстро к плите! Ходит тут в халатах китайских, как гейша, прости господи… Дашенька, не плачь, детка… тетя нехорошая, она мамочку нервирует…

Услышав, что соседки разбрелись по своим делам, Зинаида на цыпочках вышла из комнаты, ухватила пальто и выскользнула за дверь.

Теперь она неслась к Глафире Ферапонтовне.

Старушка, вероятно, только прибыла, потому что была еще закутана в шаль, когда приоткрыла на звонок свою дверь. Предусмотрительная бабушка выглянула в маленькую щелку, смерила Зинаиду цепким взглядом и безошибочно отчеканила:

— Корытская Зинаида Ивановна, сорока пяти годов, прописалася в нашем доме два года назад, первой группы крови.

— Ага, резус отрицательный, — непроизвольно добавила Зинаида.

— Входи, неча сквозняки гонять, — позволила старушка и загремела цепочкой.

Прихожая хрупкой бабушки больше всего напоминала камеру пыток — здесь аккуратно прислонился к косяку заржавелый топор с мощным топорищем, рядышком стоял молоток, на гвоздике висели две палочки на веревке, такие Зинаида видела в китайском боевике, и еще две бейсбольные биты прилежно торчали прямо возле двери. Зинаида просто глаз не могла отвести от такого арсенала.

— Это чтоба не лезли, — поджала сморщенные губы миниатюрная бабушка. — Хто знат, с кем придется свидаться, народ-то сейчас знашь какой пошел! А у меня прохфезия не спокойна.

— А вы… разве ж вы с такой-то битой управитесь? Вас же ею и того… по головушке-то… — не удержалась Зинаида.

— А вот и фигушки! — злорадно вытаращила глазки бабулька, скинула шаль, ухватила две палочки на веревочке и начала выделывать ими такие кренделя, что нижняя челюсть Зинаиды упала на шелковый шарфик.

Глафира Ферапонтовна с гиканьем крутила палочки, ловко перехватывала их руками и скрюченными ножками быстро перемещалась по маленькому коврику в прихожей. Зинаиде немедленно захотелось вежливо попрощаться и отбыть к себе.

— Ну как? — тяжело дыша, спросила бабулька, вешая палочки на место. — Чаво рот-то раззявила? Глянется тебе моя сноровка?

— А то! — криво перекосило Зинаиду.

— Я нарошно уроки брала. Китаец был самый что ни на есть настояшший. Такой мастер был, такой мастер — один против девятерых управлялся… Царствие ему небесное. Плавать не умел, утоп. А ты, девонька, проходи, сейчас и помянем его, узкоглазого.

Зинаида молча кивнула и безропотно продвинулась в комнату.

— Ты в кухню ступай, у меня там окно большое. А в комнате никудышное окошко, вон тот угол двора совсем плохо проглядывается, давеча пялилась, пялилась…

Зинаида перебралась на кухню, где хозяйка уже выставляла на стол угощения, не забывая косить одним глазом в окно.

— Ну садися, говорю же — помянуть надо.

После первой и единственной рюмочки бабушка Глафира раскраснелась, заблестела глазами и, хрустя огурцом, спросила:

— Ну и чего, Зинаида свет Иванна? За какой нуждой ко мне? Вот приглядуюсь к тебе сейчас, приглядуюсь, а собразить не могу. Когда ко мне другие-то бабы приносютси, я их с одного маха раскусываю: Вальке Сидоркиной про свово мужика узнать интересно, не гулят ли; Бобовой надо знать, чем ее сынок заниматся, не пьет ли, травкой не балуется ли; а Коркина из четвертого подъезда — ну така коровиста, помнишь? — та про всех жильцов гадости узнает. Ой, ну до чего ж баба вреднючая! Насобират сплетен, а потом выйдет на саму середину двора и давай всех помоями обливать. Так и брыжжит, так и брыжжит злобою! Я ей всегда говорю, что за ей участковый следит, она тода смирная делается. А вот тебя чего ко мне принесло?

— А что, участковый и в самом деле за Коркиной следит? — на всякий случай уточнила Зинаида.

— Да на кой ляд она ему сдалася? — отмахнулась бабушка. — Не быват его тута у нас! Не, вру, аккурат в прошлу неделю здесь в первый подъезд приезжали и участковый наш, и ишо какой-то мужик с им. Я все блюла, думала даже, грешным делом, что убили кого, пришлося поспрошать. Оказалось, нет, не убили, токо по голове приложили. Ну вот и как жа тут без молоточка в прихожей-то?

Зинаиде не хотелось раскрывать карты. Может, так из бабушки удастся вытянуть нужные сведения. Поэтому она поддела на вилку огурец, повертела его перед носом и совершенно равнодушно поинтересовалась:

— А вы не усмотрели, кто ее по голове приложил? Мне говорили, вы все примечаете.

— Примечаю, а как же, — согласилась бабулька. — Токо тут вот сплоховала. Не углядела. Да и как углядишь — я только проснулася, а возле первого подъезду ужо милиция топчется! Видать, вечером дело-то приключилось. А у меня рабочий день до семи. Стало быть, я свое оконное наблюдение токо до семи веду, позже ведь не видать не черта. Я уже говорила нашему управдому, вкрути, мол, фонари здоровые, чтоб видно было как днем. Говорю, всем жа удобно будет. Люди не будут пугаться ночью ходить, а ежли кого и споймают, дык я ж в один присест бандитов милиции сдам. Так ведь этот ирод никак не хочет народного-то блага! Вот и приходитси работать токо до семи.

Старушка так расстроилась, что вперилась взглядом в окно и надолго оставила Зинаиду без внимания, будто именно та не захотела вкрутить те самые здоровые фонари. Гостья поерзала на стуле, погремела ложечкой, хозяйка никак не реагировала, пришлось звонко хлопнуть ладошкой о стол и зычно заявить:

— А и в самом деле! Отчего это наш управдом не заботится? А если ему на вид поставить?

— Кого? — охотно повернулась старушка. — Кого ты ему поставишь, они сейчас, знашь, молодые-то, всякого навиделись.

Глафира Ферапонтовна повернулась, значит, можно было выспрашивать дальше.

— Я вот тоже про ту несчастную из первого подъезда слышала, — начала Зинаида, ковыряя вилкой квашеную капусту. — Ой, вы знаете, так испугалась, так испугалась… Думаю: вот хожу с работы вечерами, а кто-нибудь так же — тюк по голове-то. Да еще, не дай бог, силы не рассчитает, и либо вообще погибнешь в самом соку, либо будешь какой-нибудь… только на рефлексах будешь жить… Вы у нас во дворе никого случайно подозрительного не замечали?

Бабуся пожала плечами и разумно заявила:

— Это смотря по какому делу подозрительный. Вот, к примеру, у Севастьяновых дочка, всегда с папочкой ходит, вроде как ноты у ее там, а сама кажный раз с энтой папочкой в дом напротив бегает.

— Так, может, там ее учитель по музыке живет, — предположила Зинаида.

— Может. Токо никаких там учителей не проживало отродясь. У нас во всем дворе два учителя — Марья Трофимовна, она на пензии ужо, да бич энтот, как его… Вася. А в том доме зато Витька проживат. Такой оглоед, прости господи… Вот тебе и подозрительно. А тут ишо…

— Да и ладно с Витькой этим. Возле нашего дома и подъезда никто незнакомый не крутился? Может, высматривали кого или ждали? Или…

Старушка невозмутимо облизала пустую ложку:

— А как жа! И возле нашего дома крутилися. Сидела одна молодка на вашей скамейке, возле вашего как раз подъезду, да все голову вверх задирала, видать, ждала кого-то.

Зинаида сникла:

— Наверное, и в самом деле ждала.

— А кого? Я у вас в подъезде, почитай, кажну собаку знаю. Молодых у вас не водитси, чтоб подружек приводить, все уже перестарки, самые молодые — вроде тебя. Родственников таких тожа не наблюдаетси — люди здеся по сто годов живут, к им каких токо родичей не приезжало. А вот энта новехонька совсем была, незнакомая. У меня-то ить знашь, кака память! Один раз гляну — все, почитай сфотографирула!

— Но все равно… — не могла согласиться Зинаида. — Девушка как-то подозрений не вызывает. Могла просто идти, устала, присела на скамейку возле нашего подъезда…

— Ага, и ну по окнам глазами зыркать, да? Я вот жалею, что тогда пленки в фотоаппарате у меня не было, кончилася, а то б я… Вот так наводчицы и работают. Кого б у нас ограбили, а я уж тут как тут была бы, с пленочкой — нате, пожалте! Токо нету пленочки. А та молода бабенка посидела, потом подъехала машина, она туда занырнула, ее сграбастали и увезли.

— Но это днем было или вечером?

— Днем. Говорю ж тебе — не работаю я вечерами-то.

Зинаида тяжко вздохнула — не могла молодая женщина накинуться на Нюрку, если ее увезли еще днем. Выходит, не так уж и все известно бабе Глаше.

— Ну что ж, спасибо за угощение, — поднялась Зинаида. — Если вспомните что-нибудь интересное — звоните, мой телефон…

— Ага, давай-ка запишу, завсегда приятно с умным-то человеком побалакать. А ты, коль дело-то раскрутишь, не поленися ко мне забежать. Уж больно мне интересно — кто ж у нас так фулюганит, стервец.

Зинаида от удивления подергала бровями, но Глафира Ферапонтовна просто добавила:

— Да ты по-рыбьи-то ртом не шамкай, у нас во дворе, почитай, кажный знат, что ты того гада вычислила, который в вашей коммуналке жил. Уважаю! — хлопнула бабушка Зинаиду по плечу и расцвела всеми морщинками.

Зинаида только криво улыбнулась, как-то по-старомодному поклонилась и выскочила за дверь. Да уж, был такой момент, Зинаида расследовала дело. Но что об этом судачил весь двор, она и предположить не могла.

Дома пахло горелым мясом и луком. Зинаида вдруг вспомнила, что кроме загнувшегося огурца и кислой капусты у бабушки Глафиры она ничего не ела, и заторопилась к себе в комнату. Там, в столе, у нее всегда была припрятана палочка колбасы — осталась привычка еще с времен прежних жильцов, когда те пользовались ее холодильником чаще, чем своим.

— Зинаида! Немедленно к столу! — раздался властный приказ Григория из кухни.

Зинаида проблеяла что-то невразумительное, и тогда мужчина заявился к ней в комнату самолично:

— Что еще за выкрутасы? Значит, всего наготовила, а есть не собираешься? — грозно спросил, тщательно пережевывая кусок, который едва умещался во рту. — Сейчас я лично, этими вот руками…

Зинаида не стала дожидаться, когда Гриша пустит в ход «эти вот руки», быстренько пригладила волосы и направилась в кухню.

За столом уже сидели две дамы — Неля и Юнона, аккуратно тыкали вилочками в большую сковородку, где большими ломтями было нажарено мясо.

— Вот, Юнона, учись — и простенько, и вкусно, — кривился Григорий, пытаясь прожевать резиновый кусок. Потом стрельнул на Зинаиду лукавым глазом и прошамкал: — Зиночка, мне надо было на тебе жениться, всю жисть бы как лев жил — одними коровами питался! Как готовишь, как готовишь…

Зинаида терзала вилкой свою порцию «вкуснятины» и лениво отбрехивалась:

— Я вообще-то никак не готовлю… некогда мне… Сегодня Юнона ваша или Неля постарались…

У Гриши немедленно перекосилось лицо, и он обвел дам пристальным взором:

— Так, признавайтесь, кто из вас мясо испохабил?

Неля даже ухом не повела, уплетая за обе щеки, а вот Юнона Васильевна покраснела, вытянула шею и робко созналась:

— Ну я это, Гриша. А чего? Ты ж только что Зинаиду нахваливал?

— А ничего! — рыкнул Попов. — Я ж думал, она свой продукт приготовила, значит, мы, стало быть, сэкономили. За одно это и хвалил. А ты тут… Мало того, что холодильник нараспашку, запасы разбазариваешь, так еще и готовишь так, что еда в глотку не лезет! Один кусок уже полдня жую, как верблюд какой!

Разгневанный Григорий ухватил руками со сковороды еще один кусок и с грохотом вышел из-за стола.

— А по-моему, вкусно… — растерянно пролепетала Юнона.

— Ну да, только… только изнутри сырое мясо выглядывает, а сверху… — прокомментировала Неля, не переставая работать челюстями.

Однако с непрожаренным куском даже ее зубы не справились, и, не слишком задумываясь, Неля выкинула кусок в форточку. Такое разбазаривание продукта привело Юнону в состояние, близкое к истерике:

— Не нравится, не ешь! — со слезами в голосе выкрикнула соседка и в сердцах выдернула сковородку со стола и брякнула ее обратно на плиту.

Неля такого поворота событий не ожидала.

— Нет, ну куда убрала-то? — вытаращилась она. Потом вдруг сморщила лицо и плаксиво заголосила: — Во-о-от, даже мя-яса жалко… Мы с Дашенькой, может быть, всю жизнь на одной чечеви-и-ице держимся-я-я, а эта буржуйка… Поставь сковороду на место!

Юнона утешила уязвленное самолюбие, водрузила угощение на стол и сочла нужным провести воспитательный процесс:

— А я, кстати, давно хотела тебе указать, Неля! Сама-то ты, конечно, можешь и на чечевице жить, но вот ребенка голодом морить…

— Чего эт я голодом? — возмутилась Неля, забыв про слезы. — Дашутка у меня, может быть, такие деликатесы вкушает, какие ты и не пробовала! Сама не доедаю, а ей…

— Вот то-то и оно — суешь девчонке, что сама не доела!

— А я говорю: Дашка у меня питается как на убой! Она, знаешь, сколько весит… она скоро меня перегонит!

— Я, конечно, не спорю никогда, но чтобы тебя, Неличка, перегнать, надо по центнеру силоса в день съедать, — перекривилась Юнона и назидательно продолжала: — Не знаю уж, как ты ее там кормишь, но ребенку нужно полноценное питание. И, опять же, развитие достойное. Ну вот что за безобразие — уже полтора года девчонке, а она даже говорить не хочет!

Неля запыхтела паровозом: готовилась дать серьезный отпор, но рот был занят. От новой порции наставлений Юноны Нелю спас звонок в дверь.

— Ну и что это за выкидыши из окна?! — свирепо щурился сосед с нижнего этажа, двумя пальцами отдирая непрожеванный Нелин кусок со своей вычурной шляпы. — Я, главное дело, к своей пассии собрался… то есть мы с ней в театр собрались, а тут на меня выбрасывают всякие помои! Я теперь как мусоропровод у вас, да?! Так, я немедленно иду в милицию! Пусть они вас всех выселяют оптом!.. Хотя не, вот эту тетку можно оставить, — ткнул он толстым пальцем в сторону Зинаиды. — У вас портвейн дешевый. А вы…

И он снова задохнулся.

— Вот, — победно вытаращилась Неля на Юнону. — И ты мне еще говоришь, что умеешь готовить! Обычный человек с улицы и то сразу сказал: мол, твое кушанье — помои!

— Так вы на меня вот эти куски… А что они вообще такое? Птенцы дохлые, что ли? — брезгливо сморщился парень.

— Не птенцы, а, простите, часть коровы…

Глаза у парня стали наливаться кровью, и Зинаида срочно бросилась спасать ситуацию.

— Знаете, вы со своей пассией ступайте вместо театра в наш бар. Там сегодня новый портвейн завезли! Я сейчас позвоню, и вас обслужат по высшему классу! В театр вы все равно опоздали, а в наш бар можно и того… вовсе без голов… я имею в виду — вовсе без шляпы!

Парень помялся, потом выторговал двадцатипроцентную скидку и только после этого удалился.

Юнона облила Нелю высокомерным взглядом и процедила:

— Тебе, Неллия, надо ребенка в садик сдать. Пусть девочку воспитывают порядочные люди, которые в окна говядиной не кидаются. Чему Дарья у тебя научится? Да и тебе не дело дома киснуть. Тоже мне, мадонна с младенцем… Надо выйти на приличную работу, получать хорошие деньги, а потом…

— Нет! Ты мне скажи сначала, где ту приличную работу найти, — прожевала наконец мясо Неля. — Какой идиот мне хорошие деньги платить станет, если у меня образование незаконченное низшее? И про садики… Я вон по телевизору смотрела — если нам сейчас в очередь встать, она как раз ко второму классу подойдет. Умная прям такая вся! Своих детей не завела, советуешь… И забирай свое мясо! Ишь, пожалела, его вон даже кот есть не хочет! Господи, и чего только не наешься, чтобы сохранить соседские отношения…

Зинаида посмотрела на Мурзика. Хлебосольная Юнона и ему выделила кусочек говядины. А может быть, просто уронила. Во всяком случае, перед котом лежал кусок, и котяра брезгливо трогал продукт лапой, решая, поиграть с этим сухариком или уже взвыть и попросить нормальной еды.

— Зинаида, не выходи замуж, — задумчиво проговорила Юнона, подперев щеку. — Оставайся вечной девушкой на выданье… Ну или просто девушкой…

Зинаида поблагодарила соседку и осторожно поинтересовалась, как бы между прочим:

— Мне никто сегодня не звонил?

Тут же в дверях кухни появилась голова Григория.

— Об этом, Зинаида, даже не беспокойся. Я уже всех отвадил, теперь никто не звонит. Ты бы мне за это коньячку принесла с работы. Отвадил ведь, а то все звонят и звонят, порочат честное имя Зинаиды Корытской! И ведь добро бы замуж кто взял!

— Да кто ж меня возьмет, если ты всем сообщил, что я уже в трехкомнатной квартире живу?! — вспылила Зинаида и удалилась к себе.

На следующий день была суббота. Не надо было никуда идти, никого не хотелось видеть, а потому Зинаида подниматься не торопилась. Она могла бы пролежать еще часика два, если бы не жалобное пение Мурзика за дверью. Вчера она не впустила его к себе, и он сегодня с раннего утра исходил кошачьими слезами. Ничего страшного бы не случилось, если бы Мурзик полежал и на кухне, но к его воплям присоединился бас Григория:

— Зинаида, немедленно открой животному! Я не про себя, это тут у тебя кот мучается, то ли ласки требует, то ли рыбы. Зинаида! Ты спишь, что ли? Мурзинька, кыс-кыс-кыс… ори громче, хозяйка у тебя глухая на оба уха. Зи! На! И! Да!

Зина резко вскочила, надела халат, гневно распахнула дверь и только приготовилась устроить соседу выволочку, как в коридоре появилась благоухающая Юнона.

— Гришатка, а мы сегодня разве не собираемся к маме? Она звонила — приготовила нам чудесные вареники из вишни. Зиночка, вы любите вареники из вишни?

Зинаида медленно гасила раздражение.

— Да не расстраивайтесь вы так из-за этих вареников, — по-своему понял ее состояние Гриша. — У матушки опять, наверное, клюква скисла, вот она и напихала ее в тесто. Я пробовал — ужасная гадость.

— Гриша! — приготовилась зарыдать Юнона и удалилась в свою комнату, высоко задрав голову.

Уже через секунду она появилась снова, теперь уже наряженная, как новогодняя елка — в блестящей, точно фольга, кофте, в шелковой шали, где по черному фону были щедро раскиданы крупные цветы непонятного вида, губы алели чуть не до самого носа, а брови убегали к ушам. Юнона себя чувствовала красавицей, оттого была холодна и высокомерна.

— Григорий, я к маме. Если соберешься, знаешь, где меня найти.

И удалилась.

Сразу после ее ухода Григорий начал собираться. Правда, совсем не на поиски жены. Он быстренько созвонился со своим коллегой по трактору, и свободные мужчины организовали мальчишник в ближайшей пивной.

Зинаида вспомнила, что уже давненько не была у дочери, и решительно уселась перед зеркалом. Спустя минут двадцать она уже, моргая щедро накрашенными глазами и поправляя высоко взбитую челку, натягивала сапоги и выслушивала Нелины жалобы на жизнь.

— Вот как хорошо, когда родни-то много, — печалилась та. — Одни к матери, другие к дочери идут, и только мне, бедняжке, некуда податься. Ну ничего, вот скоро я Дашку замуж выдам — и сразу же в ресторан! Зин, ты только представь, я ведь ни разу в ресторане не была. А у меня уже и платье приготовлено.

Зинаида быстренько подсчитала, что в ресторан Неля отправится как раз лет эдак в шестьдесят пять, и вошла в положение:

— Чего уж до старости ждать, давай я завтра с Дашей посижу, а ты сбегай. У нас недалеко неплохой ресторанчик есть.

— Ой, — расхохоталась Неля, — да с кем мне сейчас-то идти? Я уж лучше потом, со сватьей. А сейчас… Одной неудобно, вдруг кавалеры нападут, а я и отбиться не смогу.

— Ну с Поповыми сходи, с Юноной и Григорием.

— А с Григорием, точно тебе говорю, ни один кавалер напасть не решится, — поджала губы женщина. — Он хоть из деревни и удрал, а повадки остались бычачьи.

Зинаида только развела руками, а затем продиктовала:

— Значит, так: если мне позвонит мужской голос, скажи, пусть оставит телефон. И передай, что замуж я вовсе не выходила. Запомнила? И скажи, что я сейчас у Насти, у дочери. Он должен знать ее номер телефона.

— А если позвонит женский голос?

— Ты, Неля, прям как маленькая! Какой еще женский голос? Ну уж если позвонит, говори что хочешь.

У дочери Насти время пролетело незаметно. Не успели женщины обсудить и половину новостей, как на город опустился поздний вечер.

— Ой, мам, оставайся у нас, — заканючила Настя, цепляясь за руку матери, как в детстве. — Мы с тобой пирог испечем, а?

— Ну какой пирог, Настя? — нежно укорила дочку Зинаида. — Скоро лето, сарафанчики открытые, бикини там всякие, а я после пирога! Нет уж, надо о фигуре подумать. Кстати, я собираюсь заняться гимнастикой, я по телевизору видела… Ой, об этом в другой раз! Александр меня проводит?

На улицу они вышли втроем. Весна вдруг вспомнила про плюсовую температуру, лужицы растаяли, и в вечернем воздухе уже веяло потеплением. И так было славно, спокойно, тихо, так трепетало сердце в предчувствии лета, что Зинаида, заявившись домой, немедленно стала над собой измываться.

Сначала она, как и хвасталась дочери, занялась гимнастикой — закидывала ноги за голову, складывалась в немыслимые фигуры и старательно приседала, щелкая коленками. Потом женщина собрала кое-какие скляночки, баночки и надолго закрылась в ванной. И только около трех часов ночи усталая, но довольная нырнула под одеяло и зашлась богатырским храпом.

Назавтра она проснулась в таком состоянии, как будто по ней ездили танки — все тело ломило, ноги не гнулись, а шея отказывалась поворачиваться.

— Мурзон, — слабо простонала Зинаида, сползая с кровати на четвереньках. — Ты мне шею не погреешь? Или там массаж какой-нибудь лапками, а? Ведь пишут же — кошки лечат от… Господи, от какой же заразы они лечат-то?

Кот вытаращил круглые глаза и с диким недоумением наблюдал за ползаньем хозяйки.

— Надо просто еще раз разогреть мышцы… — объяснила себе «гимнастка» и попробовала разогнуться.

В кухне Юнона с Григорием и Неля с Дашенькой напряженно прислушивались к непонятным стонам, сдержанным всхлипам и странному кряхтению, доносившимся из комнаты ответственной квартиросъемщицы.

— Так… Доигрались… — долбанул ладошкой по столу единственный мужчина, блюститель нравственности. — С кем вчера заявилась домой Зинаида? Не юлите мне глазами! Отвечайте, как в школе! Я спрашиваю — с кем?!

Женщины переглянулись.

— Гриша, ну кто за ней следит-то? Я, например, чинно спала, пока ты пьяный в зюзю не приплелся, — отчиталась Юнона.

— А мы с Дашкой и вообще… — испуганно затараторила Неля. — Дашка вчера днем не спала и вечером чего-то капризничала. Я ее качала-качала, мы так и уснули обе, закачанные. Я вообще только в десять поднялась.

— Понятно, — насупился Гриша. — У вас тут черт-те кто по ночам околачивается… Зинаида, немедленно выходи! Мы все знаем! Мы сейчас…

Дальше говорить не имело смысла — дверь комнаты Зинаиды отворилась, и появилась сама Зинаида, прямая, как шест.

— Здрассть, — с перекошенной улыбкой поздоровалась она и на негнущихся ногах поковыляла в ванную.

Неля тут же подскочила и заглянула в ее комнату — никого. Поповы тоже лично убедились, что посторонних в комнате не наблюдалось, только Мурзик жмурился на подоконнике и строил ехидные кошачьи рожи.

— Никого, — подтвердил Григорий. — А с кем же тогда… Я не понимаю, чего сопеть-то тогда? У нее даже телевизор не включен!

— А зачем телевизор? — появилась за их спинами Зинаида. — Гимнастикой и без него заниматься можно. А что случилось?

— Конечно, ничего, — поджала губы Юнона Васильевна. — А что это за гимнастика такая, от которой всех соседей можно в ужас привести? Мы уж подумали, тебя там кто-то душит!

— Не, я-то, честно говоря, на другое подумал, — наивно признался Гриша. — Но гимнастика это… Та-а-ак, бабы! Кто еще не сделал утреннюю зарядку, в одну шеренгу становись!

— Во! — сунула ему Неля под нос здоровенную фигу и спряталась в своей комнате от греха подальше.

Зинаида тоже юркнула к себе, и только несчастная Юнона, вытянувшись веревкой, принялась ожесточенно дергать длинными худыми руками, вскидывать колени и вертеть тазом, как того требовали спортивные команды мужа. Уже закрывая за собой дверь, Зинаида услышала, как от мадам Поповой исходят стоны, всхлипы и кряхтение.

Наблюдать за стараниями соседки у Корытской не было времени — она торопилась к Нюре в больницу. Правда, торопиться ей только хотелось, а вот получалось плохо, вся она двигалась будто на шарнирах. В автобусе ей даже сочувственно уступили место, после того как Зина с трудом вскарабкалась по ступенькам.

Подруга же, едва завидев в дверях знакомую фигуру, недовольно затрубила:

— Ой, а чего ты одна-то? Я уж думала, она мне преступника в наручниках притащит, а она… Зин, а чего с тобой такое-то? Это тебя чего, на нервной почве так колбасит?

Зинаида доплелась до Нюркиной кровати и плюхнулась чуть не на больную ногу Тюриной.

— Нет, не на нервной. Я вчера мышцы перенапрягла, понимаешь, к лету себя готовила, и вот…

— Я фигею! — шлепнула Нюрка по одеялу. — Ей мозги напрягать надо, а она мышцы! Я ж тебе заказывала — притащи мне преступника! Интересное дело, кому-то там нашла бандитов, а для любимой подруги даже завалящего хулиганишку припереть не хочешь, только мышцы качаешь!

Зинаида уныло посмотрела в окно и пробубнила сама себе:

— Спокойно, Зинаида, спокойно. Чего с нее взять, голова теперь у Нюрки с самой настоящей дырой… ума и раньше-то не было, а сейчас…

— Ты чего там бормочешь? — вскинулась Нюрка. — Сама, главное… а я без мозгов получаюсь?

— А если у тебя мозги есть, так соображать же надо — кто меня сюда с наручниками пустит, а тем более с преступником? На кой черт его в больницу-то тащить, если он по всем правилам в милиции должен быть?

Нюрка пошлепала ртом, а потом заявила:

— А потому что я потерпевшая и… и хочу ему вот так вот в глаза посмотреть! Да!

— И где я тебе преступника найду за два дня? Ты прям вообще! — обозлилась Зинаида и плюхнула на кровать пакет с фруктами. — Ешь давай бананы, для тебя самая подходящая пища.

— Чего ты мне все бананы таскаешь, будто я обезьяна какая? — уже примирительно проворчала Нюрка. Однако сунула в рот гостинец и несколько виновато сообщила: — Я чего кричу-то? Я ж боюсь! А вдруг он сюда залезет?

Зинаида тоже ухватила банан и покачала головой:

— Нет, не залезет. Мне вообще кажется, что тебя просто хотели ограбить.

— Не смеши меня, в самом деле! Хотели ограбить, а взяли только телефон и двести рублей денег? — невесело фыркнула Нюрка Тюрина. — Можно подумать, с меня больше и взять нечего!

— У тебя деньги не преступник взял. Их Вася вытащил, в качестве вознаграждения за твое спасение. И телефон он же прибрал.

— А тот изувер тогда чем занимался? — напряглась Нюрка. — Может, я чего не помню? Ты уже что-то узнала, да? Ты, Зин, мне все выкладывай, а то, я ж тебе говорила, у меня память стала ни к черту, вот тут помню, а тут не помню. Чего там со мной случилось-то?

Зинаида еще немного пожевала фрукт и принялась докладывать свои размышления:

— Мне кажется, что тебя просто хотели ограбить. Поэтому этак легонечко по головушке тюкнули и в подвал сбросили.

— Ни фига себе «легонечко»! Нет, Зин, меня нормально долбанули. Врач говорит, что я чудом жива осталась.

Зинаида беспечно махнула рукой:

— А, ну тогда, значит, хотели убить. Опять же с целью ограбления. Ударили и скинули в подвал, чтобы уже там, без помех, выгрести у тебя все, что можно. И сережки твои снять. Но грабителя спугнул Вася. Поэтому он и слышал какие-то звуки. Понятно?

— Ага. А кто такой Вася? — выпучив глаза, спросила Нюра.

— Вася, это тот страшный, который тебя по ступенькам тащил. Бомж наш. Между прочим, у него высшее образование, он учителем работал.

— Ага… и он меня на помойку, да? Зачем?

— Затем, что там проходимость большая, народ там часто толчется. И ведь все он правильно рассчитал — тебя в тот же вечер и нашли. А если бы он не появился… Нюр, ты не бойся, грабители на тебя случайно вышли, значит, второго раза не будет. И уж конечно, сюда они не полезут. Чего с тебя здесь снимать-то? Бинты, что ль?

Нюрка все еще не верила и продолжала настаивать:

— И все равно ты их найди. Давай, Зин, так сделаем: как будто я тебя детективом наняла. У меня деньги есть, ты же знаешь. Я заплачу. Только ты найди их, ладно?

— Да ну тебя, с деньгами твоими… Грабителей, между прочим, я еще не искала. Они же могут кем угодно оказаться. Вот так просто шли себе на вечернюю работу, какой-нибудь магазин грабить, а тут им ты навстречу, вся в брюликах. Ну и, конечно, у них сразу профессиональный азарт разыгрался… Слушай, Нюр, а чего это мы все время «они» говорим? У них что, в тот вечер бригадный подряд был? — вдруг спросила Зинаида.

Нюра почесала бинт на голове и пожала плечами:

— Не помню. Даже больше тебе скажу — не видела.

— Вот ты какая. С меня преступников требуешь, а сама даже разглядеть их толком не догадалась, — вздохнула Зинаида.

Теперь уже Нюра почувствовала себя виноватой:

— Зато… зато ко мне приходили из милиции, и я им ничего не рассказала.

— Вот это ты мне сувенир подарила, — съязвила Зинаида. — Лучше бы рассказала, быстрее бы дело пошло.

— А если мне больше нечего рассказывать? А остальное они и так знают. Ты, Зина, ищи себе спокойно. Я вот так подумала: в глаза-то преступнику я в любой момент могу посмотреть, правда же? Мне сначала надо в себя прийти, чтобы волосы, лицо и все остальное стало как прежде. Чтоб его совесть заела, как меня увидит, что он такую красоту хотел из-за каких-то брюликов…

Конец ознакомительного фрагмента.