Корона из жемчуга и кораллов

Мара Резерфорд, 2019

На протяжении многих поколений наследные принцы Иларии женились на самых красивых девушках из деревушки у моря. Всю жизнь Зейди готовили к тому, что однажды она станет частью королевской семьи. Но девушка не хотела уезжать и расставаться со своим возлюбленным. И тогда она придумала план: прикоснуться к медузе и нанести себе жуткие шрамы… У родителей Зейди не осталось выбора, кроме как отправить в Иларию ее сестру, Нору. Девушка прибыла в королевство и вскоре узнала, что ее будущий муж – холодный и одержимый тиран, а стены замка скрывают жестокое убийство. Принц задумал коварный план, угрожающий жителям деревни, а в королевстве назревает восстание. Норе предстоит придумать, как уцелеть самой, защитить близких и не раскрыть главный секрет кровавого коралла…

5

Кроме смутившего меня взгляда незнакомца, я встретила еще один — прожигающий меня насквозь взгляд мамы. Что ты сделала? — безмолвно потребовала ответа она. Но времени для объяснения не было. Губернатор жестом попросил нас всех сесть, и мое место оказалось между Сэми и Зейди, прямо напротив Талина. В моей голове гудел миллион мыслей. Всегда ли иларийцы отправляют посланника после церемонии? Для того ли он приехал сюда, чтобы убедиться, что Зейди действительно самая прекрасная девушка в Варинии? И кстати, кем на самом деле он был для короля?

Я украдкой бросала на него взгляды, настолько незаметно, насколько могла, хотя я должна была бы кротко держать взор опущенным, как Зейди. Он был высоким, его загорелая кожа была такого же оттенка, как и моя. Его каштановые волосы были пронизаны золотистыми прядями, которые мама терпеть не могла, но сомневаюсь, что даже она смогла найти изъяны в его классически правильных чертах лица и атлетическом телосложении. Его глаза были поразительного сине-зеленого цвета, и, когда им следовало бы быть прикованными к губернатору Кристосу, сидящему слева от него, или отцу, сидящему справа, или, по крайней мере, на Зейди, не раз я замечала, как они изучали меня.

Мама и Элиди сидели в молчании на протяжении почти всей трапезы, позволив мужчинам разговаривать между основными блюдами. Еда была свежей и вкусной, но я была слишком встревожена, чтобы есть. Мама ведь не собиралась объявить о помолвке сейчас, так ведь?

— Иларийцы всегда отправляют кого-нибудь для одобрения выбора старейшин? — спросил отец.

Я слишком нетерпеливо подалась вперед, и Зейди предостерегающе положила палец мне на бедро.

Талин отложил вилку и повернулся к моему отцу.

— Я так не думаю, хотя совершенно очевидно, что я впервые переживаю подобный опыт. Я представляю, насколько это, должно быть, необычно для всех вас, впервые увидеть иларийца вживую.

— Уверена, что не более странно, чем для вас, — сказала мама, а ее губы изогнулись в радушной улыбке. Сейчас она находилась ближе, чем когда-либо, к королевскому дворцу, и она всецело была довольна собой. — И что вы думаете по поводу нашей милой Зейди? Мудрый ли выбор сделали старейшины?

Она просто не могла упустить шанс похвастаться. Талин улыбнулся, но его улыбка не коснулась глаз. Что-то мне подсказывало, что он видел мою маму насквозь, и мне он за это нравился.

— Она самая красивая девушка Варинии, какую я когда-либо видел, — ответил он.

Мама просияла, пока до нее не начал доходить смысл его слов. Ведь он видел только Зейди и меня. Вопреки, казалось бы, косвенному пренебрежению по отношению ко мне я чуть не рассмеялась, когда ее улыбка потускнела.

— Принц Сирен — счастливец, — добавил Талин, и я ощутила, как напрягся возле меня Сэми. — Я и представить не могу кого-то более очаровательного.

Но, произнеся это, его взгляд переместился с Зейди на меня. Я посмотрела в сторону, мой шрам обожгло, поскольку кровь прилила к моему лицу, но разговор возобновился, будто больше никто этого не заметил.

— Вы очень хорошо питаетесь, — сказал Талин. — Эта еда восхитительна.

Я бросила на Сэми острый взгляд, желая, чтобы он молчал, но даже если бы он увидел мой взгляд, то этого было бы недостаточно, чтобы его остановить.

— Это очень торжественное событие, милорд. Уверяю вас, что мы не питаемся так каждый день. И тем более обычные селяне.

Отец Сэми смерил его таким взглядом, которому удалось сделать то, что моему было не по силам. Несмотря на напускную браваду Сэми, я не могла себе представить, чтобы он когда-либо противостоял своему отцу.

Талин откашлялся, чтобы сбросить напряжение.

— Какова численность населения Варинии? — спросил он.

— Приблизительно пятьсот человек, — ответил отец. Он помогал губернатору Кристосу отслеживать нашу численность. — В определенный момент нас было почти шестьсот, но за последние несколько поколений численность нашего населения сократилась.

Талин нахмурил брови.

— Почему так?

Отец взглянул на Кристоса, как сделал Сэми. Они оба знали правду: в семьях рождается меньше детей, потому что родители просто не смогут их прокормить.

Губернатор обнажил свои зубы в улыбке, больше походящей на гримасу.

— Наш гость не желает выслушивать подобного рода вещи сегодня. Мы собрались здесь, чтобы праздновать. — Он потянулся к кувшину с вином и наполнил бокалы, включая мой и Зейди, а затем поднял свой и жестом попросил остальных сделать то же самое. — Не только то, что Зейди вскоре составит вам компанию в поездке в Иларию, у наших семей есть и другое основание для радости.

Поднятый мной бокал опасно наклонился, поскольку я осознала, что происходит.

Кристос повернулся к нам с Сэми.

— За Нору и Сэмиэля. Ваш грядущий союз наполнит мое сердце радостью. И теперь две наши семьи объединятся в одну, о чем я всегда мечтал. Талос благословил нас всех. — Он поднес бокал к губам и выпил, как и мама, отец, Элиди и Сэми. А Зейди повернулась, чтобы посмотреть на меня, и под ее взглядом меня будто парализовало.

Сэми мягко толкнул меня локтем.

— Пей.

— Я…

Я ахнула, когда глаза Зейди закатились, и она свалилась на мешок с зерном. Все остальные бросились ей на помощь, а я все еще не двигалась, застыв в шоке, пока Сэми не взял меня за руку.

Его прикосновение заставило меня отдернуть руку.

— Не сейчас, — прошептала я.

Отец уложил Зейди на спину, она моргала, глядя в потолок, а ее лицо побледнело.

— Она в порядке? — беспомощно осматриваясь, спросила Элиди. — Она ведь не расстроилась, так ведь?

— Просто дыши, — говорил отец Зейди, которая ловила ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. — Все будет хорошо.

Элиди повернулась к маме.

— Разве она не рада за свою сестру?

Но мама не ответила, продолжая тщетно обмахивать лицо Зейди бумажным веером.

Губернатор схватил сына за руку и рывком поднял его на ноги.

— Да что с ней такое?

— С ней ничего не случилось. Она просто удивлена, — сказал Сэми.

— Между вами двоими что-то происходило? — прошипел губернатор.

— Конечно, нет, — одновременно крикнули Сэми и мама.

Я посмотрела на Талина, о котором все остальные на время забыли. Он поднялся на ноги и молча стоял, наблюдая за нами. Когда наши с ним взгляды встретились, он поднял бровь, как бы спрашивая: Что ты обо всем этом думаешь?

Я гадала, сколько он успел подслушать из нашего с Сэми разговора. Мне казалось, что выражение его лица говорит: Все.

— Я в порядке, — произнесла Зейди, заставляя себя сесть. — Сегодня я провела слишком много времени на солнце и недостаточно пила. Может кто-нибудь подать мне немного воды, пожалуйста?

Элиди бросилась на кухню за стаканом воды, которую расплескала, спеша вернуться к Зейди.

— Вот, держи. Сегодня было ужасно жарко, не так ли, Каллиопа?

Моя мама пробормотала что-то себе под нос и растолкала всех с дороги, чтобы помочь Зейди подняться на ноги.

— Ты ведь в порядке, Зейди?

Она кивнула, потупив глаза в пол. По сжатой челюсти я могла сделать вывод, что она тщетно пытается сдержать слезы.

Когда все вернулись за стол, Талин снова поднял свой бокал.

— За Нору и Сэмиэля, — сказал он.

На этот раз я выпила, поморщившись, когда жидкость коснулась моего языка. Напиток был намного крепче, чем разбавленное вино с празднования после церемонии. Талин наблюдал за мной поверх ободка своего бокала, его глаза восторженно мерцали. Сидевшая рядом со мной Зейди поднесла к губам бокал и опустила его, не отхлебнув, не моргнув и не улыбаясь. Я хотела сказать ей, что в этом нет ни моей вины, ни Сэми, что никто из нас этого не хотел, но я не могла сделать этого здесь.

Наконец, когда все тарелки опустели, взрослые, извинившись, вышли поговорить на балкон.

Талин помедлил. Он еще не был таким взрослым мужчиной, какими были отец и губернатор, но он и не был мальчиком, как Сэми. Я уже была готова отвести в сторону Зейди, чтобы поговорить, когда он остановился прямо передо мной. Я сглотнула и подняла взгляд, примечая его влажные завитки на шее и висках. Должно быть, он плавился внутри под этой тяжелой тканью. И поделом ему за то, что ухмылялся мне.

— Поздравляю с помолвкой, — сказал он низким голосом. В его акценте не было той резкости, которая была в акценте того иларийского мужчины, которого мы встретили на плавучем рынке.

Выражение благодарности ему за эти слова слишком смахивало бы на то, что я была добровольным участником помолвки, поэтому вместо этого я просто склонила голову. Он настолько близко стоял ко мне, что каемка моего наряда почти касалась его черных туфель. На контрасте со столь темным цветом красный вдруг перестал мне казаться таким кричащим.

— Как вам пребывание в Варинии? — спросила я, мой голос звучал, как мне показалось, тонким и детским. Какой же, должно быть, наивной я кажусь такому человеку, как Талин.

— Я пробыл здесь совсем недолго, — ответил он. — Всего несколько часов. Но радушие и энергия этого места подобны небольшому затишью посреди шторма.

Я снова подняла взгляд, изумившись подобранным им словам.

Должно быть, он прочел смятение на моем лице, потому что он снова открыл рот, чтобы заговорить, прежде чем я успела ответить.

— Талин, прошу, присоединяйтесь к нам, — позвала его Элиди из дверного проема.

Он закрыл рот и поклонился мне.

— Прошу меня извинить, миледи.

Талин последовал за Элиди к двери, но остановился у порога, оглянувшись на меня и мягко улыбнувшись. Я отвернулась, покраснев.

Сидящая за столом Зейди выглядела совсем маленькой и одинокой. Мне стало стыдно, что я разговаривала с Талином, хотя должна была быть со своей сестрой, и я бросилась в ее сторону, но она будто бы отказывалась меня узнавать.

— Сестра, пожалуйста, посмотри на меня.

— Вы знали об этом и ничего мне не рассказали, — сказала она срывающимся голосом.

— Мы только недавно узнали и надеялись поговорить с ними об этом. Но мы и понятия не имели, что они собираются объявить помолвку уже сегодняшним вечером.

Она подняла бровь.

— Мы? Вы теперь «мы»?

Я бросила взгляд на Сэми, молчаливо стоящего по другую сторону от Зейди. Он пытался взять мою сестру за руку, но та убрала ее обратно на колени, даже не глядя в его сторону.

— Этот выбор делали не мы, Зейди, — сказал Сэми. — Ты знаешь, что, если бы я мог, я бы женился на тебе. Но ты уезжаешь.

— Ты так говоришь, будто я хочу этого, — сказала она, наконец посмотрев ему в глаза. — Скажи своему отцу, что ты любишь меня и что хочешь на мне жениться. Он не обязан отправлять меня в Иларию. Он может отправить Элис. Или Нору.

Я вздрогнула от ее тона.

— Это решение принимал не губернатор. Кроме того, уже и посланник тебя видел. Старейшины не могут просто так заявить, что они изменили свое решение.

Ее слезы наконец брызнули из глаз и потекли по щекам.

— Почему нет?

— Ты самая прекрасная девушка из когда-либо живших в Варинии, — сказал Сэми. — Они просто не могли выбрать кого-то другого.

— И все же я тебе не нужна.

Он провел пальцем по щеке Зейди, ловя ее слезы. Я отвернулась, не желая быть свидетельницей настолько интимного жеста.

— Я никогда не хотел чего-то больше, чем жениться на тебе. Мы все попали в ловушку планов бога, как рыба в течение.

Она ухватилась за его тунику.

— Тогда плыви против него. Измени план. Не позволяй им забрать меня у тебя.

Он прижал Зейди к груди и положил подбородок ей на макушку, и она зарыдала, прижавшись к нему, я никогда прежде не видела ее такой опустошенной.

Во мне нарастали злость и отчаяние. Это не могло быть божественным планом для нас. Все это так неправильно.

Я вышла через заднюю дверь дома и остановилась на аллее, где меня внезапно ударил порыв горячего ветра. Красная ткань моего платья взметалась вокруг моего тела, а косы ударяли по лицу. Я облокотилась руками о балюстраду, когда-то принадлежавшую иларийскому кораблю, и наклонилась навстречу ветру, взывая молитвами к Талосу. Но если он меня и услышал, то ему нечего было мне ответить.

Позже, после того, как мы попрощались с губернатором и его семьей и вернулись домой, Зейди опустилась на нашу кровать и отвернулась от меня, прежде чем я успела вымолвить хоть слово. Я увидела, как ранее она взяла Сэми за руку, когда взрослые не видели. Она уже простила его, но все еще не простила меня. Мне оставалось провести с ней всего пять дней, и я гадала, сколько из них я упущу из-за ее гнева. Моя ладонь зависла в воздухе над ее плечом, но она только дальше отодвинулась от меня, поэтому я ретировалась на свою половину кровати, чувствуя, как в темноте разгорается моя собственная злость.

Ничего из этого не было моим выбором. Она должна была это понять. Она знала, что я не люблю Сэми, что если бы я могла, то поменялась с ней местами. Возможно, ей просто нужно было кого-то обвинить — но я бы хотела, чтобы мне не пришлось быть этим кем-то.

Той ночью мой сон был лихорадочным, временами было слишком жарко, а иногда — слишком холодно, я металась, то сбрасывая одеяло, то укрываясь им вновь. Когда я проснулась утром, оцепеневшая и изможденная, половина кровати Зейди уже пустовала. Я вышла на балкон, ожидая найти там свою сестру-близнеца, но ее и там не оказалось.

Море сегодня было спокойное, темно-серо-синее, оно исчезало за горизонтом, где ленивое солнце медленно поднималось из воды. Я всегда любила наблюдать за восходами и закатами, меня восхищала первозданная красота природы. Но сейчас мой живот снова скрутило, как это слишком часто стало случаться за последнее время. Мысль о том, что я проведу еще сто лет с этим ощущением, сводила с ума.

Я уже собиралась встать и зайти в дом, когда услышала шум из-под дома. Я подкралась к краю балкона и посмотрела вниз.

В лодке сидели и шептались Сэми с Зейди.

Я открыла рот, чтобы позвать сестру, имя Зейди повисло на кончике моего языка, когда Сэми подался вперед. Следующим, что я помню, был их поцелуй.

На мгновение я просто таращилась на них двоих. Я уже видела раньше целующихся людей — в основном своих родителей, иногда других молодых людей на празднике или в лодке, когда они думали, что их никто не видит. Но сейчас это была моя близняшка и Сэми. И это не было просто коротким поцелуем. Они до сих пор целовались.

Я вернулась назад и сделала вид, что и дальше наблюдаю за восходом солнца. Если Зейди и Сэми хотели целоваться, какое мне было до этого дело? Я не любила Сэми так, как она. Я не хотела его целовать.

Но, опять же, действительно ли я хотела, чтобы моя сестра целовала моего будущего мужа? Я нахмурилась и поковыряла щепку в деревяшке. Мама бы ужаснулась, если бы узнала. Не то чтобы я когда-нибудь об этом рассказала, но факт остается фактом. Как бы сильно я ни хотела, чтобы моя сестра осталась в Варинии, маленькая часть меня была признательна, что до ее отъезда осталось всего несколько дней. Больше так не могло продолжаться.

Должно быть, Зейди вернулась и вошла через дверь, поскольку через несколько минут я услышала, как она прошлепала по балкону позади меня. Одеяло накрыло мои плечи, когда она присела рядом со мной, положив свою голову в изгиб моей шеи, который будто был создан для нее. От сестры исходил аромат древесного дыма и морской соли, а еще это был аромат именно Зейди. Когда наши длинные ноги вместе свисали с края, отбрасывая тени на водную гладь, я отогнала мысль о том, что однажды Сэми тоже, возможно, будет сравнивать наши запахи.

Мама и отец еще спали и, скорее всего, проснутся не скоро, судя по тому, сколько вина они выпили прошлым вечером. Даже моя собственная голова была до сих пор затуманена из-за тех нескольких глотков, что я с трудом смогла вчера выпить.

— Нора.

— Ммм?

Зейди подняла голову с моего плеча, и неожиданно отсутствие ее тепла оказалось намного более ощутимой потерей для меня, чем предполагалось.

— Прости за прошлую ночь.

— Тебе не за что извиняться.

— Есть за что. Я думала только о себе, когда ты просила об этом не больше, чем я. И раз уж Сэми и должен жениться на ком-то другом, то я рада, что это будешь ты.

Я облегченно выдохнула.

— Зейди.

— Да?

— Мне тоже жаль.

— Знаю.

Мы одновременно потянулись друг к другу, взявшись за руки, и я ощутила теплую слезинку, скатившуюся из-под моих закрытых век. Как я смогу встречать здесь все эти рассветы и закаты без нее? Часть меня желала, чтобы мы могли сесть в лодку и уплыть на север, в сторону Галета. Мы смогли бы начать вместе жизнь с чистого листа там, где никто нас не знает, где наши черты лица стали бы в полной мере только нашими. Но я знаю, что моя сестра никогда бы не сбежала от своего долга, и я не могла просить ее об этом.

Позже, в тот же день, когда мы встретились с Сэми, я с трудом могла на него смотреть. Я всегда любила его той любовью, которой, по моим представлениям, я могла бы любить брата, если бы он у меня был. Мама с отцом никогда не поднимали эту тему, но я подозревала, что она больше не могла иметь детей после нашего рождения. И это было к лучшему. Не могу себе представить, какой бы она стала, будь у нее больше дочерей.

Наблюдая за тем, как взгляд Сэми постоянно обращается к Зейди, а уголки его губ приподнимаются в блаженной ухмылке, я думала об их поцелуе и о том, что он значил. Я и раньше видела, как на Зейди подобным образом смотрели парни, и я частенько задумывалась, каково это — чувствовать себя объектом такого внимания.

До прошлой ночи. Теперь мне удалось расшифровать выражение лица Талина — не усмешка, как я полагала, а нечто сродни восхищению — и я понятия не имела, что мне с этим делать.

Я представила свой внешний вид, когда он впервые меня увидел, тогда моя мокрая туника и юбки плотно облегали все изгибы моего тела. Я уже не была ребенком, и мне следовало быть мудрее и не приходить в губернаторский дом в таком виде. Неужели из-за этого он сделал какие-то выводы о моей нескромности? Я так сильно покраснела при этой мысли, что Зейди спросила меня, все ли в порядке.

Может быть, именно поэтому он не смотрел на мой шрам; он был слишком отвлечен остальной частью меня. Но он не смотрел на него и позже, когда я была одета должным образом. Его взгляд ни разу не зацепился за него, по крайней мере, я этого не заметила. Возможно, шрамы просто не так осуждались в Иларии, как в Варинии. И все же, когда в комнате была Зейди, я не могла понять, почему его внимание постоянно переключалось на меня.

Могло ли быть так, что, вопреки всему, мамины тренировки сработали и на мне? Она всегда учила нас обеих быть женственными, со слабой улыбкой на губах отводить взгляды вниз и в сторону, когда кто-то хвалил нас. Наша одежда шилась на заказ по фигуре и облегала тело ровно настолько, чтобы это не выглядело вульгарно.

То, что вы не родились принцессами, не значит, что вы не можете вести себя как они, любила говорить она. Ведите себя как королевская особа, и именно так с вами будут обращаться.

При всех ее пороках, я должна была отдать маме должное. К нам всегда хорошо относились другие жители деревни и, конечно, семья губернатора. Отчасти это произошло из-за дружеских отношений отца с Кристосом, которые начались, когда они еще сами были детьми, но это было нечто большее. Мама представила нас миру как нечто столь же редкое и прекрасное, как морские цветы, и такими нас и видели.

Я оглянулась на Сэми и Зейди. Он ухмылялся, как дурачок, наблюдая, как она готовит нам ужин, его глаза ловили каждое ее движение. Я видела, как отец рисковал жизнью, разыскивая на затонувших кораблях безделушки для матери, просто чтобы посмотреть, как она прихорашивается и любуется собой перед зеркалом.

Мне хотелось верить, что я обладаю достоинствами более ценными, чем моя красота. Я помогала кормить нашу семью; я готовила и чинила рыболовные сети; я ловко торговала на рынке. Но именно Зейди принесла выкуп за невесту, который будет кормить и одевать нашу семью в течение многих лет, и все благодаря ее красоте.

Красота — это сила, говорила нам мама снова и снова, пока слова не стали такой же безусловной истиной, как небо голубое и вода мокрая. Я не хотела верить, что ценность женщины полностью определяется ее внешностью. Но в моей голове звучал тихий, ворчливый голос, который спрашивал: А что, если мама права?