Не Боги. Рассказы

Макс Игнатов, 2023

В сборнике – роман "Не Боги" и рассказы, написанные автором в последние несколько лет. В романе рассказывается о неизлечимо больных людях. Почему именно они, превозмогая страдания, решились пойти на столь отчаянные поступки? Что тому виной: дефицит правосудия или потребность в возмездии? И неужели людям действительно не понять чужой боли – пока боль не коснется их самих?Рассказы представляют собой микс из смешных и грустных историй, которые могли произойти в нашей с Вами жизни.

Не боги

Все события и персонажи являются вымышленными, любое совпадение с реально живущими или жившими людьми, и с реально происходившими событиями случайно.

Глава 1

— Уставать стал? — Мишаков хихикнул. — Так поменьше надо по девочкам ходить, не молодой уже, побереги себя.

— Слава, ну что ты мелешь?

Трое мужчин сидели на высоком берегу прекрасной реки, в открытом, красиво отделанным деревом пивном ресторанчике, принадлежащем одному из них. Пили пиво, закусывали, наслаждались видом, беседовали. Вечер пятницы и теплая летняя погода способствовали обсуждению разных вопросов — личных, рабочих, спортивных, мировых. Сейчас беседовали «за здоровье».

— Артем, — Мишаков тщательно вытер руку салфеткой и положил ее на плечо друга, — я знаю, что после гибели Марины тема женщин для тебя… э-э, несколько…

— Ладно, я понял, — Горбунов кивнул, — не извиняйся и не продолжай. Просто все это действительно стало меня беспокоить больше, чем обычно. Башка болит чаще, на погоду, что ли, реакция? Усталость опять же. Причем не то, что тяжести какие-то не могу носить или по работе что-то не вывожу — нет, она какая-то внутренняя, что ли. Я уже бояться начинаю, мысли всякие, то-се.

Принесли шашлык.

— Может, кому винца или водочки холодной? — поинтересовался хозяин заведения, большой, как шкаф, Савелий Краев. Собеседники помотали головами.

— Как скажете. А я бахну маненько, — Краев кивнул официанту и о чем-то с ним пошептался.

— У тебя, Савелий, здоровья вагон, — опять захихикал Мишаков, — поделись вон с Темой.

— Вы оба городские, — пережевывая мясо, буркнул Краев, — а я до армии в деревне с утра до вечера косил да убирал. А после работы мать накроет на стол, выставит на стол бутыль, и ты стакан-другой своей родимой запросто хлопнешь. При этом никто меня за молодого не держал — работал же наравне со всеми. И не пьянкой это не считалось, все ведь как бы для здоровья.

— Во жизнь! — Мишаков заржал в голос. — Каждый день? Мне б так.

— А ты не смейся, — скосил на него глаза Сава. — Сеструха раз привезла своего ненаглядного с города, так тот со стакана ушел, хоть хорохорился, что пить умеет. И с утра еле встал. Дали стакан на опохмелку — выпил половину и опять спать. Так весь отпуск и проспал.

Официант принес небольшой графин с водкой и красную записную книжку. Краев налил водки на два пальца в пивную кружку.

— Давайте за здоровье!

Кружки сдвинулись.

— Это что за книжица? — спросил Артем.

Савелий раскрыл книжку. Внутри оказалась маленькая ручка. Краев сграбастал ее своей огромной лапой и начал искать внутри нужные страницы.

— Памятью мобильника не судьба воспользоваться? — с улыбкой поинтересовался Вячеслав.

— Не, тут другое, — слюнявя толстый палец, промолвил Савелий. — Ага!

Он вырвал с конца книжки листок и, неуклюже держа ручку, черкнул на нем два телефона и две фамилии.

— На, — он протянул листок Горбунову, — скажешь, что от меня. Это медики местные, проверишься, чтобы тебе всякая ботва в голову не лезла.

— Да у меня есть знакомые, — ответил Артем, но листок взял. — А кто они, по профилю?

— Вот я знаю! Какие-то начальники. Можешь в Интернете посмотреть, — Краев поболтал графин в руке и с каким-то сожалением на лице вылил остатки водки в кружку. Подоспевший официант поставил свежее пиво, убрал старые пустые кружки, подхватил опустевший графин, записную книжку и скрылся.

— Ну и дела! — Мишаков покачал головой. — При твоем здоровье — где ты откопал этих медиков?

— Да мы как открылись, они чуть ли не в первый день приперлись. Праздник какой-то отмечать — может, день знахаря? Не знаю. Все понравилось, вот и попросили позвать хозяина. А потом Вовик мне книжку принес, там они свои контакты и оставили. Сказали — вам, Савелий Ильич, вряд ли конечно пригодимся, но вдруг…

Все засмеялись и сдвинули кружки.

Глава 2

С врачами Артем особо затягивать не стал. Не в понедельник, конечно, отправился, все-таки дела казались поважнее, но уже в среду настроился, созвонился и обо всем договорился. Савелия те помнили и его другу во встрече не отказали.

Первым он посетил Дмитрия Сергеевича Пушкарева. «Просто Дмитрий, никаких отчеств», — протянул руку пухленький очкарик, главный врач местной горбольницы. По возрасту, как подумалось, они были примерно ровесники, и Артем решил не настаивать на формальностях. Пушкарев все внимательно выслушал, практически не перебивал Артема, только делал пометки в ежедневнике.

— Понятно, — кивнул он, когда Артем закончил свое повествование. — Я правильно понимаю, что телефон Ялынского вам Савелий Ильич тоже дал?

Семен Андреевич Ялынский также был записан на листочке, потому Артем кивнул.

— Вы правильно сделали, что пришли сначала ко мне, — продолжил Пушкарев. Артем подумал, что в целом это была случайность, но переубеждать собеседника не стал. Тот продолжил:

— Основное обследование сделаем здесь, а потом, если понадобится, и Андреича подключим.

— Дмитрий, извините, — Горбунов кашлянул в кулак, — есть пара вопросов.

— Конечно!

— Вы говорите — обследование…

— Ну, это громко сказано, — Пушкарев засмеялся и махнул рукой. — Анализы всякие — кровь, моча, потом УЗИ, кардиограмма, ну, вы понимаете?

— Да-да, конечно. Еще один момент: я перед созвоном посмотрел данные в Интернете. Ялынский работает в… несколько специализированном медицинском центре?

Пушкарев вздохнул.

— Я понял, о чем вы хотите сказать. Не стоит себя волновать раньше времени. Во-первых, здесь вы пройдете достаточно хорошее обследование — поверьте, у нас прекрасные специалисты и отличная техника. Во-вторых, один умный человек говорил: лучше перебдеть, чем недобдеть. И если вам понадобится провести более углубленную ревизию вашего организма на предмет каких-либо заболеваний — то мы с вами сможем это сделать там, где необходимо. В том числе — в центре у Ялынского. Кстати, обследование будет бесплатным, ну, а дальше — поглядим, — Пушкарев рассмеялся. — Пока к Андреичу можете не ходить, я ему отзвонюсь и все расскажу.

— Вопросов нет, — заулыбался Артем, и они пожали друг другу руки.

Договорившись о дате начала обследования, он попрощался с главврачом, сел в «крузак» и двинул вдоль реки к Савелию. Можно было пропустить кружечку-другую, а заодно и рассказать другу, как все прошло.

Они подружились в институте. Спорт, музыка, общие вкусы на алкоголь и женщин — это объединило Артема и Саву почти сразу. Потом наступили девяностые, надо было крутиться, решать вопросы, дружить со всякими жуликами и, чтобы все пережить, немного быть жуликами самим. Они помогали друг другу, чем могли, и прошли нелегкое время почти без потерь. Артем стал заниматься торговыми и складскими вопросами, финансовыми операциями, даже подумывал открыть свой банк, но в итоге стал заниматься недвижимостью. На этой теме впоследствии он познакомился с Мишаковым, и они через несколько лет стали партнерами.

В какой-то момент удачным вложением денег стало охотничье хозяйство. Охотник с детства, Савелий подсадил на промысел и Артема, в результате чего тот даже построил себе на землях хозяйства специальный домик, в котором можно было жить, в том числе семьями. В подвале этого домика они с Савелием оборудовали что-то типа коллекционного зала — оба открыли у себя страсть к коллекционированию старого оружия. Покупали старинные пистолеты, разные холодные «приблуды»: кинжалы, шпаги, была даже алебарда. Показывали эти сокровища только хорошим знакомым — лишняя огласка была ни к чему. Иногда из пистолетов или револьверов выходили пострелять, если позволяли запасы патронов. Но это не было частым развлечением, да и на охоту ездили все реже и реже — бизнес брал свое. Получалось, что в основном за домиком за сходную плату наблюдал живший неподалеку лесник — все-таки внутри были некоторые ценности, да и оружие с патронами лишний раз не хотелось таскать в город, а так все было под надежным присмотром. Зато всегда можно было выехать и на охоту, и на обычный отдых максимально близко к природе.

Савелию заниматься недвижимостью не захотелось, и он ударился в общепит. Дела сразу пошли на лад. Что-то открывал, потом продавал, и снова запускал новый проект. Единственное, над чем приходилось всем ломать голову — так это над тем, почему Сава дает своим заведениям такие кучерявые названия? Вот, к примеру, шашлычная, а в ней сидит братва, все водку хлещут да мясом закусывают. Какое наименование может быть у этой харчевни? А вот Савелий Краев назвал ее «Фламинго». Все тихонько ржали над его фантазией до той поры, пока Сава не раскололся: все не просто так, а с конкретным смыслом, который он на спор и разъяснил. Да, название не вязалось с представлениями братков о современной жизни, но когда те узнали, что эти длинноногие розовые птицы во время еды тоже «фильтруют» и «перетирают», отношение к названию шашлычни (да и, по ходу, к самим птицам) резко поменялось. Отдельно высказался даже немногословный Петя Ламин, краснолицый и горбоносый, которому под общее ржание тут же сменили погоняло на «Флам», на что он, впрочем, не обиделся, так как получил в придачу персональную скидку на обслуживание, чем пользовался часто и с удовольствием. Словом, правота Савелия была налицо, а паре самых отпетых спорщиков пришлось ответить за свои слова и выполнить условия спора — оплатить всю гулянку братвы в этот вечер.

Поэтому, когда свой очередной кабачок Савелий назвал «Эльбрус», никто уже не собирался с ним спорить. И времена были другие, и люди поученее. Отделка деревом, продают пиво — что непонятного? Горбунов в очередной раз усмехнулся, увидев вывеску и вспомнив былое.

За их любимым столом Савы не было, и Артем попросил подошедшего Вовика принести ему пива и шашлыка.

— Савелий Ильич сейчас подойдет, он на производстве, — сообщил официант.

Вместе с холодным пивом подоспел и Краев.

— Ну чего?

Артем все обстоятельно рассказал.

— Ну вот, а ты боялся, — развел руками Савелий. — Все нормально там сделают, Дима мужик нормальный. Они у меня на спецобслуживании, — он засмеялся.

— Я думал, — усмехнулся Артем, — они у тебя всего раз были.

— Какое там! — всплеснул руками Краев, чуть не зацепив подошедшего с шашлыком Вовика, который продемонстрировал чудеса акробатики, не выронив поднос и не задев шефа. Но Савелий этого даже не заметил. — Они ко мне как на работу ходят. Да я не в обиде. Знал же, что понадобится, е-мое. Давай, ешь, потом поговорим. Так помню, в пятницу Марину поедем поминать?

Друг. Он все помнит. А Артем, к своему стыду, не мог сейчас вспомнить, когда у Ланки, жены Савелия, день рождения.

— Да, поедем, — он запил пивом поднявшийся снизу ком. — Все правильно, Сава.

Глава 3

Это случилось семь лет назад. У них с Мариной был запланирован большой отпускной тур — сначала вот сюда, потом вот сюда, потом еще туда. Они понимали, что в ближайшие годы полетать уже не получится — Марина была, как она говорила, «чуть-чуть беременна». К тому же давно не бывали у тестя с тещей, которые жили под Москвой. В итоге решили: Марина улетит к родителям пораньше, а Артем прилетит дней так через пять, когда закроет важную сделку — хороший покупатель никак не мог определиться, и Горбунов хотел лично довести прибыльное дело до конца. Потом он прилетит к ней, несколько дней попьет с тестем водки и порыбачит, а потом — в Москву, откуда уже куплены билеты на первый курорт. Артем сам отвез жену в аэропорт. Сколько раз потом он вспоминал тот поцелуй, те последние объятия, когда он как будто не хотел отпускать Марину?..

Женщин вокруг Артема всегда было много. Симпатичный, со спортивной фигурой и деньгами, умеющий поговорить и не алкоголик — чем не потенциальный кандидат в мужья? Но Артем не торопил события, чему эти самые потенциальные жены были совсем не рады. Савелий их тогдашнее с другом времяпрепровождение описывал цитатой из самиздата, которая в переводимом на цензурный язык варианте означала, что «пока есть огонь и страсть, нагуляться надо всласть». И они гуляли, да иногда так, что потом было стыдно не только перед подругами, но и перед всем белым светом.

Первым «сломался» Сава. Хотя, пожалуй, это не совсем правильно звучит — просто однажды он поехал в деревню к родителям один, а вернулся со Светланой. Из путаных объяснений друга Артем понял только, что-де «девчонка выросла… ждал… любовь…», к этому прилагались разведения руками в стороны и предложения «накатить». Молчаливая Лана только вздыхала, томно улыбалась, глядя на своего большого мужа, и иногда кивала. Потом накрыла на стол, словно жила у Краева в коттедже всю свою жизнь, и, сев рядом с Савой, взяла его под руку.

— И ведь ни разу ничего не сказал, — удивился Артем. — Мне, другу! Вот засранец!

На этом гулянки у Артема закончились. Нет, его звали и Слава Мишаков, и другие хорошо знакомые, товарищи и приятели, звонили старые и не очень подруги с разными целями и конкретными предложениями — но вот как отрезало. И надо же такому случиться: однажды в офис пришли две девушки. Одна хотела устроиться на работу, а вторая… Вторая и была Марина. Артем был сражен наповал. Он оставил Славу развлекать соискательницу, а сам предложил Марине попить кофе. И чем дальше он с ней общался, тем больше понимал — он влюбился как мальчишка! Марина именно та женщина, которая… которая… В какой-то момент Артем не мог упорядочить поток мыслей, и Марина спросила его:

— Вы всегда говорите такую белиберду, когда общаетесь с девушками?

— Первый раз. Честно, — ответил он.

В их отношениях все было по-другому, чем с кем-либо раньше. Но Артема это только радовало. Савелий искренне ликовал, а Лана быстро нашла в Марине близкую подругу. Когда пришло время знакомиться с родителями, Артем заметно волновался. Но с будущим тестем оказалось очень много общих интересов, а мама Марины была так добра и радушна, что Горбунов поневоле всплакнул, вспомнив своих отца и мать, умерших друг за другом несколько лет назад. Свадьбу гуляли в очередном «проекте» Савелия. С детьми какое-то время не получалось, и вот когда Марина забеременела…

Артем плохо помнил этот день. Вот он едет с аэропорта. Вот он заехал на работу. Вот приехал домой. Разделся и собрался умыться, но услышал, как позвонил Сава. Вот он включил новости. Желтая строка: «произошла трагедия… потерпел крушение самолет… на борту находилось… по предварительным данным, все погибли».

Савелий со Славой нашли его в аэропорту, когда он стоял в окружении других, таких же несчастных людей и пытался хоть что-то узнать о тех самых «предварительных данных». Но ничего утешительного никто не услышал. Слава остался все разруливать на месте, а Сава, всеми правдами и неправдами попав на рейс, летел с Артемом в Москву, откуда их везли вместе с родственниками других жертв на место катастрофы, где уже была оцеплена территория, разбит лагерь и куда свозились останки, которые будто бы можно было опознать. Но практически всем родственникам опознавать было нечего, и тогда у них взяли пробы, а потом их везли обратно, и они снова летели. Со страшным осознанием того, что нечего будет даже похоронить.

Артем пил пять дней. На шестой Савелий вызвал к его дому бригаду, чьи работники срезали входную дверь, и на руках вытащил грязного, заросшего и опухшего от горя и водки друга. Оставив бригаду ставить новую дверь, он увез Горбунова к себе в деревню. Там старший Краев с помощью народных средств за неделю поставил Артема на ноги в прямом и переносном смысле. Потом позвонил сыну:

— Забирай.

Савелий вместе со Славой приехали и увезли Артема на кладбище, где показали место, купленное для могилки, и примерный вариант памятника. Артем долго все смотрел, потом обнялся с друзьями. Видно было, что ему тяжело было говорить, но все же он выдавил:

— А ведь мы так и не узнали, кто…

С родителями жены Артем больше так и не увиделся. Отец обвинил зятя в том, что тот не уберег дочь. А мать от горя слегла и вскоре умерла, не сумев пережить гибель единственного ребенка.

На похоронах Марины их было четверо: Артем, Краевы и Слава Мишаков. Что положил Артем в могилу в том деревянном ящике, он не сказал никому. Друзья знали, что с места трагедии он так ничего и не получил. Но никто и никогда на эту тему с Артемом не говорил. Все понимали: память — важнее!

Глава 4

На анализы и обследование Артем потратил от силы час — нигде в очередях сидеть не пришлось. Про себя усмехнулся: «Вот она, сила связей. Дольше готовился». Потом зашел к Пушкареву.

— Все, я закончил. Крови сдал литр, не меньше!

— Так это ж во благо, — засмеялся главврач. — Яснее картина будет. Завтра звоните часов в десять, а лучше — сразу приезжайте. Там и поговорим о результатах.

Артем задумался.

— В десять не смогу, у меня дела. А если часов в двенадцать?

На том и порешили. На следующий день Горбунов сразу после деловой встречи отзвонился Мишакову и попросил его не терять:

— Сейчас узнаю у эскулапа, что и как. Так что вечером накатим, повод в любом случае будет, — и, помолчав, добавил: — Надеюсь, положительный.

С этим настроем дошел до кабинета главврача, про себя прочитывая как мантру: «Хоть бы все нормально было! Хоть бы все нормально!» У Пушкарева за столом сидел еще один человек. Высокий, худой, начинающий лысеть мужчина представился:

— Ялынский.

Они пожали руки. В животе у Артема нехорошо заурчало.

— Ситуация следующая, Артем Григорьевич… — начал Пушкарев, и у Артема тут же похолодели пальцы: «…Григорьевич! По отчеству, официально! С чего бы???»

— Результаты анализов, — главврач продолжал говорить, при этом он держал в руке два листка и попеременно заглядывал в каждый из них, — несколько разочаровывающие, я бы так сказал. Я бы рекомендовал вам начать лечение немедленно. Вот, тут все написано, можете ознакомиться.

Артем побоялся брать листы в дрожащие руки. «Так, надо успокоиться! Ну-ка успокойся, тряпка!» Он положил листы с результатами на стол и принялся внимательно читать. Итоговая часть его просто убила. Он поднял глаза и посмотрел сначала на Пушкарева, потом на Ялынского.

— Ошибки быть не может?

— Теоретически ошибки всегда могут быть, — развел руками Ялынский, — вы как здравомыслящий человек это наверняка понимаете. Но мы все здесь еще и реалисты, не так ли? У Дмитрия Сергеевича работают прекрасные специалисты, в больнице установлено современное оборудование. Результатам нет смысла не доверять. Если хотите — давайте сделаем повторные, если хотите — углубленные анализы у меня в центре. Но я не думаю, что общий итог будет иным.

Артем вытер вспотевший лоб.

— И что теперь?

— Лечиться — в один голос выпалили доктора.

— Где? Здесь? У вас? За границей?

— За границей, конечно, лучше и качественней, — вздохнул Ялынский. — Это признается всем медицинским сообществом. Но это серьезные деньги. Есть вариант лечения в московских клиниках, мы можем этому поспособствовать. Или можно лечиться у меня — не выезжая из родного города, но — при наличии соответствующих средств — используя импортные препараты и самые современные методики. Выбор за вами. Тем более, что время еще есть.

Артем покивал: «Знать бы, сколько?»

— Гарантий, как я понимаю, при таком заболевании давать еще никто не научился?

— Полное излечение вполне возможно, вы же наверняка об этом слышали, — Пушкарев наконец посмотрел ему в глаза. — Но выздоровление зависит от многих аспектов.

«Кто бы знал — каких?..»

— И когда начинать?

— Вчера, — снова в унисон ответили оппоненты.

Артем снова покивал. Потом встал и молча, не прощаясь, вышел из кабинета.

Глава 5

Куда он ехал?

Казалось, его мозг одновременно делал два дела. Одна часть продолжал переваривать полученную информацию, другая часть следила, чтобы Артем двигался по дороге, останавливался на светофорах и пропускал пешеходов. Выехав за город, он просто ехал в потоке машин, которых с каждым километром становилось все меньше и меньше. Но в какой-то момент Артему показалось, что одной из тех самых половинок внутри своей головы пора дать отдохнуть. Он съехал на обочину, отстегнул ремень и опустил голову на руль.

Еще вчера он ощущал себя здоровым и полным сил. Ну, пусть не вчера — не важно. Столько было планов, столько хотелось сделать! А сейчас мысли зациклились:

«Как это могло произойти? Почему я? И что теперь?»

И так по кругу.

Телефон звонил, но Артем на него даже не реагировал. В какой-то момент он очнулся, словно ото сна — а может, и спал, но он этого не помнил. Посмотрев на часы, он пристегнулся, развернулся и покатил обратно в город.

Савелий в кабачке отсутствовал.

— Савелий Ильич будет только завтра, — ушлый Вовик подобострастно улыбался.

— Водки мне принеси, — хмуро ответил Артем.

— Рюмку? — предположил Вовик, знавший вкусы и привычки всех постоянных клиентов.

— Графин. И быстрее.

Графин был небольшим, поэтому за час Артем одолел два. Тарелка с салатом осталась почти нетронутая. Одному было не совсем уютно, и Савелию, конечно, можно было бы позвонить, но Артему делать этого не очень хотелось. Впрочем, Вовик передал соответствующее сообщение начальнику и, получив от шефа указания, периодически поглядывал за состоянием Горбунова. Когда Артем стал просить третий графин, Вовик робко предложил:

— Может… такси?

В иное время нетрезвая составляющая Горбунова призвала бы к ответу нахального официанта, но в этот раз Артем встал, облизнул губы и помотал головой:

— Пройдусь. Там машина…

— Понял, — закивал Вовик, — присмотрю, не волнуйтесь.

Нетвердой походкой Артем направился вниз по улице. Было уже почти темно, и немногочисленные прохожие не проявляли интерес к хорошо одетому, но очень смурному мужчине. Впрочем, на их внимание Артему было наплевать. В голове его были все те же вопросы, и ответы на них он все так же не мог найти.

В одном месте была небольшая лужа после вчерашнего дождя. Артем на автомате обошел ее, оперевшись на какой-то бортик. Получилось. «Ну, хоть что-то. Слава Богу», — подумал он и поднял глаза. Бортик оказался частью ворот церкви.

Он почему-то подумал, что никогда по-серьезному не ходил в церковь. Бабушка когда-то пару раз водила — но ему не особо это нравилось. Покрестился уже в зрелом возрасте, но это была больше дань моде. С Мариной повенчаться когда-то хотели, и в церкви ее отпевали, или нет — он это плохо помнил. Кажется, все.

«Да там, наверно, и нет никого».

Он уже подошел к самому входу в храм, когда его сзади окликнули:

— Вы ищете кого-то?

Артем обернулся и увидел пожилого священника в черной рясе.

— Ищете кого, спрашиваю? — Он оглядел Артема, и тут его ноздри чуть дрогнули. — Да ты пьян, сын мой! А разве можно в храм божий вином упитому приходить? Грех ведь это. И пить-то — грех.

Артем открыл рот, но слова будто застряли у него в горле. А еще глаза, добрые и притягивающие глаза служителя церкви — он впился в них взглядом и не мог оторваться.

— Э, да у тебя, видно, горе какое случилось? Ну-ка, пойдем, присядем вот на скамейку.

И стоило Артему сесть на теплые доски, как из него рекой хлынули слезы. Первый раз в жизни с ним такое случилось — будто кто из него что-то сдерживающее вынул. Все негативное, страшное, узнанное и накопленное за день, излилось в этом потоке. А за слезами — слова, слова. Поведал он незнакомому батюшке все, что узнал сегодня, все до последнего словечка. И все вопросы ему задал, на которые ответа не мог найти. А рассказывая, словно хмель из него выходил, и плечи вздрагивали, как у маленького.

— Не кори себя, — после долгого молчания сказал священник. — И не спрашивай себя попусту, не истязай. Каждому суждено пройти через боль, болезни или утраты. Но Господь милостив. Он даст тебе силы многое преодолеть. Считай, что это испытание, данное тебе свыше. И от того, как ты его пройдешь, зависит будущее. И не только твое. Помни это.

— Испытание? За что?

— Бог проверяет каждого на земле. Для этого и даются испытания. Не зачерствеешь ли ты душой, не станешь ли слабым и равнодушным, не отвернешься ли от нуждающихся в твоей помощи? Только испытания дадут ответ.

— Правда? — Артем поднял голову и снова посмотрел на батюшку.

— Истинная правда, — ответил тот. — И почаще в себя заглядывай, в самую глубину. Там все ответы. А теперь ступай с Богом.

Артем хотел еще что-то сказать собеседнику, но тот встал, крестным знамением осенил его лоб, поцеловал в самую макушку и скрылся в наступившей темноте.

Глава 6

Утром его разбудил пришедший Савелий.

— Извини, дружбан, что я приперся ни свет, ни заря, но обстоятельства выше нас.

Они прошли на кухню и сели за стол.

— Знаю все. Почти все. — Краев положил руки перед собой. — Доктора уже мне отчитались. Не кисни, жизнь на этом не кончается, все решим. Все это лечится, так что самое основное — успокойся.

— Я уже успокоился, — Артем глянул на часы. Половина седьмого, как раз собирался вставать.

— Тогда о делах. Во-первых, набери Славке. Мы с ним вчера уже пообщались, но ты трубу весь день не брал, а у вас там, по ходу, движухи какие-то намечались, ему доверенность нужна и еще там какие-то бумаги подписать. Ты понимаешь, о чем я толкую?

— Понимаю.

— Дальше. Лечиться где собираешься?

Артем поморщился. Вчерашнее дерьмо все больше заполняло окружающий мир.

— Э, брат, так не пойдет, — Сава подвинулся поближе. — Напился вчера — и все, каюк, теперь все мысли только о позитиве, о здоровье и о светлом будущем. Будешь вот так себя загонять — сдохнешь, как пес, в три дня. Слышишь меня?

— Слышу…

— Ни хера ты меня не слышишь! — Савелий со всего маху так двинул по столу, что вокруг зазвенело и затрещало все, что могло звенеть и трещать. Артем выставил перед собой ладони:

— Все, все, успокойся, — и даже улыбнулся. — Нормально, я понял. И услышал.

— Вот так. Короче, двигай пока к Ялынскому, у него там полупансион в этой его лечебнице…

–… медицинском центре…

–… да один хрен, как там это называется, в общем — он тебе сам все объяснит. Денег возьмет только, если что-то реально серьезное понадобится, чего у него даже в заначке нет. Если что — отправят в Москву, там у них крюк есть. А то и в Израиль, не дай Бог. Усек?

— Договорились.

— Машина твоя через… двадцать минут будет стоять у дома. Ключи занесут.

— Спасибо.

— Не за что. Теперь о грустном, — Краев даже как-то немного сник. — Не подумай, что твои проблемы мне не близки… не перебивай. Брательник у меня опять начал куролесить, я уж думал — он успокоился, но нет. Забрали вчера, приняли прямо на каком-то деле, подробностей батя не рассказал, да и что там спрашивать? Родители извелись все. Надо ехать. Сколько там пробуду — не знаю, Ланку тут на хозяйстве оставляю, а сам — туда. Такие дела.

— Так само собой, Сава, — вскинулся Артем, — я Лане, чем надо, помогу тут.

— Я в этом не сомневаюсь, но ты свои дела решай.

— Да это понятно…

— Ни хера тебе не понятно! — Сава провел широкой ладонью туда-сюда по стриженой голове. — Чую, Слава что-то замыслил.

— Не понял, — Горбунов откинулся на стуле. — Ты про что?

— Надеюсь, я ошибаюсь, — теперь Савелий тер подбородок. — Но вчера, когда мы твои невзгоды обсуждали, показалось мне, что он что-то надумал.

— Свои дела мутит, что ли, на свой карман? — Артем усмехнулся. — Да вряд ли. Мы ж с ним давно знакомы, столько вместе пережили, не раз приходилось друг другу доверять. Не было пока такого, чтобы он подставил меня, или где-то повел себя неправильно. — Он подумал. — Нет, не помню ничего такого. Поговорим сегодня, присмотрюсь. Спасибо за совет.

— Ну, тут ты всегда был умней меня, — улыбнулся Савелий, — будем считать — показалось.

В дверь позвонили.

— О, вот и ключи приехали, — Сава глянул в окно. — Вот, молодцы, и машину помыли! Еще бы, я с них шкуру спустил за грязную-то, — и он захохотал.

Глава 7

В офис Артем приехал одновременно с Мишаковым.

— Савка уже набрал мне, — сказал Слава, протягивая руку. — Пошли, все быстро сделаем.

Ни слова упрека, поведение обычное — что Савелий в нем такого увидел? Артем недоумевал. Не прояснили картину и последующие действия. Вячеслав договорился о вызове в офис нотариуса для оформления документов, и, пока его ждали, подробно рассказал Горбунову обо всех своих действиях в последние 24 часа, планах и перспективах. Посоветовались. После этого уже Артем нехотя поведал о том, что ему пришлось узнать и что он собирается делать.

— Все правильно Сава тебе сказал, — закивал Слава, — ни о чем не думай, все нормуль! Если надо будет помочь — мы всегда поможем. Тем более, насколько понял, ты в этой «лечебнице» на свободных условиях лечиться будешь.

— Я еще вообще ничего не знаю, — вздохнул Артем.

— Да брось ты, все будет хорошо. Еще прокатимся, как бывало, — Мишаков хлопнул его по плечу и засмеялся.

Нет, сомневаться в Славке не было смысла. Дождались нотариуса. Артем подписал необходимые документы и, попрощавшись, поехал в «лечебницу».

Там его уже ждали.

— Цикл процедур я уже расписал, — Ялынский показал бумаги. — Сделаем еще два дополнительных анализа, обязательно — компьютерную томографию, для широты картины, так сказать, и после этого — лечение, необходимую терапия, техника и препараты есть, самые лучшие, не волнуйтесь. Постараемся сделать все, чтобы обойтись без операции, но даже если этого избежать не удастся — подготовим вас к ней в самом наилучшем состоянии. Далее. Палата ВИП, одноместная, с телевизором, холодильником… — но тут Артем его прервал:

— Нет, нет. Там я со скуки помру. Давайте к людям поближе.

Семен Андреевич нахмурился.

— Как же так? Мы и с Савелием Ильичом все согласовали.

— Ну, Савелия Ильича я как-нибудь сумею переубедить. У вас ведь есть места?

— Конечно, есть, — продолжал хмуриться Ялынский, — но у нас ведь контингент в центре весьма разнообразный. Люди лечатся, так сказать, абсолютно разные…

«…И наверняка все платят денежку. С улицы ведь ты сюда не возьмешь?» — подумал Артем.

— Вот и славно. Чтобы вас, Семен Андреич, не напрягать — пусть все будет как у этих самых людей: халат, тапочки, расписание, что там еще? Надо будет мне куда-то отлучиться — я вам скажу.

— Конечно, конечно, — закивал главврач, — у нас тут для всех такие правила. Больной с разрешения заведующего отделением может выйти при необходимости, у всех для этого есть повседневная одежда в гардеробе. Само собой, не часто, и безо всяких там злоупотреблений, все-таки у нас тут медицинское учреждение, и с этим очень строго. Но у вас, Артем Григорьевич, будет свободный график, так сказать…

— Спасибо, Семен Андреич, обещаю не наглеть, я все-таки сюда пришел лечиться, — настроение Артема сразу упало. Тут он вспомнил:

— Ах да! Я под шлагбаум заехал и машину поставил на служебную стоянку, ничего?

Ялынский замахал руками.

— О чем речь?! У нас круглосуточная охрана, я распоряжусь, чтобы вас впускали и выпускали в любое время. Данные машины только мне напишите.

Артем написал.

— Хороший номер — три двойки. Всегда хотел такой иметь, — заулыбался главврач.

— Число хорошее. Кстати, Семен Андреевич, — Артем, прищурившись, посмотрел, на Ялынского, — а у вас есть палата под таким номером?

— Есть, — главврач придвинул ноутбук, — минутку… и место там есть. И люди хорошие. Хотите туда?

— Раз хорошие люди в палате под хорошим номером, — улыбнулся Горбунов, — можно устроить?

— Точно не пойдете в ВИП-палату?

— Точно.

— Тогда еще минутку, — Ялынский нажал интерком. — Дмитрий Витальевич, ты на месте?

— На месте! — в интеркоме прогудел густой бас. На заднем плане играл «Space».

— Мы сейчас к тебе спустимся с нашим новым, очень важным пациентом. Все объясню позже, жди.

— Все понял, уже жду, — пророкотал бас и отключился.

— Пойдемте, — Семен Андреевич улыбнулся и протянул руку к двери.

Дмитрий Витальевич оказался здоровенным брюнетом. На его бейджике была написана фамилия «Бойко». Покосившись на Ялынского, он что-то углядел у того в глазах. Сложить увиденное и ранее услышанное, и понять, что Горбунов — не обычный больной, было делом пары секунд.

— Милости просим в нашу обитель, — пробасил Бойко, подобравшись. — Что требуется от меня?

— На Артема Григорьевича распространяются все привилегии пациента ВИП, — заважничал Ялынский. — Но лежать он будет в 222-ой палате, так он сам захотел. Поэтому надо обеспечить его всем необходимым, показать основные помещения центра и проводить до места, так сказать, лечения.

Бойко снова покосился на главврача. Артему показалось это забавным, но он не подал вида.

— Все понял, — пророкотал завотделением.

Через двадцать минут Артем, экипированный в пижаму и тапочки, стоял перед дверью с номером 222. «Ну, дай Бог!», — подумал он, толкнул дверь и вошел.

Глава 8

— Доброго здоровьичка! — Артем медленно вошел в палату и огляделся.

Ему почему-то казалось, что места будет меньше. Но нет: палата была очень просторная, а два окна обеспечивали прекрасное дневное освещение. У стен стояли четыре кровати, лишь одна из которых была строго застелена («Моя», — догадался Артем), у каждой — тумбочка, посредине комнаты стояли стол со стульями. За столом сидели двое и резались в домино. Один помоложе, лысый, примерно одного возраста с Артемом; другой — явно постарше.

— И тебе не хворать, — ответил тот, который помоложе, лишь мельком глянув на вошедшего. — Ща, минуту… Все, рыба, Соломоныч, считаем!

— Да что тут считать, Васенька, — вздохнул «который постарше» и бросил кости на стол.

— Вот так всегда, — уже обращаясь к Артему, сказал лысый. — Сначала хорохорится, а потом — э-эх! Василий, — он медленно встал и протянул руку.

— Артем.

— А это господин Либерман, собственной персоной, люби и жалуй.

Артема несколько покоробило такое «тыканье» со стороны Василия, и, похоже, Либерман это почувствовал. Пожав руку Артему, он сказал:

— Меня зовут Лев Соломонович. Вы не обращайте внимания на этого оглашенного, он всем тыкает — знакомым и незнакомым, так уж воспитан. Но человек хороший, поверьте.

— Да, тыкаю, — с гонором воскликнул Вася, — и мне не стыдно. Вот президент бы сейчас зашел — я бы и с ним на «ты» поговорил, плевал я на эти условности! А здесь мы вообще равны как в бане, обычные сопалатники. Кстати, ты в доминго играешь?

— Во что? — не понял Артем.

— В домино, Артем… как по отчеству? — спросил Лев Соломонович.

— Григорьевич. Но это совсем не обязательно.

— Так вот, Артем Григорьевич, это он так изъясняется. Достал уже всех в отделение своим домино… и доминго тоже, — и Либерман смущенно засмеялся.

— Играю немножко, — кивнул Артем, — но давайте с этим попозже, ладно?

В последующие часы он поближе познакомился со своими соседями. Человек, которому были чужды всякие авторитеты — Вася Вадеев, — был ветераном «горячих точек». Ему уже несколько лет приходилось ложиться в этот центр за счет ветеранской организации. А то, что первоначально Артем принял за медлительность и даже некоторую вальяжность, оказалось совсем иным — состояние у Василия было не самым хорошим. Конечно, Василий все это знал, но живой характер, чувство юмора и нежелание сидеть без дела на одном месте помогали ему справляться с недугом. По пути на обед и на самом обеде Вася рассказал, кого из персонала как зовут на самом деле и за глаза. После того, как Артем рассказал свою историю, Вадеев сразу окрестил его «бизнесменом» и по имени называл через раз. Впрочем, Артем быстро привык и не обижался. Либерман был «счетовод» — Лев Соломонович всю жизнь проработал бухгалтером. Оказалось, что вся его семья в Израиле, и все давно зовут его туда. Однако…

— Наверно, я нетипичный еврей, — поджимая губы, говорил Либерман. — Я туда не хочу.

— Дурак ты, Соломоныч, — махал рукой Вася. — Тебя бы там, наверно, давно вылечили.

— Наверно, — улыбнувшись, повторил Либерман. Но Артем видел, что улыбка не была радостной.

С другой стороны, Лев Соломонович с гордостью отметил, что все лечение ему оплачивает семья, на что Василий, засмеявшись, быстро нашел ответ:

–…а в семью в эту входят все евреи Советского Союза!

Либерман погрозил ему пальцем и теперь улыбнулся от души.

Четвертым, отсутствующим пока соседом был Сан Саныч Анисимов, «физик ученый», как его называл Вадеев. Судя по полученной Артемом информации, Сан Саныч всю жизнь занимался наукой.

— И ничего, кроме геморроя, не нажил, спасибо родине и партии, — резюмировал Василий. — А потом вообще в блуду попал.

Оказалось, Анисимов сейчас в прокуратуре. У него произошло несчастье: жену Екатерину насмерть сбила пьяная девица, дочка местного чиновника Шестакова. Были свидетели, которые все это видели, все эти нюансы поначалу везде рассказывали — и про красный свет, и про невменяемость дамы за рулем, и про то, как та жалела свою машину, а на сбитую женщину даже не смотрела. Но достаточно быстро свидетели куда-то исчезли. К тому же камеры, которыми был оборудован перекресток, оказались «временно нерабочими». Доказательная база рухнула. В итоге во время оформления ДТП все обставили так, что виновата жена Сан Саныча, и дочурку чиновника вывели из-под ответственности. Анисимов пытался что-то сделать, ходил в разные инстанции, даже привлекал СМИ. Первоначально это дало результат, и было возбуждено некое дело, которое, однако, быстро превратилось в «висяк». При этом та самая «дочка» активно оскорбляла Анисимову во всех инстанциях, даже хотела потребовать возмещение с семьи погибшей — за «потерю товарного вида автомобиля». Скандал, первоначально раздутый в СМИ, медленно утих.

— В общем, он периодически отпрашивается у врачей, — говорит Вадеев, — пройдет процедуры, и айда опять ходить, выяснять, да только все без толку. Я так понял, там уж следаков трое или четверо поменялось, каждому все заново объяснять надо, а про случившееся начинают забывать, ну и все такое. И он не железный. Еле ходит иногда. Придет, заплачет. Убью, говорит…

— Дочку эту? — спросил Артем.

— Ну, а кого? Не прокурорских же. А может, и их. Может, у тебя, бизнесмен, есть знакомые в этой конторе, спросишь, за что человека тиранят? Я через своих пробовал — пока ничего.

Знакомые были. Но как обещать? Артем кивнул.

— Попробуем узнать.

В этот момент отворилась дверь, и вошел незнакомый Артему мужчина.

— Сан Саныч, ну что там? — морщась, Василий рванул к нему.

Анисимов подошел к кровати и сел на нее. Он был небрит, весь какой-то худой и угловатый. Нагнувшись, как при боли в животе, он пробормотал:

— Гады они там все, мужики. Они дело закрыли.

Глава 9

Анисимов поведал все более подробно, и в палате повисла гнетущая тишина.

— Нет у нас справедливости, — не выдержав, забурчал Василий. — А сучка эта, наверно, сидит где-то и жизнью наслаждается.

— Честно говоря, я уже не знаю, что делать, — Сан Саныч медленно лег на кровать и закрыл глаза рукой.

— Сан Саныч, погоди, у нас тут новоселец вот появился, — Вадеев вытянул руку в сторону Артема, — может, у него что-то получится узнать.

— Да, я попробую, — Артем попытался вложить в слова какую-то надежду, но это явно не получилось. Анисимов на секунду повернул голову в его направлении.

— Да толку-то?

Спать обитатели палаты 222 легли в отвратительном настроении.

С утра Артем ушел на анализы, а когда пришел в палату, увидел, что Анисимова уже нет.

— Опять пошел, — покачал головой Либерман, — а что ему остается?

Артем достал из кармана телефон и вышел в фойе.

В местной прокуратуре у него были два знакомых работника. Первого ему когда-то рекомендовал Мишаков — они учились в одной школе. Чуть позже этот сотрудник серьезно им помог, так что результатами знакомства и последующей совместной работы остались довольны обе стороны. Со вторым Горбунова судьба свела еще в детстве, когда Артем немного занимался борьбой, и они ходили в одну секцию. Позже периодически виделись то тут, то там на разных мероприятиях, обменялись телефонами, но к этому товарищу Артему обращаться еще не приходилось. Первого звали Павел Сергеевич, а второго — Сергей Павлович. «Как бы не перепутать!»

Сначала набрал второму. После взаимных узнаваний и пары стандартных фраз Артем аккуратно прощупал почву:

— Есть один маленький вопрос, Сергей Палыч. Ничего криминального, чисто в рамках консультации. Если нельзя по телефону, то могу подъехать, только скажи.

— Давай, спрашивай. Смогу — отвечу, нет — пошлю! — засмеялся оппонент.

— Некоторое время назад сбили женщину, фамилия Анисимова…

— М-м, вон ты о чем, — голос в трубке резко стал серьезным. — Там без вариантов: баба выскочила перед машиной, возможности избежать столкновения не было. Гаишники проверили, мы подтвердили — Шестакова не виновата. Отец ее на следственные действия влияния не оказывал, наоборот, пытался с мужем этой Анисимовой пообщаться, только тот какой-то больной на всю голову, ничего слышать не хочет, все какую-то правду ищет.

— А то, что красный свет, свидетели рассказывали, что Шестакова пьяная была?..

— Так не подтвердилось ничего, — прозвучал сухой ответ. — И что эти свидетели — ни одного же не пришло. Ладно, мне работать надо. Рад был услышать!

Ситуация нарисовалась очень даже понятная, и Артем засомневался, есть ли смысл звонить по другому номеру. Но, как говорят, лучше жалеть о сделанном…

— Пал Сергеич? Горбунов беспокоит, если помните такого.

— Помню, помню, а как же? Как вы? Как здоровье? Может, помощь какая нужна? У меня есть ребятишки знакомые в сфере здравоохранения, должники, если можно так выразиться, — Павел Сергеевич хохотнул.

Где-то внутри у Артема прозвенел звоночек.

— Да нет, спасибо, помощь нужна, но немного иного свойства. Ничего, если по телефону проконсультируюсь?

— Если в минуту уложитесь — валяйте!

— Шестакова, сбила женщину на перекрестке, у вас проводили проверку…

— А, что-то слышал. Не мое направление, но слышал. Там все нормально, женщина была вроде в неадеквате, поэтому вынесен отказ, как говорится, по всем пунктам. Так что Шестакова чиста, как слеза. А вы что, ее знаете? Хорошие у вас связи, Артем Григорьевич, куда там мне, — в трубке послышался конкретный хохот.

— Да так, шапочно, — ответил Артем и, поблагодарив, попрощался.

Потом вытер лоб — в фойе было свежо, но испарина была ощутимой.

«Мать-перемать, ты здесь второй день, а какой-то дядя из прокуратуры уже знает об этом! Это как понимать?»

Вывод напрашивался очевидный, но верить в него не хотелось. Он набрал Мишакову.

— Привет, как дела?

— Нормально, — голос Славы был бодр, как всегда. — Одну сделку закрыли, как и оговаривали, две на очереди. Хотел к тебе как-нибудь заехать, апельсинов завезти, пообщаться заодно.

— Не стоит, я сам как-нибудь появлюсь, — Артем сделал театральную паузу, а потом сказал: — Ты кому-то говорил, что я здесь?

Мишаков помолчал, по-видимому, как бы раздумывая.

— Да кому? Вчера пара человек наших заезжало, про тебя спрашивали — я сказал, что приболел, типа подлечиться решил. Без конкретики, да никто и не настаивал. А что, это тайна какая-то?

— Нет, это я так. Добро, до встречи. Звони, если что.

— Конечно. Давай, лечись! — ответил Мишаков и отключился.

Артем постучал телефоном по зубам. Нет, что-то тут не то. Он набрал еще один номер.

— Микола, привет, как жизнь, как бизнес?

— О, здорово! Да у меня-то все нормально по сравнению с тобой. Ты как? Долго тебе чиниться?

— Не знаю пока. А ты откуда знаешь про мои горести?

— Так Славян вчера вечером звонил, — к счастью, Микола был предельно откровенен. — За жизнь с ним потрещали, а потом он про тебя сказал. Говорит, хреново там у тебя что-то, правда, не? Я Павке набрал, а он уже в курсе, тоже от Славяна новости узнал. Так что там у тебя?

— Да неважно, забей. Полежу недельку, прокапаюсь, давно надо было здоровьем заняться.

— Давай-давай! Я, кстати, потом хочу к вам с Савелием на охоту напроситься.

— Договоримся, — пообещал Артем и отбился. Но улыбка сразу сползла с лица.

«Слава-Слава, что ты задумал?»

Глава 10

Анисимов в тот день пришел поздно. На расспросы только махнул рукой — дескать, отстаньте, ничего нового. Мельком глянул на Артема — но сказать ему было нечего. На том вечер и закончился. Никто не разговаривал, не играл в домино, не читал под светом натумбочной лампы — просто все опять легли в свои кровати и сделали вид, что заснули.

Но Артем понимал, что бодрствует не только он. Каждый на своей кровати ворочался, сопел, вздыхал. Уже после первой ночи Артем убедился, что жестких храпунов среди его соседей по палате нет, однако ничего похожего на спокойный сон ни за кем сейчас не замечалось. Все о чем-то думали.

Он в своих думах метался между двумя вопросами — ситуацией у Анисимова и Мишаковым.

То, что законными методами Сан Санычу уже не помочь — ясно было уже даже ежу. Да, самому Анисимову объяснять это было бы бесполезно и даже неправильно, но это самый что ни на есть медицинский факт. А вот что касается методов не вполне законных — тут можно было бы подумать. Можно было снова расшевелить СМИ или попробовать перетащить дело на другой уровень, но оптимальным вариантом оставалась взятка: в конце концов, все живут в одном государстве, вопрос в сумме. Артем не еще знал, кто платит за лечение Анисимова и насколько тот финансово состоятелен, но, судя по ситуации, дело обстояло не очень хорошо. В этом случае можно было прибегнуть к сторонним субъектам, к которым Артем без лишнего пафоса относил и себя.

Деньги давно для него перестали что-то значить. Есть финансы в обороте; есть одно основное предприятие, где они с Мишаковым и работают; есть несколько фирм, где он является, к примеру, соучредителем; есть доходы, которые он получает как рантье — и все эти доходы идут на несколько счетов, в местных и неместных банках. Но, как говорит его приятель Микола, деньги с собой в могилу не унесешь, а оставлять ему их по сути не кому. Да, помирать он еще не собирается, но если рассуждать здраво… Жена погибла, детей нет. Женится ли еще раз — вряд ли, сколько об этом думано-передумано! Хотя зарекаться — кто знает, что будет через пять, десять лет? И тем не менее.

Помогали с мужиками и детским домам, и целевыми выплатами конкретным людям — стараясь не афишировать информацию, что да откуда. Один раз спонсировали кандидата на выборах, другой раз — местному УВД деньжат по-тихому подкинули на мероприятие. Ну и взятки, само собой, без этого в теперешней жизни никак, борьба с коррупцией — она же только для рядового населения интересна. Зато сколько дверей открывали, сколько знакомств появлялось!

Так что помочь Анисимову деньгами — не проблема. «Надо завтра пообщаться с Вадеевым и Либерманом, может, они чего еще подскажут, чего не знаю, там и решим. А то так вся прокуратура про мои болезни будет знать».

И вот тут начала болеть голова насчет Мишакова. Что Славочка хотел поиметь, пустив весть по ближнему и профессиональному кругу, что Горбунов серьезно заболел?

Бизнес. Только бизнес. Ничего иного Артем представить не мог.

Они были единственными соучредителями в одной компании, а еще в двух были «одними из», с небольшими пакетами и не являлись там основными действующими лицами. Значит?..

Тогда какова перспектива? И тут Артем усмехнулся, подумав, насколько все может быть просто.

Всего каких-то пару лет назад они решили открыть филиал в Москве. Это стоило определенных затрат и серьезных усилий, но игра стоила свеч — они закрепились в столице и начали получать дивиденды. А из столицы легче идти в регионы, чем они и занялись дальше.

Друзья с пониманием относились к тому, что после смерти жены Артем не очень любил летать. Поэтому все командировки взял на себя Мишаков. Он «разрабатывал» и Москву, и регионы. Артем не мог даже сейчас понять, к чему можно было бы придраться — все, что Слава делал, было выполнено безукоризненно. И та самая перспектива, которую они тогда себе рисовали, была достигнута — по сути, Славкиными действиями. Разве не так?

И если сейчас предположить, что Мишаков попытается, что называется, «отжать» имеющийся бизнес у Горбунова, нет ничего странного в том, что он рвал задницу эти годы — получается, он вынашивал эту идею давным-давно. Но откуда Слава мог знать или предполагать, что Артем может вот так заболеть?

Наитие? Простая надежда на «авось»? Или у Мишакова кто-то из родственников врач или болел вот так же? Артем не знал ответов.

«Кстати, дружок, а с каких пор ты при друзьях начал жаловаться на здоровье?»

Славка не дурак. Котелок у него варит. И местных проблем он не убоится — свалит в Москву, и дело с концом. Но чтобы эти самые проблемы ему организовать — надо по-быстрому вылечить эту долбанную хворь! А ему еще надо решить вопрос с Уставом и прочей документацией…

Артем сам себя прервал на середине мысли. Вспомнил мигом: когда он подписал нужные бумаги, то сразу уехал. А нотариус остался! О чем они еще трындели со Славочкой? Хотя какой смысл подбивать нотариуса на незаконные действия — фактически Горбунов сам подтвердил свою некую недееспособность, оставляя Мишакова «на царстве». И тот, имея полномочия руководителя…

«Ну, ты и баран!»

Доверенность, безусловно, можно отозвать. Приехать и поругаться, набить Славе его лощеную морду. Но не поздно ли?

Да, денег много. Да, потеря предприятия, которое лично создавалось и долгие годы приносило прибыль, будет ударом — не сильным, и больше моральным. В конце концов, еще ничего не решено, это лишь мысли в контексте «Самых поганый вариант», и, в крайнем случае, можно открыть новую фирму — не факт, кстати, что люди пойдут за Мишаковым.

Но для этого надо ВЫЛЕЧИТЬСЯ!

«Все, утро вечера мудренее…»

Глава 11

Утром началось совсем грустно — Сан Саныча увезли в палату интенсивной терапии. Ему стало нехорошо, и дежурный врач после осмотра произнес только одно:

— ПИТ, — после чего Анисимова на носилках быстро укатили.

После этого Артем пообщался с Ялынским. То, что он услышал, было не самым радостным известием, но, с другой стороны, по сути ничего нового ему не сообщили.

И Артем отправился на процедуры. Возможно, свою роль сыграла психология, но на выходе он почувствовал себя разбитым. Делать ничего не хотелось, тянуло в сон. Но, собрав волю в кулак, он крепился до прихода сопалатников как мог.

— Первый раз? — взглянув на него, спросил Вадеев. — Хотя, что я спрашиваю… Меня по первости так пронесло, натуральный Бронетемкин Поносец был, с толчка не слазил. Так что у тебя еще все неплохо, поверь.

— Верю, — Артем поправил подушку под головой, чтобы голова была чуть повыше. — Разговор есть. Ничего, если на кроватях будем?

— Не проблема, сейчас подуху разверну, — ответил Василий. Либерман тоже прилег.

— По прокуратуре ничего доброго я узнать не смог, — начал Артем. — Там меня сразу срезали, безо всяких вариантов. То есть — просто хорошего слова тут мало. Поэтому предлагаю через любые каналы занести денег. Из моего кармана, сколько надо и кому надо. Надо только узнать конкретное лицо и сумму. Чтобы дело снова возбудили и наказали в итоге эту срань. И в СМИ найти побольше журналюг, которые повреднее, чтобы крутили эту тему везде. Да, там наверху против будут, там связи и прочая дребедень, но побороться стоит, так думаю. Ваши мысли?

Вася перевел взгляд на Либермана. Тот пожевал губами и сказал:

— К нему сейчас никого не пускают, но я тихонько зашел. Ему сделали два укола, сейчас лучше…

— Ну, не тяни, Соломоныч, — буркнул Вадеев, — говори уже.

— Да, да. В общем, он сказал, что та дама… которая… она подала иск о возмещении вреда, ему вчера листочек показали и попросили расписаться. Такие новости, друзья.

— Вот сука! — Вадеев аж привстал. — Вот отчего его так скрючило!

— Ничего себе, — Артем помотал головой. Сон как будто отступил. — Совсем совести у людей нет.

— А ты говоришь — денег дать, — распалился Василий. — Зачем? Таких просто убивать надо!

— Ты не на войне, Вася, тут такое не пройдет, — Артем посмотрел на него. — Хотя, может, и жаль.

— Какая разница: на войне, не на войне? И сейчас такое можно сделать, и делают.

— Кто?

— Кто? Да много кто. Вон, писали ведь про «Белую стрелу»…

— И что, ты веришь в это? Фуфло все это.

— Верю! — Вася медленно сел на кровати и впился взглядом в Горбунова. — Верю. Потому что должна быть справедливость, и возмездие должно быть. Должны быть люди, которые не побоятся обрушить свой карающий меч настоящего правосудия на таких вот подонков.

— Да где их найти? — Артем тоже сел. — Я б денег не пожалел, отдал бы им, лишь бы эти твои правосудие с возмездием свершить.

— Молодые люди… молодые люди!

В запале спора они и не заметили, что Либерман уже стоит у стола.

— Вы что кричите? Хотите, чтобы вас весь этаж услышал? Успокойтесь, пожалуйста.

Василий кивнул. Артем откинулся на подушку. Адреналин бушевал у него в крови, про утреннее недомогание он уже забыл.

— Успокоились? — Либерман посмотрел на них, достал из кармана халата очки и надел их. Потом сел за стол. — Теперь давайте просто поговорим как воспитанные люди. Хорошо?

Никто не возражал.

— Артем Григорьевич, я вас правильно понял — вашими денежными средствами можно будет воспользоваться?

— Да, Лев Соломонович, — Артем зачем-то потер глаза, потом сел. Что задумал этот старик?

— Васенька, вы можете попросить кого-нибудь из своих друзей на деньги Артема Григорьевича купить машину? Неброскую, старенькую, какие-нибудь «Жигули»?

Вадеев закрыл открытый до этого рот, сглотнул слюну.

— Конечно. А зачем, Лев Соломонович? — от удивления он стал необычайно вежлив.

— Об этом я скажу чуть позже. И еще, Василий — вы говорили, что у ваших друзей есть охранное предприятие? Как-то оно там называется, тяжелы для меня эти новые названия.

— Господи, да ЧОП же. В составе нашей ассоциации. Чего-то я не догоняю…

— А там есть люди, которые могут… м-м… последить за нужным нам лицом? Все будет оплачено, я ведь правильно говорю, Артем Григорьевич?

Артем покивал. Он тоже пока «не догонял», куда клонит Либерман.

— И самое главное, — пожевав губами, продолжил тот. — Нужно, чтобы они об этом никому не говорили, понимаете?

— О, за это, Соломоныч, можешь не беспокоиться. Есть нужные люди, и очень мне близкие, которые и поглядеть могут, и язык во рту держать. С этим проблем не будет.

— Тогда вот что я хочу предложить…

Когда он закончил, Вадеев пришел в полный восторг:

— Ну, ты, Соломоныч, башка! Все продумал. А по виду тихушник такой.

— Не кричите, Васенька. Прошу вас. Мне самому бы это никогда не придумать.

— В смысле?

— Мне кажется, я об этом когда-то читал. То есть — о чем-то подобном. В общем, не важно.

Артему все услышанное очень не понравилось.

— Вы понимаете, о чем идет речь? — тихо спросил он.

Вадеев повернулся к нему.

— Заднюю даешь, бизнесмен? Что, все эти слова, что тут говорил — так, воздух потрясти?

— Нет, Вася, нет. Но ведь это…

— Да, Артем Григорьевич, — Либерман снял очки и начал их протирать. — Но разве есть другой выход? Не у нас — мы можем забыть и уйти. У Сан Саныча — какой выход у него? Как вы думаете?

— Выход у него один — за жену отомстить. И любой из нас так бы поступил, — Василий почесал лысую голову. — Но Сан Саныч сам никогда этого не сделает. Не из-за того, что зассыт — он просто не сможет. А мы за него — сможем.

У Артема все это не укладывалось в голове.

— А кто поедет? Кто…

Лев Соломонович убрал очки в карман.

— Есть человек…

Глава 12

Когда во время ужина Либерман указал на маленького старичка, сидящего через два стола от них, даже Вадеев, знающий всех и вся в центре, его не признал.

— Что-то не помню такого. Он давно здесь?

— Васенька, отвернитесь, пожалуйста, — кашлянув, попросил Лев Соломонович. — Давайте поговорим в палате.

Когда они вернулись, Либерман сказал:

— Его фамилия Белкин. Здесь он уже четвертый раз — и, похоже, последний. Анализы показали… в общем, вы понимаете. Он сейчас снова на терапии, там еще колют дополнительные уколы — только все это уже бесполезно. К тому же лечение очень серьезно сказалось на сердце. Начмед все ему объяснил еще месяц назад.

Начмедом он называл Ялынского.

Все помолчали.

— Сколько ему? — поинтересовался Артем.

— Вы не поверите, — Либерман снял очки и протер слезящиеся глаза. — Сорок три.

— Сколько?? — в один голос воскликнули Горбунов и Вадеев.

— Да, вот такая судьба, — покачал головой Лев Соломонович. — Болезнь его иссушила, извела, и теперь он выглядит как старик. Вообще-то Боречка — родственник моей жены.

Он вытер платком глаза и продолжил:

— А вы думали, куда я каждый вечер на час ухожу перед ужином? Мы играем с ним в шахматы. У Боречки до сих пор светлый ум.

— Его же могли выписать умирать домой, — откашлявшись, спросил Василий, — как это уже бывало.

— Боречку не выпишут, — отмахнулся Либерман, — по этому поводу с начмедом был разговор. И потом — начмеду платят деньги за лечение, зачем ему их лишаться? Но давайте к делу.

Он снова надел очки и посмотрел на собеседников.

— Чтобы вас, мои молодые друзья, не терзали сомнения, я скажу вам сразу — мы с Боречкой все обсудили. Не так давно, но в любом случае это его решение, и он от него не отступится. Совесть его не беспокоит, и позже, когда придет черед, перед создателем он предстанет спокойным и не сомневающимся ни в одном своем поступке. Надеюсь, это будет не скоро… так вот. Он все сделает, и я в нем уверен. И никто, кроме меня… кроме нас, не узнает о том, что и как произошло.

— Я извиняюсь, Лев Соломонович, — Артему было неприятно это говорить, — но… вы не давили на Белкина?

— Нет, нет, — Либерман поднял обе руки вверх, — ни в коем случае. Но спасибо вам, Артем… можно, я буду называть вас просто Артем? — Горбунов кивнул, и старик продолжил: — Спасибо за ваш вопрос. Я должен был об этом сказать. Спрашивайте меня еще, если вас что-то смущает. У нас с вами не должно быть недомолвок.

— У него есть права? Он сможет договориться с Бойко и выйти в город? Одежда есть? И насколько он силен, в смысле — морально? — на одном дыхании выпалил Василий.

— Все есть, — кивнул Либерман. — Все сможет. Я за него ручаюсь.

Они говорили еще долго: сначала о предстоящих событиях, потом кто-то рассказывал о своей жизни, потом возвращались к прежней теме, и снова кто-нибудь вспоминал былое — и так до той поры, пока дежурный врач не постучал к ним в дверь.

— Вы что тут шумите? На весь этаж гул, все уже спят.

Они переглянулись и заулыбались, как расшалившиеся дети, пойманные взрослыми при баловстве: ну, блин!

— Да, да, мы ложимся, — сказал Либерман, — извините.

Артем подумал, что так недолго и попасться: кто-то подслушает, и все! Но, кажется, пронесло.

Засыпая, он вспомнил, что за все время нахождения в медицинском центре так ни разу не позвонил Савелию. «Тоже мне, друг называется. Надо завтра обязательно позвонить, узнать, как у него дела».

Глава 13

Утром он пошел на процедуры, но тут…

Детский крик, пронзительный до боли и режущий буквально на куски. Крик, постепенно переходящий в какое-то завывание — потому что плачем это назвать было нельзя. И едва разбираемые слова:

— Пожалуйста… ну пожалуйста!

В коридоре еще не скопилось достаточного количества людей, и Артем все увидел одним из первых. У кабинета заведующим отделением на мягком диванчике сидела женщина. Любой увидевший ее начал бы свое описание так: «На ней не было лица». Сам завотделением Бойко стоял у двери своего кабинета. А у его ног, вцепившись в них своими маленькими ручонками, полулежала девчушка лет тринадцати, которая в голос рыдала и о чем-то просила этого большого и сильного мужчину.

Бойко, судя по всему, тоже находился в весьма серьезном расстройстве. Он иногда склонялся, делая вид, что пытается поднять девочку, при этом приговаривая:

— Я ничего не могу сделать… ничего… — и обращался к женщине: — Ну успокойте же ее… вы же понимаете, — но было ясно, что женщина его не слышит.

Достаточно быстро появился Ялынский с двумя санитарами. Начмед быстро оглядел всех присутствующих и кивнул санитарам. Один санитар поднял на руки женщину, другой — девочку, предварительно аккуратно оторвав ее от Бойко. После этого оба быстро покинули этаж.

— Милостивые государи, — Ялынский обратился к присутствующим, — прошу разойтись по палатам или процедурным кабинетам. Смотреть здесь больше не на что. Это был маленький казус, я приношу всем вам извинения за предоставленные неудобства, — после чего он схватил за локоть Бойко, буквально втолкнул его в кабинет и туда же зашел сам. Щелкнул замок.

«Что это было-то?» Судя по тому, какие лица были у разбредающихся больных, не один Артем задавал себе это вопрос. Впрочем, Вася Вадеев наверняка все узнает…

После полученных процедур опять было нелегко, и Артем дал себе обещание, что звонок Саве он сделает попозже. Удалось даже немного поспать. Проснувшись, он увидел сопалатников у стола. Они что-то тихонько обсуждали.

— Чего замышляем?

— А, проснулся, бизнесмен, — Вадеев, поморщившись, встал. — Одевайся, пора обедать, а потом есть что обсудить. И на что потратить твои деньги, — и он ухмыльнулся.

Пообедав, они пришли в палату и тщательно закрыли дверь. Потом разлеглись по кроватям — чтобы, как выразился Вадеев, «сало вокруг пупка обвилось». Против этого никто не возражал.

— Я сегодня был у Анисимова, — Лев Соломонович немного покашлял, вытер рот платком и продолжил: — Ему уже лучше, но пока он в ПИТе, и будет там еще дней пять.

— Ясно, — сказал Артем, и рассказал об утреннем происшествии. — Что это было, как думаете?

— Это было то, что периодически случается в нашем паскудном мире, — процедил Василий.

— А если конкретнее?

— Ты же общался с начмедом, когда сюда заселялся? — спросил Вадеев. Артем угукнул. — Так вот. Он всем рассказывает, что помогает людям, а по сути — просто здесь, помимо «платников», лежат и льготники, те, кто не платит, но которых тоже нужно лечить. Врачебная этика тут ни при чем — без этого Ялынскому и тем, кто с ним все это организовал, не дали бы лицензию, не выделяли бы определенные фонды, и так далее. Льготников немного, сколько-то процентов, точно не знаю. Сан Саныч, кстати — один из них.

— И эта девочка — тоже льготник?

— Да. Сучья жизнь! Она и жить-то толком не начала, а ей уже не повезло — за что?

— Она могла умереть гораздо раньше, Васенька, — тихим голосом сказал Лев Соломонович. — В том, что она попала в этот центр, есть некий положительный аспект… нет, не прерывайте меня, я знаю, что вы скажете. Медицина пока не всесильна, и ей помогали, пока было возможно. И вот настал тот момент, когда помочь уже нельзя.

— И что теперь? — подался вперед Артем.

— Ее выписали умирать домой, — ответил Вадеев. — За ней приехала бабушка… остальное ты видел. Космические корабли строим, а помочь здесь, на Земле, вот таким маленьким девочкам не можем. Сучья жизнь…

Глава 14

Некоторое время они лежали и молчали. Первым тишину нарушил Либерман.

— Если вы позволите…

Вкратце он напомнил Артему и Васе весь их «план».

— Васенька, вы, кажется, хотели что-то сказать.

Вадеев вздохнул и сел, кинув подушку к стене и опершись на нее.

— Ситуация следующая. Машина уже есть, «девятка». Проверена на ходу, чтобы не подвела. Все оформлено на бомжа, тут комар носа не подточит. Необходимые траты — пятьдесят тысяч. Артем? — он посмотрел на Горбунова.

— Скажи только куда скинуть.

— Хорошо, чуть позже. Маршрут этой мамзели известен, есть удобное место, где она задницу качает, там можно все установить. Расчет по времени произведен, поэтому предлагаемый вами гвоздик, Лев Соломонович, поменяем на специальную иглу, есть такая фигня, посовременнее. Главное, чтобы правильно поставить, но это не сложнее бинома Ньютона, по сути — тот же гвоздь. Гарантия остановки клиента через десять минут! Профессионалы рекомендуют, в затраты не входит, считайте — бонус от сочувствующих масс. Будет лежать в пепельнице.

— А если потом найдут? — спросил Артем. — Штука-то явно редкая. Копать начнут не по-детски.

— Неспециалист ничего не поймет, а специалистов, разбирающихся в подобной тематике, не так много, тем более — среди ментов. Кстати, вспомнил насчет перчаток — у медсестер можно позаимствовать.

— Что-то еще? — спросил Либерман.

— Нет, — ответил Василий, — только дата. Очень подходит завтрашний день — как раз день фитнеса.

Либерман пожевал губами.

— Тогда я пойду и поиграю в шахматы.

Когда Лев Соломонович ушел, Артем скинул деньги на реквизиты, указанные Вадеевым. После этого Василий тоже удалился.

Артем лежал и думал.

С одной стороны, наказывать таких, как Шестакова, обязательно надо. Но с другой стороны — какое они с сопалатниками имеют на это право? Почему этих подонков наказывают не суд, не прокуроры, не полиция и прочие правоохранители? Почему не работает закон?

По кочану. «Коррупция, слышал про такую? Рука руку моет, говорят».

Они с сопалатниками уже обсуждали эту сторону вопроса. И Либерман высказал свою точку зрения, с которой Артем не сразу согласился. Но чем больше он об этом думал, тем больше понимал, что Лев Соломонович прав.

А суть сказанного была в следующем: вот есть принцип кнута и пряника. Есть его составляющие: достойное вознаграждение и неотвратимость наказания. И этот принцип должен определять всю работу чиновников. Но он не работает.

Вот есть чиновник. Он должен достойно выполнять свою работу и получать за это соответствующее вознаграждение. Вознаграждение, то есть пряник, есть — зарплаты у чиновников разных ведомств сейчас неплохие, и чем выше должности — тем больше там платят, плюс разные льготы и прочие привилегии. Почему же никто не боится этот пряник потерять? Ведь взятки все равно берут, и законы нарушают, и друг другу услуги оказывают, и — так далее.

Ведь если чиновник не выполнил свою работу или выполнил ее неправильно, или того хуже — нанес своими действиями кому-то ущерб, он же должен понести наказание, так? Так, однозначно и неотвратимо. Чиновник обязан понимать, что если он плохо выполнит свою работу, даст или возьмет взятку, просто нарушит закон — его накажут. И он потеряет эту высокооплачиваемую работу, не сможет помогать семье и родным, а в худшем случае — сядет в тюрьму. Так? Так. Но это никого не пугает.

Почему? А нет той самой неотвратимости. Разве что выборочно, или чтобы населению потрафить. Но в реальности кнут не работает.

Законы плохие? Вроде нет. Так в чем вопрос? Правильно: в качестве их выполнения. И те, кому следует следить за этим качеством, тоже плохи. Ведь это — те же чиновники. И снова по кругу… «Рука руку моет, правильно? Вот вам и коррупция» — сделал вывод Либерман.

Так кто накажет Шестакову?

«Ответ очевиден, Артемка, и засунь свою совесть подальше».

Он перевернулся на другой бок. И вспомнил, что надо позвонить Савелию.

— Привет, больница, — в трубке послышался родной голос. — Как ты там?

— Лечусь помаленьку, — ответил Артем. — Ты как?

— Честно? Трудно. Завяз брательник по самые помидоры. Сядет точно, вопрос в сроке. Решаю тут пока на пару с адвокатом. Хорошо, что брат хоть не грохнул никого, а то было бы совсем худо.

— Родители как?

— Нормально. Сейчас уже нормально. Скажем так — смирились.

— Понял. Хотел тебе спасибо сказать, насчет Славки — ты прав оказался.

— Да ладно?!

— Да. По ходу, он фирму хочет на себя оформить, пока я тут загораю. Я тоже лоханулся, конечно, но ничего страшного — выйду, решу по месту. Переживем, не такое переживали.

— Ну, ты даешь! — в голосе Савы слышалось откровенное разочарование. — Ты же столько сил вкладывал! А этого урода я урою! Только вернусь и…

— Не стоит он того, Сава, — прервал друга Артем, — начну снова и сделаю все лучше. А про него наши ребятишки и так все поймут.

— О, поверь, я сделаю все, что смогу! — заверил Савелий. — Ладно, дружище, мне ехать надо. Ты звони сам, а то мне неудобняк, вдруг ворвусь невовремя.

— Хорошо, — сказал Артем и отключился.

Друзей не бывает много. Один-два, а все остальные — это товарищи, приятели и иже с ними. А это две большие разницы, как говорят в Одессе. Артему иногда не хватало Савелия, общения с ним, когда можно не слишком заморачиваться и знать, что друг тебя всегда поймет.

…Одесса, Аркадия. Сава, красный от загара, мчится на всех парах в море с воплями «Внимание! Петров-Водкин! Купание красного себя!»

Артем засмеялся, и в этот момент в палату зашли Либерман и Вадеев. Улыбка сошла с лица.

— Завтра, — сказал Либерман. — Все готовы. — И после паузы: — Артем, пойдемте ужинать.

Глава 15

Вечером старались поменьше говорить и, чтобы немного разрядить обстановку, поиграли в домино. Артем тоже «постучал костями» и заслужил пару комплиментов от Вадеева.

— Молодец, бизнесмен, шурупишь в доминго! — улыбался Вася. — Хоть нормальный соперник появился, а то пока бухгалтер все обдумает — выспаться успеешь! Может, на спички начнем играть? Или на конфеты — вон их сколько у сестер на столике в вазе лежит, все равно не едят. Тебе, Соломоныч, и проиграть будет не зазорно, с твоими-то зубами, ха-ха!

Зато утром все были напряжены. Артем и Василий вместе пошли на процедуры, а Либерман задержался в палате.

— Идите-идите, потом же встретимся!

Все уже казалось вполне обыденным, но, когда все окончилось, Артем еле дошел до палаты и упал на кровать как подкошенный. Заснул почти сразу. Когда проснулся, в палате никого не было. До обеда еще было время, и он, тихонько поднявшись, вышел в коридор и направился в фойе. У окна стоял Вадеев и тер свою грудь.

— Есть новости?

— Есть, — Василий покашлял, потом повернулся к Артему и прошептал: — Белкин умер.

— Что??? — Артем выпучил глаза. — А..?

— Она тоже. Уже в новостях передали.

…Предварительно отпросившись, Борис Белкин с самого утра переоделся и постарался максимально незаметно выйти на улицу. Он не хотел опоздать, считал, что не имеет никакого права, и вообще старался в жизни все делать заранее, поэтому вышел из центра настолько рано, как только позволили обстоятельства. «Лучше в машине посижу», — думал он. Машина была подогнана на неприметную улочку неподалеку от медцентра. Увидев ее, Борис порадовался — не угнали, ключи-то внутри, хотя кто об этом знал? Последний раз за рулем он сидел три года назад, но навыки никуда не ушли: завелся и поехал. Похвалил себя за то, что не забыл накануне по совету Левы взять перчатки со стола у медсестер, и надел их перед тем, как сесть в «девятку». Хмыкнул: «Сейчас увидит гаишник, и что сказать?» И тут же подумал, что весь этот смех — напускной, нервы никуда не пропали, хоть и благое дело нужно сделать, но и руки утром дрожали, и сердце вот болит, а лекарства с собой не взял, забыл. «Ничего, не впервой».

Припарковавшись недалеко от фитнес-центра, он посмотрел на часы на дешевенькой магнитоле — до условленного времени примерно час. Машину Шестаковой увидел сразу — белых внедорожников было всего два, но номер и статусность одного из них не оставляли сомнений в привилегированности владельца. Впрочем, номер Белкину и без того был известен. Он вытащил из пепельницы специглу. Действительно, ничего сложного, ожидал худшего. Ставить надо было сзади передней шины, с упором, чтобы, когда машина сдаст задним ходом, произошел прокол. Нужна была причина подойти к джипу — и Борис снова себя похвалил. С ужина он захватил яблоко, которое сейчас вместе со специглой сунул в карман. Выйдя из машины, постарался незаметно снять перчатки («Аккуратно, Боря… молодец!»), после чего медленно пошел к внедорожнику. Людей вокруг было немного, никто особого внимания на него не обращал. Вынув из кармана яблоко, он будто нечаянно выронил его («Вот закатится под машину, и что делать?»), и, нагнувшись, чтобы его поднять, с первого же раза установил иглу под правое переднее колесо. Выпрямился, поглядел по сторонам («Достань платок и вытри яблоко!») — никто ничего не заметил? И про камеры никто не говорил, вдруг стоянка просматривается? Борис прошел вперед до стены, развернулся и пошел назад, по тротуарчику, засунув яблоко в карман.

Сев в машину, он ощутил, что весь в поту. Вытерся — было какое-то неудобство. Оказывается, что перчатки перед машиной надел автоматически («Молодец!»), и сейчас они ему немного мешали. Ничего, это терпимо, сердце вот стучит — нервы на пределе, да. И больно в груди, а лекарств не взял, голова была ВОТ ЭТИМ забита. Ничего, недолго осталось. Можно яблоко пока съесть.

Фигуристая светловолосая женщина быстрыми шажками преодолевала расстояние от двери до машины, и Борис, задумавшись, чуть ее не проглядел. Но увидев блондинку, он понял: это — она, та самая дрянь, по вине которой погибла Анисимова. И она от него никуда не денется.

Белый джип сдал задом со стоянки и двинул по проспекту. Белкин старался не выпускать его из поля зрения, периодически поглядывая на магнитолу. «А вдруг колесо спустит раньше? Или позже? Вдруг все случится где-то в другом месте? Или она не увидит — женщина же за рулем!»

Но вот они выехали на односторонку, ведущую за город, и даже с дистанции Борис видел, что внедорожник начинает сносить. Вот и долгожданная остановка, блондинка выходит. «Пора, пора парковаться, а то близко будет!»

Она пинала спущенное колесо, когда он медленно подошел к ней. «Перчатки снял, так. Очки надел, кепку надел, никто не узнает — молодец!»

— У вас что-то случилось? Могу я вам помочь?

Блондинка уже достала телефон и собиралась кому-то звонить, но передумала и взглянула на Белкина.

— Да гвоздь, наверно, где-то поймала, зараза. Нельзя нормально по дорогам проехать, ужас!

— Так можно ж заменить колесо-то. У вас есть запаска?

— Есть, наверно. Вон сзади что-то висит — это она?

«Так, вот сюда можно уйти — и вниз. А там — автобусная остановка, как раз доеду до центра».

— Она. Накачена? «Что там на дороге? Какие машины? Тяни время…» Если не накачено колесо — надо качать.

— Если б знать! — вплеснула руками блондинка. — Муж этим занимается. Наверно, накачено.

— Надо посмотреть, — сказал Борис и тут же увидел двигающийся в их сторону «КамАЗ». «Это шанс». — Подождите! А второе колесо у вас не спущено?

— Не знаю, — блондинка подошла к водительской стороне, — кажется, нет.

«КамАЗ» был уже почти рядом.

— Я посмотрю, — сказал Борис, глядя на блондинку. А когда большой и мощный грузовик практически поравнялся с джипом — он вытянул вперед обе руки и толкнул ее со всей силы.

Ни один водитель не в силах что-то сделать в подобных условиях. Конечно, «КамАЗ» затормозил, но это была сущая формальность. Тело Шестаковой буквально разбросало по проезжей части. Только Борис Белкин этого уже не видел.

Мелкими шажками он спускался вниз по тропинке, ведущей к автобусной остановке. Сев в автобус, он понял, что не снял очки, но где-то по пути потерял кепку. Расплатившись с кондуктором, он сел к окну. Очки ему мешали, и он засунул их во внутренний карман. Посмотрев на пальцы, он увидел — они опять дрожали.

— Я все правильно сделал! — сказал он самому себе.

— Что вы сказали? — повернулась к нему кондуктор.

— Нет, нет, ничего.

Перчатки он выбросил в урну при входе в медцентр. Сердце стучало, как паровой молот, а в грудине что-то болело и ломило, но он понимал: сначала надо переодеться, потом — дойти до палаты и принять лекарство. А лучше — подойти к медсестре, пусть проверит, чего так сердце стучит. А потом — к Леве, рассказать обо всем.

Переодевшись, Белкин пришел в палату и нагнулся к тумбочке. В этот момент сердце пронзила острая боль. «И тут игла», — подумалось ему. Он схватился за сердце, будто пытаясь утихомирить эту боль. Тут ноги перестали его держать, голова откинулась назад, и он упал. Последнее, о чем Борис Белкин подумал перед смертью, было:

«Все правильно сделал…»

Глава 16

В местных новостях передавали:

«…По предварительным данным, женщина, управлявшая белым внедорожником, вышла на проезжую часть, не оценив расстояние до приближавшихся транспортных средств, вследствие чего был допущен наезд. В результате женщина получила многочисленные травмы, не совместимые с жизнью. Личность погибшей в ДТП устанавливается».

— Пойдем, тут больше нечего смотреть, — Вадеев взял Артема за рукав, и они пошли в палату, где сели за стол.

— А Соломоныч где? Там..? — спросил Артем, сделав движение головой в сторону двери.

— Да, — кивнул Василий, — надо соблюсти формальности. Всем сообщить, кому надо. Нелегко ему придется.

Они помолчали. Потом Вадеев встал и подошел к окну.

— Нет, ты прикинь! — сказал он. — Ведь он смог! А я не верил, думал — заднюю даст. А он смог, — Василий потер грудь, потом повернулся к Артему и воскликнул: — А смог бы я, если б пришлось?

Артем промолчал.

— Вот именно, — покачал головой Василий. — И я не уверен.

В этот момент в дверь постучали, и заглянула медсестра.

— Это же вы Горбунов? — спросила она, глядя на Артема.

— Я.

— Там к вам пришли. Мужчина какой-то импозантный. Попросил, чтобы вы спустились.

— Маруся, а почему ко мне так редко ходят? — Василий уже был само очарование. — Нет, не мужчины — милые дамы, вот такие, как вы. Ведь я тоже невероятно импозантен.

— Да ну тебя, Вася, — хихикнула медсестра и ушла.

— Друг-брат-сват? — затараторил Вася.

— Вообще не представляю, — пожал плечами Артем. — И странно — никто не звонил.

Пока он спускался на первый этаж, в голове перебрал варианты насчет гостя. Но увидеть Мишакова не ожидал.

— Привет, — сухо поздоровался Слава. — Пошли до машины?

Артем попросил у охранника «дежурные» тапки, и они вышли. Сев в машину, Слава сразу конкретизировал:

— Я прекрасно осознаю, что ты обо мне думаешь. Мнение остальных мне поровну, но ты мне все же столько лет был другом…

Артем хмыкнул. Мишаков покосился на него.

— Да, возможно, мои слова тебе кажутся смешными. И я не настаиваю на том, чтобы ты продолжал меня уважать. Что сделано — то сделано. Я приехал договориться. Просто выслушай меня и прими решение. Хорошо?

— Слушаю.

— Какова нынешняя ситуация по компании, ты наверняка представляешь. Есть два пути — плохой и хороший. Я предлагаю хороший. Мои условия следующие: я выплачиваю тебе отступные, а ты даешь мне слово, что не будешь иметь ко мне претензий. Твоего слова мне будет достаточно.

— Благородно!

— Да, благородно. Потому что я знаю, кто ты и что такое твое слово. А та сумма, которую я тебе предложу, поможет тебе при необходимости наладить не один подобный бизнес.

— А тебе самому что мешает это сделать? — поинтересовался Горбунов.

— Мне сейчас нужен бизнес живой, рабочий и с историей.

— Ясно, — улыбнулся Артем, — ты кого-то нашел.

— Да, — кивнул Слава. — В Москве. Но там были условия.

— Понятно, — вздохнул Артем. — И сколько ты мне хочешь отстегнуть?

— Вот, — собеседник протянул заранее приготовленный листок, сложенный пополам. Артем развернул его, увидел цифру и присвистнул: — Ого! У тебя же нет таких денег!

— Уже есть. Для тебя — есть. Открою счет, где скажешь.

— Хм, ясно, — покивал Артем. — Спонсоры вложились.

— А есть разница? — Мишаков завел машину. — Это все, что я хотел тебе сообщить. Время подумать возьмешь?

— Да, до вечера, — Артем будто не заметил протянутую руку, открыл дверь и вышел из машины.

Не о чем думать он не собирался. Сумма была достаточно серьезной, а ввязываться в различные склоки Артему совсем не хотелось. И сидеть рядом с бывшим другом — тоже.

Зайдя в палату, он увидел, что Либерман уже тоже подошел.

— Такие дела, ребята, — сказал Лев Соломонович. — Судя по всему, у Бори был инфаркт, вскрытие, конечно, покажет целостную картину… да только кому она сейчас нужна? Жаль, мне не удалось пообщаться с ним перед смертью.

Он немного помолчал, потом продолжил:

— Вы, наверно, не знаете, но у нас принято хоронить человека как можно скорее. Я только что разговаривал с Ялынским. Мы хорошо поняли друг друга, поэтому сегодня Бореньку уже увезут отсюда. Не знаю, удастся ли мне вырваться на похороны, — он достал платок и промокнул глаза.

— Лев Соломонович, извините, если я влажу не в свои дела, но — о чем вы вчера говорили? — поинтересовался Артем. — Если это не секрет.

— Не секрет, конечно. Ни о чем и обо всем. О деталях каких-то. Детство его вспоминали. А еще он сказал, даже попросил, да — попросил: чтобы его не ругали.

— За что? — спросил Василий.

— За все. Если получится и если не получится, — Либерман посмотрел слезящимися глазами по очереди на сопалатников. — Мы ведь не будем его ругать, правда?

Глава 17

Четвертый курс процедур у Артема прошел полегче, даже в сон уже не так клонило, как раньше. Он решил просто полежать и с помощью телефона покопаться в Интернете, поискать новости по вчерашнему происшествию. Имя погибшей уже всем было известно. В основном преобладала всякая желтая бредятина: с кем жила, чем владела, и тому подобное. Никаких особенно интересных вестей Артем не нашел и хотел уже выключить поиск, но внезапно взгляд зацепился за фамилию «Анисимова» в одной из поисковых строк. Палец автоматически нажал нужную запись. Автор какого-то заштатного интернет-издания абсолютно безапелляционно рассуждал на тему «Око за око». Он не приводил никаких доказательств, но упоминал в статье, что за то, что Шестакова сделала в свое время с Анисимовой, произошедшее — не что иное, как кара небесная. Автор предполагал, что гибель Шестаковой не случайна. Упоминалась также та самая мифическая организация «Белая стрела», про которую совсем недавно говорил Вадеев, и которая якобы выступает в качестве защитника всех униженных и оскорбленных в стране. «Поэтому никто из тех, кого или чьих родных сильные мира сего калечили и убивали на наших дорогах, не должен терять надежды. Всегда против одной силы есть другая сила», — заканчивал автор свой опус.

Самым вежливым комментарием под статьей было: «Что автор курил, когда это писал?» Но Артему было не до шуток. Ведь предположение насчет гибели творец данной публикации высказал верное. И осознавать это было не самым приятным занятием.

Артем дождался сопалатников и зачитал им текст статьи.

— Да и наплевать, — Василий был категоричен. — Даже если все узнают — толку-то?

— Меня больше беспокоит, что ничего не пишут про машину, — Лев Соломонович по привычке снял очки и стал их протирать. — Ведь наверняка сразу нашли. Боря явно рядом ее оставил, только где?

— Надо было попросить ребят проводить его, а потом машину отогнать, — Вадеев постучал пальцами по столу. — Не подумали!

— А если там народу было много? — Артем покачал головой. — Не факт, что там можно было так просто подойти потом к машине.

— Может и так. Давай после обеда ты еще пороешься, может, отыщешь чего?

Информация о «припаркованном недалеко от места аварии автомобиле» появилась только ближе к вечеру. Впрочем, особого внимания этому факту, судя по всему, не уделялось — возможно, при расследовании не хотели излишней огласки. Также рассказывалось о состоянии водителя «КамАЗа» — он находился под наблюдением врачей в состоянии серьезного психического расстройства. Кое-какие показания ему все же пришлось дать, и они просочились в прессу. По его словам, появление женщины перед грузовиком было полнейшей неожиданностью, он увидел ее боковым зрением и потом почувствовал удар, после которого Шестакову отбросило прямо перед машиной. Да, тормоза были исправны… да, он нажал на педаль моментально… об остальном он предпочитает забыть. «С ним работают психологи» — говорилось в сообщении.

— Про камеры ничего не пишут? — спросил Вадеев. — Записи какие-нибудь, или еще чего?

Артем полистал сайты.

— Нет, ничего. С другой стороны — может быть тайна следствия.

— А у тебя знакомых в этих структурах нет? Узнать бы.

— Как ты себе это представляешь? — вскинулся Артем. — Даже причину не могу придумать.

— Да, действительно, — Вася почесал затылок, — затупил я что-то.

— Не надо ничего узнавать, ребятки, — Либерман надел очки. — За сутки журналисты что-нибудь накопают, и завтра нам будет предложена новая пища для размышлений. Таблетки, надеюсь, все приняли?

— Да.

— Да.

— Тогда, — Лев Соломонович повернулся и взял домино, — надо развеяться. Прошу к столу.

— Соломоныч, — Василий развел руки, — ты ли это?

— На конфеты или на щелбаны? — улыбнулся Артем.

Все засмеялись.

Василий начал медленно мешать доминошки. Тут открылась дверь, и на пороге в новом больничном наряде пред ними предстал Сан Саныч Анисимов.

— О, Сан Саныч! — Василий вытянул в его сторону руку. — Четвертым будешь?

— Ну, не могу я уже там, — сказал Анисимов с грустной улыбкой. — Какая разница, где спать? Завтра бы я пришел, или сегодня приду — говорю дежурному: пусти! Пустил, слава Богу!

Он закрыл дверь, кинул принесенный с собою пакет на кровать и сел на придвинутый стул.

— А завтра схожу к этим гражданам в прокуратуру, новости узнаю, не был-то сколько…

Он посмотрел на сидящих за столом. Только Либерман не сразу отвел глаза.

— Э, вы чего? Чего, спрашиваю? Молчите чего, а? Мужики, ну?

— Не надо тебе, Сан Саныч, никуда завтра идти, — тихо сказал Василий. — И вообще больше идти туда тебе не надо. Все кончилось.

— Что кончилось, Вася? Что?? Ну, не томите!

— Нет больше Шестаковой в этом мире, — ответил Либерман. — В аду она.

Глава 18

Они не были подготовлены к разговору с Сан Санычем. Они не выдерживали его взгляда, его вопросов. Возможно, им следовало бы переговорить, обсудить, как они преподнесут ему новость о гибели Шестаковой — но момент был упущен. Теперь приходилось за это расплачиваться.

Конечно, они рассказали ему все. Вывалили комом, почти не скрывая деталей. Говорил в основном Либерман, Василий — поменьше. Артем больше молчал, но именно он показывал Сан Санычу соответствующие новости в Интернете. Все трое внимательно смотрели на Анисимова — не знали, как он отреагирует на известие. Переглядывались: «Вроде нормально все, держится, да?» Анисимов держался — только на верхней губе высыпали бисеринки пота. Под конец он устало положил голову на руки. Сопалатники смотрели на него.

— Я бы сейчас с удовольствием водки выпил, — хриплым голосом сказал Сан Саныч.

Никто не улыбнулся и не ответил.

— И Катеньку помянул бы, и Бориса, и… — он встал и оглядел сидящих за столом. — Вы не представляете, что вы сделали. Я вам ноги целовать должен.

— Сан Саныч, прекрати, — попросил Вадеев.

— Нет, Вася, это ты прекрати. Есть у кого попить?

Артем налил ему воды.

— Спасибо. Сейчас, чуть успокоюсь. — Анисимов подошел к своей кровати и лег на нее. Это послужило невольным сигналом, и все разбрелись по кроватям.

— У меня все нормально, вы не подумайте, что я сейчас коньки отброшу, — Сан Саныч чуть приподнялся и поправил подушку. — Мне и помирать сейчас не страшно, а с другой стороны — окрепнуть чутка надо, есть причины еще пожить.

— Поделишься? — донеслось с Васиного угла.

«Молодец, Вася, отвлекает Сан Саныча, на разговор раскручивает», — подумал Артем. Его взгляд пересекся со взглядом Либермана — похоже, Лев Соломонович подумал о том же.

— Конечно, — ответил Анисимов. — Во-первых, вам должок отдать.

— Слушай, ну хорош уже, — прервал его Василий и сильно закашлялся.

— Нет, друзья, я ваш должник теперь. Что хотите, сделаю, как вы для меня.

— Зря вы так, Сан Саныч, — Либерман крутил в руках очки, словно не зная, что с ними делать. — Справедливость не должна быть замешана на долге. А зло всегда должно быть наказано.

— Как в сказках, — брякнул Артем.

— Да, — согласился с ним Либерман, — хоть жизнь совсем не сказка.

— Хорошо, пусть я неправильно выразился, извините, — Анисимов тяжело вздохнул и продолжил: — Но случилось то, о чем я не мог и мечтать. Хотя нет, правильнее будет сказать — о чем я мечтал все время после гибели Катеньки, но не смел и думать, что это случится. Я вам так благодарен за то, что вы мне все рассказали! И если бы у меня было здоровье, были силы и возможности — я бы только и делал, что занимался вот этим… тем, что вы сделали.

«Вот блин!» — Артем враз пожалел о Васиных «раскрутках».

— Ты башкой там в ПИТе двинулся? — Василий говорил с некоторой натугой, от кашля у него покраснело лицо. — Мультиков про Супермена насмотрелся под наркозом?

— Вася, ты не представляешь, чего я насмотрелся, пока в эту долбаную прокуратуру ходил. Сколько горя людского видел, сколько историй слышал, скольким людям разные подонки жизнь искалечили — и никто этих подонков не наказывает, никто! Да я там о таких случаях узнал, что моя трагедия — ничто!

— Ты в первую очередь успокойся, — попросил его Василий, — никто ж не говорит, что подонков этих прощать надо.

— Так может… имеет смысл продолжить начатое? — Анисимов приподнялся на кровати.

— Стоп, стоп, — Артем поднял руку. — Сан Саныч, но ведь так нельзя! Не может такого быть, чтобы не было на свете справедливости. Не все же прокуроры, или кто там из правоохранителей — взяточники? Есть и честные люди.

— А ты таких многих знаешь? — спросил Вадеев.

— Многих, не многих — какая разница? Кто мы, боги — наказывать людей, лишать их жизни? Пусть даже и по делу, по справедливости.

Наступила тишина. Было слышно, как в коридоре переговариваются медсестры.

— Не боги, — прервал паузу Либерман. — В этом вы, Артем, правы. Но почему тогда боги молчат?

Артем развел руками. Лев Соломонович потер глаза и продолжил:

— Каждый из нас верит в то, что излечится от этой проклятой болезни. Каждый из нас верит тому, что пишут в газетах… и в этом несчастном Интернете — про то, что все лечится. Но у троих из нас — вы, Артем, к счастью в наш круг не входите, и желаю вам этого избежать, — так вот у нас перспектива выкарабкаться маловероятна. Трое из находящихся здесь каждый день чувствуют, как внутри что-то становится хуже и хуже. Нас лечат, за лечение платят немалые деньги — извините, Сан Саныч, — но лучше-то нам не становится. И я снова хочу задать тот же вопрос — почему молчат упомянутые вами боги? Чем мы их прогневили? В чем мы перед ними виноваты?

Артем был просто ошарашен прямотой собеседника. Он посмотрел в глаза каждому из сопалатников и у каждого во взгляде увидел БОЛЬ.

— Я не знал, — только и смог сказать он, — что у всех вас все настолько плохо.

— Никто не готовится сдвигать кеды, Артем, — Василий ответил в своем стиле. — Просто прими это как данность. А жизнь — хм, еще поживем, — он улыбнулся.

— Все правильно, — сказал Либерман. — Так вот, о чем я говорил? Мне кажется, что каждый подлец в этом мире должен понимать, что есть не только отдаленная и никем не доказанная небесная кара. Такая же кара должна быть и здесь, на земле. Если это не делается государством — должен быть кто-то еще. И почему это будем не мы? Боренька показал нам пример. Терять нам по сути уже нечего. В некотором роде мы тоже приговорены — и видимо есть, за что. Пусть так. Но мы еще в силах помочь кому-то, как помогли Сан Санычу. У нас есть немного времени — пока мы в силах, пока мы здесь.

— Да и даже если выпишут домой умирать — какая разница? — тихо проговорил Анисимов. — Ну, так как, мужики? Нам есть кому помочь, поверьте.

— Я поначалу подумал, что Сан Саныч Робин Гудом заделаться задумал, — Василий ухмыльнулся и хлопнул себя по коленке. — Если по совести — я только за. Подонков надо наказывать, и никак иначе. И почему это не смогу сделать я? Когда-то наших дедов и отцов учили, что за благое дело и жизнь отдать не жалко. Так, Соломоныч?

Тот кивнул. Все взоры уперлись в Горбунова. Артем почувствовал, как у него покраснели уши. «Вот блин, как в школе, когда двойку получил», — мелькнула дурацкая мысль.

— Вы, Артем, самый здоровый среди нас, извините уж меня, старика, за прямоту, — сказал Либерман. — Мы с вами не так давно знакомы, но очевидно, что вы хороший человек. И я думаю, что выражу общее мнение, пожелав вам вылезти из пут этой дряни как можно быстрее, и жить еще долго и счастливо. Лично я буду за это молиться. Но без вашей помощи, в том числе финансовой, нам будет тяжело. Помогите нам, и вам обязательно воздастся.

Надо было что-то решать. Пауза постепенно затягивалась.

В Артеме сейчас боролись две каких-то непонятных сущности. Одна утверждала, что все не так плохо, что он не должен плясать под чужую дудку, что в государстве есть более честные и сильные люди, чем он, к тому же наделенные полномочиями, которые и должны бороться со всеми этими негативными явлениями, наказывать негодяев и подлецов. А вторая — просила просто поднять глаза. Требовала помочь этим людям самим распоряжаться тем малым, что осталось у них. И называла его трусом.

Дилемма? И был ли у него выбор?

Он вздохнул.

— Я в деле.

Глава 19

Артем долго не мог заснуть. В мозгу постоянно крутились мысли, которые он никак не мог от себя отогнать. То и дело он задавал себе вопрос:

«Правильно ли я себя веду?»

И не мог найти ответ.

В какой-то момент он вспомнил беседу со священником. Как будто правильные слова — о силе, об испытании, о будущем. Но Артем никак не мог сопоставить эти слова и те страдания, которые он увидел в глазах своих товарищей по несчастью.

«Где же твоя милость, Господи? Почему люди должны так мучиться?»

Или батюшка увидел что-то только в его, Артема, глазах? И есть шанс, что у него все закончится хорошо? Только бы выдержать…

В эту ночь ему приснилась мать. Такое происходило крайне редко, но эти сны, в отличие от других, Артем обычно утром хорошо помнил. Иногда снилось особое материно умение — заговорить болезнь или помочь уснуть. Это очень помогало в детстве. У матери в комоде лежал какой-то капор или чепчик, кем сделан — неизвестно, она никогда об этом не говорила. Скроенный из какой-то бумаги — не ткани, а именно бумаги, склеенный какими-то полосочками разного цвета и толщины, а внизу, на месте завязок — две тонкие дощечки. Если он не мог заснуть, мать надевала на него этот капор, усаживала на кровати и сама садилась рядом. Потом он брался за эти дощечки руками, как бы глубже натягивая капор на себя, а мама начинала что-то бормотать: непонятное, каким-то смешным бабушкиным лопотком, судя по всему — на старославянском. Вот только подумать про то, что это смешно, он успевал, а засмеяться — нет. Сразу накатывал сон, веки тяжелели, а за ними и голова, и мысли уже не успевали за действиями. Просыпался он отлично выспавшийся, и долго потом ему это внушение не требовалось. Также было и в случаях, когда он подхватывал какую-нибудь хворобу: уснул, проснулся, а болезни почти и нет. Мать никогда ничего ему не объясняла, только улыбалась, гладила по голове и отвечала: «Главное, что все хорошо», а когда он сам пытался заснуть с капором на голове — ничего не получалось. Разве что попадало от матери за то, что без спроса залез в комод. Капор периодически рвался и изнашивался, и мать его как-то подправляла, но делала это за закрытой дверью. После смерти матери капор куда-то пропал, хотя он долго и упорно его искал.

Утром сопалатники не стали вспоминать о вчерашней договоренности и вплоть до расставания после завтрака болтали о всякой ерунде. Когда Артем подошел к процедурной, оттуда вышел начмед.

— На ловца и зверь бежит, — радостно воскликнул Ялынский. Он взял собеседника за локоть и чуть отвел в сторону. — Как самочувствие?

— Кажется, нормально, — пожал плечами Артем. — Сегодня пятая процедура, таблетки пью, уколы делаю. Завтра-послезавтра Бойко обещал первые результаты объявить.

— Да, результаты — это правильно, — сказал Ялынский, — но есть еще одна новость. В Москву не хотите съездить?

— Зачем?

— Я разговаривал со столичными коллегами, и меня заверили — есть возможность продолжить лечение в одной из самых лучших московских клиник. Нет, никто вас отсюда не гонит, и за местное лечение я лично отвечаю — поверьте, у нас тут все на высоте. Но там Москва, думаю, вы понимаете, о чем я толкую. И попасть туда не так-то легко, — он деликатно покашлял в кулачок, — простому смертному.

Артем вспомнил вчерашний вечер. Настроение испортилось.

— Рекомендуете, значит? — спросил он начмеда.

— Более чем! — выпалил Ялынский. — Там действительно могут делать чудеса. Конечно, после всего надо будет чуть изменить образ жизни, иногда проходить обследования, но ведь главное — конечный результат, не так ли?

Артем вздохнул. Безусловно, здоровье было превыше всего.

— Что необходимо?

— Давайте подождем, когда появятся результаты. Я перешлю их своим коллегам, мы посоветуемся, и о результатах беседы я вам сообщу. Самое основное — финансовый вопрос пусть вас не пугает, там сидят не хапуги, а вполне вменяемые люди, которые делают свое дело в высшей степени профессионально. И когда вы ощутите это на себе, то поймете, что здоровье дороже всего на свете.

«Прямо мысли читает», — подумал Артем, а вслух произнес:

— Договорились. Я вам полностью доверяю.

Начмед расплылся в улыбке и откланялся.

Артем зашел в процедурную и отдался на откуп медсестрам, которые как бы и не заметили его небольшого опоздания.

«Ладно, деньги деньгами, а здоровье действительно главнее. Если удастся вылечиться — уговорю Савелия храм какой-нибудь восстановить.

Блин, начмед чертов! Ведь хорошую новость принес, а настроение испортил!»

Глава 20

Когда Артем пришел в палату, там был только Вадеев. Он лежал на кровати лицом к стене и даже не повернулся, когда стукнула входная дверь.

— Ты чего, Вась? — спросил Артем. — Плохо? Врача позвать?

— Толку-то? — не поворачиваясь, буркнул Вадеев. — Поздно уже кого-то звать.

— Э-э, ты чего это? Что случилось?

Василий медленно развернулся. Лицо его было бледным.

— Случилось, Тема, то, что должно было случиться. А в целом — ничего нового. Нужна, говорят, операция. Спрашиваю: есть смысл? Есть, говорю им, гарантия, что меня порежете, но жить буду нормальным человеком, а не овощем? А они мне: ну да, конечно. А сами глаза отводят.

Он вздохнул. Артем не знал, что сказать. Хотелось как-то подбодрить, но найти слова он не мог.

— Ты знаешь, — Василий тяжело сел, — у меня дед в войну погиб, до 9 мая две недели не дожил. Полковником был, две «Славы» получил, ордена, медали. Отец с детства одно запомнил, как дед его воспитывал — ничего, говорил, не бойся. Батя через всю жизнь это пронес. Тоже военным был, батальоном командовал. И мне втемяшивал — никогда никого и ничего не бойся. В бурсу меня отправил…

— Куда? — не понял Артем.

— Да в суворовское училище. Хотел, чтобы я тоже военным стал. Только я там за год до выпуска одному капитану в морду заехал — за дело, даже батя это понял и принял, но вышибли меня с бурсы и потом в армию загребли. Впрочем, нет, сам пошел — так правильнее будет. А тут первая чеченская — и началось. Потом уже «сверчком»… ну, в смысле — на сверхсрочную остался, затем вторая чеченская, с хорошими ребятами там познакомился. Здесь на гражданке потом с ними уже мутили, благодаря им тут сейчас, а не в шарашке какой-то. Продлили мне жизнь, спасибо им.

Он потер грудь.

— И вот веришь, никогда ничего не боялся. Ни в детстве, когда со шпаной один дрался, ни на войне. А сейчас — боюсь. И самой смерти боюсь, и просто сдохнуть боюсь, потому как еще много хотел чего сделать.

Василий вздохнул и усмехнулся.

— Соломоныч говорит, что душа вечна. Что смерти как таковой нет — просто тело закончит свои дни, а дух будет жить. И всякие экстрасенсы это подтверждают, когда с иными мирами разговаривают. Наверно, это так. Но все равно…

— А семья? У тебя есть кто? — спросил Артем.

— Дочка есть, Танечка, — улыбнулся Василий. — Жена… была. Женился, как пришел. Но как со мной жить? Поначалу война снилась, орал ночью, руками махал. Она плакала, лечиться предлагала, ссорились из-за этого. Потом дочка родилась, у меня — работа, она дома. Развелись, короче. Она себе нового мужика нашла, нормальный, ее любит, дочку мою… не обижает. Такие вот пироги…

— Операцию-то все равно надо делать, — Артему хотелось сказать какие-то правильные слова, но приходилось подбирать слова. — Нормально все будет. Ты не обижайся, но на самом деле, что за глупости? Ведь сейчас медицина чудеса творит! Вы вот вчера тут жести, конечно, дали, но так ведь нельзя! Жить надо и радоваться, тем более — в твоем возрасте!

— Наверно, — Василий покивал, не поднимая глаз, — наверно, все правильно ты говоришь. Я так подумал: отпрошусь к дочке, ребята свозят. А там поглядим.

Их беседу прервали пришедшие сопалатники. Входя, они что-то продолжали обсуждать, негромко, но достаточно активно. Либерман пропустил вперед Анисимова, плотно прикрыл дверь и посмотрел на Горбунова и Вадеева.

— Что-то случилось? — спросил он. — У вас какие-то странные лица.

Артем посмотрел на Василия. Тот откашлялся и сказал:

— Все нормально, Соломоныч. Скажем так — ничего особо нового.

Либерман внимательно посмотрел на Василия. Но так как тот больше не собирался ничего говорить, он обратился к Артему:

— Я просто подумал, что появились новости по… тому делу.

Артем почувствовал себя виноватым — исследовать Интернет было его негласной задачей.

— Сейчас посмотрю.

Но никаких серьезных новостей не было. Даже про «найденную неподалеку» машину все вести были давними. Антон помотал головой — дескать, ничего.

— Хорошо, — Лев Соломонович сел на кровать и надел очки. — Есть кое-какие мысли, мои молодые друзья. Сейчас Сан Саныч вам все расскажет.

Артем повернулся к Сан Санычу, но что-то внутри повелело ему поглядеть на Василия. И сейчас Вася почти не походил на больного человека. Особенно поразили Артема его глаза, смотрящие на Анисимова — горящие и требующие чего-то. И это преображение очень не понравилось Артему.

Глава 21

— Мы со Львом Соломоновичем сейчас немного пообщались, — начал Анисимов, — это по вчерашней теме.

— Есть кому помочь? — Василий прищурил глаза.

— Да. Есть. Много кому, — Сан Саныч опустил голову. — Вы даже не представляете, сколько таких людей вокруг.

И он рассказал несколько историй, которые услышал во время скитаний по прокуратуре.

Последней была история о женщине, у которой убили единственного сына, работника полиции. Убили возле кафе, когда он попытался оттащить мужчину от женщины, которую тот избивал. Пока полицейский, бывший в тот момент в «гражданке», успокаивал женщину, отошедший якобы в сторону мужчина вытащил из машины железный прут и дважды ударил полицейского, нанеся ему «травмы, несовместимые с жизнью». Вызванный кем-то наряд скрутил убийцу, при этом коллеги погибшего не смогли себя сдержать и немного помутузили подонка. Казалось бы, убийство полицейского, пусть даже и не при исполнении — одно из тягчайший преступлений, и подлецу грозят все мыслимые кары. Но как бы не так. Через сутки суд освободил убийцу под залог, а на тех, кто его задерживал, завели уголовные дела и уволили из органов. Папой убийцы оказался один из краевых судей, еще один родственник сидел где-то наверху в Москве, и в результате адвокаты в суде все свели к банальной драке и случайной смерти. Подонок даже не был толком за решеткой — всего год отсидел на поселении и вышел по УДО. Все требования матери, которая одна воспитала сына, выступления в СМИ, в том числе в центральных, обещания властей МВД не оставить случай без оценки — все это было впустую. Сейчас убийца уже на свободе, по жизни — серьезный бизнесмен на строительном рынке. И фамилия его, и внешность в городе всем хорошо известны. Вот собрался выдвигаться в депутаты, и судимость, видимо, не будет помехой — что-нибудь придумают.

— Что-то слышал такое, — задумчиво сказал Артем. — А как фамилия этого урода?

— Харченко, — ответил Сан Саныч. — Я запомнил.

— Вот черт! — замотал головой Артем. — Я его даже знаю чуть-чуть, пересекались по делам пару раз. Надо же!

— Это что-то меняет? — спросил Василий.

— Ни в коем случае. Просто не знал, что он — тот убийца, про которого немало писали.

— Получается, тогда разве что его фамилию нигде не озвучили, — сказал Анисимов. — А мать все пытается добиться справедливости. Мне говорила, что деньги копила и в Москву ездила — только ничего не решила. Седая вся.

— А мужики эти, которых уволили, они чего? — Василий отвернулся к окну. — Их выпнули, и наверняка без пенсии — и они смолчали? Языки в задницу засунули? Или друзья — пусть не сослуживцы, но друзья-то — почему не дали обратку?

— Не знаю, — тихо ответил Сан Саныч, — она не говорила.

— Не понимаю, — покачал головой Василий, — не понимаю…

Возникла пауза, нарушить которую решил Либерман.

— Мы с Сан Санычем обсудили этот случай и решили вам, мои молодые друзья, предложить именно его в качестве подходящего варианта. Что думаете?

— А нечего и думать, — Василий посмотрел на сопалатников. Его взгляд чуть дольше задержался на Артеме. — Извини, Тема, что я так сразу, но думаю, что ты в любом случае согласился бы — это как раз подходящий случай. А потому предлагаю свою кандидатуру на исполнение. Даже есть уже мысли, что и как.

— Ох, ты! — вырвалось у Артема.

— План такой, — останавливаться Василий не собирался. — Узнать график передвижения этого Харченко в ближайшие дни, подобрать лучшее место и запулить ему в башку с СВД.

Он поднял руки, видя лица сопалатников.

— Спокойно, спокойно. Маршрут на мне или Соломоныче, по месту и винтовке — тоже решу с ребятами. На Артеме возможные траты на машину. Если никто не против — я пойду звонить.

— А я? — тон Сан Саныча был немного обиженным. — Мне что делать?

— Ты нам работу предоставил, Сан Саныч, — вставая, ответил Вася. — И если все удастся — найдешь ту женщину и скажешь ей, что есть на свете справедливость.

Он пожал плечо Сан Санычу и вышел за дверь.

Оставшиеся в палате переглянулись.

— Он только что еле лежал, — сказал Артем, — мне сказал, что ему операцию предлагают, а он боится. А сейчас — смотрите, в него как живой воды влили!

— Вот это меня очень пугает, — сказал Либерман. — Как бы не наделал глупостей.

Глава 22

После обеда Артему позвонил Мишаков. Оказывается, Слава уже подъехал с документами. Идти не хотелось, но Артем понимал, что лучше все закончить побыстрее. Бывший друг, видимо, придерживался такого же мнения. У него были готовы все документы, оставалось их только подписать. Напоследок Мишаков вручил Артему карточку и бланк с реквизитами.

— Здесь вся сумма, — сказал он, — как договаривались, можешь не проверять.

— Я верю, — кивнул Артем и, забрав документы, вышел из машины.

Сунув файл с бумагами под мышку, он решил немного прогуляться по территории. На обратном пути, уже ближе ко входу в медцентр Артем увидел Вадеева, стоящего возле джипа «Паджеро» с невысоким крепышом. Вася помахал Артему рукой и что-то сказал крепышу, на что тот театрально поклонился, после чего оба засмеялись. Артем ухмыльнулся и двинул обратно в палату. Через некоторое время туда пришел и Василий.

— Не обиделся?

— Нет, с чего бы, — улыбнулся Артем.

— Запомнил парня в лицо?

— Ну да.

— Это Толя Шевчук, мы с ним вместе воевали. Сейчас он мне помогает. Он один из руководителей нашей организации. Если со мной что-то случится — с ним можешь быть так же откровенен, как со мной, он в курсе всего. Да и по жизни, если что, он всегда может помочь. Мужик надежный, не подведет и не обманет.

— Понял, — вздохнул Артем, вспомнив визит бывшего друга.

— Слушай, Вась, — он решил переменить тему, — а что, действительно вот так запросто можно найти снайперскую винтовку?

Василий посмотрел на него как на идиота.

— Ты ж взрослый. Должен понимать, сколько войн прошло за последнее время. Сколько воинских частей сократили или расформировали. И это только у нас. Конечно, связи есть не у всех. И деньги не у всех. Но зато эти деньги все любят — от генерала до прапорщика. И не всегда надо идти к генералу — что-то может решить и обычный «кусок». Главное — найти подход.

Теперь настала очередь вздыхать Вадееву.

— Так что найти можно все. Вопрос в цене и сроках. Ну, и что-то должно лежать как НЗ. Девяностые давно прошли, сейчас практически никто ни с кем не воюет — нет смысла, есть другие способы конкуренции, да и органы уже не те, не дадут развернуться. Но у серьезных организаций, как поется в песне, всегда «бронепоезд на запасном пути». Понимаешь, о чем я?

Артем покивал.

— Ну вот, — откашлявшись, сказал Василий, — все просто как бином Ньютона.

— А тебе приходилось с такой винтовки стрелять? — спросил Артем. И тут же пожалел об этом.

Взгляд Вадеева стал жестким, губы превратились в две тонкие полоски.

Конец ознакомительного фрагмента.