Одиночка Джек

Макс Брэнд

Одинокий человек («Одиночка Джек») с огромной собакой и револьвером появляется в Джовилле – городе, где царит всемогущий Алек Шодресс. Его слово было законом. На стороне бандитов – сила большинства. Но победа – там, где честь, справедливость и Одиночка Джек.

Глава 5

Снова Одиночка Джек

И неделю спустя Дэвид Эпперли отправился вместе с братом на Запад. Он собирался остаться там, может быть, на полгода, а если за это время ему не понравится там, он вернется и продолжит прежнюю жизнь среди своих друзей на Востоке. Ему вообще не нравилась идея этой поездки. Если бы он хотел по-настоящему поохотиться, как он постоянно повторял своему брату, то выбрал бы места, где водится кое-что поинтереснее волков и антилоп да изредка попадающихся медведей. А так, считал он, это совершенно бесполезная трата времени. Однако Эндрю никогда не отступался от своего, а значит, поездка должна была состояться: чемоданы упакованы, билеты куплены, и долгое путешествие началось. В багажном вагоне ехал огромный пес Команч, который возвращался в родные края, чтобы научиться выть на луну на ранчо Эндрю Эпперли. Но еще в поезде Команч доставил немало хлопот.

В Буффало, когда носильщики, которым щедро дали на чай, вывели огромного пса в наморднике на прогулку, к ним подскочил какой-то человек, сбил одного с ног и вырвал поводок из рук другого. Но в тот же миг, к счастью, на вопли негров сбежалась толпа. Местные охранники бросились к предполагаемому похитителю собаки, и он был вынужден отпустить Команча, чтобы спастись самому. Выхватив револьвер и угрожая, но не сделав ни выстрела, он словно проскользнул сквозь толпу и скрылся.

Братья Эпперли с удивлением обсудили случившееся и в конце концов пришли к выводу, что это, должно быть, был кто-то из цирка. Оба считали, что с Команчем можно сделать отличный номер, если только вокруг будет крепкая решетка.

Так что братья постарались выбросить этот случай из головы, разве что стали побольше платить служащим в багажном вагоне, чтобы те не спускали с собаки глаз ни днем ни ночью. Миля за милей уносились прочь, и Эндрю Эпперли объяснял младшему брату, почему он смотрит на Запад не как на чужую страну, а как на край, в котором он пользуется почти неограниченной властью, и знакомил брата с природой своей империи.

Большие изменения произошли за последнее время на Западе. За многие и многие поколения эта земля заполнилась стадами крупного рогатого скота, который мало что значил в глазах остального мира. Копыта, шкуры и рога могли, конечно, быть использованы. Но мясо и кости пропадали даром. Человек мог убить быка, чтобы зажарить один бифштекс, и преспокойно бросал остальное. Это не считалось грехом, если не пропадала шкура.

Десятки тысяч костлявых лонгхорнов бродили по степям и заполняли долины. Лето истощало их. Зима сбивала в кучу, засыпала снегом и убивала многих, словно мух. Но их, как ни странно, становилось только больше.

До сих пор все это мясо бродило без пользы, но наконец инженерные умы вкупе со здоровым духом нации проложили путь через континент, и железная дорога начала вывозить с земель Запада огромное количество мяса. И хотя оно было куда хуже того, что давали вскормленные зерном животные Востока, его было достаточно, чтобы наполнить кастрюли бедняков. А мясо есть мясо, даже когда оно жесткое, как подошва. Так эти бесчисленные беспризорные стада, блуждающие прежде по равнинам, внезапно возросли в цене, и Эндрю Эпперли, приехавший однажды на Запад отдохнуть и поохотиться, понял, какие в этом деле открываются неограниченные возможности. У него было достаточно средств и духа авантюризма. Сам он не разбирался в скотоводстве, но сумел нанять тех, кто знал толк в этом деле. И погрузился в дело с головой. Он еще застал те времена, когда коров в Техасе можно было купить по доллару за голову. Но цена вскоре изменилась. Он увидел быков, за которых просили тридцать пять — сорок долларов. Индейцев загнали в резервации и удерживали там, и эти индейцы хотели есть. Железная дорога вывозила десятки тысяч голов скота на Восток. Недавно еще крупные скопления скота несколько поразрядились. Рынок закупал немного быстрее, чем мог восстанавливаться источник продукции; таким образом, цена на нее все время сохранялась хорошая.

Разъезжая тут и там и скупая породистый скот, Эндрю Эпперли вскоре заполонил всю страну своими огромными стадами. Он покупал коров на юге по двадцать, гнал их на север и продавал там по сорок долларов. Год от года он делался богаче, удваивая капитал. Вскоре он так разбогател, что перестал вникать в детали и подсчитывать общее количество средств, которыми владел. Все, что ему приходилось делать, — это придумывать новые комбинации, осваивать новые рынки и отправлять туда скот; договариваться о перевозке на большие расстояния и откупаться либо отбиваться от индейцев, от мелких белых негодяев и организованных дельцов.

Поскольку такой огромный и быстрый рост его благосостояния не мог не вызывать зависти, находились люди, которые вредили ему, как только могли. Рынки сбыта были открыты для скота, принадлежащего любому. Наивные вопросы о наличии соответствующего клейма и расписки о продаже не задавались. Востоку нужен был скот; железные дороги стремились наполнить свое русло, а покупатели просто сгребали все стада, которые попадались под руку, не задерживаясь особо на таких мелких деталях, как клеймо.

В те времена велико было искушение. Ловкачу требовалось немного — всего лишь проскакать на лошади через стадо, отделив определенную группу коров, и увести их за собой в холмы. Несколько дней спустя коровы были уже в руках грузоотправителя, а в карман ловкача опускалась пачка купюр в несколько тысяч.

Но это было еще не все. Там и сям появлялись все новые скваттеры; они оседали на земле и без шума приступали к работе со своим лассо и переносными инструментами. Они изобрели свои собственные клейма, просто слегка изменяя клеймо ближайшего стада. От сезона к сезону стадо, принадлежавшее скваттеру, росло с необъяснимой быстротой. Наконец наступал момент, когда он становился достаточно сильным и богатым, чтобы быть честным. Его судьба устраивалась. Отныне он вступал в ряды поборников закона и порядка и смазывал свое ружье, дабы отваживать «проклятых грабителей».

Внимание такого колосса, как Эндрю Эпперли, несомненно, привлекали все эти категории воров. Он терял коров и телят по одной-две штуке в час, а мелкие грабители то и дело отхватывали дюжину, а то и полсотни голов. Потом еще появились и дерзкие бандиты, которые угоняли скот из стада по сотне голов за раз. Но еще большую опасность представляли хорошо организованные, высокооплачиваемые профессиональные подвижные банды, которые брали по пять сотен голов, и, хотя по дороге несли некоторые потери, все равно одна такая партия составляла две-три сотни голов добычи.

Дэвид Эпперли слушал эти рассказы брата со всевозрастающим удивлением.

— Но, Энди, — воскликнул он, — есть же закон в этой стране! Мы платим правительству налоги. Оно должно нас защищать. Ты теряешь чуть ли не половину своих доходов!

— Не обвиняй правительство, Дэйв. Они делают, что могут. Но они не в состоянии поспевать за ростом территории нашей страны и за потребностью в мясе. Закон прокладывает к нам путь, но пройдет еще немало времени, прежде чем он до нас доберется, а тем временем Алек Шодресс разжиреет на мне еще больше!

— Кто такой этот Шодресс?

— Чистейший, откровеннейший, первосортнейший подлец, который всегда улыбается тебе в лицо, посылая одновременно кого-нибудь ударить тебя же ножом в спину. Он буквально вцепился зубами в глотку этой страны и высосал ее досуха.

— Мне уже стало горячо, брат! Расскажи-ка мне еще про этого Шодресса.

— Не стоит, Дэйв. Я везу тебя на Запад, чтоб ты хорошенько проветрился и посмотрел мой край, но я не хочу, чтоб ты ввязывался в мою войну, и попытаюсь справиться с ними сам! Кроме того, рассказывать о Шодрессе — слишком долгое занятие.

Но Дэвид настоял, и рассказать все-таки пришлось…

Александр Шодресс, человек с темным прошлым, объявился на Западе, и вдруг обнаружилось, что он чувствует себя как дома в этой стране, где разводят и воруют скот. Но все же он полагал, что здешняя жизнь далека от райской, а потому стал обеспечивать свою безопасность.

— И как он это делал? — с живым интересом спросил Дэвид.

— Это звучит довольно странно. Сам Шодресс всегда остается в тени, а обстряпывать грязные делишки посылает своих проходимцев и головорезов. Он поддерживает их деньгами и наградами. Если кто-то из них попадается и его сажают в тюрьму, Шодресс нанимает лучших законников, чтоб защитить пострадавшего, и почти всегда добивается освобождения. Если же сделать это не удается, он может дать взятку тюремщикам, чтоб обеспечить побег. В крайнем же случае посылает небольшую армию, чтоб вызволить своего приятеля из тюрьмы. Главное — он окружен людьми, которые ему верят. Он владеет самой крупной лавкой, самой большой гостиницей, самым посещаемым салуном в Джовилле. Он — неофициальный банкир всего города. Фактически Шодресс и есть Джовилл. Каждый знает, что он мошенник, но никому не хочется об этом говорить. Он прибрал к рукам весь город. Он вежлив и с виду хорошо воспитан, очень много занимается благотворительностью. Нет бедной семьи на сотню миль в округе, в которой бы вам не рассказали, как Шодресс время от времени помогает им. Но никто из них никогда не спросит, откуда берутся эти деньги, и эти люди несказанно удивились бы, узнав, что средства, которые достаются им, их обожаемый Алек Шодресс вытягивает из моего кармана. Они продолжают голосовать за его людей, выбирая их шерифами; он практически указывает закону, он руководит округом, и округ, в общем, доволен этим руководством. Я же — самый крупный земельный собственник в этих краях. Шодресс взял за правило быть безукоризненно честным со всеми, кроме меня, так что у него есть тысяча друзей, восхваляющих его, и один враг, который его проклинает. Ну, Дэйв, а в нашей стране тысяча голосов всегда перевесит один, и пока он делает то, что хочет, я не могу пошевелить и пальцем против него. Не могу разыскать судью, который воспылал бы желанием выступить за правду против босса Шодресса. Дэвид слушал брата с бессильным возмущением.

— Должен быть выход! — воскликнул он, когда тот кончил. — Право же, Энди, ты забыл, что я юрист. Правда, я особенно не вникал в дело, но, может быть, это как раз и есть мой шанс заняться частной практикой?

— Где? — усмехнувшись, спросил Эндрю.

— В Джовилле!

— Здравствуйте!

— Я серьезно. Энди, меня всегда привлекал пряный аромат опасности, так что позволь мне вместо того, чтобы охотиться на диких зверей, заполучить возможность поохотиться за трудностями, которые я могу встретить в Джовилле!

— Никогда не позволю. Тебя прикончат в первые же пять минут.

— Не смогут. Я докажу им, что порядочный человек может противостоять мошеннику Шодрессу. И в конце концов даже воры предпочтут честного человека. Я встречусь с Шодрессом на его собственной территории. Войду в его лавку, салун, гостиницу — и использую все свои знания юриста, чтобы каждый раз противостоять ему в суде. Сначала я, может быть, буду проигрывать. Но позже, когда завоюю уважение людей…

Эндрю Эпперли подался вперед и пристально взглянул в лицо младшего брата.

— Но тебе придется самому отвечать за свою жизнь, — проговорил он мрачно.

— Игра стоит того.

— Ну что ж… тебя или убьют, или ты сделаешься человеком. Ты действительно, Дэвид, хочешь воспользоваться шансом?

— Очень хочу!

Пока продолжался этот разговор, поезд все катился и катился на юго-восток, к Сент-Луису, и ночная тьма превратила поверхность оконных стекол в глубокие, эбонитовой черноты озера, в которых, как в зеркале, отражалась освещенная внутренность вагона.

Дэвид развернул газету. Его мысли были далеко, в той новой жизни, о которой он только что говорил брату. Но вдруг он воскликнул:

— Эй! Смотри, что ты наделал, Энди! Этот твой прекрасный герой, этот Одиночка Джек, черт возьми, объявился в Бостоне! Глянь-ка!

Заголовок занимал половину первой полосы: «В Бостоне ограбили банк, троих застрелили насмерть, и эти убийства приписывают Одиночке Джеку Димзу. Полиция уверена, что только его жестокое сердце и уверенная рука могли так расправиться с людьми».

Поезд замедлил ход, подъезжая к маленькому городскому перрону.

— Должно быть, и в самом деле это он… — согласился Эндрю. — Я готов был побиться об заклад, что его стоило спасать… и, похоже, ошибся. Но если… Боже праведный!

Эндрю застыл.

— Смотри! — прошептал он.

— Куда?

— Вон, рядом с фонарем позади вокзала! Вон тот человек, который оттеснил одного из посыльных…

— А, ты имеешь в виду того худощавого парня в широкополой шляпе?

— Да. Ты видел его когда-нибудь раньше?

— Не думаю. Он вроде ничем не отличается от других.

— Ты так думаешь? Ничего подобного! Присмотрись внимательнее к его походке!

— Ну и что? Такая же, как у всех, разве нет?

— Парень, парень… после того, как поживешь здесь немного, ты научишься лучше использовать свои глаза. Говорю тебе, у него кошачья походка! Погоди-ка — что, черт возьми, он делает? Он направляется прямиком к тем ребятам, что ведут Команча. Гляди, Дэйв, он предлагает им деньги!..

И в этот момент странный незнакомец немного повернулся. Теперь уже у Дэвида вырвался возглас:

— Это Одиночка Джек!

— Это Одиночка Джек! — кивнул Эндрю. — Он пытается подкупить негров. У него полные руки денег — но посмотри на Команча!

Огромный волкодав пришел в неистовство, бешено прыгал и рвался, снова и снова пытаясь добраться до Одиночки Джека. Но это не был приступ ярости: даже на расстоянии братья видели, что огромный зверь просто трясется от радости.

Эндрю и Дэвид уже собрались было вмешаться, независимо от того, какова была Одиночки Джека цель. Но, вскочив со своих мест, обнаружили, что известный убийца исчез с глаз долой, а два носильщика прыгают вокруг собаки, пытаясь ее как-то утихомирить. Эндрю Эпперли показалось, что на лицах обоих было обескураженное выражение.

— Что тут произошло? — спросил Эндрю.

— Мистер Эпперли, — ответил старший негр, — я знать не знаю, чего там в нутре этой собаки, серебро или золото, да только этот джентльмен, он сулил нам чего ни попросим, если только… чтоб мы позволили ему подержать с полминуты этот поводок, чтобы собаку, значит, ему…

— Не беспокойтесь, — сказал Эндрю. — Я прослежу, чтоб вы получили столько, сколько он вам предлагал. Кроме того, прослежу, чтобы начальнику дороги стала известна ваша честность. Однако смотрите в оба и никогда не выводите Команча гулять, если рядом нет людей, которые могли бы вам помочь.

Братья вернулись на свои места в вагоне; лицо Эндрю было озабочено.

— Ты понял, в чем дело? — спросил он брата.

— Я понял, что полиция Бостона лжет. Одиночка Джек никак не мог быть связан с бостонским преступлением и в то же время находиться в Сент-Луисе.

— Это так. Но более важно то, что Одиночка Джек пытается отобрать у нас Команча. Полагаю, нам будет не очень уютно, если этот дьявол станет следовать за нами по пятам!

— Преследовать нас ради собаки?

— Ты же сам видел!

— Господи, да какое может быть дело убийце, которого ищут повсюду, до какого-то пса?

— Не знаю. Не могу объяснить, но сдается мне, что мы не в последний раз видим этого мистера Димза.