Между Западом и Востоком

Максим Сергеевич Макаров, 2022

Третья книга о приключениях Балтика и его друзей. Удастся ли им встретиться всем вместе? Мир огромен и событий очень много.Обложка книги выполнена лично автором (Макаров М.С.).

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

В краю, что встречал рассвет одним из первых, было очень много простора. Полотно земли, мягко изгибаясь, тянется на сотни верст и покрыто пыльной травой, одной только травой. Деревья и кусты стоят ближе к горам, или возле рек, между которыми — великий простор. Его предел только обозначен горизонтом, а в действительности можно идти, не останавливаясь, очень долго. В прежние времена лишь одни землетрясения могли рассечь ту землю.

Бои начались еще в апреле. К июлю обе стороны начали стягивать силы на восточный берег реки с двойным названием. Берега ее пологие, но из воды не везде выпрыгнешь; надо искать ложбинки — лучше всего там, где тростник растет. Он шелестит постоянно и поэтому спрячет чужой шорох.

В ночь из тростника выскочили две ловкие фигуры. Обернувшись на мгновение в сторону восточного берега, они бросились бежать, стремительно набирая темп. Они двигались по изогнутому пути, стараясь всюду увидеть кочки, за которыми можно укрываться при обстреле. Если что-нибудь пойдет не так… Хруст! На той стороне тихо. Перестрелка не состоится. Тогда вперед.

Они бежали, не останавливаясь, вплоть до авангардных постов Красной Армии. Там они дали сигнал:

— Гав-гав-гав! Га-а-ав! — три раза длинно и один раз коротко.

— Это наши!

— Чего орешь? Да! Зови командира. Товарищ…

— У них — есть! — на спине прямо за шеей закреплена сумка из плотной кожи. В нем лежит донесение. В том месте, откуда прибежали, радиоволны сразу же пеленгуются чужой стороной, после чего плотно бьют минами и снарядами. Патроны вообще не считают.

— Молодцы. Молодцы. Так. Тут что — люди начали советоваться прямо в темноте, не доходя до палаток. Ребят упустили из виду. Ночь скрывала их наряды, но даже в полумраке можно было понять, что их лапы очень светлые.

— Полкан! Балтик!!

— Женечка, мы нашли верный коридор. По нему можно двигаться. Товарищи закрепились, но врагов очень много.

— Балтик, я все эти дни искала мины; нашла несколько — но, похоже, не там, где пойдут основные войска. Я могу ошибаться.

— Какой оперативный план? Все-таки будут форсировать реку?

Женя закивала.

Из донесений было очевидно, что у противника на том берегу реки значительный перевес в силах, однако собраны они возле одной горы. К ее склонам уже летали советские самолеты и дрались; впрочем, и на этом берегу реки самолетам было с кем драться. Они стреляли, маневрировали. Они падали. Жене было страшно видеть горящий в небе самолет. До него было очень далеко и он бы не задел их отряд; но ведь в том советском самолете кто-то есть. Как помочь ему? Она также видела рухнувшие самолеты. Артиллерийский огонь разрывает землю вдребезги. Но это видели еще в 1933 году.

— Женя, нас перебросят обратно. На тот берег.

— Там же война! — Женя с закрытыми глазами прислонилась к лицу Балтика. Война была не только за рекой, бои идут во многих местах. Но Женя не хотела расставаться с Балтиком.

— Женька, мы же вдвоем будем! — сказал Полкан. — Эта игра для смелых парней.

«Какая игра?!» — Женя очень рассердилась, и едва сдержалась от того, чтоб наговорить Полкану резких слов. Умом она понимала, что Полкан тут совсем ни при чем. Но что-то же надо сделать.

— Смотри как обнимает. Как человек.

— Подруга, но нам надо, надо!

Женя с мольбой посмотрела на людей.

— Она его не отпускает.

— Она — хочет с ним идти! Товарищи, ведь они всегда были вместе, и во Владивостоке тоже. Я думаю, надо так оставить.

Женю взяли вместе с Балтиком.

Вне себя от радости, Женя легонько подпрыгивала — чтобы не очень было видно при ходьбе. Ведь они сейчас идут в район ожесточенных боевых действий. Друзья видели там большое число траншей, а также разбитые доты. Кое-где мины все еще лежат.

— Но ведь мы пройдем. С нашим-то характером!

Войска выдвигаются.

* * *

По всей видимости, Императорская Япония хотела иметь на землях Монголии плацдарм для будущего наступления в войне с Советским Союзом. Инцидент возле озера Хасан японское руководство не посчитало достаточным, чтоб убедиться в силе Красной Армии. Стратегическое положение Японии было более выгодным, поскольку ее военно-промышленный комплекс находился гораздо ближе к местам боевых действий, а объем человеческих ресурсов многократно превосходил все население Советского Приморья и Дальнего Востока. Японцы уже нанесли серьезный урон Китаю, который мог бы выставить для войны 20-30 миллионов человек. Однако общая численность не принесла победы. Советские же войска имели меньше 200 тысяч, снабжение им поступало за тысячи верст от границы. Такое явное арифметические несоответствие не могло не прибавить японцам уверенности.

Начались крупные бои. Советские самолеты летели на восток, к горе Баян-Цагин, где у японцев были собраны значительные силы. Стратегически необходимо было блокировать их, но без наземной операции это невозможно. Японцы сражались насмерть. Балтик и Полкан не вступали с ними в прямой бой, выполняя задачи связи и разведки. Но они знали, что японцы не сдаются даже будучи окруженными, даже в плотном кольце винтовок и пулеметов они бросаются вперед. Женя шепотом просила Балтика не атаковать напрямую, как это обычно делали с ворами, бандитами и прочими преступными элементами. Бандиты были просто врагами. У японцев же есть некая мистическая цель или даже врожденное свойство, благодаря которому они не сдаются никогда.

Балтик тоже не привык сдаваться, но он следовал Жениной просьбе. Вступать в открытый бой пока нет нужды, командиры не приказывают. Полкан по собственной охоте дважды ввязывался в рукопашный бой. Сначала он был разочарован.

— Слабо. Одному я разорвал штаны. Ноги ему больше не понадобятся. Сказать по правде, они олухи. Зачем со штыком прыгать под пули?

Но потом он задумался.

— Парню — со всего размаха — по лицу рубанули. Узким длинным мечом! Парень жив, но смотреть неприятно. Да, японцы фанатики.

Соединения Красной Армии хотели расширить плацдарм на восточном берегу. Отряд, где были Балтик, Полкан и Женя, шел в разведку. Он закрепился на одной высоте, а затем двинулся вперед, прямо к горе Баян-Цагин. Командир искал место для прорыва японских линий. Отряд постоянно находился в движении, даже ночью надо было шагать, пристально слушая воздух. Среди этих ночных маневров друзьям продолжали давать задания. Балтик искал то одно, то другое; в конце концов его так задергали, что он потерял ориентацию и не мог сказать, где и сколько раз они повернули. Балтик привык запоминать направление маршрута, однако отряд очень много шел именно ночью, а ветер разрывал устойчивые запахи. Утром его отделение вышло в район, где вся земля была изрыта. Балтик вспомнил, что тут были сильные столкновения; наши подошли почти вплотную к японцам, но не удержались; а японцы, похоже, также чуть изменили диспозицию. Балтик вдруг заметил, что рядом нет ни Жени, ни Полкана. Их вели с другими отрядами; но ведь они должны были выйти именно в этот район, об этом договаривались командиры. —

Отряд прошел влево от перепаханной боем местности и соединился с другими подразделениями, которые образовали фланг. Балтик изнывал. Давя земляные валики, он уходил на 10 метров в сторону и возвращался. Он слышал следы друзей. Они приближаются. Он увидел вдалеке фигуры и не мог разглядеть их нарядов. Он приподнялся. Командир закричал «Ложись!!» — и Балтик рухнул, еще не сообразив. Но через 3 секунды с той стороны раздались выстрелы. Балтик заметил, что фигуры появились из степи, примыкающей к горе. Одновременно, с горы полетел стрекот. У соединений левее была кавалерия и легкие орудия. Именно туда попала основная масса огня. Балтик на мгновение подумал, как он мог перепутать наших с японцами. Он вздрогнул и почувствовал Женю.

— Любимый! Мы здесь! Мы оказались в каком-то овраге… очень извилистом и с неприятным песком внизу.

— Сухое русло.

— Балт! Видел их тарахтелки? — подскочил Полкан. — Жукообразная штука с короткой пушкой. Японцы называют ее «хаха».

— Ее наши подбили?

— Нет, она просто встала. Маслянистое пятно было под нею. Еще одна прокатилась именно в эту сторону.

— Странно, я ничего не слышал.

Перестрелка усиливались. На левом фланге, что был ближе к горе, шум был непрерывным.

— Нам стоит удержаться, потому что отсюда путь идет вокруг горы! Мы могли бы окружить ее… — Полкан заметил, что пули ударяют совсем где-то рядом. Отряд стрелял не поднимаясь; местность кругом была очень ровная, не считая вырытых траншей.

— Эй, ко мне! — друзей позвали и спешно выдали два пакета — один Балтику, другой Полкану; командир велел бежать к основным частям.

Он просто дал приказ — не объясняя. Но друзья и так знали, что делать. Приказ бежать к штабу, запахи которого изучали сотни раз. Люди для надежности заставляли по 20 раз в день отрабатывать это упражнение — бежать к штабу и от штаба, и обратно к штабу. Пакеты болтаются на спине.

— Хлопают, как ставни! — изгибаясь, Полкан на бегу попробовал сдвинуть сумку к шее. Женя хотела ему помочь, но сумку дергает во все стороны. Останавливаться нельзя. Они решили сбавить темп — всего на несколько мгновений. Еще до этого, Балтик слышал, как на правый фланг накатывает грохот. Внезапно друзья услышали визг и вопль. Словно из ниоткуда полетели снаряды дальнобойных орудий. Японцы были по площадям, куда должны были подойти советские части. Друзья решили уйти вправо. Но не успели они пробежать и 500 шагов, как в степи загрохотали танки. Бронированные цепи надвигались с той и с другой стороны и уже начали атаковать друг друга. До танков было еще далеко, но друзья ринулись обратно. Балтик внутренне пожалел об этом. В степи танки били размеренно, и, вероятно, удалось бы быстро уйти за линию своих. Перед окопами огонь оказался гораздо сильнее. Горячий металл разлетался над ними, рассекая землю. Но окопы были больше обычных траншей. Друзья решили, что через окопы можно хотя бы проползти и решили прорываться к ним. Японский огонь по-прежнему не слабеет. Стоять нельзя. Надо бежать между взрывами.

— Женя, ты за нами! — Полкан и Балтик помчались ближе к линии огня, Женя бежала сбоку. Они бежали, и падали у камней, когда над ними резко завывало. Один камень резко вспыхнул — он был покрыт сухой травой. Балтик бежал, толкая носом хвост Полкана. Он думал лишь о том, чтоб Женя не отстала и не споткнулась. Она рядом. Они упали перед большим разрывом и поползли; а где-то в стороне шумел рой мелких осколков. Целый рой был готов ужалить. До глубоких окопов 300 шагов. Орудия бьют по ним, думая, что там красноармейцы. Но их там нет. Отряду удалось обмануть японскую контрразведку. Теперь пришлось вступить в прямой бой с большими силами. Сумка Балтика страшно давила шею; хотелось сорвать ее и выбросить. Еще один разрыв. Ребята прижались друг к другу. Балтик приподнял голову: от окопов идут вдаль несколько траншей, за которыми огня почти нет. Основной огонь сместился левее.

— Надо рвануть. Женя! Полкан. Надо рвануть.

— Дьявол, у меня нога словно онемела. Ребята, не смотрите на меня. Бегите на четырех. — Женя подумала, Полкан шутит. Снаряд снова бьют совсем близко. Ближайшие сопки почти целиком сравнялись с землей. Гбо-о-ом! Разлетаются камни с песком. На несколько секунд встает бурая пелена.

— Товарищи. Дорогие мои. Хорошие. Как только разорвется. Сразу. Когда песок полетит!

Они выбрали нужный момент.

И побежали.

В глазах сразу потемнело и стало очень больно от песка. Закрыть глаза совсем не было возможности. Песок был очень густой и колючий. Балтик чувствовал, как Женя бежит вплотную к нему. 200, 100 шагов. Удар! Они упали в яму и не могли понять, окоп ли это. Стены наполовину осыпались. Но яма тянется далеко. Значит, окоп.

Где же Полкан?

Не добежав 100 шагов до окопа, Полкан вдруг упал и вжался в землю. Дунул ветер со степи. Танки идут. Полкан яростно дернул края сумки, отскочил и нашел небольшую ямку в земле. До окопа было совсем близко. Балтик и Женя хотели крикнуть Полкану. Их опять накрыло густой пылью. В этот момент Полкан вскочил и помчался через колючую завесу. Снаряды создавали ее, и они же ее рассекали. Полкан обгонял взрывы, но он не мог видеть осколков сзади. Оставалось 8-10 шагов.

Полкан услышал мелкий писк. Его кто-то схватил, потянул вперед, а потом бросил оземь. Полкан упал прямо перед окопом. Выскочив, Балтик схватил Полкана и стал тащить. Тут он почувствовал запах крови и вместе с Полканом упал на дно окопа. Сумка почти отвязалась. Балтик увидел большую рану в верхней части бедра. Другая рана была под коленом, уже не такая глубокая. Был разбит сосуд.

— Полкаша!

— Балтик! Глянь… мне, кажется, ногу оторвало.

— Где?! Она на месте. Она на месте.

— Такое впечатление, что ее вот-вот отрежут. Ох! — Полкан дернулся, и рана на бедре стала сильно кровоточить.

Балтик думал секунду… а потом краем рта схватился прямо за рану — в том месте, где тек сосуд. Во рту моментально все стало соленым. Балтик хотел сказать что-то Жене, но не мог.

Он разжал зубы.

— Женя — бери вот здесь. Я пойду спереди.

— Ему же больно!

— Молчи и делай как велю!! — закричал Балтик. Женя послушалась.

Балтик стал приподнимать Полкану плечи, чтоб набросить их себе на спину. Полкан показался ему ужасно тяжелым. Балтик рассердился (на самого себя) и попросил Полкана оттолкнуться. Ему удалось запрыгнуть Балтику поперек спины. Окоп был не узкий, но приходилось идти плечом вперед, наискосок — чтобы Полкан тоже был наискосок, а не поперек окопа. Женя изо всех сил старалась не выпустить сосуд и терлась о глину боком. Ее глаза был огромными. Нет, она не плакала. Голова Полкана без конца стучала то о края окопа, то о передние лапы. Он старался отталкиваться ими от дна. Друзья прошли 50 шагов и упали. Звуки боя были на обоих флангах. Балтик подумал, что даже в быстрой контратаке японцы не смогут дойти сюда очень скоро. Еще 100 шагов. Впереди уже разрывы слабые и случайные. Балтик подумал, что силы японцев истощаются, вот сейчас бы ударить. Друзья остановились. Балтик осторожно выскочил из-под Полкана и его сумка тоже почти развязалась.

— Женя! Хватай донесения. И лети! Туда. Ты же сможешь!

Женя сжала веки — и закивала. Балтик сбросил свою сумку, сорвал висевшую на Полкане. Они не тяжелые. Кровь опять бежит. Балтик пережал сосуд.

Женя схватила обе сумки прямо в зубы и выпрыгнула из окопа. В следующее мгновение ее уже не видели. Но Балтик чувствовал Женин след. Он был уверен, что она все сделает.

Сколько придется лежать? Хорошо бы, если час или два. А если придется ждать до ночи? Надо думать не об этом.

Через какое-то время кровь может перестать течь сама собой. Еще на Аляске Балтик видел, как раненые звери, преодолевая боль, лежат, затем ходят и выздоравливают. Никто их не лечит. Правда, рядом был Особый Край… Балтик держал перебитый сосуд. Полкан молчал и лишь иногда издавал тихий короткий стон. Балтик страшно хотел помочь ему, но он не мог донести Полкана к нашим. А если их вдруг найдут японцы? Все равно.

Вдвоем легче.

… Как вихрь, Женя налетела на основные части. Сперва даже подумали, что она взбесилась, потому что она стала хватать всех и тянуть. Лишь чуть погодя увидели выроненные сумки.

Направление атаки было утверждено.

Женя старалась увести за собой хоть кого-то. Наконец ей удалось найти знакомых людей. В их отряде были кони.

— Чего она хочет?! Что? Где Балто? Ты хочешь показать!

На конях поскакали быстро, но не совсем туда. Женя металась у разбитых окопов. Потом услышала 2 голоса.

— Женя. Женя!

Она прыгнула прямо к ним.

— Как, как?

— Кровь почти не течет. Но, Женька, я готов умереть.

— Замолчи! — вот теперь Женя заплакала. Красноармейцы подняли Полкана и Балтика (он не мог встать на ноги. Его шея разрывалась). Их повезли в санчасть. Балтик успел увидеть, как через Халкин-Гол переправляются наши танки. В небе множество самолетов.

«Врежут по самой горе». Полкана лечили оперативно. Балтика и Женю никто не забрал и они всегда были рядом с Полканом.

Плацдарм удержался и развил наступление. Баян-Цагин был окружен, японцы пытались контратаковать, но безуспешно. В боях Красная Армия широко применяла механизированные части. Они были мощнее японских.

Победа наступила в сентябре. Друзей тогда уже направили в Советский Союз. Когда Полкана несли в санчасть, рана опять закровоточила, и первую операцию стали делать прямо на земле. Женя с Балтиком ужасно волновались (их не подпустили близко). Но Полкан успел прошептать:

— Женька, Балтик, не бойтесь. Зарастет… как на собаке!

И чуть заметно улыбнулся.

Были еще операции. Под коленом зажило и бок заживал, однако сама нога потеряла часть своих способностей. Она хромала и не позволяла много бегать с большой скоростью. Можно было промчаться, но недолго. Перед отправкой домой Полкан узнал, что его комиссуют. Люди говорили о нем и Балтике с Женей другие слова, научные, и даже красивые. Полкан понял основную суть, хоть и не имел медицинского образования. Его переведут на «пенсию» — как других заслуженных псов. При этом Полкану будет позволено жить при любой воинской части.

— Я буду там где вы! Всегда-всегда! До победного конца! Но зачем думать о конце, ведь мы победили и не кончились! Мы победили, Балтфлот!!

Ребят с эшелоном отправили во Владивосток, но принимать их готовились уже на другой улице, не в прежнем Отделе. Неподалеку от того места был маленький лесочек, куда часто бегали в свободные от работы часы, и устраивали общественные мероприятия. Балтик там читал лекции по просьбе Маши. В день прибытия туда сбежались все-все-все знакомые: из города, из пригородов, из колхозов. На друзей смотрели с восторгом, и боялись прикоснуться, словно те были с другой планеты. Полкан с серьезным и отчасти трагическим видом показывал раненую ногу, вздыхал и без конца перечислял названия полков, которые были на Халкин-Голе. Он подробно рассказывал, где, кому и как они помогли. Женя и Балтик рассказывали, не отрываясь друг от друга. Полкан был очень рад. Внезапно он посмотрел вокруг и спросил:

— Да! А где наше ответственное лицо, наш дорогой комсорг? Все здесь, а Машки почему-то нет! Ей срочную работу дали?

— Маша сейчас в колхозе.

— Очень занята?

— Наверное. Я видел, она лежала…

— Нашла время отдыхать. Мы тут — героически возвратились, все преодолели, а ее нет. Надо сходить к Маше. Ой. Нога действительно болит. Ребятки, вот что бывает после битвы с настоящим врагом! — сказал Полкан молоденьким псам. Те восхищались.

Полкан был уверен, что Маша придет в самое ближайшее время, поскольку сбор информации у нее налажен безукоризненно. Она не может не знать, что они вернулись. Но до воскресенья Маши не было. Едва забрезжил рассвет, Балтик и Женя побежали к колхозу. Полкан обещал прийти чуть позже. Он не мог бежать так же быстро, как Балтик, а двигаться медленно он тоже не хотел. Он решил сначала размяться.

На лугу травы уже скошены. Рядом с перелесками стоят длинные ряды, украшенные шляпами с желтой бахромой. «Как тогда!» — подумала Женя. Она вспомнила их первые дни во Владивостоке. На улицах колхозах порядок, есть новая аппаратура. Многие дома покрыты новой краской. Машин след где-то в глубине (она прячется?). Друзья побежали к крайней улице, где было много амбаров и ворота открыты. Маша там. Балтик позвал.

— Маша!

След есть. Мимо амбаров кое-где ходят люди. Друзья прошли в самый конец.

— Маша?

В глубине сарайчика мелькнуло белое. Из приоткрытой двери осторожно выглянула Маша. Женя и Балтик бросились ей навстречу. Маша тоже хотела побежать, но, сделав три шага, застыла. Ее лицо дрожит.

— Балтик! Женечка! Балтичек!

— Маша, Полкан скоро прибудет.

— Машенька! — Женя поцеловала ее в щеку. — Как твои дела?

— Ох! — Маша не выдержала и легла.

Они почти целый час лежали.

— Женечка. Даже не знаю. Последний месяц почти не встаю. Не могу быстро бегать! Если начинаю двигаться, меня шатает. Когда иду медленно, все вроде бы в порядке, но это… Это судьба.

— Маша, ты ходила к врачу?

— Где? В этом новом… комбинате? Меня туда просто не пустят теперь. Колхоз тоже… в колхозе согласны считать меня товарищем, но возиться не станут. Ведь я ничья! Я не лошадь и не трактор, и хозяина у меня нет. Впрочем, здешние хозяева и о своих не слишком-то заботятся.

Весной на комбинате сменилось руководство, после чего началась масштабная реорганизация. Руководитель потребовал заколотить все щели, он согласился держать одну-двух собак, чтоб охраняли, но без всяких свободных прогулок. Машу просто выгнали. Она не стала плакать, она резво подыскала новое место работы, где требовался и опыт, и внимание, и смекалка. Но очень скоро почувствовала, что слабеет. Подруги отвели ее в деревню, чтобы там отдохнуть. Но как лечится правильно, никто не знал.

Маша прислонилась к Жениному плечу и вздыхала тяжко.

— Машенька, есть много целебных трав! Их можно отыскать даже рядом. Некоторые начинают созревать лишь теперь. Хочешь, мы с Женей прямо сегодня сходим и найдем что-нибудь? Как только Полкан появится.

Полкан примчался, лишь слегка прихрамывая (он решил, что будет толкаться ногой другим способом). Увидев приятельницу, он сказал только — глубоким голосом:

— Маша.

— Полкан! Ах, Полкан!

— Друзья, мы побежали за лекарственной травой. Она должна быть! Мы придем сегодня обязательно!

Балтик с Женей понеслись легко и резво. А Полкан лег бок о бок с Машей, и они долго смотрели на поля и дальний лес.

Балтик хотел найти траву, которая растет в низменных болотистых местах, а также рядом с водой. Друзья обследовали ближайший ручей, но там была лишь старая крапива. Женя вспомнила, что густые заросли были на дальнем пруду во Владивостоке. Над водой уже висят желтые и оранжевые лоскутки, качаются, не падают. Балтик еще раз проверил признаки травы, чтобы не перепутать, потом вместе с Женей они стали обнюхивать берег. Женя подошла к самому краю воды, покрытому едва уловимой дрожью. Женя хотела рассмотреть свое отражение, но оно было темным. И в других местах тоже темнело.

Балтик уже что-то вырвал с корнем и увидел Женю. Она снова смотрит на воду.

— Балто! Скажи. Очень заметно, что я постарела?

Балтик выронил стебли.

— Женечка, что ты. Конечно, нет! Ты выглядишь так же, как при первой нашей встрече. Честное слово!

— Но сколько же лет прошло…

— Да, нельзя сказать, что мы очень молоденькие.

— Балтик, Машенька говорила, что она не видит в этом трагедии, просто срок подошел. Но ведь мы одного с ней возраста! Почти одного. Балтик, неужели и нам скоро придется думать об этом?

Женя хотела назвать другое слово. Балтик понял.

Он обнял ее.

— Как же хочется жить! Балтик! Чтоб видеть свет, солнце и тепло, и жизнь вокруг! Хочется увидеть наших маленьких. Они сейчас уже не маленькие. Наши детки! Они взрослые и у всех важное дело. Хорошо, что их взяли не по одному, а вместе: Колю с Леночкой, Диму с Гришей и Светой. Балтик, Катенька теперь на очень ответственном посту?

— Да, у товарища Солодова.

— Может быть, она приедет в Москву. Может быть — она сюда приедет! И наши мальчики, и Коля с Леночкой… вдруг мы сможем их увидеть всех вместе! Хоть один разочек. Тогда вообще ничего не будет страшно.

Женя и Балтик долго смотрели на пруд, украшенный кистью ранней осени. Золотые кудри еще только намечаются, зеленый цвет не сдается, и вдоль воды много пушистой осоки и других растений. Некоторые из них годятся. Собрав целую охапку, друзья побежали к Маше и пробыли у нее вплоть до начала рабочего дня.

Отдел выглядит теперь иначе. Зав перешел на другую должность (более высокую), Славин — уже вообще работает не в милиции, и доволен тем, что его статус в партийных кругах довольно велик, и он серьезней, чем у «Бабушки». Выходит, Солодов куда надо позвонил. Кинологическая служба работает, но всех опытных псов сейчас переводят в воинские подразделения. Дивизия, в которой были Балтик, Женя и Полкан, еще в январе официально зачислила их; но до марта все работали по-прежнему. Потом пришел приказ срочно выдвигаться. Тогда даже многие из людей не знали, что такое Халкин-Гол и куда он впадает.

Что ж — ветераны были убеждены, что в армии они увидят новые вещи, новые места. Полкан тоже так думал. Вскоре после возвращения был организован торжественный митинг. Среди начальников Полкан разглядел Славина, но даже не подошел к нему. К тому же Славин был в гражданском костюме, а Полкан стоял рядом с офицерами, которые были гораздо выше и красивее Славина, и Полкан не хотел ронять свой бравый вид.

* * *

За пять месяцев до Халкин-Гола специальный состав отправился с дальней станции в сторону Москвы. В составе было много вагонов, но ни в один из них не пускают обычных пассажиров. Пассажирские поезда идут в другое время; состав вез отряды войск НКВД, работников контрразведки и других специалистов в области государственной безопасности. Несколько вагонов были грузовыми, но помещались не в конце состава, а рядом с «человеческими». Поэтому даже во время движения Солодов мог видеть Катю и Родиона.

Наверху под потолком есть узкое продолговатое окошечко. Если встать на верхние ящики, можно увидеть, что снаружи. Родион боялся, что ящики рухнут.

— Они же деревянные. И крайне тяжелые, не сдвинуть. Я надеюсь, здесь не динамит? Кстати, товарищ Солодов велел нам присматривать за ними, а значит, их нужно со всех сторон осматривать. Конечно, он пошутил. У нас весь состав вооружен, к нам и вовсе нельзя залезть, потому что створка вагона заколочена. Наверное, это излишне.

— В любом случае, мы можем выйти в торце.

— Родя, неужели мы пойдем вдоль Волги? Я так хочу на нее посмотреть!

Поезд шел от турецкой границы через Кавказ к Каспию. Катя знала, что к северу от Каспийского моря уже должна быть Волга, о которой столько песен сложено. На горы она уже вдоволь нагляделась — их спецотряд исходил почти все южные границы СССР. Они видели Памир, Тянь-Шань, кавказские хребты; однажды они даже переходили через горы в китайский Туркестан. Оттуда порой прибывали кочевники-уйгуры. Но к удивлению Катя, в Туркестане были русские — те, что попали туда во время Гражданской Войны и сразу после нее. У Солодова была информация, что среди бывших белых есть группа активных антисоветских элементов, которые, как и в Памире, помогали иностранцам. Всех раскрыли!

И в Средней Азии ловили шпионов. На кавказском направлении работы была намного спокойнее; а теперь их переводят в столицу. Родион говорил, что у него там есть постоянная квартира, и что можно будет ходить в гости к хорошим людям. Катя не спрашивала, кого он имеет в виду — настоящих людей или все-таки собак. Пахнет стружкой и немного дымом. Вагон иногда потряхивает, но ящики все стоят. Катя спрыгнула. В последнее время на нее иногда накатывало вдруг головокружение, и сердце начинало биться, как при физической нагрузке, при том, что она сама была в спокойном состоянии.

Родион примостился рядом с Катиным матрасом.

— Катя, как ты полагаешь — в Москве мы по-прежнему будем заниматься оперативной работой, или Солодов нам что-нибудь еще поручит?

— Что же он может поручить? Охранять памятники искусства? Но это очень скучно, я бы и недели не вытерпела на охранной работе. На таких должностях любят вешать цепь или веревочку… — Катя тихонько зевнула. — Хочется заняться чем-то активным.

— Дорогая… я все хотел понять. Мы уже долго знакомы и всегда были вместе, и даже документально были оформлены как пара. Можно ли считать, что мы — муж и жена?

— Не знаю. Зато я уверена, что скоро мы будем отец и мать.

Родион смутился.

— Катя, прости. Я не хотел доставлять тебе неудобства. Как это случилось, просто не пойму… Так стыдно.

— За что? Напротив, я очень рада! Мы с Леночкой всегда хотели иметь детишек. Леночка хотела, чтоб у нее были девочка и мальчик, а я хотела много мальчиков. И девочек! Считай, что ты помог мне с воплощением нашей мечты.

— Много детей — это же как детский сад. Где им жить?

— Ты говорил, у тебя есть квартира.

На больших станциях можно было выйти и немного погулять, но Катя всегда оставалась в вагоне. Солодов к ним заходил, гладил Катю, трепал за шею Родиона. Он был в курсе насчет детей. По его словам, все будет устроено, поскольку новые кадры нужны Советскому Союзу.

Состав двигался очень быстро (задерживать его где-либо считалось государственным преступлением), и Катя даже подумала, что с такой скоростью они проскочат Москву. От Солодова принесли кое-что съедобное и сказали «Москва». Катя навострила уши. Ей чрезвычайно захотелось посмотреть в окно, под которым трясутся ящики. Лучше подождать. Все равно скоро увидим. Поезд стал сбавлять обороты, потом пошел совсем тихо. С нетерпением Родион и Катя ждали, когда он остановится. Состав двигался долго, затем замер. Из дальних вагонов началась разгрузка. Катя решила, что они выйдут сразу же, когда их вагон «расколотят». Но еще до этого их позвал Солодов.

Москва. Катя выскочила, и сперва не увидела ничего, кроме неба. На длинном перроне много военнослужащих и ни одного гражданского лица. Солодов куда-то ушел. Катя с Родионом встали рядом с тем местом, откуда выходили. Вдруг Родион сказал:

— Вижу! Здесь товарищ Колокольцев! Мой профессор!

Катя внутренне улыбнулась: скорее, это профессор мог сказать про Родиона «мой», а не наоборот. Рядом с профессором она увидела Солодова.

— Катя, сюда!

Они вдвоем подбежали и встали по стойке «смирно». У профессора симпатичное лицо, почти совсем не старое. Он тоже поздоровался. Родион ткнулся носом в его ладонь, обернулся и стал двигать ушами, будто его еще кто-то зовет. Катя почувствовала, что на платформе есть не только человеческие запахи.

— Катя — я сейчас! — сказав так, Родион побежал. Его не окликают.

— Иван Иванович, познакомьтесь с моей приятельницей.

Катя протянула профессору лапу.

— Добрый день! — сказал профессор.

— Это что! Она вообще все понимает. У нее такие родители! Они тоже… Я видел, как они… — Солодов стал быстро и увлеченно рассказывать.

Катя тем временем заметила Родиона шагов за сорок от них, с той стороны, где идут военные. Родион перед кем-то прыгает. Катя вытянула шею и увидела взрослую собаку, довольно высокую, в красивом серо-палевом наряде. У нее лицо почти как у овчарки, и она похожа на Родиона.

«Сестра?» — Катя услышала, что Солодов что-то говорит в ее сторону.

— Она считать умеет. И до 10, и дальше 10! Знаете, кто ее научил?

— Кто? Петр, Вы?

— Я — только отрабатывал с ней навык. Она сама! Ну-ка, Катя — профессор сейчас тебе покажет число, а ты скажешь, сколько пальцев. Давай, скажи.

На одной руке три пальца, на другой — один. Даже смешно. Но почему Родя так сорвался? Он не говорил, что у него невеста была. Родион скакал перед ней, а она сдержанно улыбалась и касалась его лица.

— Сейчас. Она сосредоточится.

Не глядя, Катя гавкнула 4 раза.

— Умница! А сейчас сколько?

Два пальца. «Гав, Гав!»

— Отлично! А теперь? — пальцев нет.

Катя молчит.

— Вот так! Мы ее возьмем в специальный кинологический отряд при Главном Управлении. Кстати, Родион там тоже может пригодиться.

Люди говорили, а в сторону Кати уже идет серо-палевая собака с Родионом.

— Катя! Знакомься. Это моя мама!

Ах вот оно что.

— Очень приятно. Альма.

— Здравствуйте, меня зовут Екатерина Балт… ова. — Катя хотела сказать «Балтфлотовна», но мать Родиона не назвала свое отчество, значит, свое тоже не стоит называть.

— Вы работаете в области контрразведки?

— Да, мы участвовали во многих таких операциях. Но моя первая специальность — уголовный розыск.

— Мамочка! Мам! — Родион не стоял на месте — Мы столько всего пережили! Столько преодолели! Мы официально работаем в паре, и командир говорит…

Он стал шептать ей на ухо.

–…, нужны кадры. А у нас как раз…

— Что? — сказала вдруг Альма. — Милый, я не расслышала. Повтори, пожалуйста: кто у вас будет?

Родион произнес едва слышно.

— Так, понятно. Родион, отойдем. Извините, Екатерина.

— Ну ма-ам!

— Отойдем. — голос был спокойный и вместе с тем решительный. Родион покорно пошел за матерью вдоль платформы. Катя стояла с Солодовым. Она слышала, как на расстоянии Альма говорит.

— Роденька, ты мне что обещал?

— Мама, я…

— Нет, скажи: что ты мне обещал?

— Мамочка, прости. Так получилось. Я забыл.

— «Забыл!» Есть вещи, которые мужчина не должен забывать. — сказал Альма твердым голосом и стала ходить из стороны в сторону. — Но ладно. Ладно. Очевидно, это должно было произойти — наверное! — но, знаешь, такая поспешность…

Катя вдруг сделалось стыдно и она опустила голову.

— Впрочем, тебе достался далеко не худший вариант.

Катя навострила уши.

–… но и не самый хороший.

— Почему? Она такая умная, и красивая!

— Красивая! Ты видел ее лицо? У нее явно кто-то есть из дикой природы — среди близких родственников. Такие бегают лишь по захолустьям.

— Мама, нет, она же из Владивостока. Это большой город.

— Там все… полукровки. Все, кто с такими лицами. Роденька, не думай, что я из вредности сомневаюсь. Я просто боюсь за тебя! Понимаешь, те, у кого в роду есть такие, могут что-нибудь сотворить. Сколько я знала случаев, когда помеси, рожденные от волков, приходили в бешенство.

Катя фыркнула и отвернулась.

«Буду лучше с людьми. Они по крайней мере считают меня красивой. Как мама Женя». Она стала думать о родителях.

— Я сейчас еду в управление. Родиона можете сейчас взять. Он ведь соскучился? Соскучился!

Родион пошел с Колокольцевым — и Альма пошла вместе с ними. Катю повели в служебный автомобиль, и он двинулся через Москву.

Все кругом привлекало внимание: дома, вывески, ограды, даже люди, которые, казалось, выглядят особенным образом. Солодов ездил по разным адресам, занимался необходимым делом; Катя каждый раз выводили из машины, и она могла смотреть во все стороны. Солодов принес Кате покушать. Катя удивлялась: все дома в Москве разные, но вместе они создают стройную композицию. Большое разнообразие форм и оттенков. Она заглядывалась на верхние этажи. Солодов поехал на север. Ворота были уже не деревянные, а металлические, с гербом. С обеих сторон стоят очень солидные стены. Катя мельком заметила, что есть и другие выходы, но не успела рассмотреть. Внутри много корпусов, углов и поворотов. Дальше стоит деревянная. Солодов сказал, что там живет служебная команда.

Кате стало не по себе. Она нисколечко не боялась, но представила: вот сейчас ее приведут к незнакомым и очень взрослым псам (Родион говорил, что в этом Отделе работают только самые опытные); ее начнут расспрашивать, но отчего-то совсем не хочется говорить. А молчать нельзя. Это значит показать себя невежливой или неразвитой. Судя по признакам, рядом есть общежитие для молодых. Она увидела деревянные домики, облицованные досками.

В «главной» комнате собрались псы-командиры. Подвижный и лохматенький пес Борис увлеченно говорил о своей недавней поездке в Ярославль.

— На шинном заводе мы провозились долго. Но все же обнаружили — целый мешок махорки! И не где-нибудь, а прямо в химическом цехе. Мы сначала думали, диверсия. Потом, оказывается — сторож — старый упаднический тип — затащил это все сюда, поскольку из химического цеха материал так просто не выбросят. Этой махорки у него было — апчхи! — как и в прочих местах. Представляете, друзья, он имел целую плантацию на поляне в лесу, и никто не замечал. Думали, просто так трава растет. Наверное, местные сами пользовались. А еще… Да! Платон, мы установили, что тот тип есть в картотеке! Еще при НЭПе он спекулировал махоркой и папиросами, причем даже в Москве. И хоть трава не расти, никто его не вычислил.

— Ага! Укольчик в мою сторону! — безо всякой обиды сказал самый опытный пес. — Но ведь и в то время я не работал с мелкими спекулянтами. Мы искали добычу крупнее. Кстати, как там насчет вредителей?

— Полевых?

— Нет, человеческих.

— Ну вообще-то…

— Товарищи, нас зовут.

Псы выскочили из комнаты и построились в шеренгу по росту. Солодов сказал:

— Катя, знакомься. Слушайте, братцы, я на час отстал. Мне надо бежать. Я приду потом. Привет!

Солодов считал, что собаки тоже общаются друг с другом. Не путем лаянья, а по-настоящему, как люди. Он допускал, что даже рыбы общаются.

Катя сделала шаг вперед.

— Здравствуйте, меня зовут Екатерина, я работала в паре с Родионом у товарища Солодова. Мы проводили рекогносцировку южных границ, участвовали в операциях, в том числе — боевых. Скажите, пожалуйста, как часто здесь нас могут атаковать?

Все удивились.

— Да как же… Мы ведь не на войне пока. А вы сражались где-то?

— Мы искали бандформирования в районах… — Катя стала перечислять. Все слушали, замерев, и не сводили глаз с нее. — Несколько раз нам пришлось участвовать в ближнем бою. А здесь возможны такие случаи?

— Да, враги и здесь встречаются.

— Но я заметила, на улицах нет патрулей и везде порядок. Во Владивостоке служебная команда постоянно ходит с патрулем.

— Вы из Владивостока?

Катя опять начала рассказывать. Платон и остальные с жадным вниманием смотрели на Катю. Катя говорила и спрашивала, и рассказывала очень интересно.

«Прелесть что за девочка! — подумал Платон. — Но что я болтаю. Девочка! Как не стыдно так называть ее». Он задвигал ртом и сказал:

— Так Вы в паре с Родионом? Мы его хорошо знаем, еще когда он был маленький! Представляю, какой он теперь… взрослый! Катенька — простите — Екатерина, вы здесь будете работать?

— Да, наверное. Товарищ Солодов сказал.

Все замахали хвостами.

— Тогда пройдемте, пройдемте, что мы стоим? Это наш дом, комнаты. Прошу Вас сюда. Здесь самое чистое место. У нас иногда убирают, но само собой сыпется. Туалет вон там! Еще… — Платон вертел головой.

— Спасибо. Спасибо! Простите, я не знаю вашего имени-отчества.

— Я Платон, а отец мой был Ярс.

— Платон Ярсович, спасибо Вам. Спасибо, товарищи!

Катя легла и очень быстро заснула.

А командиры еще целый час шептались.

— Как же мы не спросили?

— Вот ты бы и спросил!

— Я? Я не самый главный!

— А что, надо все на главного валить? Как маленькие, честное слово. Ничего-ничего-ничего, мы завтра же узнаем, как зовут ее отца. Это просто безобразие — она обращается к нам по имени-отчеству, а мы… Кстати, мы даже не представились. Тоже еще джентльмены!

— Но ведь мы не джентельмены! — сказал Боря. — Мы не они. Мы наши.

До вечера командиры говорили. Боря от волнения ворчал даже во сне. Платон также долго не мог заснуть. Весенний луч разбудил Катю. Она встала, выглянула во двор — только-только рассветает. Она осторожно прошла вперед и стала рассматривать здания. Они такие же как во Владивостоке, но выглядят солиднее, во дворе меньше деревьев, а из досок не глядят концы гвоздей. Катя подумала и стала делать зарядку (без тех упражнений, где надо много бегать. Вдруг здесь это запрещено). Он пошла в сторону дома служебной команды. За ним видны хозяйственные постройки, заборы, сарайчик. На крыше сидит толстый голубь. Кровля вся в белых кляксах. Голубь очень важен, но ему не хватает ума посмотреть подальше. Катя замерла. Голубь клюнул во что-то, заковылял по крыше, словно хозяин. «Слетит вниз или нет? Он умеет разговаривать? Если он как все, его можно и не беречь…». Голубь издавал лишь птичьи звуки и медленно гулял по крыше. Кате надоело за ним следить. Но она тут же подумали, что для нее, раз она совсем недавно приехала, на кухне может ничего не быть. Катя прижалась к стене. Затаилась.

Медленно голубь дошел до угла крыши. Покрутил головой. Внизу он рассмотрел крошки и решил поклевать. Можно? — Можно. Голубь соскочил.

В тот же миг Катя налетела. Она чуть не расшибла голубя о стену.

— Фу! Какой грязный! Глотать такой пух неинтересно. И негде его разделать. Может быть, отойти подальше в кусты?

Катя понесла голубя, и увидела Платона.

— Здравствуйте, Платон Ярсович!

— Здравствуйте! А Вы уже… Вы его что, поймали?

— Да! — не стала скрывать Катя. — Я решила немного съесть, что не создавать проблемы снабжению. Голубей нельзя здесь ловить?

— Да что Вы! Голубь — это же тьфу! Но — Вы одна его поймали!

Катя удивилась.

— Мы всегда ловили голубей. Еще в детстве. Папа научил нас отлично, и не только этому. Очень многому.

— А кто Ваш отец?

— Он сейчас работает с мамой. — Катя рассказала о Балтике.

Из домика вышел еще один командир — Аркадий. Он поздоровался, спросил о самочувствии и тоже принялся слушать. У Аркадия гладкая шерсть, но он немного досадовал, что не причесал ее заранее.

Еще не было семи часов. В семь все командиры на ногах.

— Вы дрыхните — а Екатерина… Балтфлотовна — правильно? — Екатерина Балтовна рассказывает потрясающие вещи! Ее отец поймал главного владивостокского рецидивиста.

— Правда?

— Да! — сказал Платон. — Катя, ведь и здесь такие есть. Мы их ловим чуть иначе. Очень много зависит от старших товарищей, от людей. Часто их смелость и мастерство оказывается решающим. Эх! Пошли тренироваться.

На площадке за забором бегали несколько молодых псов, домики которых стоят за Отделом. Они тоже не отрываясь глядели на Катю. Скоро появились инструкторы (все в форме). Но сами занятия были точно такие же, как во Владивостоке.

— Если есть заявка, нас тут же вызывают — объяснил Платон. — Угрозыск, контрразведка, экспедиционная деятельность — мы занимаемся этим. А Ваш отец. Он Вас обучил сражаться?

— Да.

День пролетел незаметно, хотя никакой работы не было. По словам Платона, вызвать могут в любой час, в том числе ночью. На следующий день пришел Солодов.

— Катя, сходим. Ты нам поможем.

Он также вызвал Платона. Автомобиль поехал куда-то далеко, явно за пределы Москвы. Всю дорогу Платон сидел с очень сосредоточенным видом и смотрел только в одну сторону. Поэтому Катя не решалась вертеть головой, хотя ей очень интересно было знать, что вокруг. Подмосковный городок был весь опутан зарослями лохматой сирени и жасмина. В некоторых деревянных домах окна заколочены досками; в кирпичных — напротив, окна распахнуты широко. Солодов привел Платона и Катю в местное отделение милиции, где им дали понюхать очень странные пестрые бумажки. От них идет резковатый запах, как от банкнот, но это явно не деньги. Катя поймала еще один тонкий след. После осмотра улик Платона и Катю отправили в комнату, где сидели немолодые мужички. При виде вооруженной охраны они все встали. Нужно было проверить, нет ли среди них того же следа, что на бумажках. Катя внюхивалась, но не могла ничего различить. Платон без церемоний тыкал всех носом, наступал на сапоги, а все лишь сконфуженно опускали головы. Нужных следов ни у кого не нашли. Тогда Солодов приказал ввести следующих. Они мало чем отличались от тех, что только что были. Катя разглядела двух человек, похожих на спекулянтов, но, поскольку те были в наручниках, она решили, что их уже раскрыли.

— Едем дальше! — сказал Солодов.

Автомобиль был уже не американской, а советской конструкции, и произведен в Москве. На ходу Кате казалось, будто он рычит голосом морского котика. Катя видела котиков несколько раз, когда их возили на север Дальнего Востока. Автомобиль подъехал к Мытищам.

Опять собрали людей. У одного дрожат колени, он будто хочет упасть. Катя прошла мимо, не чувствуя основного следа. Но вдруг она вспомнила про другой, более тонкий след; она заволновалась, и почти побежала. Ее что-то дернуло. Она остановилась перед человеком, который имел совершенно обычную внешность. Катя подала сигнал.

— Платон! — позвал Солодов.

Платон вошел следом, стал всех проверять и вдруг яростно закричал — в сторону того же человека, которого указала Катя. Платон разошелся; его пришлось хлопнуть по плечу, чтоб успокоить.

Платон обнаружил сочетание, которое было спрятано под основным следом. Катя нашла нечто похожее, но другое. Косвенных следов бывает довольно много, подумала Катя. А человека уже окружили. Он шпион? Или аферист?

Только одного нашли. Но Солодов, судя по виду, был очень доволен.

— Катя, гуляй. Платон, со мной.

Платона оставили на поводке. Вышагивая рядом с Солодовым, Платон видел, как Катя легонько ступает по немощеной земле и пристально смотрит на город. Очень больших и сложных конструкций рядом не было. Но Катя видела и понимала красоту простого. Она пробежала немного вперед, остановилась на повороте и смотрела на купола, стоящие над сиренью. Рядом подворотня.

Из темноты выполз серый пес, явно без определенных занятий. Он потряс головой и завопил в сторону Платона грубыми словами. Платон хотел ответить (еще крепче); он уже открыл широко рот. Но Катя уже подскочила к серому и наотмашь врезала ему по голове. Пса отбросило к стене. Катя ударила еще раз, в нос (это проверенный прием Балтика и Полкана). Если даже нос не разорвется, он будет долго болеть. Тип захрипел. Катя хотела еще раз ударить, но вспомнила: субординация! — и отбежала обратно к Солодову. Солодов подмигнул и сказал только:

— Молодец! — и больше ничего.

Катя думала, Платон сделает ей замечание. Он долго молчал; затем, уже в автомобиле зашептал:

— Катя, где Вы так здорово научились?

— Нас папа научил.

— Вы его по стене расплескали! Это потрясающе! — в юности Платон много дрался, и все мечтал овладеть тайными приемами. Это не очень удалось; кроме того, специфика работы требовала от него других усилий и способностей. Специально драться их в Отделе не учили. Через три дня после возвращения всем командирам разрешили гулять без поводков. Отдел был расположен на северо-востоке Москвы, недалеко от усадьбы Останкино. Рядом находится пруд и храм Спаса Живоначального. Его узорчатые своды, двойной ряд кокошников очень понравились Кате. Она рассматривала их издалека и вблизи. Храм был закрыт, как и многие другие церкви в Москве. Катя вспомнила рассказы Балтика о том, как они с Полканом впервые увидели подобные здания и были уверены, что это дворцы или терема. А на самом деле это церкви. Рядом с усадьбой работает парк культуры имени Дзержинского. Туда служебные собаки могут заходить в любое время, но обязательно с сопровождением. По одному и тем более толпой не пустят. Но Катя сразу заметила пути, проходы в зарослях, через которые можно пробраться и в усадьбу, и в парк. Уходить из Отдела не разрешается никому, никогда; другое дело, что командиры всегда пристально следили за графиком работ, и могли сказать, в какое время тебя, скорей всего, не будут спрашивать. У людей и без того полно работы, чтоб контролировать команду непрерывно. Командиры умели найти время, когда можно незаметно ускользнуть — с тем, чтобы обязательно вернуться. Молодые псы обязаны «отпрашиваться» у командиров. Если кто-нибудь сбежит без спроса, ему устроят показательную порку.

Платон показал Кате тайный выход из Отдела. Он расположен рядом с тренировочной площадкой.

— И у нас во Владивостоке было так же! Но там официально позволяли уходить иногда.

— Катя, и неужели никто не сбежал?

— Дядя Полкан говорил, в первые годы несколько лиц дезертировали, но им не повезло. С ними обязательно что-нибудь происходило.

— И правильно! — заметил Борис. — Так им и надо! А то выдумали — с государственной службы бегать.

— Несознательность подчиненных часто провоцируется несознательностью руководства. — сказал Аркадий. — Если бы люди внимательней относились к подбору кадров и лучше занимались их воспитанием, то и эксцессов бы не возникало.

— Сбил экспресс! — сказал пес Степан. — Екати, скажите, а он был маневровый или курьерский?

— Я не разглядела. — Степан закивал, Аркадий спрятал улыбку в шерсти.

— А он быстро прошел?

— Я еще не родилась тогда!

— А, понятно. — Степан и Борис работают давно, почти так же долго, как командир Платон. Оба они поджарые, невысокие и шерсть у них в завитках. Разница лишь в том, что у Бори она светлая, а у Степана — рыжеватая. Лица у них похожие, хотя они не являются родственниками. Аркадий и Платон родились от брака овчарок с высокими породами, поэтому они сами высокие. Но самый большой среди командиров Рэм — огромный пушистый пес, похожий и на волкодава, и на сенбернара. Его раньше держали на границе, а потом перевели сюда. У Рэма густой голос. Но он сам очень добродушный и практически не умеет драться. Это ему и не требуется. Достаточно увидеть его солидную фигуру, чтоб все претензии отпали. Прошла еще неделя, и Катя уже стала задумываться о Родионе. В субботу организовали всеобщий смотр. Все ребята выстроились рядами в ожидании руководства. Катя тоже встала и увидела Родиона — он выбежал из-за щитов, промчался, перепрыгнул и ушел обратно. Катя почувствовала и другой след. Очень скоро появилась Альма. Она и Родион встали у дальнего щита, куда приходят дежурные офицеры.

— Родион, привет! — кричали молоденькие псы. Пришли люди и стали командовать. Все как во Владивостоке. Но некоторые упражнения были настолько сложными, что даже командирам требовалась вторая попытка. Катя ждала, когда ее вызовут. Не зовут.

— Платон Ярсович, я могу тоже принять участие в занятии?

— Да! Почему же нет?

Катя подождала — и едва Рэм перевалился через высокую перекладину, она побежала к ней и с разгона перескочила, затем перескочила обратно, залезла на узкий брусок, сделала сальто, побежала.

— Во дает! — прошептал Боря. Молодые в нетерпении крутили хвостами. Они хотели сделать все как Катя. Сразу так не получается, особенно сальто. Катя вернулась в строй. Родион по-прежнему стоял возле Альмы. Она ему о чем-то сказала. Родион дернул плечами и стал упрашивать, не отходя. После завершения занятий, он пошел было с Альмой, но затем опять стал просить.

Альма сказала.

— Ладно. Но жду тебя у ворот! — и ушла.

Родион побежал к Кате.

— Родя, добрый день! — сказала Катя.

— Екатерина, зачем ты встала здесь? И застыла. Как Снегурочка!

— У нее же другой наряд. Я не стояла, я бегала.

— Мама сказала, что ты вышла из строя, когда тебя не вызывали.

— И что? Кто-то умер от этого?

Это подход Балтика. Если из-за чего-то мелкого, пустякового, начинались споры и крики, он всегда спрашивал «Разве кто-то умер от этого?». И все прекращали спорить. Поэтому Катя так сказала.

Родион покачал головой и сообщил, что он и Альма сейчас работают у Колокольцева. Он привел какие-то сведения из большой науки. Потом он стал перечислять, что сказала ему Альма.

— Мама заметила. Мама думает. Мама сказала. — в подобном стиле он говорил минут 10. Все уже ушли с площадки.

— Ма! Ма! Малина! — сказала Катя.

Родион поморщился:

— Что за воровской жаргон!

— Почему же воровской?

— Потому что они всегда так говорят. Катя, а ты зачем?

— Я… имела в виду другое. Малина у вас там растет — рядом с домом? Ты говорил, у вас там везде малиновые кусты. Вот я и хотела спросить, цветет ли она?

— Малина не кругом. В некоторых местах. Еще не цветет.

— Вот и хорошо.

По прибытию в Москву Родион жил отдельно от Кати и, фактически, она сразу осталась одна. Но не страдала от этого. Напротив, Кате было очень интересно. Молодые псы наперебой спрашивали Платона.

— Она будет здесь работать?! Будет?!

— Братцы, не орите так. Да. Но это не означает, что надо забыть обо всем на свете. Вы сколько врагов нашли на этой неделе? Вот видите, вам есть к чему стремиться.

Молоденькие могли видеть Катю лишь в определенные часы. Как-то сложилось, что девушек в их команду не брали, или, подержав недолго, переводили в другие места. Платон видел разных собак; некоторые на его вкус были очень даже симпатичные. В них ум сочетался с внешней привлекательностью. Но все умницы были крайне холодны и неприступны, с ними даже нельзя было толком поговорить. Даже Аркадий — один из самых эрудированных псов Москвы — не знал, чем привлечь их внимание, при том, что знает он очень много. Аркадий единственный в отряде, кто умеет быстро читать. Остальные читают по слогам или вообще не глядят на буквы. Многие псы считали, что на службе читать незачем, поскольку все равно люди читают. Аркадий умный, интересный и подчеркнуто корректный. Он обращается к Кате исключительно полным именем: Екатерина Балтфлотовна.

Вокруг нее сейчас толпа молодых. Катя охотно рассказывала о Дальнем Востоке, о работе на пограничных заставах. Для примера она показала, как хватать противника под локоть.

— Этот прием я изучила еще в 1935 году.

— Вы работаете с 35-го? Это будет, это будет… — парни считают в уме. — Это уже долго получается! А у Вас были братья и сестры?

— Они и сейчас есть.

— А у Вас были дети? — находившийся рядом Платон заворчал сквозь зубы. Он решил, если Катя сильно обидится, он немедленно всех разгонит, а самому автору вопроса надает по шее.

«Дети ему понадобились!»

Катя совершенно спокойно ответила:

— Еще нет, но очень скоро будут.

— О! Прямо тут?

— Да.

— От кого! — Платон зажмурился, чтоб скрыть негодование.

— От Родиона.

— А сколько будет детей?

— Я посчитаю сразу.

Платон задергал лапами и стал всех расталкивать.

— Мне нужно сообщить товарищу Екатерине… очень важную информацию. Секретную! Нас отправят… на Марс! Займитесь тренировкой.

Парни убежали, сообразив, что у Платона, скорее всего, нет секретной задачи для Марса; но они были очень довольны беседой. Родион работал у профессора, но иногда заходил к молоденьким. Он пришел, и все кинулись его поздравлять.

— Родя, желаю вам всего! Всего самого! Поздравляю, Родион! Это великолепно!

— Что?

— Все это! Что ты с Екатериной Балтовной!

— Такую подругу отыскал! Как ты смог?

— Спасибо, друзья, но я… не искал. Так решил товарищ Солодов.

— Ура товарищу Солодову!

Родион был смущен, но все же он вполне свободно общался с товарищами.

В начале мая Катя снова стала испытывать частые головокружения, поэтому она сердилась сама на себя, иногда испытывала волнение или грусть. Ей одновременно хотелось и поерзать телом на траве, и полежать неподвижно. Кате устроили специальный закуток с глубоким матрасом. Лежа на нем, Катя хотела как можно глубже продавить середину, а края наоборот поднять, чтобы получились бортики. Она не знала, зачем это нужно, просто испытывала такой позыв. 2 недели они провела безо всяких заданий.

***

Родион охраняет лаборатории, которые ведут научно-конструкторские разработки для очень важной цели. Планировалось создать новую отрасль производства. Это всегда неожиданно и небезопасно, потому что нельзя предсказать, как поведет себя то, что совсем новое. Случаются аварии. О каждой из них Родион подробно рассказывал Кате. В последний раз компактный взрыв едва не уничтожил комнату с чертежами. Конструкция рассыпалась, ее монтируют заново. Пропало несколько мелких, но очень важных деталей. Некоторые Родя обнаружил.

— Но другие упали под кусты. Я ходил вокруг, ощущая резкий химический привкус. Но он быстро исчез. Наверное, это был растворитель.

— Ацетон?

— Нет, у ацетона совсем другой привкус. Я бы его сразу нашел.

— Перекись?

— Нет, нет! Она бы сразу взорвалась… — Родион потер лицо. — Мама тоже ничего не увидела. Профессор сказал, что таких деталей больше нет, вернее, их делают каждый раз очень долго и трудно. К тебе приходят в гости?

— Да — и товарищи, и молодые товарищи.

— Они были в нашем районе, и ничего не смогли сделать. Как мама ни старалась. Зато они вслух говорили о тебе. Ты им понравилось.

— Это приятно.

— Мама говорит, что ты их отвлекаешь.

— Может быть, мне исчезнуть?

— Катя, Катя, зачем ты так говоришь! — Родион смущенно коснулся носом Кати.

Затем он стал рассказывать, как недавно Ярослав (молодой пес), находясь на посту возле Кремля, едва не угодил под колеса. Катя что-то рассказывала ребятам про Кремль — из того, что она слышала от людей и видела на картинках. Все слушали, высунув языки. А теперь на работе все ошибаются. «Из-за меня?» Катя не стала ничего говорить, и лишь положила голову на лапы.

Незаметно она заснула и спала очень долго, а когда проснулась, ужасно захотела есть. Чтобы пообедать, надо подойти к специальному домику, где кое-что оставляют. В Отделе все обедали организованно.

Она прошла немного, вытягивая лапы при каждом шаге. Внезапно голод исчез и возникла тошнота. Катя вернулась на матрас. Вскоре появился Родион.

— Представляешь?! Представляешь, Екатерина?

— Что?

— Представляешь — Ганцева расстреляли!

— Бандиты? Террористы?

— Нет, у нас. Наши.

— Просто так?

— В газете написано: приговор народа. Был суд, следствие, и народный обвинитель… Но мне кажется, это страшная ошибка! И что теперь делать?

— Родя, постой. А кто вообще такой Ганцев?

— Катя, ну как же. Ганцев — известнейший писатель в области фантастики! Ты разве не слышала?

— Я знаю, был Жюль Верн, Герберт Уэллс. У нас есть Беляев, Обручев. А что он написал?

Родион быстро-быстро пересказал сюжеты ганцевских историй, но от них у Кати только заболела голова. Она не могла понять, что там было красивого или умного. Родион говорил воодушевленно. Катя закашляла:

— Можно подумать, он гений.

— Вероятно, он бы достиг этого в процессе творческого роста. Он писал давно, еще в годы революции…

— Такую же чушь?

— Почему?

— Я не вижу никакого смысла в его сказках. В деталях смысл как будто есть, но все вместе — просто нагромождение…

— Катя, ты не права! Но в газете написано, что его истории безыдейные.

— Вот видишь, все поняли, что у него чушь!

— Нет, не все!

— Вот его и расстреляли за то, что сочинял ерунду.

Родион не согласился и принялся доказывать Кате глубину туманных историй Ганцева. Катя лежала в полудреме. Она чувствовала, как шумит ее живот, но не только из-за голода. Голова раскалывается, но все же нужно кое-что проглотить. Это необходимо детям.

Кате часто хотелось есть, но она не толстела, и ходила очень стройная, просто с животиком. Она была уверена, что все достается детишкам, и от этого так есть хочется. Родиону запрещали приносить кое-что из дома: он так и сказал. Однажды он под огромным секретом приволок суповую кость и тревожно оглядывался. Он боялся, что кто-нибудь из приятелей запомнит этот запах и проболтается. А мать Альма скажет…

Дети родились в конце месяца. Два мальчика и две девочки — Катя именно так и хотела. Целый месяц она не отходила от них ни на шаг. Лишь когда дети засыпали, Катя выскакивала наружу, проносилась вихрем по двору и через две-три минуты возвращалась. Еще она делала упражнения, включая сальто назад. Боль и тревога исчезли как по волшебству. Катя постоянно гладила детишек, целовала им щечки и говорила, говорила важные слова.

Дети стали разговаривать, едва у них открылись глаза. Им ужасно хотелось бегать, прыгать и спрашивать обо всем. Рэма они сперва приняли за ходячий неживой предмет и толкали его лапками. Рэм сопел и улыбался широко.

Видя, что Катя хорошо себя чувствует, ее опять стали брать на работу. Детишек поместили в просторный вольер с будочкой. Кате не нравилось, что ее детей держат в клетке, но она отлично понимала, что в ее отсутствие может случиться что угодно, поэтому детям необходимо безопасное место. Про себя она уже представляла, как будет работать вместе с мальчиками и девочками — и в Москве, и в других городах, и в дальних краях, и везде у них будут новые интересные задания. Еще она мечтала показать детей маме Жене и папе Балтику. Еще ей очень хотелось встретиться с Леночкой и Колей, а еще с Гришей и Димой, и с Полканом, и с Машей. Мама Женя всегда жалела Машу, говоря, что несмотря на постоянную близость приятелей, Маша живет одна. Катя понимала, что любой из ее близких товарищей, как и она сама, может оказаться вдруг один, потому что не они хозяева своей судьбы. Очень многое зависит от людей, но иногда даже очень хороший человек ничего не может поделать.

А тем временем дети стремительно росли и так же быстро учились. Катя занималась с ними в любую свободную минуту, но поскольку она часто была на работе, она объяснила ребятам, как можно учиться у взрослых умных псов. Аркадий обожал читать лекции, и Платон мог рассказать много важного. Боря, Степа и Рэм больше просто умилялись, глядя на маленьких; они уже не помнили, как надо правильно играть, из взрослых вещей их кругозор ограничен специальностью. Но и об этом стоит послушать.

Родион к детям почти не подходил. «Его» лаборатория заработала на полную мощность, поэтому искать и охранять нужно было особенно усердно, а в короткие свободные часы Родион почти всегда находился с Альмой. В Отдел его приводили также в сопровождении Альмы. Ее шаг настолько четкий и безукоризненный, что можно было снимать учебную кинохронику или даже фильм. Катя думала, что Альма не позволяет Роде прибегать одному.

* * *

Первого сентября Германия напала на Польшу. В служебной команде об этом могли узнать даже раньше, чем в других местах, однако со второй половины августа самых опытных товарищей постоянно возили за город, чтобы искать — Катя не могла понять, что именно. Ей давали понюхать крохотные частицы или крупицы, покрытые слабым запахом углеводородов. Это не бензин; но Катя особенно не задумывалась о происхождении частиц. Ее мысли целиком были о детях. Их должны перевести в другое отделение — недалеко от их Отдела. Через месяц их уже, наверное, начнут обучать. Ее ребята уже знают многое; все же, хотелось бы на время учебы оставаться с ними.

Платон пришел ночью и сообщил:

— Катя, Вы не спите? Катя, по подтвержденным данным, утром нас повезут верст за 100. Говорят, это возня надолго.

Катя сразу бросилась к детям. Войти в вольер она не могла и через решетку гладила ребят.

— Детки, я должны отлучиться. Будьте благоразумны. Не ссорьтесь. Помните, здравый смысл прежде всего.

Выехать пришлось очень рано. В Катину команду взяли Рэма и Степу. Поначалу Степа важно смотрел на людей и молчал, но заметив, что на него не обращают внимания, принялся шепотом рассказывать разные истории, чаще всего каламбуры. Рэму очень нравилось; смеяться неудобно, поэтому он издавал глубокие вздохи.

— Хо! Ну да?! Хо! Ох ты! Вот дают! Ух! А где это было?

Катя слушала слегка и старалась определить направление. Их везли к востоку мимо лесов, полей и городков; Катя слышала лишь подмосковные названия. Наконец автомобиль встал. Огромное поле раскинулось, будто черно-коричневое покрывало, от горизонта до дороги. При этом поле не вспахано.

Опять дают нюхать крупицы.

— Вдруг мы клад найдем? — сказал Степа.

— Какой? — спросил Рэм.

— Татарский. Или поляковский. Екатерина Балтовна, здесь же были поляки в 612-м году? А татары вообще несколько веков катались. Пока мы им не надавали. Тут вполне может быть клад.

Глубоко выдыхая, Рэм старался усилить запах частиц. К частицам примешан запах гари, который явно есть впереди. Катя уловила запах тления. «Курит облаком болото. Но ничего не сгорело и не взорвалось». Степа принюхивался и разворачивал правое ухо, чтоб лучше слышать ветер. Он говорил, так проще понять направление. Привкус дыма был везде и под ним прятался необходимый след.

Друзья ходили целую неделю. Оказалось, что весь тот район буквально «набит» черными непахаными полями. В отдельных местах команда обнаружила крошечные частицы; сотрудники Отдела передавали материал людям в штатском, которые называли их и друг друга только по имени-отчеству. Наверное, это ученые.

Через неделю Катя спросила:

— А что, собственно, мы ищем?

Рэм и Степа удивились.

— След, по которому можно выйти к…

— Рэм Иванович, Вы обнаружили примесь химических растворов?

— Да!

— Признаться, я подумала — если здесь что-то сгорело или взорвалось, это было бы ясно сразу. И не нужно было бы ничего искать… в других местах! Но ведь мы ездили в разные стороны от Москвы. А материал нам изначально дали в Москве. Значит, там тоже что-то произошло… или нашли только обрывки следа и привезли нам… Простите, пожалуйста, Рэм Иванович, Степан Иванович, я, наверное, не совсем ясно излагаю мысли. Нам дали след в Москве — а мы ищем совсем не Москве. Но там, где след нашли, выходит, не было явного следа! Вот что я хотела сказать.

Рэм заволновался:

— А если искать дополнительные признаки? Но они не растут здесь…

— Рэм, что ты говоришь! Конечно, не растут! Это же явно искусственные изделия! Химические вещества просто так не лежат под елкой. Знаете, Катя, я понял Ваш вопрос.

Зачем мы именно тут ищем? А кто его знает! Это люди. Дали приказ, вот и ищем. Хотя… странно. Чего от нас хотят?

— Надо ученых послушать! — сказал Рэм.

Ученые почти всегда находились в стороне и приезжали лишь ненадолго. Очень скоро их опять увезли. Сотрудники Отдела мало разбирались в той научной специальности. Из их речи можно было услышать «новое горючее», «запустили», «корпус».

— Тут, наверное, снаряды! — сказал Рэм. — Случайно взорвались. — Или это еще в Гражданскую войну — закопали снаряды, а теперь они взрываются. Из-под земли. А нам надо найти место, где они лежат, чтоб они не взорвались прежде.

Катя сперва согласилась. Но она никогда не видела, как закапывают снаряды и спросила Степу. Степа принялся рассказывать — скорее предполагая, нежели зная наверняка. Он, конечно, слышал про сильно укрепленные бетонированные сооружения, про подземные крепости и доты. Но разве за Москвой были бои? При татарах были. Но едва ли это они закопали снаряды. За столько лет все давно бы истлело. Катя предположила:

— Возможно, здесь диверсия?

Мысль о диверсионном акте всем понравилась. Но нигде нет сопутствующих запахов. Предполагаемые диверсанты слишком хорошо скрыли запах своей аппаратуры, одежды и всего остального. Целыми днями команду водили по полям, а на ночь увозили в город и в ближайшее село. Кате ужасно хотелось ругаться — потому что она здесь ищет непонятно кого, а в Москве дети одни остались. Их может навестить Родион, но он сам занят на работе, и кроме того, Катя не успела попросить его об этом. Запах торфа ей опротивел.

Команда вышла к участку, где стояло широкое болото, покрытое желто-красным мхом. В некоторых местах видна чистая поверхность воды. Мох мягкий как ковер, но не везде он надежен. Под Рэмом проседают кочки — он боялся наступать просто на мох и хотел нащупать под ним землю. Он шел и раскачивался. Степа тоже побаивался болота. Катя прыгала легко. Ее сняли с поводка и ей тут же захотелось бежать к березам. Лучше шагать внимательно, но Кате было противно.

Она помчалась — и мох вдруг поехал вниз. Задняя левая нога почти целиком провалилась. Внизу холодная вязкая вода. Катя изогнулась и, дернувшись всем телом, отскочила к ближайшей кочке. Впереди мох проседал. Рассердившись, Катя стала резко прыгать и вскочила на маленький холмик с черникой.

Ей кричат издалека. Теперь идти вовсе не хочется. «Я нескладеха!» — подумала Катя с раздражением и стала высматривать другие холмики. Они стоят на значительном расстоянии друг от друга, но в промежутках очень много кочек. По ним Катя добралась до берез. Больше она нигде не упала.

Болото было длинное. Они ходили и все вместе обнаружили серые камешки поверх мха. Степа их понюхал и кивнул. Рэм загудел одобрительно. Катя согнула шею, что можно расценить как согласие. Или сомнение.

Почти случайно она поймала крошечный след, который вел к таким же камешкам. Но рядом были еще металлические обломки. Достать удалось лишь один или два, поскольку материал лежал у самого края воды.

— Очевидно, все утонуло. В болоте. Товарищ капитан, придется осушать?

— Братцы, это уже не наша работа. В целом, мы обнаружили район, это главное. Но ты прав, непонятно, как достать отсюда. Товарищ лейтенант, зафиксируйте это место.

Люди стали чертить, отмечать на карте этот участок и даже фотографировали его. По болотам пришлось ходить целых три недели. Затем они отправились в Шатуру и помогали искать одну компанию, на которую пришла срочная ориентировка. Всех накрыли разом; среди задержанных оказался смешной старичок, который не говорил, а только чирикал, свистел и аукал как Филин. Степа сказал, что он не просто сумасшедший. Опытным глазом Степа заметил у старика пальцы профессионального карманника.

— Такой пройдется по толпе и вытащит кошельков десять! То, что он явный дурак, не означает, что он безобидный.

Старичок приплясывал, не давая оперативникам себя зафиксировать, а тем неловко было его остановить. Тогда подошел Рэм, схватил старика за бок и понес как какую-нибудь палку. Увидев это, жулики предпочли не отмалчиваться. Их куда-то повезли, а отряд отправился на север. Катя потерял счет дням. Внезапно они повернули к Москве.

Почти доехав, они остановились у поселка, где живут работники технических и естественных наук.

Катя услышала Родиона. Альма тоже рядом.

— Сейчас мы его позовем. — сказал Степа и закричал во весь голос — Родио-он! Роди-о-о-он!

— Ро-дя! — заревел басом Рэм.

На шум стали выглядывать. Оперативники всех успокоили. Родион появился вдали. Он хотел бы спрятаться, чтоб его не видели, но его заметили и приветливо замахали хвостами. Не подойти было неловко.

— Родион, здорово! А мы целый месяц пробегали!

— Мы, признаться, тоже.

— А Платоха где?

— Товарища Платона и других товарищей отправили в командировку на запад.

Катя подбежала и спросила сразу:

— Родя, как наши ребята?

— Ты имеешь в виду наших наших или людей?

— Дети!

— Они в порядке. Что с ними могло случиться?

— Ты их видел?

— Да, недавно. Здесь рядом есть тренировочная база… они были здесь.

— Ты с ними разговаривал?

— Катя, извини… я занимался делами. Мы искали.

— Ой! Здрасьте, Альма! — завопил Степа в сторону.

На краю поселка она стоит в серо-палевом наряде. Родион извинился и побежал к ней. Катя хотела немедленно сходить на базу — может быть, ребята все еще там? — но у нее ужасно болят колени. Их заставили ходить практически без перерыва. Степа сказал, что впору 10 дней валяться.

— Десять! Это много! Что все это время делать?

— Ну хоть три дня. Рэм, а что? Разве нам не полагаются выходные? Мы ведь тоже сотрудники.

Для сна им отвели очень тесный закуток. Рэм вытянулся и головой уперся в противоположную стену, при том, что его задние лапы также уперлись, их даже не удалось целиком разогнуть. Степа лег прямо на Рэмов живот. Наверное, получилось очень мягко. Катя сжалась, чтоб не задеть никого.

Оперативники уехали в Москву, кроме тех, кто работал с ребятами. В поселке есть пост охраны. Альма работает здесь, рядом с учеными. Родион вскользь говорил о ее послужном списке; судя по всему, она работает очень долго и лично знает всех опытных псов из Отдела. Рядом с ней Степа и Рэм замерли, как ученики перед строгим учителем. Альма не говорила резких слов и во взоре ее нет деспотизма — только самообладание. Она привыкла всегда быть начеку, подумала Катя. Бывает, что при мягком характере приходится быть жестким, и в результате характер твердеет.

Альма проверяла все автомобили, все подводы, что въезжали и выезжали из поселка. Родион ей помогал. Альма повела его вместе с товарищами по поселку, показывая, где что выгружают.

— А где проводят главные исследования? — спросила Катя Родиона.

— Катя, зачем тебе это?

— Интересно.

Альма обернулась.

— Исследования проводятся в разных местах, и в Москве тоже. Здесь происходит главным образом проектирование и монтаж моделей, а также их тестирование. Проводятся научные эксперименты.

— Хорошо, что мы не кролики! — пискнул Степа. — Еще засунут под микроскоп…

— Что Вы говорите?

— Нет, нет, ничего.

— Здесь ведутся исследования. А там расположены дома сотрудников. У кого есть вопросы?

Катя молчала и смотрела по сторонам. Их продержали в поселке три дня, иногда подзывая, чтоб дать понюхать. Катя не могла уже терпеть. Москва была совсем рядом. И вот Отдел… Но еще до входа Катя вдруг ощутила неприятную пустоту. Она почувствовала, что в Отделе никого почти нет.

По двору разгуливал Боря.

— Ого, прибыли! — весело закричал он. — А меня из командировки раньше срока вернули!

— Борис Иванович, я не чувствую следов.

— Это потому что все выехали! В рамках международной обстановки наших двинули на запад. Аркаша и Платон поехали в Западную Украину ловить контру. Вот повезло-то! А мне, Рэм, кулачье по лапе стукнуло! Подлецы! Вот меня и вернули. Катя, там нет никого! Молодежь тоже временно укатилась. Рэм, а я хочу поехать в Прибалтику. Там море.

Катя побежала, но ни в домиках, ни в вольерах, нигде — совсем никого нет.

Боря тем временем болтал с Рэмом и Степой.

— Стало быть, вы нашли! Но я представляю, как трудно было.

Вернулась Катя.

— Борис Иванович, как… мои ребята… их…

— Их тоже взяли. Но не могу сказать куда. На какую-то базу. А в этот понедельник всю молодежь забрали.

— Куда?

— Не знаю, вот не знаю, Катя. По косвенным признакам, куда-то не очень далеко, может быть в Калугу. На колесах грязь была похожая.

Опустив голову, Катя пошла в ее дом. Она не видела стен и крыши; перед ней возник опять зеленый простор под синим небом, и папа Балтик с мамой Женей идут к ней. Дети… они ведь такие милые, такие умненькие были! Они есть. Но где их искать?

Борис сказал, это было в понедельник. Ах, ведь и они приехали в понедельник. Из поселка можно было добежать. Правда, если детей увезли утром… скорость тогда была не та. Скорость. Родион ничего не сказал! Не хотел расстраивать. И что он вообще мог сделать? Он всегда с Альмой.

Катя думала только о детях. Когда Родион пришел, она спросила:

— На тренировочной базе… было много народа?

— Когда?

— Перед тем, как детей увезли.

— Да, там были все.

— А почему ты раньше не сказал, что детей могут увезти?

— Это что-то бы изменило?

— Не знаю. Но я могла бы. А теперь я — как та старуха. В корыте. Без корыта! Господи.

Катя отвернулась к стене.

— Катя, не надо укорять себя! Мы исполняем долг, но многое не зависит от нас. Испытания бывают тяжелые, но это полезно…

— Перестань манерничать! «Испытания»! Ребята еще совсем не взрослые! Вдруг мы их больше не увидим? Никогда! Это… Это мои дети!

Катя намеренно сказала «мои»; она думала, Родион ее поправит, скажет «и мои тоже», или он скажет «наши дети». Родя молчал, сочувственно глядя не Катю. Он не возразил ей. Катя вздохнула и вернулась в свой уголок. Ей было грустно.

Капли бегут по стене, по крышам. Октябрь принес много дождей — словно наперегонки, они спешили с неба, и каждый новый дождь хотел смыть следы предыдущего и оставить только свои следы. В воде тонут запахи земли, но другие приметы сохранились, и Катя могла их найти. Каждую ночь она мысленно обращалась к своим ребятам. Им дали бойкие, современные имена, но Катя знала, как их зовут на самом деле. Мягкие звучания имен немного успокаивали Катю. Целиком уйти от грусти у нее не получалось.

«Что я могла сделать? Что я должна была делать? Эти дожди идут с востока, но вряд ли они видели папу с мамой. Могут ли дожди что-нибудь рассказать?»

Постепенно капли стали редеть и прекратились. Через две недели они пришли снова, но уже в виде белых и ледяных точек. Ноябрь обещал быть морозным: уже в середине месяца выпало очень много снега. А в последний день по секретным каналам передали важную информацию. Вскоре пришло сообщение: спецгруппе вместе с обученной собакой (Катей) выехать в часть Ленинградского Военного Округа.

Началась война с Финляндией.

— Вот повезло! А мы тут сиди-посиди. Слышь, Рэм, Платон и Аркаша на западе, Екатерина Балтовна — в Финляндии, а когда же мы-то поедем? — Боре хочется сражений.

— Поедем, небось! — ответил Рэм.

Еще на подходе к Ленинграду Катя видела военные эшелоны. Катя уже знала, как бьет современная артиллерия и на что способны бомбардировщики. Ее привезли в часть, дали что-то понюхать, затем отправили в Ленинград. Катя подумала, что на войне запросто можно умереть, но не просто так, а за Родину. Она размышляла об этом. В какой-то момент ей захотелось погибнуть ради великой цели, тем более что теперь она совсем одна. Но она тут же подумала: а дети? А папа Балтик и мама Женя? Коля, Гриша, Дима, Леночка? Если она погибнет, то не увидит их больше — во всяком случае, в этом мире. Возможно, будет еще продолжение, но как и в какой форме… и почему нельзя увидеть детей при жизни? Разве это запрещено?

Специальный отряд действовал незаметно, а Катя в течение месяца находилась в Ленинградской области. На Карельский перешеек выдвинулись уже в январе. Собственно настоящих боев Катя не увидела: отряд обследовал районы, уже занятые Красной Армией. Мороз стоял жгучий: у людей коченели носы, щеки, губы, все хрустело кругом. Катя вспоминала рассказы родителей об Аляске. Ей поручили искать едва заметные следы и привкусы. Иногда проще было искать не сам след, а сопутствующий с ним. Катя успешно использовала такой подход. Однажды их отряд поехал прямо к фронту. Требовалось проверить дорогу, что идет через разбитые доты в лес, где сидят «кукушки». Кате сунули в лицо заледеневшую ткань. Катя подумала, и стала искать похожий след, который часто бывает на одежде. Сугробы стояли выше человеческого роста. Приходилось карабкаться по ним, как по скалам. Но кое-где очень рыхло.

Выстрел!

Все залегли. Катя сосредоточилась. Нужный запах идет из чащи. Только идти надо иначе, не напрямую. Она засеменила вбок. Ее было дернули за хвост, но снова раздались выстрелы — почти вровень с головами. Отряд двинулся за Катей в обход. Сугробы нависали как стены, между которыми есть бойницы, только пули летят не от нас, а к нам. Катя побежала быстрее к самым высоким сугробам. Они зашли далеко в сторону. Оттуда Катя побежала по тропинке — совсем свежей. Красноармейцев здесь еще не было.

Они заметили шевеление под ветками. Окрикивать не стали.

Бац! Бац-бац-бац!

Кто здесь лежит? Это — финский снайпер? Винтовка вдвое длинней его самого. По его следам обнаружили еще двух «кукушек». Тех удалось захватить в плен.

Катю опять отправили в Ленинград. Через месяц война закончилась. СССР победил. Лежа в жаркой прихожей Управления НКВД, Катя слышала, как говорят: «Надо было всю Финляндию брать, а не только перешеек. Зря народ погиб?». Оперативники получили благодарности и награды. Катя сфотографировали на фоне щита, где был изображен орден Красного Знамени, а рядом стояло само Знамя.

«Фотография с орденом! Смешно. Но, возможно, в будущем мной действительно станут любоваться. Я же симпатичная!» — Катя не выдержала и засмеялась.

На обратном пути ее без конца ласкали. Москва встречала лужами под черным небом. Падает сырой снег, но тут же тает.

В Отделе Катя сразу увидела Платона.

— Платон Ярсович!

— Катя! Ура! Народ, ко мне! Екатерина Балтфлотовна! Вернулась.

Все тут же выстроились — и командиры, и молоденькие псы. Всегда вежливый Аркадий не смог выговорить Катино отчество.

— Кати… Лот… Простите! А Вы знаете, западная граница теперь идет гораздо дальше! И все, что было прежде с Россией, теперь снова стало нашим. Там еще очень много дел.

— Родион ездил с нами! — сообщил Боря. — Правда, не в Прибалтику. И мы тоже туда не добрались. Просто жуть!

Все со смехом стали утешать Бориса.

Родион, который по-прежнему жил у профессора Колокольцева, прибежал через два дня и принес огромную кость. Не стащил — кость была лично его, ему ее дали за работу. Он был рад Кате. Но судя по мелким признакам, Альма устроила ему нагоняй.

«Да ну ее!» решила Катя.

Глядя в апрельские лужи, они рассматривали мир и самих себя. «Наш отдел лучше всех, не подкопаешься!», говорил Боря, и действительно, в последнее время все получалось. Производительность возросла. Платон ощущал такой внутренний подъем, который был на заре его карьеры, когда он работал вместе с Альмой. Они тогда были очень молодые, но вместе добивались успеха.

Лужи текли ручьем, унося с собой зимние огорчения.

В конце месяца объявили отпуск — не такой, как во Владивостоке: надо оставаться под надзором людей и нельзя гулять везде, где захочешь. Однако сотрудники давно привыкли, что опытные псы всегда возвращаются вовремя. Они не убегут, не пропадут, не потеряются. Так оно и было.

Родиона повели куда-то с матерью, а товарищей выпустили в лес рядом с парком Дзержинского. Все побежали на пруды. Рэм увидел головастых рыб в воде и пришел в немой восторг. Но он совершенно не знал, как их доставать. Командиры устроили консилиум. Катя тем временем углубилась в лес и увидела, что он идет далеко на север. Дорога была почти ровная, затем пошла под откос. Катя увидела узкий глубокий овраг с ручейками на дне. В других местах ручей шире и связан с лужами. Откосы очень крутые и тянутся далеко. Можно перепрыгнуть.

На той стороне слышны звонкие голоса. Целая россыпь следов. Катя их давно заметила, но до оврага она не различала среди них отдельных. Голоса приближаются. В лабиринте веток кое-где видны краски. Почки набухают. Ветвей чрезвычайно много, а за ними стоит частокол широких и тонких стволов. Все это Катя увидела разом: откос, овраг, ручьи с лужами, лабиринт.

Оттуда выскочили ребята.

Юные, но уже высокие. Они увидели Катю и застыли — и в тот же момент застыла Катя.

— Мама! — сказали четыре голоса.

Катю пронзило током.

— Ребята!!! Детки!!! Я сейчас.

Она бросилась прямо в овраг. Девочки ахнули. Катя пролетела несколько метров, легко оттолкнулась от дна, прыгнула вперед, а потом еще вперед и вверх. На самом краю оврага ноги чуть не сорвались. Мальчики хотели поймать Катю, но она сама выскочила и уже рядом.

— Мама… Мам…

— Ребята, вы все здесь! Костя, Витя, Зоренька, Ася! Дорогие мои! Костя, ты почти как папа Балтик! Зоренька, а ты как мама Женя! Витя — как дядя Коля! — Катя не могла до конца поверить. Она помнила детей еще маленькими, а теперь они большие, и такие красивые!

У Аси свой цвет, такого в семье еще не было. Он вроде того, что у Альмы, но гораздо лучше.

Катя целовала их лица, носы, уши.

— Мам, а мы уже работаем! Мы поймали и побили одного мелкого жулика — все вчетвером! Конечно, это пустяки, но важно начать.

— Мамочка, мы будем рядом с твоим Отделом! — говорили девочки. — В той части, где живут молодые кадры. Мы обязательно будем там! Уже в мае!

«Какое счастье! — думала Катя. — Мне уже ничего больше не нужно. Но вот бы нам быть — всем вместе — всем-всем-всем!»

Девочки обнимали Катю, Витя стоял совсем рядом. Костя подпрыгнул и сказал:

— Братцы! В смысле, и сестры тоже! А что же мы здесь-то стоим? Мы же нашли цветы… такие замечательные штучки. Давайте маме покажем!

— Правильно! Мамочка, мы только что нашли! Идем-идем-идем!

Увлекаемая ребятами, Катя побежала через лес. Деревьев очень много, но между ними все-таки есть открытые места. На одной поляне, где недавно сошел снег, появилась юная трава и уже можно видеть первоцветы, белые и голубоватые. Цветочки совсем крошечные. Не останавливаясь, ребята побежали дальше через кусты, к другой поляне. Через гущу веток Катя увидела желтый островок.

— Вот! Целая клумба! Мам, как они называются?

— Нарциссы! — кольца из шести лепестков окружены длинными острыми листьями, и стоят очень тесно, но не наползают друг на друга. Нарциссы стоят на довольно большой площадке в форме полукруга. Очень симпатично.

— Там еще есть! — за деревьями из нарциссов вытянулись ровные цепи, словно их специально здесь зажали. Катя осторожно касалась лепестков, нюхала их ароматы. Это не сон.

— Мамочка, ты говорила, тебе нравятся весенние цветы! Мы их только что нашли и… дарим тебе!

— Спасибо, мои милые!

— Жалко, что нельзя сделать букет! — сказал Костя. — Мы не выдернем их аккуратно. Да и как потом нести? Даже не во что поставить.

— Вот если бы у нас была цветная фотография! Вот если бы мы могли написать картину! Изображение можно взять с собой. Только куда повесить? Прямо на пол… плохо.

— Мама, выходит, мы даже не можем передать тебе то, что мы подарили.

— Не волнуйтесь, детки! Зоренька, Ася, Витенька, Костя, я запомню эти цветы. Запомню навсегда их и этот день. Это будет лучше фотографии. Фотография может испортиться или потеряться, а память всегда при мне. И потом, самое главное у меня всегда есть. У меня есть вы.

Девочки опять стали обнимать Катю. Костя, сияя, смотрел по сторонам. Тут он заметил как к лужайке с нарциссами подходит один тип из числа почти породистых. Он из соседней команды. Он с утра болтается в лесу, его след заметили. Тип делает вид, что охотится. На кого? — на мышей? Или на зябликов? Он потрогал старые листья, затем стал ворошить землю рядом с нарциссами. Подобрался к самим цветам, и уже полез в желтое.

— Эй! Ты чего мамины цветы нюхаешь?! Сломать хочешь?! Нет тут ничего!

— Опять этот оболтус! — сказала Ася.

Тип уставился с недоумением.

— Тебе что здесь надо?

— А?…

— Б! Алфавит учат в школе! Не смей трогать цветы!

Прямо к нему побежал Костя, затем Витя и девочки. Тип растерялся. Только что он совершенно свободно мял другие растения.

Костя посмотрел на него решительно и агрессивно. Витя с девочками смотрели просто решительно.

— Иди отсюда, а не то врежем!

Тип, поджав хвост, отошел. Но уходя, он задвигал ртом и что-то пробубнил.

— А-х ты! — Костя бросился на него. Тот понесся со всех ног. Костя мог его легко догнать, но не захотел портить Кате настроение.

— Он из третьего звена. Троечник!

— Мама, а вдруг он потом придет и назло испортит цветы?

— Но ведь у всей нашей бригады лишь сегодня свободный день. В другие дни так просто не отпустят.

— Мама, а может, надавать ему, чтоб потренироваться? Ты покажешь прием папы Балтика!

— Не сегодня, Костенька. К тому же, я думаю, вы можете отрабатывать прием каждый день!

— Да! — Костя запрыгал, и Кате тоже захотелось прыгать. Ее ничуть не отличить от детей. Со стороны любой человек подумал бы, что здесь пять молодых красивых собак.

Катино сердце вырывалось наружу от счастья. И все же надо думать.

— Детки, не опоздайте с возвращением. Сейчас очень многое будет зависеть от дисциплины и от прочих чисто формальных вещей. Многим людям это нравится.

Назад ребята прибежали вовремя и изо всех сил старались не показать, насколько им весело. Костя видел, как тип шепчется со своим звеном. Они тоже ходили на охоту? Вот чудаки. Здесь нет дичи.

— Только ежики! — громко сказал Костя. И спросил Зорю:

— Ты их видела?

— Еще нет.

На ребят поглядывали с опасением — поскольку знали, что ребята любят действовать стремительно. Из-за этого у них такие сильные имена. Костю официально зовут «Костер», Витю — «Вихрь», Зореньку — «Заря», а Асю — «Искра». Тип все скулил, в результате ребята решили организовать игры, и в рамках игры здорово помяли не только его, но и все третье звено. Людям не к чему придраться. Игра!

Накануне первомайского смотра молодежные команды собрали вместе и тренировали на главном поле. Пришла Альма. Увидев Катиных девочек, она их придирчиво осмотрела, словно хотела найти недостатки. Ася и Зоря застыли, и мальчики стояли замерев, на команды они отвечали быстро и четко. Альме не к чему придраться. Все же она подумала:

— Будто волки!

У ребят шерсть очень густая и заметно длинней, чем у Альмы. Первого мая был всеобщий смотр; Катя сумела туда пробиться. Она видела своих ребят и гордилась страшно. Борис стоял рядом и одобрительно кивал и подмигивал. Ребята все сделали четко. Во второй части программы Альма стала показывать, как ходить по округлым брусьям. Это весьма трудно.

После упражнения Альма зачем-то пошла в сторону Бориса. У молодых псов сразу не получалось пройти. Пошел Костя. Прошел! Пошел Витя. И он смог! Девочки тоже смогли. Катя едва не задохнулась от гордости.

— Их шаги не отработаны! — сказал Альма Борису. — И кроме того, они бегут слишком быстро.

— Что же — они должны бежать слишком медленно? — спросила Катя.

Борис сконфуженно сдвинул уши.

— Вы разве не знаете как надо?

— Как, Альма Бруновна?

Лицо Альмы дернулось.

— Если не выдерживать технику — можно легко сорваться.

— Но можно сорваться, если медлить. Мы всегда быстро бегали во Владивостоке.

— Слаженность движений невозможна при спешке.

— Это кому как. Альма Бруновна.

Альма едва заметно оторвала передние лапы от земли и сразу же опустила их. Она закрыла глаза и пошла прочь.

— Кажись, обиделась — пробормотал Боря.

— А что я сказала такого? К ней нельзя обратиться по имени-отчеству?

Платон в юности видел отца Альмы, и вспоминал о нем с уважением и содроганием. Ее отец считался одним из лучших розыскных псов в Москве. Но его повезли в Ленинград и там он трагически погиб. Платон так и не узнал, что именно произошло, и Альма не узнала. Вероятно, это повлияло на характер Альмы. Она разговаривала с Платоном как с товарищем, но совершенно перестала играть и не хотела бегать к знакомым, и детей не заводила. Став совсем взрослой, она родила Родиона, но после этого занималась исключительно службой.

Альму приглашают к молодым командам, чтобы помогать их обучать. С конца зимы она работала с новым набором, однако Катиных детей увидела лишь недавно. Авторитет Альмы все молоденькие псы признали сразу; одним она нравилась, другие ее побаивались. Катины ребята вообще на нее не смотрят. Они видели ее во время упражнений, а потом делали по-своему, не так, как показывала Альма. Альма молчала и не подходила к ребятам ни разу. Ребята не общались ни с ней, ни с Родионом. Девочки, хотя и были от природы ласковыми, не испытывали к Родиону никаких чувств. Они просто знали, что он их отец, и все. Витю и Костю также не тянет к нему, им интересно другое — они хотели стать специалистами и работать вместе с мамой.

Альма повела изящным носом.

«Такие же дикие, как она!». Только что прошла динамичная игра, вроде той, в которую играли Балтик с Полканом, только на ограниченной территории и под надзором людей. Молодежь носится, толкается, хочет победить. В игре есть стратегические «посты»: свои надо оберегать, а чужие захватить и удержать за собой. На один такой пост Альма привела мальчика, который ей нравился. Мальчик воспитанный, но в игре это иногда мешает. Пост в осаде. Вот-вот его возьмут. Подскочил Костя, отпихнул мальчика с поста и сам стал оборонять. Тогда соперники навалились толпой. Мальчик отошел к краю игрового поля.

— Почему ты здесь? — спросила Альма. Тут она увидела Костю. На него насели, а он дерется как пять львов. Подскочила Ася, чтоб поддержать его. Зоря и Витя пошли в обход и кое-что захватили. Большая часть обеих команд просто носится по полю. Костя крикнул и к нему сбежались товарищи. Теперь вся команда соперников стала атаковать его пост.

Не выдержав, Альма побежала к посту, чтобы изменить стратегию. Костя яростно отбивался головой и лапами. Он отталкивал всех. Альма хотела отодвинуть его от поста — Костя и ее отпихнул, прямо в центр свалки. Ребята все катались по земле; даже устало высунув языки, они не отходили. А тем временем Витя, Зоря и товарищи захватили второй пост.

Команда Кости победила. Альма отбежала в сторону и смотрела на ребят недовольно. У нее карие глаза, но оттенок не такой как у Жени. При определенном освещении цвет глаз Альмы кажется янтарным или даже почти желтым. Она подала особый знак, означавший, что она идет домой.

В мае Костю, Витю, Асю и Зорю перевели в Отдел совсем рядом с Катиным. В сущности, это одно и то же учреждение, просто разные его части. Видеться в любой момент нельзя, но можно найти минуты, или даже часы, когда можно прибежать, попрыгать вместе. Также интересно поговорить с Аркадием. Он сообщил, что как и у людей, для молодых кадров здесь действует испытательный срок. Обычно он длится 3-4 месяца, по истечению которых принимается решение оставлять молодежь в Отделе или не оставлять.

— Друзья, осенью вы сможете уже работать с Екатериной Балтфлотовной.

— Но перед этим надо иметь хоть какие-нибудь успешные результаты? — спросил Витя.

— Да, Вы правы.

— Или они должны быть значительными. — Ребята решили стараться изо всех сил. В самом начале июня ожидалась поездка в Дубну и Долгопрудный; все ужасно хотели съездить, и спорили, кого возьмут скорее, мальчиков или девочек. В результате люди поехали одни и вскоре привезли улики. Сам обладатель, к сожалению, скрылся; по оперативным данным следует, что он особенный элемент. Он исчез еще до приезда оперативников и практически не оставил следов за собой — если не считать очень-очень мелких. Следователи нашли коробок с ржавыми кнопками и три карандаша. Карандаши пахнут медицинским раствором, словно их недавно протерли. Наружные надписи неразличимы кроме букв ODR.

Катю и всех взрослых командиров перед этим отправили в соседние области. Начальник кинологической службы решил, что молодые справятся, и выбрал два лучших звена. Им дали карандаши, чтоб понюхать. Запах мелкий и неустойчивый, как будто он разорван и растерт.

— Но, вероятно, его можно было бы усилить — сказал Витя.

— Надо отнести в какую-нибудь лабораторию. Там определят химический состав.

— Ася, боюсь, тут придется самим. Нас самих считают лабораторией. Зоря, ты чувствуешь что-нибудь кроме дерева и грифеля?

— Здесь какие-то кусочки.

— Ничего подобного! — заявила Альма. Ее вызвали для поддержки и обучения. — Элементарно ясно, что это зарубежный карандаш. Надо понять, что означают эти буквы.

Ребята вскользь слушали Альму. Костя перешептывался с Асей и Зорей. Витя еще раз понюхал.

— Хорошо бы запечатлеть этот запах — на том, что хорошо его впитывает. То, что нетрудно достать и приложить. Надо сделать отпечаток запаха.

— На чем?

— Аркадий Игоревич говорил, запах хорошо впитывает мука и крахмал.

— Сбегать на кухню?

Костя развернулся:

— Стойте! Крахмал — это же картошка! Мама говорила. А мы видели, где она лежит просто так?

— На рынке?

— Да нет…Аська, Зоря, помните, дяденька мешок уронил?

— Точно! Часть рассыпалась. Но ее могли подобрать.

— Но она могла укатиться. Давайте слетаем и посмотрим.

— Нас тогда заметят.

— Тогда я один.

— Костя, я с тобой — сказала Зоря.

Они тихонько побежали на улицу — незаметно для сотрудников Отдела. Альма не заметила, потому что она была занята — она читала лекцию о том, как пишут на иностранных языках. Ее интересно послушать, думал Витя, но с этих букв начинаются очень многие слова. Как выбрать правильные?

Зоря с Костей вернулись все в пыли. Картофелины укатились за доски, из которых была сложена опалубка широкой траншеи. По ней планировалось проложить канализацию. Сверху вынуть картофель не получилось, пришлось прыгать вниз и выковыривать клубни между досками и землей. Потом искали место, где лучше выпрыгнуть. Костя, помогая Зоре выбраться, схватил ее за шиворот, и у нее выпали все клубни. Их несли во рту, стараясь не трогать их зубами. Разгрызать надо уже рядом с карандашами

Картофелины спрятали. Альма вроде бы не заметила отсутствия Зори и Кости — во всяком случае, она ничего им не сказала. Витя подумал и решил спросить ее: действительно ли крахмал усиливает запахи.

— Что за вздор. Никогда не слышала об этой технике.

— Так сказал Аркадий Игоревич…

— Вероятно, он имел в виду пищевые запахи. Но здесь совсем другое. Коллеги, я еще раз хочу сказать, как различать полутона и четверть-тона.

— Тут и одной восьмой нет! — проворчал Костя. — Что, когда разгрызать?

— Но ведь карандаши там. У всех

— Верно. Да! Надо подойти и забрать один.

— Просто так не отдадут.

— Аська, тогда попроси. Ты же любишь разговаривать. Виктор, сходи ты. Ты сможешь объяснить развернуто.

— Нет, лучше я! — сказала Ася. — У меня цвет — такой же как у нее!

Все вчетвером подошли к низенькому столику, куда обычно клали предметы для нюхания. Человека вблизи нет, но в любой момент он может явиться и забрать карандаши. Нужно было что-то придумать. Альма долго говорила, но тут ее позвал начальник. Отлично! Растолкав всех, Костя схватил сразу два карандаша. Один, правда, не удержался и стукнул о стол с характерным деревянным треском. Зоря его схватила. Ребята подскочили к траве, где лежали клубни, аккуратно их раскусили и приложили карандаш прямо к клетчатке. Витя предложил накрыть карандаш и другой половинкой. Карандаш подержали, озираясь, и почти забыли про второй. Витя и Зоря его также подготовили. Один клубень сжимал Костя, другой Витя. Девочки смотрели, чтоб не вышло чего. Молодежь наблюдала с интересом, но не вмешивалась.

— Все-все-все! Кончаем! Витенька, она идет. Давайте я отнесу.

— Аська!

— Я того же цвета как она.

Ася аккуратно положила карандаши обратно, прямо на глазах у Альмы. Подумав, Ася решила немного объяснить.

— Мы хотели сделать… эксперимент!

— Эксперимент? — удивилась Альма. Подбежал Витя и стал подробно рассказывать суть их идеи, вставляя подряд все данные, которые сюда подходили. Он говорил все, что узнал от взрослых и от мамы Кати. Альма слушала, не возражая, но потом она заметила:

— Это нечто совсем новое. Я не знаю, получится ли здесь, что-нибудь?

— А что бы Вы предложили? — спросила Ася. Альма чуть задумалась.

— На самом деле, тут может быть что угодно.

Костя фыркнул и побежал нюхать картофелины. Похоже, ему удалось кое-что зацепить, но он боялся забыть этот след. Витя не выдержал и тоже убежал. Очень скоро пришел инспектор и забрал улики. Картофелины очень долго обнюхивали, и еще разглядывали желтую поверхность. Все почуяли новые оттенки. К вечеру запахи стали ослабевать. Витя говорил, что хорошо бы убрать картофель в холодильник — но, к сожалению, это невозможно. Костя решил найти самое холодное место во дворе. В процессе поиска клубни носили с собой, потом спохватились и решили вообще не трогать. Утром их тоже нюхали. Этим занялись и их товарищи.

— Это очень странно, странно — говорила Альма. — Я не понимаю этот принцип.

— Если Вы не понимаете, зачем Вы тогда вмешиваетесь? — возразил Костя. — Ведь заставят нас искать. А Вы — консультант.

Альма открыла рот — и сразу же сжала. Но на мгновение она была обескуражена. Костя уже вовсю советовался с парнями, как лучше искать эти запахи. Вскоре их повели по Москве. И в некоторых местах они смогли обнаружить следы того типа! Оказалось, он связан с посольством. Особенно повезло Катиным ребятам. Их вели вчетвером — на другое задание — но они вдруг остро поймали тот след, и стали рваться, и помчались — и нашли много интересной информации. Под руководством Альмы нашли гораздо меньше. Молоденькие псы осторожно ее спросили об эффекте картофеля. Альма ответила:

— Это просто казус.

— Это успех! Успех-успех! — Катя прыгала вместе с ребятами от восторга. У них получилось; им стали давать работу регулярно и ребята находили след. Однако Альма с раздражением смотрела на Катиных детей. Особенно ее злил стиль общения, который был у Кости, Вити, Зори и Аси: они не говорят грубых слов, не имеют дурной интонации, но Альме чудилась некая заносчивость во всем, что они делают. Ей не нравилось, когда ребята говорили вслух в ее присутствии. Девочки это почувствовали, и старались всегда молчать, если Альма рядом. Но Костя сказал, что она их не запугает, и продолжал говорить, когда считал нужным, Витя тоже говорил. Это приводило Альму в бешенство. Правда, она никак это не проявляла, никогда не кричала и не делала замечаний ни ребятам, ни Кате; и Родиону она никогда не рассказывала об этом. Единственный, кто знает — Эврика, старая знакомая Альмы породы спаниель. Она тоже живет в поселке ученых. Когда-то Эврика много ходила на охоту, и Альма охотилась вместе с ней. Но это было очень давно. Сейчас Эврика редко покидает территорию своего участка. Альма могла к ней зайти и пожаловаться.

— Да, молодежь теперь распоясалась. Раньше, правда, тоже было. Но мы были другими.

— Эричка, они открыто — открыто! — пренебрегают моим опытом и всем тем, что я говорю. Будто у меня нет статуса. Будто я не работала все эти годы! Да что статус! Предположим, понять его значение могут только взрослые. Но простое-то уважение должно быть? А они относятся ко мне, как к девчонке… Хм.

Альма смутилась немного.

— Что ты хочешь. Если Катька их так воспитывает.

— Катька их почти не видит! — возразила Альма. — Они живут отдельно, и работают пока тоже отдельно. Конечно, при ней они совсем другие! Перед ней они подпрыгивают: «Мама, мама!». Мама. — Альме вспомнилась вещь из далекого прошлого. Но это уже неважно. — Одним словом, Эврика, мне противно там находиться. Но я не могу туда не ходить.

— Ты смотри, они и Родю настроят против тебя.

— Родиона я зубами… Профессор зовет! Я должна идти. До встречи.

«Все-таки нельзя это просто так оставить. Считают, что я тряпка. Безобразие!»

Альма терпела до июля, когда был назначен сбор всех молодых команд с тренировкой. Альма решила провести краткий инструктаж, и стала всем говорить, как надо действовать. Она думала рассказать об этом просто всем сразу, как на лекции, но потом почему-то стала ко всем подходить и говорить о каждом. Витя с Костей сказали ей семь-восемь слов. Там не было абсолютно ничего преступного. Но Альму взорвало. Она выскочила из Отдела и помчалась, не глядя, в сторону парка Дзержинского. Альма легко пересекла половину леса, затем свернула на восток, чтоб идти в поселок ученых. По дороге она рассуждала. Платона нет, но он должен вернуться очень скоро. Она узнала, что Платон приедет почти ночью. Так бывает в оперативной работе. Она сказала Родиону, что хочет погулять в ночном лесу, чтобы подышать нужным воздухом.

— Одна? Может, мне с тобой пойти?

— Нет, Родя, спи.

Альма отправилась к Отделу. Платон только что прибыл и во всю мочь зевал: ему дали очень много работы, а спал он короткими урывками. Платон прошел по дворам Отдела, поглядывая, все ли в порядке. Внезапно он увидел Альму.

— Платон!

— О! Привет! Прости, я зеваю как крокодил. Мы тут едва прикатились.

— Ты очень устал? Просто я подумала, может, нам пойти погулять.

— Да-да! — Платон задергал хвостом. — Я не устал совсем. Пойдем! А куда! Я слышал, в Измайловском парке есть интересные штуки.

— Ты знаешь, я ведь не отпрашивалась. Может, пойдем в сторону Медведково (это поселок ученых).

— Пойдем! — Платон изо всех сил старался не зевать, но это невозможно. Он сказал об этом Альма извиняющимся тоном. Альма улыбнулась.

Сперва они погуляли в скверике рядом с Отделом, затем пошли на Останкинский пруд, посмотрели усадьбу. По дороге они без конца вспоминали прошлые приключения.

— Помнишь, как мы впервые отправились в зимний лес — как в поход! У людей были куртки, валенки и палатки, а мы просто прыгали по сугробам. Я тогда немного простудилась, а ты все пытался согреть мне лапы. Придумывал такие грандиозные вещи!

— Помню! Я едва пожар не устроил!

— Ты хотел, чтоб угли горели сильнее, и принес сухую елочку. Как ты только ее вытащил! Она вспыхнула как факел, и не погасла сразу. Нам сделалось тепло, а потом мы испугались, стали забрасывать лишнее пламя снегом.

— Помню, конечно.

— А как мы искали преступников, что укрывались под вывеской Торгсина? Отец… запретил нам искать в том направлении, а мы все равно искали. И после длительных мучений разыскали кого надо!

— Здорово получилось!

— Боже мой, какие мы тогда были молодые, почти дети. Молодежь, которых я вижу теперь, старше нас тех. Но так и должно быть. Все должны становиться взрослыми.

Платон и Альма разговаривали, и от воспоминаний у обоих внутри разгоралось большое светлое чувство. Оно не связано с любовью в паре. Но оно очень дорогое.

Вот уже Медведково видно.

— Платон, я хотела бы тебя попросить. Не знаю, как сказать. Это даже не нужно лично мне, но…

— Для тебя — все что угодно!

Альма улыбнулась.

— Неужели совсем все?

— В пределах допустимого законом.

— Замечательно. Платон, это, в общем-то, необязательно, но может оказаться критически важным в будущем. — Альма заговорила о преемственности поколений, о значении педагогики и всей культуры в целом. Платону очень нравилось слушать свою приятельницу, и хотя он не все целиком понимал, он был убежден, что Альма говорит абсолютно верно. После долгого введения Альма перешла к конкретным вещам.

— Так вот. Насчет детей… — она запнулась. — Тех, что у Екатерины.

— А что с ними?

— Распоясались! Так нагло себя ведут!

— Как? Где? Альма, ты ошибаешься.

— Нет! Послушай. — Альма высказала свои соображения.

Платон был озадачен.

— Разве это здесь оправдано? Молодежь вообще любит резвиться.

— Платон! — в голосе вместе с твердостью есть звук мольбы. — Я же тебя нечасто просила.

— Альмочка!

— Я думаю, это необходимо. Ведь ты это уже делал, и после этого всегда был порядок. Я прошу. Иначе что-нибудь может произойти. Потому что когда волки сходят с ума…

Платон молчал.

— Потом трудно бывает что-либо сделать. Надо пресечь это заранее. Для этого и нужно воспитание. Платон! Разве нет?

— Хорошо.

— Спасибо! — Альма коснулась носом щеки Платона. — Спасибо. Платон, если надумаешь, заходи в гости.

Она ушла. И Платон возвратился в Отдел.

Ему откровенно не хотелось делать то, что он обещал, хотя это очень просто и так делали не раз. Но он не представлял, как объяснить это Кате. Он решил вовсе не говорить, а сделать как-нибудь побыстрей и полегче. Но Катя потом узнает. Или, может быть, ограничиться строгим внушением? Но Альма попросила.

Платон долго сидел нахмурившись. Внезапно он услышал гудок дальнего паровоза и пошел к Кате. У нее сегодня свободный день.

— Катя, знаете, на Савеловский вокзал… сегодня прибудет эшелон с Дальнего Востока. Да! Причем есть сведения, что служебные команды там тоже будут. Вдруг там будут Ваши товарищи? Может быть, они уже приехали.

Платон говорил чуть запинаясь. Но Катя не стала долго думать и побежала из Отдела.

— Так! Екатерина не увидит. Как только парней приведут, Рэм, зови их сюда.

— Ясно! А зачем?

— Воспитывать будем! — Рэм немного попятился. Степа заморгал часто.

— А Катя же?

— Мы быстро!

— А Родион ушел с Аркадием.

— Значит, сделаем без Аркадия! Вы что, разучились?

Рэм и Степа закивали — в знак покорности командиру.

Платон так все рассчитал, чтобы Катя случайно не встретила Витю с Костей. Их должны привести другим путем. Их ведут в молодежный отдел, их встречают девочки. Платон сделалось противно за самого себя. Девочки весело щебетали; внезапно Витю и еще других парней увели. Срочное дело.

— Ладно. Остался самый экспансивный. Рэ-эм!!

Тяжело топая, Рэм пошел в молодежный Отдел. Перед этим он спросил:

— Почему всегда я?

— Потому что я приказал.

Рэм просунулся и закричал:

— Кость! А Кость! Товарищ Платон зовет!

Костя подбежал к проходу. При запертых воротах перебраться из одного Отдела в другой можно только по одному пути, где помещается только один пес. Костя пролез. А Рэм сразу же закрыл проход собой. Девочки услышали голос:

— Курсант! Вы опять лазили вчера на хозяйственные постройки! Чуть крышу не сломали!

— Я там не прыгал!

— Лазили?

— Разве это запрещено, Платон Ярсович?

— Мол-чать! Вы не белка! Есть правила!

— Ой, Костеньку сейчас… Зорька, что делать?! Помнишь, как других?…

— Помню, Ася! Но тогда все взрослые были вместе. Товарищ Аркадий еще не пришел. Может, без него не начнется? Вот, что Ася: как только Аркадий придет, отвлеки его — хоть разговором, хоть чем. Я побегу к маме. Мама придумает!

— Точно! — девочки понеслись. Заря выскочила на улицу и, ничуть не смущаясь людей, побежала на Катин след. Он чувствуется. Но Катя уже далеко ушла.

Костя сообразил, что будет, но решил не сдаваться легко. Убежать некуда. Можно залезть на крыши сарайчиков. Туда время от времени забирались, и никто не возражал. Костя запрыгнул на крышу.

— Слезай!

— Платон Ярсович, скажите, в чем мое преступление?

— Тьфу! Борька, лезь!

Борис стал карабкаться по поленьям рядом, но Костя гораздо ловчее. Он перескочил на другую крышу. Он вытягивал шею, но до забора, разделяющего Отделы, не долететь. Боря кое-как залез. Костя спрыгнул. Его стали гонять по земле.

Со стороны это похоже на военную игру. Рэм не мог отойти от прохода, поскольку иначе Костя прорвется туда. Платон приказывал то Боре, то Степе, но даже втроем они не могли зажать Костю.

— Зови Аркадия! — велел Платон.

Степа задергал носом и побежал к Рэму.

Аркадий уже минут десять стоял у молодежного Отдела и беседовал с Асей на серьезные темы. Степа в спешке поперхнулся и минуту еще не мог говорить. Еще минуту выиграли. Степа наконец выдавил:

— Арк! Он! Зовё!

— Что, прости?

— Пла — зо — О!

— Искра, пойдемте к Отделу. Платон что-то затеял. Ася слышала крики Бориса. Аркадий почти подошел к проходу. Ася хотела заплакать — но она не знала, как это объяснить Аркадию.

— Аркадий Игоревич, я хотела Вас попросить!

— У Вас срочное дело?

— Нет, но только Вы способны помочь…

— Аркадий! — завопил Платон — Без тебя не можем!!

— Простите, Искра, я ненадолго отлучусь, а потом — сразу к Вам.

Ася не выдержала и расплакалась. Аркадий этого не заметил — он уже в другом Отделе.

— Рэм, ты держишь забор?

— А?

— Забор, я говорю, обвалится? Ты стоишь как колонна.

— Аркадий!!

«Нас зажмут!» — продумал Костя.

Зоря мчалась на предельной скорости и довольно скоро увидела Катю.

— Мама!!

— Зоренька, что?

— Костю бить хотят! Командир и все-все-все!

— Боже мой! Бежим. — Они бросились почти под колеса грузовиков. Катя прошла спереди, Зоря сзади; грузовик яростно вопил, но его не слушали. Катя решила срезать путь и с разгону влетела в какой-то двор. За ним прочный забор.

— Разбе-жались! — Катя оттолкнулась от бревна на земле и запрыгнула. Одновременно с ней прыгала Зоря, но ее лапа соскочила. Зорю потянуло вниз. Но как только это началось, перед ней мелькнул Катин хвост. Зорю схватилась за него зубами.

— Ох-х! — Катя уперлась что есть мочи. Зоря оттолкнулась еще раз и смогла подняться вверх. Они обе сидят на узком брусе.

— Мамочка, прости.

— Хвост не оторвался?

— Нет!

— Тогда все в пор-рядке! Скорее, Зоренька.

Они очень торопились. Но за 5 минут до преодоления забора Костю затолкали в угол, зажали и потащили в ближайший домик. Там был всего один маленький выход. Костю втолкнули, а поперек входа встали Платон, Рэм, Степа, Борис и Аркадий. Они втиснулись. Теперь мышь не проскочит.

— Ну, что! Теперь давайте… воспитывать… Кто первый хочет? — спросил Платон.

Молчание. Платон повернулся к Рэму, Рэм — к Боре и Степе. Степа посмотрел на Аркадия, который встал у другого края. Все на него смотрят.

— Что вы на меня так воззрились?

— Ты же из нас самый умный.

— Возможно, я самый умный, но не самый злой. Кроме того — я вообще считаю, что подобные вещи должны делать только близкие лица.

— Но мы ближе всех! — сказал Рэм.

— Родственники!

— А, ну это где…

— Погоди! Родион же рядом! Он же отец. Аркаша, молодец! — Платон юркнул наружу и стал разыскивать Родиона. Моментально это не удалось. Обнаружив, он потянул Родиона за собой.

— Я не могу понять, Платон Ярсович. Что я должен делать?

— То и должен! Ты отец в конце концов? Ты же им отец! Не я!

— Но Платон Ярсович, я никогда этого не делал.

— Давай, давай, папаша — как раз научишься!

Платон подтащил Родиона к домику.

— Товарищи, расступитесь.

Родион неохотно вошел. Он увидел Костю и сразу смутился. Костя очень высокий, но худенький. Он посмотрел без ненависти, но Родиону стало стыдно. Он не знал, что делать и что сказать сначала.

Сзади уже слышно:

— Где!! Где?! А! Сейчас! Граждане, что это? У товарища Рэма на хвосте сплошной деготь.

— У меня! Караул! — Рэм дернулся и придавил сначала Платона, а потом Степу с Борей. Аркадию с силой наступили на лапу, он не выдержал и отскочил. Рэм ужасно боялся краски на своем теле и опять опрокинул командиров. Он вертелся юлой, стараясь увидеть, где у него испачкалось!

— Мой хвост! Посмотри!

— Да стой ты! — Платона задело второй раз, и он на мгновение тоже отскочил от входа. В этот миг в дом забежала Катя. Платон сразу вошел за ней.

— Эй, вы где? — следом втиснулись Боря, Степа и Аркадий. В комнате нет перегородок. Рэм бил хвостом по земле, прогоняя несуществующую грязь. Потом он увидел, что все вошли и тоже решил войти и посмотреть.

Увидев Катю, Родион негромко воскликнул. Катя ничего не ответила. Быстро осмотрев всё, она встала к стене напротив входа, и сказала:

— Костя, а ты что стоишь! Ложись.

— Ма-ам?

— Ложись! Так надо. — сказала Катя едва слышно.

Костя послушался и лег, подобрав лапы под себя, держа голову прямо. Тут он почувствовал, как на его голову ложится голова Кати и прижимает ее к полу, а к спине прислонился Катин живот. Катя легла прямо на Костю, закрыв его бок с одной стороны хвостом, а с другой опустила лапу. Передние лапы она положила у головы Кости. Ее шея на его шее. Чувствуется, как сердца стучат.

— Ну, а теперь. Можете начинать.

Командиры остолбенели.

— Что же вы ждете?

Боря открыл рот — но ничего не мог сказать, так и стоял с разинутым ртом. Степа мигал без конца. Рэм сопел. Что скажет Платон? Старший командир обескуражен.

— Ека-а-терина Балт.. флотовна, знаете… у меня ведь куча дел. А я зачем-то вот с ними… время теряю! — Аркадий произнес это с ненавистью. — Екатерина Балтфлотовна, я совсем не туда зашел. Я ухожу.

Аркадий дернулся и выскочил наружу.

Боря чуть помялся и побежал за ним; и Степа, и Рэм выбежали. Слышно, как Аркадий на улице громко говорили:

— Какой стыд! Какой позор!

Катя приподняла голову и тихо улыбнулась Косте. Вдвоем они посмотрели на Платона.

— Катя, извини! Извини! — Платон больше ничего не сказал. И вышел тоже.

Костя вскочил и стал ласкаться к Кате. Она обняла его лапой.

— Костенька, идем. Я тебя провожу.

— Катя, понимаешь, — начал Родион, но Катя не отвечала.

— Катя! — она обернулась и тяжело вздохнула. После этого она ушла в соседний Отдел и весь вечер провела с детьми.

Наступила дождливая пора — такая бывает в июле. С утра и до утра непрерывно неслись капли, без передышки, наперегонки и назло любителям сухой погоды сначала бежали медленно (люди говорили «моросит»), а потом вдруг накатывались стеной. Ураганов и бурь не было, просто стояла очень мокрая погода. Кто-то говорил, что небо плачет.

Все всему в природе внемлет.

Даже тучи не глухи.

С неба слезы бьют о землю,

Увидав на ней грехи.

Вот опять стучит в ворота

Беспросветный проливной.

Ах, наверно, очень что-то

Ненадежно под луной…

Мокрые леса, поляны.

Утонувшие бурьяны.

Говорит, «в ногах изъяны!»

Перепутанная сныть.

Мы ногами — мнем узоры,

Сеем склоки, сплетни, споры.

Перепачканы просторы!

Небо хочет их отмыть.

Все последствия отмыть.

А с причинами — как быть?…

Неужели со слезами

Нам небесными уплыть?

Если мир проститься с нами,

Видно, сможет сам прожить.

И без нас он не пустой.

Но… постой. Постой… Постой!

Ведь все то, что нам тревожно,

Что любили, что могли,

Будет больше и надежней

Отягчающей пыли.

Если любим в гневе даже,

Если верим до конца —

Значит, едкой черной сажей

Не испачканы сердца!

Капли катятся по крыше,

Повисают на стекле…

Командир их гонит свыше

И приносит в дар земле.

Вновь и вновь он дождь полощет,

Чтобы той могучей песней

Напоить поля и рощи

Нашей Родины чудесной.

Пусть же небо слез не прячет.

В них живительное море!

И зачем бояться плача,

Если плачем не от горя?

* * *

Родион изнывал от чувства вины и не раз он порывался бежать к Кате, но его останавливал суровый взгляд Альмы. Родион просто не мог пройти мимо этих глаз. Альма говорила, запрещала, однажды сделала вид, будто хочет заплакать. Родя совсем расстроился. Альма моментально смягчилась и стала ласкать его. Она шептала:

— Зачем тебе к ней? Разве она — твоя мама? Побудь со мной!

Родион слушался. Он смотрел в окно, выходил на улицу, но везде были дрожащие лужи. Через несколько дней дождь сделался слабее — не бил, не рыдал, а только хныкал. Профессор решил навестить коллег и позвал Альму с собой. Они вернутся завтра днем или вечером. Родион решил сбегать. Как назло, вечер был затянут черными облаками, из которых хлынуло; такая погода может быть до утра. Что же — ждать утра? Родион осторожно вышел, встал под хлещущим потоком. Уже надвигалась ночь и ни одного прямого силуэта не было на земле.

Родион побежал прямо через ливень. Он направился в сторону шоссе (этот ориентир не пропадет), бежал по широким улицам. Так было дольше, но он не хотел блуждать по лесу, где ориентиры сейчас размыты. Струи били по лицу, спине и бокам, лапы постоянно скользили. Лужи слились воедино. На гранитных плитах они не такие глубокие, но очень скользко.

Было часа два ночи. Родион, согнувшись, приблизился к задним дворам Отдела и нащупал вход. Нужно было сперва пройти через двор, где стоят дома молодых. Родион закрыл глаза, чтоб случайно не увидеть Костю, Витю и девочек. Он пробрался в Катин Отдел. Тихо. Свет фонаря очень дрожит и самому хочется дрожать. Катин дом. Она спит, наверное.

Родион встал перед входом и стоял, не решаясь войти. Всего себя он поставил под буйство капель. «Так мне и надо», подумал он.

Но стоял он меньше минуты.

Раздались легкие шаги. В дрожащей полутьме возник стройный силуэт.

— Родя. Не стой. Заходи.

Родион, подрагивая, зашел. С него лились целые потоки, а он не мог их стряхнуть, даже слегка.

— Катя!

— Ложись на матрас! Утром мы его просушим.

Родион покорно лег.

— Вытрись как о траву.

— Извини, Катя, я не знаю как быть! Моя мама. Ох.

Катя села рядом.

— Но ведь ты любишь маму.

— Да. Очень.

— В этом нет ничего плохого! И я люблю маму.

— Она уехала до завтра! С профессором.

— Родион, лежи, лежи. Слушай, расскажи поподробнее о его работах. Я слышала, создают новый двигатель?

— Это очень секретно. Так секретно, что говорят лишь на работе! И мама почти ничего не слышала.

— Понимаю. Это тоже правильно.

— Но профессор много раз говорил об истории развития техники, с самых ранних времен.

— Роденька, расскажи! Это очень интересно.

Родион стал рассказывать и говорил долго.

* * *

Слушая людей, Платон узнал о предстоящем распределении молодых кадров. Конкретные имена пока не называют, однако Платон уверен: лучших оставят в Москве или по крайней мере в Московском Военном Округе.

— А другие?

— Страна у нас огромная и хороших мест хоть отбавляй.

Казалось, Кате можно не волноваться: ее ребята работают отлично. Но, может быть, лучшие кадры понадобятся где-нибудь в дальних краях, потому что там бывают события посильней чем в Финляндии и на Халкин-Голе. Конечно, она очень хотела, что все дети оставались рядом. Она вспомнила, как ее забрали в 1935 году якобы на два месяца.

«Люди меняют планы, а мы ничего не можем изменить. Всех наших, наверное, тоже увезли от папы с мамой. Чем я лучше мамы? Но все-таки, если есть шанс, я постараюсь сохранить нас вместе».

Платон в целом не ошибся: самых умных и смелых решили поставить на особо важные направления. Зоря и Ася будут работать в Москве! Мальчики… наверное, тоже, но их сперва хотят увезти в Особый Отдел, расположенный у самой западной границы.

— Мы будем как на передовой! Мамочка, ты к нам приедешь? Товарищ Солодов тебя очень уважает. Если он отправится туда… — на границу также поедут опытные псы. Их команды уже начали собирать на ближнем полигоне. Прошел слух, что Родион есть в списках.

Альма встревожилась и побежала узнавать. Она могла близко подойти к любому человеку из Отдела, даже к генералу, но не в ее силах заставить кого-либо изменить решение. Итак, решено. Родион отправляется с мальчиками. Эшелон уходит во второй половине августа.

На перроне опять много военных. Ребята сидят у шпал и ждут. Раздается команда. Всех заводят на платформу, начинают размещать. Солодов взял с собой Катю (она заранее решила: если ее не приведут, он сбежит сюда сама). Было шумно. Но Катя сразу увидела Витю и Костю. Втроем они стояли близко-близко. Катя говорила бодрым голосом и обещала:

— Я приеду, мальчики! Приеду! Я узнала кое о чем. Не могу назвать точной даты. Но мы увидимся. Непременно.

Витя и Костя гладили ее лапы, прижимались к щекам. Родиона долго не было видно. Перед самым отбытием он появился в сопровождении профессора Колокольцева. Катя крикнула:

— Родя! — он повернулся к ней.

Но в тот же миг из-за спин выскочила Альма. Она кинулась к Родиону и почти упала перед ним.

— Сыночек.

— Мама, я уезжаю — ради важных дел!

— Я ничего не смогла сделать!

— Мама, не волнуйся. Ведь поедут наши товарищи. Я очень многих знаю. А вместе совсем не страшно.

Альма приникла к его голове.

— Роденька, дорогой. У меня предчувствие нехорошее. Обещай, что будешь осторожен. Я прошу, не беги в огонь.

— Но мы же должны исполнять долг.

— Да, конечно… Родион, там совсем рядом граница, может что угодно произойти.

— Я знаю. — Родион глазами искал Катю.

— Родя! — почти закричала Альма. — Послушай меня хоть раз. Ты должен быть внимательным. Ты, ты… Ты у меня один. Понимаешь, один!

Больше она не могла говорить.

Дали сигнал к отправлению. Родиона и всех, кто еще был на платформе, завели в вагоны. Раздался лязгающий звук и состав стал медленно смещаться. Родиона поместили в один вагон с Костей и Витей. Когда вагон поехал по-настоящему, Альма побежала за ним вдоль платформы, мимо людей в форме. Скоро платформа кончится. Вагон уходит.

— Ты у меня один, Родя! — закричала Альма. Она застыла на самом краю и долго смотрела вслед уходящему составу.

В вагоне взрослые начали веселую беседу, активно знакомясь и общаясь с молодыми.

— У нас во дворе один парень — лет пять назад — уходил в армию из дома. Он был человек. И вот, его человеческая мать схватила его лапти и не отдавала! Она думала, босиком он не уйдет!

— Кеша, у вас там все еще ходят в лаптях?

— Люди — да!

Смех и шутки.

— Женщины бывают слишком сентиментальные. Родя, это твоя мама кричала? Я слышал. Чудно. Она же очень опытный специалист.

— Но она ведь тоже женщина!

Опять смех.

Родион не знал куда деть голову. Спрятаться он не мог, и не мог смотреть на товарищей. На Костю с Витей он тоже не глядел.

— Как родная мать меня… провожала! — затянул один пес. И все подхватили:

Как тут вся моя родня — набежала!

Как тут вся моя родня — набежала!

А куда ты, паренек, а куда ты?

Не ходил бы ты, Ванек, во солдаты!

— Во расшумелись! — заметил красноармеец-часовой.

Раскачиваясь во все стороны, Костя подпевал:

Поклонюсь моей родне — у порога:

Не скулите обо мне ради Бога!

Если б были все, как вы, ротозеи,

Что б осталось от Москвы, от Рассеи?

Что б осталось от Москвы, от Рассеи!

Песню было далеко слышно.

* * *

Состав исчез, но Альма все смотрела на дорогу. Затем она медленно повернулась и пошла по платформе назад. Она проследовала мимо Кати и Солодова и встала рядом с профессором. Солодов тоже идет к нему.

— Иван Иваныч, скажите, у вас свет вчера отключали?

— Да, уже второй раз за неделю. Говорят, на нашей улице недостаточно мощный трансформатор.

— Хм. Почему вам поставили такой. Вы не замечали посторонних?

— Петя, знаете, я в последнее время так увлечен…

— Понимаю. Товарищи ведут наблюдение, но, к сожалению, они простые милиционеры. Мне кажется, вам с Альмой надо выделить поддержку. Родион уехал, поэтому как раз надо помочь.

— Еще одну собачку? Но я плохо их знаю.

— Эту знаете. Катя, Катя! Иван Иваныч, лучше Кати я не вижу кандидата. Как Вы считаете?

— Вполне! Они две девочки и им будет интересно вдвоем!

В изумлении Катя и Альма посмотрели друг на друга.

— Катенька пока нужна в Отделе. Но мы привезем ее в ближайшее время. Кстати, Иван Иваныч, как идет разработка — в общих чертах?

— О! Там оказалось все новое! Не только технологические нормы, но и сам принцип проектирования, и математический аппарат! Я не могу ручаться, но возможно, наша идея окажется верной!

— Смотрите, чтоб никто из ваших не проболтался! — пошутил Солодов.

Альма старалась осмыслить неожиданное решение командира. Помолчав, она произнесла:

— Так! — и зашагала по платформе.

Катя решила пойти за ней.

— Значит, поработаем вдвоем! — сказала Альма не оборачиваясь. — Ну что ж. Если это нужно Родине.

— Альма Бруновна, там найдется маленький уголок или закуточек?

— Хочешь пригласить своих приятельниц?

— Девочки уже большие. А у нас… Родион Вам не говорил? У нас будут…

Альма круто повернулась.

— Ты с ума сошла?!

* * *

Спустя месяц после возвращения во Владивосток Женю и Балтика отправили в основное расположение их воинской части, которая находилась возле города Артема. Туда же переводят всю кинологическую службу части, поэтому и Полкан решил перебраться в Артем.

Маша плакала.

— Полкан, не уезжай! Балтик уезжает, Женечка… Если ты уйдешь, я совсем одна останусь!

Полкан хотел возразить: а коммунары? А товарищи из колхоза? Но ведь Маша имела в виду совсем другое. Полкан стиснул ее в объятиях и обещал приходить часто-часто.

— А то давай поедем с нами! Мы тебя устроим. Хоть бы внештатным наблюдателем на складе.

— Спасибо, Полкан, Балтичек! Я пока здесь побуду.

В кинологической службе были только молодые псы. Балтик и Полкан рьяно взялись за их обучение. Правда, Балтику не очень нравилось приказывать постоянно. Он считал, это оправдано в боевых условиях. Поэтому прямые команды чаще раздавал Полкан.

— Сели. Встали. Подпрыгнули. Сели. Теперь бежим. Бежим, а не ковыляем! Стоп! Кто так делает?! Смотрите, как я! Как товарищ Балтфлот!

Командовать было несложно. Труднее учить тому, к чему нет явного таланта, и при этом нет большого ума. Откуда тут взяться уму, говорил Полкан, они не привыкли читать! Они не привыкли думать, и способны реагировать лишь на готовые решения. У всех хорошая физическая подготовка.

В начале 1940-го стало известно о сражениях на Карельском перешейке. Молодые псы воодушевились и очень хотели попасть на войну.

— Бои кончатся еще до того, как мы приедем! — сказал Полкан. — Финляндия не соперник. Вот Япония или США — это солидные страны. Еще есть Германия. Но с ней пока есть договор. Вы лучше пробегитесь по заснеженной полосе.

— Там скользко, товарищ комиссар!

— А на войне кто-то чистить для вас будет?

— Нет, товарищ комиссар! Хорошо, товарищ комиссар!

К разговорам молоденьких о войне относились спокойно. Зато из штаба пришло будоражащее сообщение: ожидается всесоюзный конкурс служебных собак и туда приедут товарищи со всей страны. Женя решила, что там обязательно будут их дети, причем все! Балтик не разубеждал ее. Он и сам ужасно хотел повидаться с ребятами, и был уверен, что кто-то из них обязательно будет на конкурсе. А как самим туда попасть? По слухам, туда поедут большими группами.

— Я знаю, что делать! Надо собрать коллектив и показать его в деле! Как тогда. Конечно, тогда было гораздо проще, там были все наши — в 100 раз лучше этих. Нет, не в 100. В миллион. Женя, не грусти. Я жив не буду, но сделаю из этих салаг образцовых специалистов. Наверное, у нас будет мало времени. Надо подтянуть самых способных.

Полкан начал интенсивные тренировки. Он сам не планировал ехать на конкурс, но очень хотел, чтоб туда поехали Женя и Балтик. Среди молодежи есть те, кто особенно нравится людям, поэтому, скорее всего их включат в команду. Полкан показывал, как ходить в атаку, как выполнять хитрые приемы, как действовать в нештатной ситуации. Молодые сбиваются с ног. Полкан рычит:

— Вы хотите научиться? Вы бойцы или девушки? Если в вас летит пуля — что надо делать?

— Уклоняться? Бежать от нее!

— Вы побежите — на тот свет! Сколько раз можно говорить, что пулю обогнать нельзя, если она выпущена рядом! В этих случаях надо быть сверхвнимательным и среагировать до того, как враг выстрелит. От дальних выстрелов увернуться можно — но сперва надо понять, что они дальние. Звук везде разный! Боже мой, как мы будем воевать. Ладно. Покажите, как надо атаковать врага.

Драться всерьез умеет только паренек по кличке Север (между собой его зовут «Сева»). Он достаточно крепкий, быстрый и ловкий. Техника его бега хуже, чем у Балтика, зато у Севы хорошо получаются прямые атаки. И он полон юных сил.

Балтик бегал наперегонки с молоденькими и однажды Сева его немного опередил. Балтик пришел вторым.

— Ты его пропустил, Балтфлот! Хотел сделать парню приятное, чтоб он воодушевился! Это правильно.

— Полкаш, мне кажется, что частично я утратил резвость.

— Да ну брось! Резвость — это только силы. Это не техника! Силы приходят и уходят. Мы ведь совсем не старые.

По многим параметрам Сева подходит. Однако его нос не умеет ловить некоторые важные запахи, например, запах скрытого оружия (когда оно спрятано). А такое упражнение, скорее всего, будет.

— Товарищ замком, но ведь я умею чувствовать гаубицы и танки!

— Танк не спрячешь явно! — возразил Полкан. — И как будто товарищи станут для вас закапывать танки. Тут надо искать по-настоящему скрытый запах, скрытый! След снарядов, патронов и личного оружия. Это нужно для разведки. Если ты не научишься, тебя туда не возьмут.

Сева испугался.

— Я очень хочу научиться!

— Тогда иди и не шмыгай носом! Он у тебя пока необученный! — Сева согласился и убежал.

Полкан подозвал к себе других кандидатов и в резкой форме объяснил, что от них требуется.

— Тренируйтесь! Иначе всех вас выгонят!

— Полкан, ты напугал всех! — сказала чуть позже Женя.

— Так ведь они только это и понимают. Умные долгие разговоры не улучшают их головы. Они их попросту не помнят. Зато строгие приказы запоминают надолго.

Полкан решил выдумать испытание для Севиного носа. Надо заставить его искать след под снегом; если найдет, тогда сможет отыскать его и в других условиях. Необходимо выбрать подходящий предмет.

— А я знаю! — машет хвостом Сева. — Я сегодня ходил в казарму и…

— Тебя товарищи пустили?

— Да! Меня гладили. И я увидел кобуру, что лежит на тумбочке совсем рядом с входом. Если она будет лежать ночью, ее можно аккуратно взять. А потом положить обратно. Полкан насмешливо фыркнул. Немного подумав, он сказал.

— Если сможешь взять — принеси ее ночью. Смотри только не греми!

— Я буду очень тихо!

Сева радостно побежал по плацу.

— Он не втянет нас в скандал? — спросил Балтик.

— Если его накроют, высекут лишь его! Балт, мы же не собираемся заходить в казарму. Кобура лежит просто так. Странно.

— Я предупрежу Женечку.

— Да, правильно.

Балтик и Полкан дождались позднего вечера. Полкан сбегал в соседний лес и присмотрел там подходящее место, раскопал его, чтоб было поглубже. Ночью у казармы что-то грохнуло. Дверь растворилась и наружу выскочил Сева. Перед этим его впустили ночевать, как и некоторых других псов, поскольку ночи стоят очень морозные. Сева обернулся и несколько секунд смотрел на дверь. Балтик подбежал и закрыл ее снаружи. В зубах у Севы Г-образный предмет.

Полкан, не разговаривая, вырвал кобуру и понесся к лесу. Там он бросил ее в нужное место и основательно зарыл в снегу. Для надежности он еще потряс нижние ветки ели, что росла над ямой.

— Теперь подождем два часа. Чтобы лишний запах развеялся.

— А что делать все это время? — спросил Сева.

— Можете читать стихи — сказал Балтик.

Сева удивленно замолчал. Полкан и Балтик не хотели с ним болтать, чтобы он не возомнил о себе невесть что; к тому же, его кругозор им давно известен. Но беседовать просто друг с другом они не хотели, потому что Севе незачем слушать об внутренних делах их семьи. Два часа тянулись ужасно долго. Наконец Полкан сказал:

— Вот теперь иди.

— Куда, товарищ комиссар?

— По следу! Ты его запомнил, студент?

— Тогда да. А теперь. Товарищ комиссар, он такой, такой кожаный…

— Опять не чует! Товарищ замком, это просто ужас. Пойдем покажем. Студент!

Они пошли к лесу.

— Чуешь?

— Нет.

— А теперь?

— Немного. Там смола и…

— Нет! Запах выглядит иначе — Полкан стал объяснять. Балтик посмотрел на придавленные снегом сосны. Их темные колючие ветки гнутся почти до сугробов. Наверху сидят широкие толстые шапки.

Одновременно чувствуется мороз и сырость. Полкан подошел к месту, где на лапах сосен внизу уже не было снега.

— Ищи вот тут.

— Я… не знаю.

— Что, по лбу дать?

— Честное слово, товарищ комиссар, я не чую запах! Товарищ замком, как это делается?

— Полкан, покажи само место.

— Сейчас. Бедные салаги, ничего они не видят, не чувствуют, не соображают. Я так хорошо замаскировал, что сам не вижу. Кстати, Балтик. Ты чуешь кобуру?

— Очень слабо.

— Вот и я… как-то слабо!

— А где непосредственно ты спрятал?

— Под согнутыми соснами. Они тут… все согнутые. Что за бред?! Когда я проходил, стволы были прямые, и лишь у двух что-то наклонилось. Так, спокойно. Я стряхнул с нижней ветки. Так. А с верхней не стряхивал и там была темно-синяя шапка. Сейчас ее нет. Балтик, она упала! И другие тоже.

— Полкан, какие здесь были ориентиры?

— Да вот эти сосны! Еще дятел сидел. Но он смылся. Там стояла сосна, покосившись. Я и вспомнил Есенина.

— Ох!! Ты знаешь, чем его стихи про собак заканчиваются?

— Да! Я болван. Я хотел выбрать место потрудней. Север, если ты не совсем тупой, то стой и не дергайся! Остатки следов заметешь.

Полкан и Балтик замерли. Они долго и пристально внюхивались, искали места, где снег не такой плотный. Балтик обнаружил крупицу следа.

— Вот здесь. Совсем-совсем маленький оттенок

— Балтичек, точно… я его потерял. Вот слышу снова. Ветер мешает! Но давай здесь копать. Севка! Иди сюда, чего стоишь как дот! Рой немедленно.

Сева стал бить по снегу лапами.

— Быстрей! — заорал Полкан.

Дрожа, Сева принялся раскидывать снег всеми четырьмя ногами. Все летело в стороны, но яма почти не росла.

— Отойди, мы сами!

Балтик с Полканом принялись копать. Они вынули много снега, как вдруг резкий порыв обрушил на них гирлянды. Сосны были все увешаны ими, как шарфами и мантиями. Возможно, это им вместо шапок. Огрызаясь, Полкан выбросил что-то в рыхлый снег рядом. Предмет опять исчез. Глаза и рот были все в снегу. Неистово тряся головами, Балтик с Полканом вытащили кобуру и помчались с огромной скоростью. Лишь на самой опушке они остановились, чтоб дождаться Севу. Он спотыкался в сугробах.

— Полкан, мы едва не прокололись.

— Но как я забыл место? Просто наваждение какое-то. Балтик, подержи, пожалуйста. Шея болит.

— Тяжелая. В ней что-то есть? — Балтик потряс. — Слушай, она же с пистолетом.

— Не может быть!

— Его запах бесспорный.

— Действительно! А я и не заметил сперва. Мы торопились, да еще мороз этот… Сева, ты болван! Ты не мог сразу сказать? Хочешь, что тебя расстреляли?

— Я же, я же, ничего не хотел…

— Молчи! Бежим.

Они побежали по ледяной дороге. Было минус 30, но из-за очень сырого воздуха и сильного ветра мороз был очень жгучим. Сева опять отстал. Еще не рассветало. В казармах встают до рассвета. Уже подбегая, они увидели, как зажглись огни.

Кобуру бросили на порог прямо перед главным входом.

На крыльцо вышел старшина.

— Студено, черт! Это чего?

Он нагнулся и поднял вещь.

— Э, э, э! Дневальный!! Ты что?! Погоди, это кобура лейтенанта… Он совсем, что ли… или кто украсть хотел?

— Видишь, какое несчастье ты мог сотворить своим носом! — сказал Полкан Севе.

К счастью, никто из начальников ничего не узнал. Зато Севу научили искать трудные запахи — по крайней мере, на официальных занятиях он метался как угорелый, разыскивая; раньше такой прыти не было. Полкан хотел потренировать кандидатов еще, но ему вдруг стало противно. Вместо этого он навестил Машу. Потом к ней прибежали Балтик и Женя. По дороге Балтик вытащил рыбу из полыньи.

— Это чудо!

— Машенька, это мы уже так часто делали.

— Дорогие мои, я уже боюсь думать о том, что будет. Кто-то из мудрецов говорил, что будет только то, что уже было, и все повторяется. Женечка, когда же вы поедете?

— Не знаю. Не знаю, Маша.

О конкурсе люди сообщили — и потом уже не вспоминали. Балтик, Женя и Полкан ждали до марта, ждали в апреле. Но и летом ничего не произошло. Оперативной работы было немного, а молоденькие боялись, что они не успеют на войну, и очень хотели поймать хотя бы диверсанта.

* * *

По мнению Альмы, Катя завела детей для того, чтоб попасть в дом профессора. Иван Иванович позволял ходить по всему дому, за исключением кабинета, но там и так тесно. Там только стол, стулья и множество полок. Кроме того, Альма и Катя имели право заходить в дом на соседнем участке, где было много комнат и проводились эксперименты. В обоих домах обширные библиотеки, и когда профессор оставлял книги раскрытыми, можно было их посмотреть и даже почитать. Надо только лишь аккуратно подняться над столом, ничего не роняя и не пачкая. Перед этим Катя всегда тщательно чистила лапы.

Конец ознакомительного фрагмента.