Внутри себя

Максим Дмитриевич Перелыгин, 2020

Что делать, если вы просыпаетесь в неизвестном для вас месте и при этом абсолютно ничего не помните? Верно, попытаться вспомнить, как здесь оказались, как зовут и где живете? Но у вас ничего не выходит. Кто-то постарался, чтобы все ответы, на блуждающие вопросы в голове, остались загадкой. Что скрывается за всем этим ужасом? Кто режиссёр и сценарист игры на выживание? Для того чтобы получить желаемые ответы, необходимо пройти ряд испытаний, и только тогда правда откроется. Только хочется ли узнать эту правду – правду, которая может убить? Содержит нецензурную брань.

Глава 2

1

По-прежнему темнота, но какая-то уже другая, не такая пугающая и жуткая.

Свет.

Сияние становится всё ярче.

Тьма уходит.

Приятно, мне тепло и хорошо. Не знаю, что происходит, но мне это по душе. Исчез страх и всё, что напоминало мне об этой ужасной комнате. Да, я совершенно прав. Я её покинул. Нахожусь где-то в другом месте. Ощущаю под собой мягкую поверхность. Как это здорово лежать на чём-то мягком и упругом одновременно.

Это кровать.

Блаженство.

У меня возникает ощущение, что я напрочь забыл, что такое полноценный сон в нормальной обстановке. Нет больше холодного пола. Роскошная кровать с белоснежным покрывалом, бежевыми подушками, в которых хочется утонуть, и пушистым одеялом.

Я дома.

Точно дома, хотя мне это место мало знакомо, но я уверен, что я дома. Тишина, абсолютная тишина, слышно лишь тиканье часов, но оно такое умиротворяющее, похожее на гипноз. Чем дольше его слушаю, тем больше тело наливается тёплом и проваливается глубоко вниз моего сознания.

Появляется новый звук, не могу понять, что это. Кажется, чей-то голос. Женский. Да. Определённо женский. Такой нежный и ласковый. Слушал бы его вечность. Вместе с ним доносится и запах. Его трудно описать — как будто корзина с фруктами испускает несколько ароматов.

Как же хорошо. Хочу, чтобы этот момент не заканчивался. Не хочу снова возвращаться в ту комнату, где, кроме темноты, холода и тошнотворного запаха, больше нет ничего.

Нет, только не сейчас.

Не надо об этом думать.

Перестань.

Сконцентрируйся на голосе.

Он манит.

Как давно я не слышал другого голоса.

Хочется с кем-то просто поговорить.

Голос приближается, но слова по-прежнему неразборчивые. Приятный аромат усиливается. Вижу размытый силуэт человека, женщины. Лица не видно, словно смотрю на него сквозь матовое стекло.

Приближается.

Что-то говорит, но по-прежнему не слышу что.

Звук смазанный, нечёткий.

Нежность из голоса улетучилась, остался лишь металлический скрежет.

Она чем-то недовольна. Машет передо мной руками.

Кажется, кричит, ругается на меня.

Я её не знаю, точнее, не помню, но что-то мне подсказывает, что мы всё-таки знакомы. Даже очень хорошо знакомы. У нас с ней отношения?

Подруга?

Невеста?

Жена?

Чёрт, я не знаю!

Я по-прежнему лежу на кровати. Из-за того, что она кричит, мне становится дискомфортно. Появляется желание вскочить и убежать далеко.

Не могу встать, её неразборчивый крик — словно молоток, приколачивающий меня к постели острыми гвоздями.

Я её чем-то явно расстроил. Да что там расстроил, просто взбесил. Такое чувство, что она не прочь меня убить или хотя бы сильно покалечить.

Почему я ничего не понимаю?

Что со мной?

Где я?

Это сон?

Голова пуста, в ней нет абсолютно никаких мыслей. Ни одного воспоминания. Пытаюсь пробудить память, но безрезультатно. Зато женщина меня прекрасно знает, это чувствуется по атмосфере, которая витает в комнате.

Вдруг она замолкает, начинает уходить, рассеивается как утренний туман.

Силуэт блёкнет.

Перед глазами одно большое белое пятно.

И оно начинает исчезать.

Темнеет.

Только не это.

Темнота.

2

Темнота в моей голове прошла, её прогнал тошнотворный запах. В этой ситуации он сыграл роль нашатырного спирта, привёл меня в сознание в один миг.

Первыми мыслями, пронзившими мою черепную коробку, были «Нет» и ещё раз «Нет». Сделав осознанный вздох, я понял, что по-прежнему нахожусь в этом гробоподобном ящике, называемой комнатой.

Глаза открылись почти сразу. В помещении всё так же светил тусклый свет, мой взгляд был направлен на непонятное пятно в виде собаки. Я схожу с ума, если уже вижу на стене каких-то животных. Спустя мгновение сфокусировал взгляд на предмете, лежавшем практически рядом со мной.

Кухонный нож. Может, и не совсем кухонный, но я почему-то решил, что на кухне он смотрелся бы очень хорошо. Таким ножом домохозяйки обычно разделывают мясо либо рыбу, проще говоря, он режет кости и хрящи с завидной лёгкостью. Даже лёжа на полу, я ощущал его мощь и остроту.

Полежав ещё несколько секунд на холодном полу, я встал, издав при этом крик или что-то наподобие этого. Огляделся — всё без изменений. Сюда никто не входил и уж точно отсюда не выходил. Хотя, разумеется, я могу ошибаться, ведь понятия не имею, сколько пробыл в отключке. Скорее всего, сознание потерял из-за погружения, хоть и недолго, в отходы человеческой жизнедеятельности.

Последнее беспокоило меня больше всего. Не каждый день приходится хлебнуть дерьма, а занятие это, могу вам сказать, просто отвратительное. Особенно сильно боль ощущалась в левом боку, он горел, словно меня пронзили чем-то острым и оставили это внутри. Наклонился, но ничего торчащего из себя не увидел. Тело слегка затекло, и я сделал несколько разминочных движений, дабы кровь не застаивалась.

Несмотря на всё это, очень хотелось есть. Ох, как я был голоден! Кажется, что после такой тошнотворной процедуры аппетит должен пропасть как минимум на неделю, а может и больше, но нет, жрать хотелось ужасно. Не могу сказать, когда у меня был последний приём пищи, так как этого просто не помню, но мой желудок подсказывал, что очень-очень давно. Даже в рвотной массе не содержалось никакого кусочка, лишь один желудочный сок, перемешанный со слюной и мелкими частицами чего-то вонючего.

Кое-как попытался прогнать мысли о еде и сконцентрировался на своём освобождении, не полном, но хотя бы частичном. Мои руки так и просились на волю.

Подошёл к ножу, который по-прежнему был покрыт коричневыми испражнениями, и попытался с помощью ног его очистить. Сбив самые большие куски, повернулся к ножу спиной, сел на корточки и взял его в руки.

Холодная сталь приятно легла в мои ладони, заставив тело содрогнуться, а целое стадо мурашек пробежаться от затылка до пяток. Это действительно было приятное ощущение — неполное, но всё же ощущение свободы.

После некоторых нехитрых манипуляций придал холодному, а точнее, ледяному оружию нужное положение, и медленными, но уверенными движениями начал резать свои оковы. Не спеша, вверх-вниз. Кисти рук быстро приноровились к работе в вертикальной плоскости, и спустя минут пятнадцать я был свободен, точнее, освободил свои верхние конечности. В этот момент, как ни странно это прозвучит, я был благодарен своему надсмотрщику за то, что он оставил мне прекрасно заточенный нож. Не какой-нибудь там бойскаутский ножичек с тупым лезвием, а настоящий тесак. Но на этом мои благодарности в адрес этого сумасшедшего ублюдка закончились.

Я сохраню этот нож.

Точно сохраню. И когда я тебя найду, ты ощутишь всю прелесть этого великолепного оружия. Будь уверен, ты точно оценишь его остроту, его плавность и лёгкость в работе. На твоём месте, засранец, я бы уже бежал, потому что в моей головушке зарождаются очень плохие мысли. Но ты сам в этом виноват.

Я выйду отсюда!

Найду тебя!

Убью тебя!

3

Как бы глупо это ни прозвучало, но я впервые ощутил себя свободным, несмотря на то что выхода из комнаты нет, по крайней мере, пока я его не обнаружил. Бледные пакли вперемежку с грязью и пылью, исполосованные царапинами вдоль и поперёк, смотрели на меня. Назвать это руками было трудно. Но наконец-то они были на свободе.

Первые минуты руки были непослушны и слабы, пришлось их размять и дать налиться кровью. Как только почувствовал, что кисти функционируют как надо, решил не тратить время впустую. Но кипевшая внутри меня эйфория не позволяла сосредоточиться на плане действий.

Неужели первый раунд остался за мной?

Или я ошибаюсь?

Может, всё идёт по сценарию психопата, запершего меня здесь? Это он захотел, чтобы я освободился.

Я его игрушка.

Его кукла.

Мои сумбурные размышления прервала ужасная боль в левом боку. Теперь я мог осмотреть не только каждый сантиметр комнаты, но прежде всего самого себя. Отличная идея, мысленно сказал я.

Мгновенно опустил руки к поясу и очень осторожно прикоснулся к левому боку. Резкая боль пронзила всё тело, я упал на колени и закричал как раненое животное, которое вырвалось из лап дикого хищника. Боль была такой сильной, что слёзы покатились из глаз, а мозг разрывался на части.

Стоя на коленях, я понял, что дела мои плохи. Непонятно, почему раньше, когда я первый раз пришёл в себя, ничего такого не почувствовал. Неужели, после того как я достал нож и отключился, кто-то вошёл сюда и сделал со мной что-то?

Нет, не может быть. Сюда явно никто не заходил. Надо думать и действовать здраво. Необходимо выяснить причину адских болей и устранить их, иначе я умру в агонии, а скорее — покончу с собой, дабы избавиться от этих мучений.

Я продолжал стоять на коленях, лицо превратилось в маску мученика. Медленно наклонил голову, устремил взгляд на то место, откуда исходит боль. Через футболку, которая уже потеряла свой истинный белый цвет, ничего не было видно.

Необходимо её снять.

Попытался раздеться обычным методом, но не смог, тело не позволило. Левый бок пронзила огненная стрела. Надо придумать что-то другое.

Нож. Точно, у меня же есть острый нож. Разрезать эту чёртову футболку и осмотреть себя. Вот моя следующая задача.

Мой металлический спаситель лежал на полу возле ног. Подобрав его и крепко сжав в правой руке, медленно поднёс лезвие к воротнику. Аккуратным движением разрезал футболку от шеи до самого нижнего края.

Как же он режет. Даже сейчас я не мог перестать восхищаться остриём клинка.

Теперь футболка напоминала обычную рубашку с коротким рукавом, только без пуговиц. Наклонил голову. Мои глаза упёрлись в оголённый левый бок. В этот миг я снова испытал шок. Сердце стремилось вырваться из груди, дыхание участилось, хотелось завизжать от ужаса, но почему-то не смог, словно в рот мне вставили невидимый кляп. Задрал голову вверх. Глубокий вдох и медленный выдох дались с большим трудом. Пытался успокоить себя, но ничего не получалось. Снова подступили слёзы, а вместе с ними и головокружение. Снова опустил голову, но тут же опять перевёл взгляд на потолок. Я не знал, что делать.

Вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох. Несмотря на причиняемую от этих действий боль, я всё равно дышал и дышал. Паника накрыла с головы до ног с такой силой, что сердце в любой момент могло остановиться. Страх сковал меня изнутри, лишая рассудка.

Вдох, и ещё выдох. Боль окружила меня, но главное — не сдаваться ей, быть сильнее всего, что меня сейчас окружает. Надо собраться.

Немного полегчало, хотя адская боль ушла недалеко, маячила на горизонте, намереваясь вернуться в любую секунду.

— Да что же это такое, твою мать! — крикнул я в потолок, в ожидании ответа. Но его не было.

Я снова перевёл взгляд на свой левый бок и ещё раз убедился, что мне это не кажется. На моей бледной коже красовался ужасный медицинский, или как он там правильно называется, хирургический шов. Он был огромный, сантиметров восемь, не меньше.

4

Меня резали.

Моё тело вскрывали. Какая-то гнида вспорола мне брюхо, как кролику. А я ничего не помню.

Вообще ничего!

Как я мог этого не помнить. Да что там не помнить — не почувствовать, как холодная сталь врезается в мою плоть. Видимо, я был под наркозом.

Чёрт! Чёрт! Чёрт!

Усиленно напрягаю все извилины, но ничего. Как же такое может быть.

Чёрт!

Снова гляжу на «это». Какой же он большой. Не знаю, но такое ощущение, что он довольно свежий. Может, я врач или когда-то им был?

Страшный.

Не подумайте, что я схожу с ума, но он действительно страшный. Кривой, швы неаккуратные, все разные. Это дело рук непрофессионала. Не какой-то там врач-специалист выполнял операцию, а настоящий дилетант.

Меня терзает лишь одна мысль — зачем? Зачем кому-то понадобилась меня вскрывать, а потом зашивать?

Думай голова. Думай.

Боль не исчезла, но заметно стихла. Это всё, наверное, из-за выброса в кровь большого количества адреналина или чего ещё. Да и чёрт с ним, главное, боль отступила.

В голове и раньше был полный бардак, а теперь там полный хаос.

— Если у меня есть свежий шов на теле, — решил я поразмышлять вслух, надеясь, что это поможет мне найти правильный ответ или верный план действий, — значит, кто-то с какой-то целью его сделал. Верно? Верно! Но зачем? Хрен его знает!

Мозг готов был разорваться от происходящего в этой грёбаной комнате, но я прекрасно понимал, что надо успокоиться и всё взвесить и оценить. Значит, из меня что-то извлекли. Что?

Я повернул голову в сторону камеры, которая по-прежнему мне подмигивала.

— Скажи, что ты от меня хочешь. Может, мы сможем с тобой договорится? — Прокричал я, глядя прямиком в камеру. — Я не знаю, чего ты от меня хочешь. Что я тебе такого сделал? Объясни мне, пожалуйста, подай мне знак.

Ответа, разумеется, не было. Я перевёл взгляд на свой живот. Медленно дотронулся пальцами до поверхности шва и ощутил боль. Мои анатомические познания были скудны, поэтому я даже не мог сообразить, что находится в левой брюшной полости. Точнее, какой орган. Неужели это обычная кража человеческих органов, или как там правильно называется подобный бизнес.

Нет!

Тогда зачем нужно было макать меня в дерьмо? Да и эти надписи на столе и телевизоре. Нет, это что-то другое. Чья-то больная фантазия вылезла наружу.

Я пытался мысленно собрать воедино всю полученную информацию, но моя голова была словно сито, через которое всё тут же выходит.

Продолжая стоять на коленях, я по-прежнему пытался решить головоломку своего живота. Да, это головоломка, ребус, одним словом — игра. В этой комнате нет ничего случайного, это декорация. Постановка психотеатра, а я в главной роли, только не знаю слов, реплик и сцен.

К глазам снова подкатили слёзы, но я их удержал. Только не сейчас. Надо думать, попытаться вспомнить прошлое. Уверен, что именно в нём кроется тайна происходящего. Неспроста я потерял память, такого не бывает. Меня чем-то накачали, хотели, чтобы я ничего не помнил.

Сон!

Мне снился сон, когда я отключился после доставания ножа. Что там было?!

Так, так, так.

Светлая комната, кровать и какая-то женщина. Лица не помню, оно было размыто или как-то так. Она сердилась на меня, кажется, кричала. Если кричала на меня, значит, мы были знакомы. Естественно, знакомы, это же происходило в комнате, а не где-то на улице. Потом всё пропало.

Уже неплохо. Есть прогресс. Но всё равно пока ничего не ясно. Может, это та самая женщина меня здесь и удерживает, издевается надо мной?

Но зачем?

Я её чем-то обидел. Не позвал на выпускной бал или не подал руку, выходя из машины?

Бред.

Может, это вообще не из реальной жизни. Ладно, оставим это на потом. Надо полностью сосредоточиться на животе. Этот шов неспроста красуется у меня на брюхе.

Думай, чёрт тебя побери.

5

Не знаю, в который раз я то и дело переводил взгляд с живота на что-нибудь другое — лишь бы куда, но только не смотреть на этот ужас багрового цвета.

Здесь всё неспроста, во всём есть смысл. Раз за разом прокручивал эти слова в голове, с целью найти истину.

Зачем? Зачем? Зачем? Кому-то понадобилось меня резать. Из меня явно ничего не вырезали, потому что я живой, до сих пор хожу, дышу, тело функционирует нормально и тому подобное.

Я снова взглянул на живот, уже в сотый раз, а может и в тысячный, но только сейчас почему-то заметил одну деталь, которая до этого не бросалась в глаза. Неудивительно, что лишь спустя некоторое время, придя в более или менее спокойное состояние, мне удалось прийти к неутешительному выводу.

Швы.

Они были какие-то не такие. Не знаю, как это точно выразить, но сложилось такое впечатление, что в реальной жизни хирургический шов выглядит иначе. Я имею в виду, что если вам делают какую-либо операцию, после которой накладываются швы, они выглядят аккуратно. Маленькие, неброские, почти невидимые, или хотя бы менее заметные. А вот на моём животе красовались настоящие швы, если их можно так назвать. Сомневаюсь, что найдётся хоть один нормальный врач, решившийся оставить на теле своего пациента такое безобразие. Подобная хирургическая работа сгодится для какого-нибудь фильма ужасов или для человека, запертого маньяком и извращенцем в одном лице в зловонной комнате страха, мучения и отчаяния.

А вывод был прост и ужасен одновременно. С самого начала я был уверен, что из меня что-то вырезали, какой-то орган или просто часть тела. Но никогда не смотрел на сложившуюся ситуацию с обратной стороны. А что если на мне сделали разрез с целью спрятать что-то внутри?

Как только подобная мысль пришла в голову, всё тело покрылось ледяными каплями пота.

Мне стало страшно в очередной раз. Какой же я трус! Именно за это я себя ненавидел. Ведь там, по ту сторону камеры, кто-то этого только и ждёт, питается чужим страхом, получает истинное удовольствие от того, что человек умирает, долго и мучительно.

Я его чувствую, так же, как и он меня.

Я точно это знаю. Но не это меня больше всего пугает, а то, что я знаком с этим чудовищем.

6

Этот гад, демон воплоти, спрятал во мне что-то, поместил предмет прямиком в тело. К такому выводу я пришёл, глядя на хирургические швы. Они были огромны, так и просили, чтобы их разрезали. Свежая нить была готова разорваться сама, представив моим глазам самого себя же, но только в разрезе. Ирония любого инженера — увидеть собственное тело в разрезе.

Бред!

Подобную хрень необходимо выкинуть из башки, сейчас мне нужна ясность и хладнокровность.

— Ты конченый ублюдок, выродок, гореть тебе в аду, тварь! — Из меня просто лился поток брани, мой взор был устремлён прямо в камеру. — Ты находишь это забавным, урод, а? У тебя в башке вместо мозгов гной вонючий. Какого хрена ты делаешь? — Мой крик был похож на вой раненого зверя, понимающего, что шансов выжить у него мало.

— Ты хочешь увидеть, как я разрежу твой шов, и… — Закончить фразу я не смог. Потому что не знал, что будет дальше, что произойдёт после того, как я вскрою себя. Прольётся ли кровь или ударит фонтаном? Да я понятия не имею, что последует дальше. Может, я сразу потеряю сознание, как только увижу себя изнутри. Или же сразу умру от нервного шока, или сердце просто разорвётся на мелкие кусочки.

Неужели это всё происходит со мной наяву, не в каком-то ужасном сне, а в реальной жизни. За что?

Меня била истерика, текли слюни, глаза покраснели от слёз, дикий рёв исходил из моего рта. Я кричал, не понимая собственных слов, но при этом упорно не отводил взгляда от мигающей красной точки. Лишь изредка, буквально на секунду закрывал веки и снова всматривался в маленький круглый объектив. Я хотел получить ответ.

Время шло, а обстановка в комнате не менялась. Я прекрасно понимал, что промедление с моей стороны — это приближение скорой смерти. Надо действовать, бороться за жизнь. Если моё очередное спасение лежит внутри меня, то надо это сделать. Я уже и так прошёл через ад под названием «дерьмовое ведро», хуже этого испытания вряд ли можно придумать.

Да.

Надо вскрыть себя.

Увидеть, что лежит внутри меня, если там действительно что-то есть. А возможно, я потихоньку схожу с ума. Одно из двух, осталось лишь это проверить. Сейчас я даже стал ощущать, что в левом боку находится инородный предмет. Хотя, быть может, это мне кажется. Разыгралось воображение или сработало самовнушение, подпитываемое страхом.

Я не знаю, сколько прошло времени с тех пор как я осознал своё положение, потому что здесь время стоит на месте. В этой комнате реальность отличается от привычной нам. Лето или зима, день или ночь, минута или час — всё это не работает, не ощущается, этого просто нет. Есть только я, мигающая красная точка и бесконечность.

Нож.

Ждать смысла нет, чем дольше готовишься, тем сложнее совершить это. Только сейчас я начинаю понимать, что до жути боюсь крови и другой подобной хрени. Но выбора нет, я должен узнать, что скрыто внутри меня. Возможно, там очередной ключ к спасению, а может быть там ничего нет. Не исключено, что этот больной тип хочет разыграть меня.

Разыграть?

Вот это я понимаю чувство юмора. Ухохочешься как смешно. Я представляю, как там, по ту сторону камеры, он с наслаждением потирает потные ладошки, предвкушая зрелище. Улыбка расплывается по его лицу, и он не в состоянии усидеть на месте. Не знаю, почему, но я думаю, он ведёт себя именно так. Именно так ведут себя душевнобольные люди.

Шоу-у-у-у-у на-а-а-ачинается!

7

При контакте с холодной сталью я непроизвольно вздрагиваю. Нет, я себя ещё не режу, пока что просто взял нож в руки. Что будет со мной, когда я… не хочу об этом думать.

Раз, и всё.

Легко сказать. Уже уйму времени сижу с ножом в руке и никак не решусь, просто не могу. Не могу заставить свой мозг отдать рукам команду «режь». Решил досчитать до двадцати, и будь что будет.

Один, два, три… восемь, девять… шестнадцать… девятнадцать, двадцать.

Медленно, сантиметр за сантиметром, подношу дрожащую руку с зажатым внутри холодным оружием к животу. Мой взгляд прикован к багровой ране, покрытой отвратительными кровавыми швами. Чем ближе кончик ножа к животу, тем более учащённым становится дыхание Сердце стучит как воскресный колокол, глаза готовы вылезти из орбит от напряжения. Осталось буквально несколько миллиметров.

Контакт.

На долю секунды я закрыл глаза, но тут же их открыл. Надо всё контролировать, одно неловкое движение, и я труп. Умирать ещё не время.

Аккуратно, как только можно себе это представить, я цепляю первый шов, прилагаю усилие и чувствую, что нить слабеет.

Ещё усилие.

Есть.

Первый шов разошёлся. Было немного больно, но я ждал худшего. Ещё четыре шва. Повторяю те же движения. Кончик ножа залезает под второй шов, усилие, движение вверх.

Есть.

Не свожу глаз с живота. Вижу, как в том месте, где раньше плоть была соединена хирургической нитью, проступила кровь. Накатывает паника. Я умру. Истеку кровью на холодном полу и умру. Очередной глубокий вдох и выдох, но это не помогает, кровотечение усилилось. Что делать? Необходимо дышать нечасто и неглубоко. Беру себя под контроль. Совершаю уже знакомые манипуляции. С какой же лёгкостью лезвие перерезает нить.

Тут же в голову лезет мысль: а что, если нож оказался бы тупым? Наверное, это была бы пытка, причём мучительная, и, скорее всего, я бы сдох. Не от боли или потери крови, а от страха. Нет. Он всё предусмотрел, он хочет, чтобы я справился с этим заданием, хочет, чтобы я узнал, что там лежит. Всё идёт по его сценарию.

И вот последний шов. Мгновение, и последняя нить раскрывает мою брюшную полость. Небольшая струйка крови течёт по коже вниз, в область паха. Я заранее подготовился к подобному, поэтому перед операцией снял с себя футболку, которая уже была похожа на рубашку, и положил её около себя.

Прикладывать грязную тряпку, пропитанную потом и свежим дерьмом, к открытой ране я побоялся. Было бы глупо погибнуть здесь от заражения крови, поэтому я лишь вытер ею края раны.

Картина, бросившаяся мне в глаза, напомнила сцену из какого-то фильма ужасов, где герой после встречи с маньяком лежит на полу с раной на теле и медленно умирает. Но, в отличие от него, у меня рана несмертельная, я на это надеюсь.

Положил нож на пол возле себя; остриё блестело тёмно-красным. Края раны имели лёгкую опухлость, при каждом выдохе кровь стремилась наружу. Пытался дышать спокойно, как только можно было в такой ситуации.

Продолжая сидеть на коленях, медленно, очень медленно поднёс руку к ране и слегка её раздвинул. Тут же почувствовал боль, но не настолько сильную, чтобы убрать руки. Как только разрез увеличился в ширине, я тут же увидел что-то внутри себя. Сразу распознать, что это такое, не было возможности. Но определённо в моём левом боку находился какой-то предмет. Этот урод и в самом деле сделал из меня почтовый ящик! Необходимо шире раскрыть рану и достать из себя посылку.

Это было нелегко, так как я чувствовал слабость и головокружение. Надо действовать быстрее, пока не отключился. Раздвинув пальцами правой руки края плоти, левой я аккуратно подцепил уголок торчащего из меня предмета и начал не спеша вытягивать наружу. Время, которое было потрачено на извлечение посылки, показалось мне вечностью. Ко всему ещё было больно, чертовски больно. Я ощущал, как что-то режет меня изнутри, словно кошачьи когти вцепились и не хотят отпускать.

Лицо исказила гримаса ужаса и отвращения. Пот выступил на лбу, солёные капли попадали в глаза, что вызвало неприятное жжение.

Есть.

Вытащил.

Сперва не мог понять, что это. Лишь спустя несколько секунд я осознал, что достал из себя небольшой чёрный полиэтиленовый пакет. В таких обычно отправляют по почте разные посылки.

Ах ты чёртов ублюдок!

— Где мне надо расписаться, что посылка получена? — глядя в камеру, негромко произнёс я. — Почтальон херов.

8

В моих окровавленных руках лежал обычный чёрный пакет, какие регулярно используют люди. Да что люди, я сам такими пользовался, причём часто. Не знаю, как мне удалось это вспомнить.

Моя посылка была небольшого размера, я бы сказал, маленькая и весьма лёгкая. В такой пакет можно положить разве что спичечный коробок, ну от силы два, или что-нибудь подобного размера.

Бок горел огнём, я чувствовал, как внутри всё полыхает, словно туда засунули горячую кочергу и оставили её там. В первый момент после изъятия инородного предмета не знал, чем заняться: собой или посылкой. Ужасно хотелось её вскрыть и узнать, что лежит внутри, но бок при этом словно кричал во весь голос «Помоги мне!».

Я лёг спиной на холодный пол. Необходим хотя бы минутный перерыв. Левой рукой слегка прикрыл кровоточащую рану, правой прижал пакет к груди.

— Как же больно! — прохрипел я, зажмурив глаза.

Надо вскрыть пакет, а после займусь собой. Правда, я понятия не имел, как заделать рану, здесь нет ничего подходящего. Именно в этот момент я действительно испугался, что на этом всё кончено. Вряд ли в пакетике лежат средства первой медицинской помощи.

— Соберись! — прокричал я самому себе. — Не время включать девчонку.

Только в положении лёжа я позволил себе глубоко вздохнуть. Это было необходимо. Мозг нуждался в большом количестве кислорода. Ещё пару глубоких вдохов, и будет нормально.

Холод, исходивший от пола, пронизывал меня до костей, но выбора нет. Нащупал нож, который был таким же холодным. Сейчас он показался мне ужасно тяжёлым. Приложил небольшое усилие, и его остриё оказалось на уровне глаз. Теперь нужно аккуратно разрезать пакет и извлечь содержимое.

Приподнял пакет над лицом, и на меня тут же упало несколько капелек собственной крови. Опустил обратно на грудь и как можно тщательней протёр о тело.

Снова поднял нож и чёрный пакет над глазами. Одним ловким движением вспорол брюхо посылки. Положил нож обратно на землю. Пальцами правой руки раздвинул края пакета, наклонил, ожидая, что из него что-то выпадет мне на грудь.

Ничего не происходило. Но я чувствовал, там что-то есть. Засунул два пальца вовнутрь и стал шарить.

Бумага или что-то вроде того — это первое, что пришло мне на ум.

Бумага.

Меня охватило чувство досады. Я ещё не знал, что именно там лежит, но уже был разочарован. Думал, что там будет что-то полезное. Кого я обманываю, я надеялся, что оттуда выпадет маленький металлический предмет.

Ключ.

Ключ от запертой двери. Я хотел сбежать из этой ужасной комнаты. А вместо ключа там какая-то чёртова бесполезная бумага. На что она мне здесь? Задницу подтереть?!

Наконец-то я извлёк содержимое.

В посылке было два предмета: фотография и пакетик с надписью.

Спине стало ужасно холодно, поэтому я предпринял попытку изменить позу. Пришлось снова всё убрать в пакет. Опершись на локти, принял сидячее положение, что молниеносно отозвалось острой болью в левом боку. Крича и хрипя одновременно, стал ползти к стене. Это действие далось мне с большим трудом, но всё же я добрался до ближайшей стены, где находилась раковина. Упираясь спиной в стену, которая была не такой холодной, как пол, я вновь принялся изучать содержимое чёрного пакета.

9

Мне на колени упала небольшая фотография, это был снимок, сделанный камерой Polaroid, такие мгновенно печатаются, прямо на месте. Меня охватило какое-то странное чувство, наверное ностальгия. Только по чему именно, по каким моментам? Несмотря на это, я почувствовал, как на лице промелькнула лёгкая улыбка. Но сейчас не до сантиментов, надо выяснить, что это всё значит.

Фотография.

Одна фотография. Цветная. На снимке изображены люди: женщина и две девочки. Женщина находилась в центре снимка, не молодая, но и не старая. Приятная внешность. Длинный и прямой нос, широкие глаза, широкие брови и красные пухлые губы. По её лицу можно понять, что она многое повидала в жизни. Нет, я не хочу сказать, что её лицо было безобразно или что-то типа того. Обычное лицо, как миллионы других, но в нём что-то читалось. Грусть, отчаяние, страх. По ней было видно, что она несчастлива, хотя на снимке всячески пыталась переубедить всех в обратном, но прежде всего саму себя. Но всё же не лицо здесь было важно. Глаза. Недаром говорят, что человеческие глаза — это зеркало души. Так вот, они просто кричали от боли. Это трудно описать словами, на них надо просто один раз взглянуть, и всё станет понятно. Человек страдает, ему сложно жить, хочет убежать, но не может. Она была одета в красную рубашку и джинсы, кажется, синего цвета. Трудно определить, снимок сделан так, что ниже пояса ничего не видно. На заднем плане висят какие-то картины, но их разглядеть не представляется возможным, потому что камера сфокусировалась на переднем плане — на людях. Но всё же это комната, самая обычная комната, светлая. На снимке много солнечного света. У меня возникает такое ощущение, что я там был. Не знаю, почему, это лишь догадки, не более.

Я долго не мог оторвать взгляд от женщины, которая смотрела на меня с фотографии. Я её не знаю. Хотя правильно будет сказать — не помню. Сейчас я ни в чём не могу быть уверен. Она смотрит на меня так, словно я перед ней в чём-то виноват. Или мне кажется. Скорее всего, это разыгралась моя фантазия. Заточение в одинокой и тёмной комнате не проходит бесследно. Глаза женщины меня заколдовали, так и манят к себе. С трудом перевожу взгляд на девочек, которые стоят по бокам от неё. Маленькие, даже ещё не подростки, но скоро ими станут. Милые девчонки, очень похожие на женщину. Мать и дочери. Определённо, в этом я уверен. Но при чём здесь я?

Неужели я их отец и муж?

Бред.

Не может этого быть. Такое нельзя забыть. Можно забыть своё имя, род деятельности, но только не свою семью. Я, конечно, видел фильмы, где герои после удара головой обо что-то теряют память и всё забывают. Но это же не кино, это жизнь. Машинально, той же рукой, в которой была зажата фотография, ощупал свою голову. Ушибов нет. Кровотечений тоже, ничего не болит. Значит, головой я не ударялся и никто меня по ней не бил. Тогда почему я ничего не помню? Должно быть какое-то логическое объяснение.

Отбросив эти мысли, я снова смотрю на снимок. Девочки выглядят более счастливыми, чем мать. Двойняшки, очень похожи друг на друга, но всё-таки не близнецы. Волосы длинные, чёрные, густые, такие же, как у женщины. Глядя на них, можно понять, как они будут выглядеть, когда вырастут. Удивительная схожесть с женщиной. На их лицах сияют скромные улыбки, видны даже белоснежные зубки и ямочки на щеках. Да и глаза у них живые, чистые и лучезарные. Они так же смотрят на меня, как и женщина, только по-доброму, ну, мне так кажется. В их взгляде нет обиды и ненависти, просто они ещё дети. Дети в таком возрасте ещё незнакомы с подобными чувствами, им больше свойственны положительные эмоции.

Девчонки одеты в одинаковые жёлтые футболки и джинсы, опять же трудно определить, они тоже сфотографированы по пояс.

Кто эти люди?

Вот такой вопрос крутился в голове. Как ни старался напрячь память и извилины, ничего из этого не вышло. Я не помню, кто это, но раз мне прислали эту фотографию, значит, мы знакомы.

Боже, помоги мне, один я точно не справлюсь.

Ещё какое-то время мои пальцы, на которых всё ещё оставалась засохшая кровь, водили по гладкой поверхности снимка. Таким образом я пытался вспомнить, даже закрыл глаза. Безрезультатно.

На время решил отложить фотографию в сторону и заняться изучением второго предмета, находившегося в чёрном пакете. Поначалу, в первые секунды я не понял, что это за маленький белый пакетик. Но сейчас, когда взял его в руки и поднёс к глазам, мне всё стало ясно.

— Ах ты ублюдок, — сорвалось с моих губ, сопровождаемое лёгким смешком. — Ты всё предусмотрел, не хочешь, чтобы я раньше времени сдох. Хочешь, чтобы твоя игрушка ещё помучилась здесь, причинила себе ещё больше страданий.

В руках я держал пакетик, на котором было написано «Галагран». Насколько мне было известно, этот медицинский препарат относится к антисептикам, главной целью которых является уничтожение вредоносных микроорганизмов и снижение болевого синдрома. Говоря другими словами, это штука отлично помогает при открытой кровоточащей ране. А учитывая мои обстоятельства, включающие в себя открытую рану в области живота, это то, что мне не помешает. Больной выродок, смотрящий на меня через объектив камеры, не хочет, чтобы я умер раньше времени. Он целенаправленно меня вскрыл, запихнул внутрь антисептик, чтобы именно в этот момент я оказал себе первую помощь.

Прекрасно!

Только почему он не подумал добавить ко всему этому замечательному списку иголку и нитку, чтобы я смог себя зашить, а?

Я по-прежнему держал в руках маленький пакетик с антисептиком и параллельно этому рассматривал свою рану на животе. Здесь одним порошком не обойтись, надо зашивать.

Чего-то тут не хватает, я не всё нашёл. Не может быть, чтобы этот гад не позаботился о том, чтобы я себя зашил. Нет, я что-то упустил, проглядел, недопонял.

Я судорожно подобрал чёрный пакет, до сих пор лежавший около меня, и стал тщательно изучать его внутренность. Крутил, вертел, вывернул наизнанку, в итоге разорвал его, но больше ничего не нашёл.

Пусто.

В голове был полный кавардак, боль в левом боку не унималась, и что делать со всем этим, я не знал. Взгляд снова упал на фотографию, покоящуюся на ногах. Свободной левой рукой поднял её, поднёс ближе к глазам и перевернул. На обратной чёрной стороне был рисунок. Незамысловатая картинка нарисована чем-то белым, то ли маркером, то ли чем-то похожим. До меня не сразу дошло, что это. Понадобилось несколько секунд, чтобы мой мозг, который явно умирал от нехватки кислорода, сообразил, что именно изображено на обратной стороне фотографии.

Раковина или что-то типа того.

Что за очередная чертовщина? Что это значит? Этот кусок дерьма решил поиграть со мной в ребус. Я ненавижу ребусы.

Я застыл на месте, кажется, даже перестал дышать.

Зачем он нарисовал на обороте снимка этот малопонятный рисунок? И вдруг меня осенило. В этой комнате тоже есть раковина. Больше того, она очень похожа на ту, что нарисована на обороте фотографии.

Я сидел как раз около неё. По левую сторону от меня находилась раковина, пустая, без смесителя и трубопровода.

Я повернул голову влево, затем посмотрел на снимок и потом на камеру. Красный огонёк по-прежнему подмигивал мне, словно был доволен мною, тем самым выражал своё почтение.

10

Я хотел встать, но не смог, открытая рана давала о себе знать. Было чертовски больно и холодно, хотелось уснуть и не просыпаться, но я понимал, что делать этого нельзя. Мой взгляд якорем упал на стоявшую около меня раковину и замер. Я до сих пор не могу понять, что это всё значит.

После своего первого пробуждения я не придал ей никакого значения. Не задал себе вопроса — зачем она здесь. Ведь она пустая, просто часть интерьера, как и всё остальное. Металлический стол, стоящий посреди помещения, поздоровался со мной, перед глазами так и стоит надпись «ПРИВЕТ».

Жуть.

Затем старый телевизор, экран которого покрыт толстым слоем пыли, где отчётливо виднеется слово «УБИЙЦА». От этой надписи жуть увеличивается вдвое. Машинально опустил голову: на ногах по-прежнему лежала фотография. Неужели я их убил или причинил им какой-то вред? Вот что в этот момент пронеслось у меня в голове. Нет, этого не может быть, такое нельзя забыть. Я не маньяк и не педофил. Эта фотография означает что-то ещё. Надо вспомнить. Надо просто гнать подобные мысли, они сейчас не нужны. Думай о чём-нибудь другом, сконцентрируйся на чём-то ещё.

Ну, давай же!

Холодильник.

Отлично.

Он тоже здесь неспроста. Внутри находится какая-то банка. Сейчас, после того, что я здесь уже пережил, боюсь представить, что в ней находится. Явно меня ждёт сюрприз, причём очень большой и неожиданный. Но до этого дело ещё дойдёт, по крайней мере, я на это надеюсь. Сейчас надо сделать что-то со своим животом, в таком положении я долго не продержусь.

Видимо, раковина очередной кусочек мозаики. Но куда его вставить, я пока не могу сообразить. Как она может помочь мне, сидящему на полу со вскрытым брюхом?

Не делая никаких движений, в принципе другое у меня вряд ли получится, в очередной раз окидываю взглядом белую раковину. Ничего не вижу такого, что может мне помочь.

Подключаю к делу левую руку. Хотя поднять руку вверх было весьма болезненным действием, но всё-таки мне удалось. Запускаю руку под раковину — это единственное место, где обзор для меня был закрыт при первом её осмотре. Тогда мне не пришла мысль заглянуть под неё. Окровавленная рука небыстро, но тщательно шарила по задней поверхности кухонного агрегата. Поиски закончились быстро, по сути дела, не успев даже начаться. Предмет, приклеенный то ли скотчем, то ли изолентой, упёрся в кончики пальцев. На моём лице молниеносно появилась улыбка. Не могу сказать, что именно она означает, но чувствую, что меня в очередной раз накололи.

Всё просто, опять тот же фокус, что и с ножом. ОН, смотрящий на меня через камеру, не отличается находчивостью. Я был уверен, что подобное не повторяется, ну, по крайней мере в фильмах такого не бывает. Там подобные личности балуют своих жертв чем-то новеньким. Мой псих решил идти по протоптанной дорожке. Хотя стоит сказать ему спасибо, что в этот раз обошлось без кучи дерьма.

Приложил немного усилий, и мне удалось отодрать полоски скотча. Холодный предмет оказался в руке. Это был металлическая штука, тяжёлая — к такому выводу пришло моё сознание, пока рука преодолевала расстояние от раковины до глаз.

Строительный степлер.

— Что за хрень?! — вырвалось из моего рта. — Как это понимать? — Я вёл диалог сам с собой, при этом прекрасно понимал, что по ту сторону камеры меня хорошо слышат, ну, по крайней мере видят мою реакцию.

Это был самый обычный строительный степлер. Мозг в очередной начал бурную работу, пытаясь расставить всё по нужным местам. Как ни странно, но я достаточно быстро сообразил, зачем эта штуковина находится в комнате.

Ещё одно испытание для меня. У него всё под контролем, а самое главное, это меня больше всего бесит, что всё происходящее здесь идёт строго по его плану. Точнее, по сценарию. Этот грёбаный строительный степлер я нашёл именно тогда, когда должен был. Складывается такое ощущение, что я на подсознательном уровне играю свою роль — роль жертвы, которая беспрекословно выполняет всё, что требует от неё режиссёр. Вот почему я его не нашёл раньше?

А?

Да потому что не должен был, тогда он для меня был бы бесполезен. Но только не сейчас. Сейчас незамысловатый строительный инструмент был моим очередным ключом к спасению.

Я не могу об этом думать.

Боль накатывает откуда-то изнутри. С каждым его ходом моя сила воли ломается, он знает мои слабые места и каждый раз бьёт именно по ним. Сначала тошнотворное ведро с человеческим дерьмом. Я тот человек, который не переносит подобные мерзости. От одного вида, а тем более запаха экскрементов меня выворачивает наизнанку. Поэтому, когда здесь, в этом закрытом полумраке, я обнаружил целое ведро с человеческими испражнениями, то подумал, что моя жизнь на этом закончится. Я до сих пор удивляюсь, как мне удалось пройти это испытание — достать нож зубами со дна тошнотворного ведра. Наверное, это стремление выжить. Когда ты хочешь жить, ты готов на многое, даже на то, что на первый взгляд кажется невозможным.

Я уверен, что он всё знал. Знал мой страх, ударил именно туда. Или у меня паранойя. Нет, я не схожу с ума. Мы знакомы. Никто не будет мучить незнакомого человека, если только он не сделал ему ничего плохого. Я снова посмотрел на фотографию, затем перевёл взгляд на телевизор, на котором была надпись «УБИЙЦА», и покачал головой.

— Я не убийца, — прокричал я, уставившись в мигающую красную точку. — Я не убийца, — прокричал ещё раз, но уже по слогам. Я почувствовал, как мои глаза наполнились солёной влагой.

— Я никого не убивал, слышишь меня. Никого. — Последнее слово я тоже произнёс по слогам, надеясь, что таким образом мой посыл станет для него понятней.

Слёзы потекли по грязному лицу, где грязь, пыль и кровь превратились в каменистую маску. Пару капель попали на снимок, который по-прежнему лежал у меня на ногах. А с него всё так же смотрели на меня трое незнакомых мне людей.

Очередная слезинка упала с глаз и приземлилась точно в левый бок. Резкая боль привела меня в чувство, вырвала из мира страданий.

Я сконцентрировался на холодном предмете, лежавшем у меня на ногах. Прекрасно понимаю, зачем он здесь. Строительный степлер здесь для того, чтобы я не сдох, как уличный пёс.

Всё просто, для него — не для меня. Я не смогу этого сделать, это же ужасно больно. Но выбора у меня нет, уже всё решено, решено тем, кто сидит там, где мигает эта красная точка.

Больной урод! Хочет опять увидеть человеческие муки, а точнее — мои.

Урод, урод, урод!

Теперь, сидя на полу, опершись спиной на стену, я глазел на свои ноги, где находились уже три предмета: фотография, антисептик и долбанный строительный степлер.

Не набор, а мечта. Именно то, что нужно человеку, закрытому хрен знает где, хрен знает кем и хрен знает для чего. Определённо он хочет меня убить, но не сразу, этот псих всё просчитал, всё до мелочей.

Кто он? Я не знаю. Я до сих пор ничего не вспомнил. Я даже не знаю, сколько прошло времени: час, два, пять часов или целый день. Ощущение, что я здесь уже целую вечность. И этому нет конца.

Ужасно болит живот, да и всё тело в целом. Крови я потерял не так много, лично мне так кажется, хотя могу ошибаться. Слабость по всему телу, болит голова и самое забавное то, что я хочу есть.

Скоро желудок начнёт есть сам себя. Трудно поверить, что человек с открытой глубокой раной думает о еде. Какое-то безумие.

Надо действовать или я так и останусь сидеть в этом положении до конца своих дней, а они уже так близко, что видно невооружённым глазом.

Соберись!

Жалко, что здесь нет воды, рану не мешало бы промыть и протереть края чистой тряпкой.

Размечтался, идиот.

Зубами вскрыл медицинский пакетик с порошком, раскрыл его и заглянул внутрь. Там действительно лежал белый порошок. Надеюсь, он мне поможет.

Занёс над животом, ровно над разрезом. Пару вдохов и выдохов. Сжал зубы — будет больно.

— А-а-а-а-а! — тут же вырвался крик боли. — Твою мать, как же больно, — продолжал вопить я, закрыв при этом глаза, да так сильно, что стали появляться белые пятна.

При контакте антисептика с раной меня словно пронзили гигантским мечом, подожгли изнутри — боль была адская. Хотел высыпать всё сразу, но это оказалось невозможно, мозг заставил убрать руку. Решил небольшими дозами высыпать на те участки, которые ещё не были обработаны.

Последние разы были уже терпимыми, обошёлся без крика, но гримаса боли с лица всё ещё не сходила. Половина операции выполнена. Причём самая лёгкая её часть. Если она мне показалась очень болезненной, то боюсь представить, что будет со мной, когда в дело вступит степлер.

Я тот человек, который не может, не любит и не хочет переносить боль. Не знаю, как правильно это сказать, но я очень боюсь физической боли. Высокий порог чувствительности, как-то так.

Странно то, что подобные вещи я про себя помню. Помню, чего боюсь и чего не люблю. А вот как меня зовут, сколько мне лет, как я здесь оказался и всё остальное — не помню, и до сих пор не продвинулся в этом направлении ни на миллиметр.

Строительный степлер.

Смотрю на него, и меня парализует. До сих пор не могу понять, как я смог разрезать на себе швы. В обычной жизни я на такое не пошёл бы.

Идиот.

В обычной жизни такого не произойдёт.

Но, видимо, жажда жизни открывает в человеке те двери, которые раньше были наглухо закрыты. И вот снова я стою перед одной из них. Медлить нельзя, кажется, могу потерять сознание в любой момент, слабость то и дело накатывает всё больше. Надо сделать, переступить через себя, надавить страху на горло.

Медленным движением рука взяла инструмент за холодное основание, сжала рукоять степлера. Такое ощущение, что это был пистолет. Видимо, я раньше пользовался пистолетом или револьвером, либо чем-то наподобие. Руки помнят.

11

С каждой прошедшей секундой ладонь, державшая холодный строительный инструмент, становилась всё влажней и влажней. В один момент я подумал, что степлер выскочит из рук в самое неподходящее время. Сжал его сильней. В очередной раз моё сердце заработало с удвоенной силой, а может даже и с утроенной.

Всё в той же позе, сидя опершись на стенку, собирался с мыслями. Будет больно, очень больно. Порошок, высыпанный на открытую рану, спрятал кроваво-красный цвет, так даже как-то полегчало.

Пора.

Поднёс степлер к краю разреза, прислонил его нижнюю рабочую поверхность к плоти и тут же почувствовал холод, мурашки разом пробежали по всему телу. Досчитал до пяти и нажал на курок.

Невероятная адская боль пронзила не только моё тело, но и разум. Такое ощущение, что электрический ток прошёлся от пяток до макушки.

Металлическая скоба вошла в мясо, как нож в сливочное масло.

— Сука! — закричал я во весь голос. — Сука! — продолжал я вопить нечеловеческим голосом. Где-то глубоко внутри я даже испугался своего голоса. Словно дикий зверь попал в охотничью ловушку, выбраться из которой не представляется возможным. Отчасти это было недалеко от истины.

Конец ознакомительного фрагмента.