Тихое НЕсчастье

Майя Неверович, 2023

Главная героиня, Малика вышла замуж по любви.Они с Вовой – идеальная пара. Так все говорили, кто видел их вместе.Почему же семейная жизнь Малики и Владимира стала похожа на интерпретацию истории про Красавицу и Чудовище? Только вот Чудовище здесь вывернуто наизнанку. Внешне – приятный, успешный мужчина. А вот внутри…Найдёт ли Малика управу на мужа-тирана? И как отреагируют друзья и родные? Поддержат или осудят?Это далеко не гламурный роман про олигархов и несчастных "золушек".О чём "Тихое НЕсчастье"?Да о нас. О женщинах. О разных. Без приукрас. О любви, которая может не только окрылять, но и лишать воли.

Глава третья

Третий год учёбы подходил к концу. Группа наша заметно поредела. Вот он — женский коллектив — чуть ли не половина ушли в декрет. Рожать начали с пятнадцати лет. А я по-прежнему не понимала глупого стремления поскорее залезть кому-то в постель и тем более — рожать в таком возрасте. Тогда мне казалось, что ребёнок и всё вытекающее, ставит крест на будущем женщины. А у меня на жизнь были совсем другие планы.

Недавно и Машка вышла замуж. Мы ездили всем семейством на свадьбу. Не впечатлило. Тем более, что она со своим Ромкой даже на свадьбе умудрилась поругаться. Это было вполне в её духе.

Да и если откровенно сказать, в духе их отношений. Живут вместе около трёх лет, из них два — постоянные страсти в итальянском стиле: бурно ругаются и сладко мирятся.

Мне этой зимой исполнилось восемнадцать. Да, стала совсем взрослой и, между прочим, самостоятельной. Даже на еду себе сама зарабатывала.

На местном телевидении, состоявшем из помещения размером с однокомнатную квартиру, одного оператора и одного редактора, вела программу поздравлений. Тогда такие передачи пользовались популярностью. Платили копейки, но мне много и не нужно было.

К тому же, я взяла ещё одну подработку — мыть лестницу между этажами в собственной общаге. Поначалу надо мной посмеивались, но узнав, сколько за это платят — стали просить и их пристроить. Для студентов в то время вообще любая возможность иметь свою копейку — была счастьем.

Я обожаю лето. Всегда обожала. Ну ещё и раннюю осень, пока нет слякоти и холодного ветра. Сейчас еще была весна, но в воздухе уже пахло настоящим летом.

Говорят, на настроение ещё сильно влияет погода за окном: когда льёт дождь, больше хочется грустить под минорную музыку с чашечкой крепкого кофе, а когда на небе всё чисто, ясно и солнце ослепляет глаза так, что приходится щуриться, а вокруг глаз появляются морщинки, — смеяться, бежать вприпрыжку и слушать весёлые песни, лучше даже детские.

Сегодня нам сообщили, что с понедельника начинается практика. Нужно было распечатать и вырезать дидактический материал. Разные картинки, тексты.

— Ты в курсе, — подошла ко мне на перерыве Светка, — что Лозовой отец обещал Таньке и Ритке напечатать всё? У него в каморке принтер рабочий.

Лозовая Танька — наша одногруппница. Ритка, её лучшая подружка. А отец Танькин работал у нас физруком. Невысокий мужичок, совсем неспортивного вида, надо сказать. Даже немного полноват, хотя пивного пуза тоже нет.

— Круто. Может и нам попросить?

— Я об этом же подумала. — Светка замялась. — Только я с Танькой не очень. вы вроде, неплохо общаетесь. Попросишь?

— Ладно. Но если скажет на бумагу скинуться, деньги пополам.

— Хорошо.

Откладывать в долгий ящик я не любила, тем более, когда дело касалось важных вещей. Потому к Таньке подошла уже на следующей же паре.

— Тань, а правда, что твой папа может нам распечатку сделать для практики?

— Вам? — скривила она губы. — Мне да. Принтер казённый, бумага тоже.

— Если дело в бумаге…

— Нет, — перебила она с гордым видов, — не буду я его просить. Ещё и краска на вас закончится. Идите в «Школьник» и печатайте.

В «Школьник»-то пойти не проблема, это ларёк недалеко от «лапшака» (так мы называли колледж), но распечатка одного листа там стоила почти два рубля. А нам каждой нужно было не меньше, чем по двадцать штук. Дороговато.

От Таньки я такой реакции не ожидала. Стало обидно. Я ей столько раз помогала с русским и литературой, не задирала нос, не требовала ничего взамен. А тут… Один раз понадобилась помощь, при чём, я готова была оплатить бумагу, а она повела себя, как крыса.

— Ну ладно, — я даже улыбнулась в ответ, — сами разберёмся.

А для себя мысленно поставила зарубку. А учитывая, что в конце практики всегда куча писанины, я знала, что она ко мне не раз обратится.

Уже вечером я увидела Танькиного папу у нас на этаже. Некоторые из преподавателей по очереди были дежурными воспитателями в общаге. Не знаю, кого и как они должны были воспитывать, но по факту лишь смотрели, чтобы после отбоя все находились в своих комнатах, и гоняли курильщиков. Когда была смена Лозового, все дружно выдыхали, в том числе и табачный дым. Ему вообще, по-моему, было всё равно, где мы и как. Но для вида по этажу прохаживался и заглядывал в каждую комнату.

Светки ещё не было. У неё вовсю была любовь с местным парнем, лет на пять старше.

Когда я увидела Лозового, то вспомнила, что за ним имелась репутация бабника. Что ж… Я к тому моменту уже заметно округлилась во всех местах, которые нравятся мужчинам. Короткий топ и лосины идеально доказывали это.

Спонтанность сработала и тут. Я встала с кровати, отложила книгу.

— Ой, добрый вечер, — заулыбалась я во все тридцать два зуба, не забывая моргать густыми ресницами. — Сегодня вы дежурите?

— Привет, Малика. А где твоя подружка?

— Светка? Да в туалете, сейчас придёт.

— Ну ладно. Спокойно ночи, — и собрался выходить.

Ну уж нет.

— Ой, а может, чаю? — подошла к нему, возможно слишком близко. — Мне бабуля такое варенье вкусное передала, клубничное.

И облизнула губы.

Откуда всё это во мне появилось? Да из книг! Читать полезно даже романы. Это я точно знала. Там же вычитала и банальные женские уловки, которые срабатывали по одному щелчку. Проверено не раз. Не просто так же мальчишки встречали меня с электрички и тащили тяжеленные сумки, которые щедро собирала бабушка. Улыбка, пару жестов — и мужик, любого возраста, готов на подвиги.

— Варенье, это хорошо. Тем более, клубничное.

— М-м-м, целые клубнички, такие сладенькие! Не хотите? — и как бы невзначай, слегка выгнула спину, выставив грудь вперёд.

— Я с удовольствием, — кажется, он даже охрип, — но нужно обход завершить. Я может, потом зайду.

— Нет, — надула я губы и чуть ли не умоляющим тоном, добавила, — вы обязательно зайдите. Я пошла ставить чайник.

— Ну хорошо, загляну.

Из комнаты он чуть ли не выбежал. Я была безумно довольна собой. Такой стервой себя ощущала! А главное — мне понравилось. Да, он старый. Да, отец одногруппницы. И плевать. Мне с ним не детей крестить. Я всего лишь хотела выпросить халявную печать материалов.

Я взяла чайник и вышла на кухню. Электрических чайников у нас ещё не было, поэтому пришлось идти в общую кухню и ждать, когда засвистит обычный, с резиновой ручкой наверху.

Ничего удивительного, что вскоре физрук снова постучал в дверь. Очень вовремя, я как раз успела достать кружки и банку с вареньем, открыть которую, разумеется, я доверила только ему. Это же закон жанра — позволить добыть мамонта и непременно восхититься тем, какой он сильный.

Мужчина сидел уже смущённый, ёрзал на стуле, а я всё щебетала.

Как бы мимоходом пожаловалась на то, что с понедельника практика, а мы с подругой ещё не напечатали ничего. У бедных студенток просто нет денег на бумагу. затем небрежно махнула рукой, вздохнула:

— Ну не будем об этом.

— Глупости. — Мужчина поставил кружку, — я же могу вам напечатать. Вам же с Танюшкой моей одно и то же нужно?

— Да, — расстроенно надула я губы, — но Таня сказала, что у вас бумага подотчётная, и что краска может закончиться.

— Вот что за манера? — возмутился он, — лезть не в свои дела. В общем, завтра вечером подойдёшь ко мне, часиков после шести, я уже всё напечатаю. И тебе, и Светке твоей.

— Ой, — благодарно захлопала я ресницами. — Правда? А мы вам целую пачку купим бумаги. Честно-честно.

— Даже не вздумай.

Тут я вспомнила, что вечером у меня электричка домой и задумалась, начав грызть заусеницу возле ногтя.

— Блин, только мне нужно или до четырёх успеть забрать, или тогда уже в воскресенье. Как лучше?

— До четырёх не успею. У меня последняя группа только в три уходит. А почему позже не можешь?

— Так домой, — пожала плечами. — Электричка.

Физрук махнул рукой.

— Не переживай, разберёмся. Приходи, как договорились.

— Ладно. Спасибо.

Внутренне я ликовала. Это была первая победа с помощью женской хитрости.

Вскоре он ушёл. А вот Светка в тот вечер так и не появилась.

Мы встретились только утром, перед парами. На мой негодующий взгляд она отвечала таким счастливым, что я решила отложить расспросы на более подходящее время.

— Ты где была? — Шёпотом, почти шипя, спросила у подруги, не выдержала я на первой же паре.

Казалось, она только и ждала этого вопроса. Потому что чуть не подпрыгнула от радости. Глаза блестели, улыбка такая, что вот ещё чуть, и порвёт рот.

— Я ночевала у Стаса, — едва слышно, как великую тайну, сообщила она.

Честно? Мне в тот момент показалось это предательством. Лучшая подруга, а туда же. Зачем ей этот Стас? Непонятный, худой. Ничего интересного. Я была разочарована.

— И что ты там делала? — Дурацкий вопрос, согласна.

— Ну… — загадочно закатила она глаза. Потом глупо хихикнула. — Мы смотрели кассету. Там такой фильм. Ну, знаешь, в общем секс прям показывали.

— Фу, — я отшатнулась и скривилась. — И такое смотрела?

— Сначала я отворачивалась. А потом… — она так сильно покраснела! — В общем… — она наклонилась и на ухо прошептала, — я уже не девочка.

Тут я тоже покраснела. Нет, вспыхнула! Но не от стеснения, как она, а от негодования.

— Как ты могла? — вскочила я и пошла прочь.

— Малика! — Светка смотрела на меня ошарашенно. — Что тут такого? Это все делают.

К её счастью, в кабинете уже никого не было. И никто не слышал её возгласа.

Что тут такого? Да не знала я и сама, что тут такого, но мне показалось это предательством. С одной стороны. А с другой, я ей немного завидовала. Она ведь теперь тоже сможет шушукаться с другими девчонками и болтать про «это». Я половины разговоров не понимала. Когда однажды при мне произнесли слово «минет», мне оно показалось таким красивым, похожим на нечто связанное с балетом. Стоило мне сказать об этом вслух, как надо мной начали смеяться и предложили спросить у мамы, что это.

Я не совсем дура, спросила. Но у Машки. И когда та объяснила, мне захотелось рот с мылом вымыть.

А теперь и Светка, лучшая подруга, стала женщиной. А ведь она даже младше меня. На полгода.

На смену гневу пришло ощущение некой ущербности. Светка права. Этим, действительно, все уже занимаются. Одна я, как дурочка, в плену придуманных собой же страхов и комплексов.

И я решила, что в ближайшее же время тоже стану женщиной. Не потому, что мне этого хотелось. А из любопытства, и чтобы быть «как все».

Но помня историю с позором Ирки, точно знала, что первым мужчиной не будет никто из нашей общаги.

***

С подругой мы быстро помирились. Причём первая подошла она. А я сделала великодушный вид. Хотя понимала, что она и правда, наверное, ничего “такого” не сделала. Ещё и поделилась со мной.

В холле учебного корпуса было, впрочем, как и всегда, шумно. Кто-то кого—то звал через весь коридор. Цоканье железных набоек старшекурсниц эхом разносилось по всему коридору. Мимо проходили мальчишки из группы сварщиков и толкая друг друга, над чем—то хохотали. В общем всё, как всегда.

— Я с физруком договорилась, — пробурчала я, всё ещё строя из себя оскорблённую, как бы сделав одолжение. — Вечером должен уже напечатать.

— Супер! — Светка обняла меня, и я окончательно растаяла.

— Ага, — и фыркнула от смеха. — Только не поверишь. Я не помню, как его зовут.

Мы обе засмеялись. Ну а что? У нас он не вёл. Так, замещал пару раз.

— У Таньки как отчество? — напрягла Светка память.

— Понятия не имею. Как-то вот по отчеству не обращалась.

— Ладно, это я беру на себя, — подмигнула подруга. — Выясним, как его зовут. А то я тоже не помню. Лозовой и Лозовой. А как его там.

Вскоре мы обе знали, что физрука зовут Владимир Владимирович. И смеялись, что как можно было не запомнить такое сочетание.

— Да уже, его предки не заморачивались.

— Я, кажется, даже знаю, как звали его отца, — смеялась Светка, когда мы уже были в своей комнате и собирали вещи, чтобы ехать по домам на выходные.

— Владимир, — не поняла я сначала, в чём шутка.

— Владимирович. — Подняла она вверх указательный палец.

— Прикинь, как они голову ломали, когда девочка родилась? Таньке всем селом, небось, имя выбирали.

Мы хохотали.

Вскоре, проводила Светку на автовокзал, находился он ближе, чем железнодорожный, и вернулась в общагу. Собрала свои нехитрые пожитки в дорожную сумку и спустилась с ними вниз.

Физрук был у себя.

— Привет, — добродушно улыбнулся он. — Проходи.

Я зашла, с шелестом поставила перед собой сумку и не решалась пройти дальше. Почему-то именно теперь мне стало неловко. Когда накануне мы пили чай на пару этажей выше, я чувствовала себя в безопасности. А вот теперь — не очень. Да и его репутация бабника. Мало ли, вдруг приставать начнёт.

— Чего ты стоишь? Не бойся, не съем, — словно прочитал мои мысли мужчина.

Он стоял возле окна и растирал себе руки каким-то маслом, запах которого долетал даже до двери.

— Спасибо, — пролепетала я, не сдвинувшись с места. — Просто хочу хотя бы на автобус успеть, раз электричку упустила. Мне забрать и бежать.

— Да успеешь, присаживайся, — он указал на стул.

Делать нечего. Прошла, села.

В каморке у него было довольно душно. Даже мне, в тоненькой блузке. На улице уже было достаточно тепло, всё-таки конец мая, а его небольшое окошко, ещё и с решёткой, не справлялось с вентиляцией воздуха. Видимо, потому что находилась комнатка в цокольном этаже здания, и окошко, размером с кирпич, почти не получало кислорода.

— Смотри, — он подал два файла с бумагами, — вот я вам напечатал.

— Спасибо большое, — глаза у меня загорелись, словно мне не дидактический материал дали, а колье с бриллиантами.

Тут я встала и хотела пойти к выходу, но он, мягко дотронувшись до плеча, остановил.

— Да что ж ты всё убегаешь? Я ведь не кусаюсь.

— Время, — оправдывалась я.

— Не переживай. Мне нужно самому в город, к родственникам заехать. Так что могу и отвезти, если хочешь.

Конечно, я обрадовалась. Во-первых, я экономила деньги. Во-вторых, конечно, на машине гораздо быстрее: без остановок. Полчаса езды, и я в городе.

— Хочу, — с улыбкой согласилась я.

— Вот и решено. Так что садись пока. Хочешь чай?

— Не-е, жарко.

— Это да.

Он стоял возле окна и листал тоненькую брошюрку, делая непонятные жесты большими пальцами. Я немного вытянула шею, чтобы подсмотреть, что там.

— А что это? — не сумев скрыть любопытства, спросила.

Из того, что успела рассмотреть, поняла, что там схематично изображены люди, где-то — только руки.

— Да вот. Техники массажа изучаю. Интересная штука.

— Ух ты! — Почему-то при этих словах сразу заныла шея. — Сто лет массаж никто не делал.

— Хочешь расслабляющий? — Тут же перевернул страницу физрук.

— Нет, вы что? — Испугалась я от мысли, что придётся раздеваться.

А кушетка у него стояла. Вообще, каморка и состояла только из письменного стола, двух стульев, кушетки и узкого шкафчика, в котором, вероятнее всего, вешалась одежда в холодное время года.

— Нет, ты не поняла, — улыбнулся физрук. — На шее.

Не дожидаясь моего ответа, он зашёл сзади, немного наклонил мою голову вперёд и провёл по центру шеи.

— Напряжённая какая! Расслабься.

Я закрыла глаза и обмякла. Было непривычно, но приятно, когда он подушечками пальцев водил по коже, даже мурашки пошли. Когда он попросил расстегнуть пару верхних пуговиц, я только угукнула и подчинилась. Он начал разминать мне плечи. Вроде, и надавливал, но совсем не больно. От удовольствия я только что не мурчала.

Медленно его руки скользнули вперёд и вниз. Горячие ладони дотронулись до сосков. Только теперь я ощутила, что они были набухшими.

Нужно было вскрикнуть, влепить пощёчину и бежать. Но я лишь прикусила губу. Эти новые ощущения, они такие странные, но от них так тепло. Не жарко или душно. Именно тепло. Я сидела, как в тумане, боясь слишком громко вздохнуть.

По шее скользнул его язык и короткие волосы щекотали кожу.

— Я дверь закрою, — хрипло произнёс он.

Он оставил меня одну буквально на несколько секунд, за которые я успела из состояния удовольствия нырнуть в стыд. До меня дошло, что это всё неправильно. Совсем неправильно. Я вскочила и схватила сумку, другой рукой застёгивая блузку.

— Ты куда? — Мужчина подошёл и разжал мои пальцы, вцепившуюся в клетчатую большую сумку. — Не бойся меня.

Когда обе мои руки оказались зажаты в его ладонях, он прислонил их к губам и посмотрел мне в глаза.

— Малика, скажи честно, ты же ещё девочка? — тихо прошептал он.

Этот вопрос меня вогнал ещё больше в краску, а он уткнулся носом мне в висок и ласково продолжил:

— Я хочу быть твоим первым. Ты достойна, чтобы твой первый раз был с нежным мужчиной, который тебя ценит, а не со студентишкой, который сам ещё неуклюжий.

Я подняла на него взгляд.

В памяти всплыла ситуация с Иркой, как её обсуждали все, кому не лень. И тут моя совесть выключилась, а тело послушно прижалось.

— Только я ничего не умею, — робко прошептала.

— Я тебя всему научу, — издав грудной рык, поднял меня на руки, отнёс на совсем, как мне показалось, неподходящую для первого раза, кушетку.

Он и правда, оказался очень нежным, долго целовал, опускаясь всё ниже. Я лежала, как мумия, не понимая, что нужно делать. Пыталась вспомнить хоть что-то из прочитанных романов. Но там такого не было. Ну или моя память совсем не хотела работать.

Приятно было до того момента, как он лёг сверху.

Вот тут на меня напал лёгкий ступор. Волосатая грудь, тяжёлое дыхание чуть ли не мне в рот, что-то там копошился ещё внизу. Я немного напряглась. Но вырываться, убегать, уже посчитала глупым. Сама ведь захотела лишиться девственности.

Возможно, это именно так и происходит.

В какой-то момент я почувствовала, что его толчок стал глубже, будто порвался тонкий целлофан внутри меня.

Я с любопытством приподняла голову:

— Всё? Я теперь женщина?

— Да, моя маленькая, — тяжело дышал физрук, конвульсивно двигаясь. — Тебе не больно?

— Нет, — произнесла я даже удивлённо.

В книжках процесс лишения девственности всегда описывался с такими эпитетами восторга, или наоборот, боли. У меня же, ничего, кроме недоумения, это не вызвало.

Вспомнила сияющие от счастья глаза подруги. Теперь лишь ещё больше её не понимала. Ладно, в книгах врут, но она-то чему так радовалась?

Я снова выпрямилась и опустила голову на кушетку, терпеливо дожидаясь, когда он перестанет по мне елозить.

До города он меня, как и обещал, довёз. Всю дорогу мял мою коленку. Ещё немного и стёр бы, пожалуй. Я не знала, уместно ли признаться, что это совсем не приятно, а скорее наоборот. Потому и сидела молча.

Старенькие «Жигули» первой модели не ехали, а еле передвигались по трассе. Нас обогнал даже трактор. Чтобы скрыть нарастающее раздражение, я упорно смотрела в боковое окно и понимала, что возможно, на автобусе было бы быстрее.

М-да… первый мой раз оказался далеко не таким, как в романах Даниэлы Стил.

За окном сменялись пейзажи. На выезде из районного центра, стоял ряд торговых палаток на все вкусы — от тётеньки с тележкой пирожков, до ресторана с громким названием"Палаццо". То, что оно было написано по-русски, у меня вызвало ироничную усмешку. Но, видимо, смешным это казалось только мне. На удивление, в этом ресторане, расположенном у трассы, в месте, где постоянно останавливались большегрузы, нередко праздновали свадьбы и юбилеи. Рядом с ним стояла двухэтажная постройка — с тем же названием, только рядом уже добавилась надпись на английском: «hotel».

Мы ехали с такой скоростью, что я успела рассмотреть и здания, и скучающих торговцев, лузгающих семечки, и дальнобойщиков, которые пили чай из одноразовых стаканчиков и травили байки, стоя за высоким столиком возле киоска с надписью «Чай. Пирожки».

Что я чувствовала, сидя в дребезжащей машине, рядом с женатым мужиком, которому явно не меньше сорока лет? Не знаю. Я пыталась сама разобраться в себе, но не могла. Ощущения менялись, как настроение беременной женщины: то мне было стыдно и противно, то становилась довольна собой, вспоминая, что теперь я тоже женщина, и тот, кто лишил меня девственности, точно не побежит хвастаться всему колледжу.

В принципе, всё нормально. Ну не понравилось. Это тоже нормально. Во всяком случае, я себя так успокаивала. И как же хотелось похвастаться Светке! Единственное, я понимала, что хвастать нужно осторожно, без имён.

Возле подъезда я вежливо попрощалась, он хотел поцеловать в щёку.

— Увидят, — испуганно отшатнулась я, и открыла дверцу.

Давно я так не радовалась приезду домой.

По ступенькам бежала, перепрыгивая через одну. На третьем пролёте глянула в окошко, находившееся на лестничной площадке. «Жигулёнка» уже не было. Фух! Я поднялась выше, своим ключом стала возиться в замочной скважине. Даже когда ещё только проворачивала ключ, услышала, как орала мать. В принципе, дело привычное, поэтому, не раздумывая, открыла дверь.

Мать стояла в коридоре и кричала на Серёжку, материла его, на чём свет стоит.

— Привет, семья, — без задней мысли поставила сумку и только облокотилась на стену, хотела расстегнуть босоножки. Но тут поток гнева переключился на меня. Мама резко развернулась и начала, не сбавляя тона:

— Вот! И эта ещё припёрлась, дармоедка! Тоже ни черта, кроме гулек, на уме! Чего вытаращилась? Такая же дрянь, как твой братец! Все в папашу! Что тот мне жизнь искалечил, что эти!

Меня накрыло волной ультразвука от её ора. И собственного гнева. Моментально радость от возвращения домой улетучилась. Я бросила недоумённый взгляд на брата, схватила сумку и выбежала прочь. Ор матери было слышно ещё долго. Казалось, он меня преследовал даже когда я ехала на автобусе в сторону железнодорожного вокзала.

На улице уже стемнело. Моё собственное отражение злобно смотрело на меня через заляпанное стекло автобуса. Свет фонарей и моргающие светофоры, всё это злило.

На вокзал я ехала в полном неведении, что делать дальше. Ведь не факт, что в в сторону Курелёво сегодня ещё что-то поедет. Но готова была ночевать и на вокзале. Лучше вонючий бомж по соседству, чем орущая мать.

Не знаю, что опять натворил Серёга, хотя, нашей маме много поводов не нужно было. Она последние годы совсем бешеная стала. Любой разговор заходил в тупик. Даже если начинали, как говорила бабуля: «за здравие», в итоге всё сводилось к одному: она несчастная, мы неблагодарные, и точка. Атмосфера была всё невыносимее. Раньше я искренне её жалела и тоже считала, что наш с Серёжкой отец, Машкин, вообще все мужики — козлы неблагодарные, ведь мама у нас такая трудолюбивая. Но с возрастом стала понимать, что пусть идут к чёрту её пирожки, если она за них потом мозг неделю выносит.

Она успела переругаться со всеми, с кем возможно. Со своей роднёй, родственниками нашего отца, с собственными подругами. Одно время она каждый вечер звонила кому-нибудь с таким, казалось бы, банальным вопросом: «Как дела?» Человек ей так же стандартно отвечал: «Нормально. У тебя как?», — чем совершал роковую ошибку. После этого мать было уже не остановить. Она выливала человеку в уши всё, что могла: как ей тяжело, как цены выросли, как ей никто не помогает… Собеседник на том конце провода мог уже раза три попрощаться, но она успевала вспомнить ещё что-нибудь. В итоге, что закономерно, многие от неё абстрагировались. На улице знакомые, увидев её, старались сделать вид, что не замечают, или, мимолётно кивнув в ответ на приветствие, убежать на другую сторону улицы.

Выливать ушаты с накопившимся стало некуда, и её единственной отдушиной, как и заложниками смен её настроения, стали мы.

Но несмотря на всё это, я любила её, правда. И жалела. Понимала, что эта озлобленность от недолюбленности: мужчинами, нами, окружением. Но сил выносить её нрав, уже не было.

Впереди показалось освещённое фонарями здание вокзала. Насыпав в ладонь водителя мелочи, буркнула: «Спасибо», — и вышла.

Автобус за спиной громко, со скрипом, хлопнул дверями, зарычал и уехал. А я осталась стоять. Громкоговоритель объявлял прибывающие и отходящие поезда, просили пассажиров пройти на ту или иную платформу. А я всё стояла и не понимала, надо ли мне туда. Хотя вариантов у меня не оставалось. Подняла с земли сумку и пошла навстречу голосу из громкоговорителя.

Наш вокзал, на самом деле, не сильно отличался от того, который в Курелёво. Мне кажется, все провинциальные вокзалы сделаны под одну копирку. Только вывески разные. Одинаковая бордово-бежевая плитка, давно требующая замены, парочка еле живых деревьев и в окошке с надписью «касса» недовольная верхняя часть лица. Нахмуренные брови и взгляд кассира лучше всяких слов говорил о том, насколько человеку неинтересно всё происходящее.

— Здравствуйте, — я сделала максимально дружелюбное лицо, подойдя к окошку кассы. — Подскажите, через Курелёво сегодня что-то ещё идёт?

— Минутку, — а прозвучало, как «отвали».

Кассирша с тонюсенькими нарисованными бровями и тоненькой полоской губ, выглядела довольно комично.

Я терпеливо ждала, прислушиваясь к отзвуку клавиш старенького компьютера. Огляделась. В зале ожидания почти пусто. Каждый голос отдавался большим эхом, отбиваясь от стен и нёсся дальше. Только что вошедшая семья цыган внесла в тихие разговоры свои, громкие и экспрессивные звуки. Напряглись сразу все. Дежурные милиционеры, кажется, даже плечи расправили, ожидая команды «фас», редкие пассажиры подвинули дорожные сумки ближе, а женщины прижали к груди свои саквояжи.

— Московский экспресс, но в Курелёво будет почти в полночь, — женщина подняла на меня глаза, явно ожидая, что я откажусь ехать чёрти-куда в ночь.

Но вопреки её ожиданиям, я протянула паспорт и купюру, продолжая улыбаться.

В Курелёво поезд прибыл точно по расписанию. Ни на минуту раньше. Хотя я в тайне на это надеялась.

Не скажу, что было страшно переться через полсела в двенадцатом часу ночи, с полупустой, но огромной дорожной сумкой. Ещё и по практически неосвещённой улице. Страшнее было перелезать под вагонами. Да, за эти годы я уже привыкла к этим никуда не идущим составам, под которыми пролезали все, так как мост находился очень далеко от перрона.

Но вот лезть ночью, когда света от самого вокзала хватает только на первый путь, а ты лезешь по закрытому третьему, на ощупь, так как фонарика с собой нет, и не зная, стукнешься ли головой, да так, что сознание потеряешь, или маньяк изнасилует прямо под ржавым вагоном. Вот там было страшно.

Вообще, Курелёво достаточно тихое местечко. Здесь у милиции самыми громкими делами были те, где действительно громко кричали: драки, мелкое воровство. Про изнасилования или грабежи — вот так, на улице, не слышала ни разу. А потому, за честь свою девичью не переживала. Тем более, что её я лишилась заблаговременно. После, по пути до общежития, уже шла, лишь прислушиваясь к стуку собственного сердца да разглядывая заборы стоящих вдоль дороги домов. Такой контраст удивительный! Если один забор из деревянных досок уже покосился и из него торчат ржавые гвозди, то другой, такой же деревянный, покрашен в зелёный цвет и стоит ровненько, гордо источая запах краски, а следующий и вовсе — из металлопрофиля — холодный, равнодушный, а ещё чуть дальше — «местный модник», нацепивший на себя все узоры сразу: вензеля, розочки, — и всё из металла.

Уже возле колледжа я вновь немного напряглась. На одной из лавочек на его территории, на одной из лавочек сидела шумная компания. Так как это место хорошо освещалось, я смогла рассмотреть, что под фонарём находилась компания из местных парней. Они пили пиво, хохотали и толкались. А вдоль забора стояла синяя машина. В марках я не разбиралась, но явно автомобиль явно импортный.

Подошла к забору общаги, через решётки увидела, что у вахтёрши горел свет. Толкнула калитку, та заскрипела. В ночной тиши звук был настолько громким, что казалось, мог переполошить всех.

Я замерла, прислушалась и оглянулась в сторону компании. Вроде, ничего.

Обогнула ступеньки, ведущие ко входу и постучала в окошко вахты. Там не только горел свет лампочки, но и мелькали цветные огоньки телевизора. Вроде, не так уж громко он работал, но мой стук услышали только на третий раз. И то: женщина выглянула в окно, я начала махать и показывать, чтоб она открыла дверь. Но она словно меня не видела, присматривалась сквозь стекло, подставив ладони. Я постучалась ещё раз и вахтёрша, перекрестившись, отпрыгнула от окна. Смотрелось, конечно, смешно. Я вытянула шею и наблюдала, что же она станет делать дальше. К счастью, она накинула лохматую ангоровую кофту и вышла в вестибюль, предварительно включив свет возле входа.

Подняв с земли сумку, я быстренько подбежала ко входу и собралась заходить, но не тут-то было. Растрёпанная и напуганная стуком, старуха, увидев меня, лишь заказала руками. Через стеклянную дверь слышно было плохо, но до меня донёсся глухой звук голоса:

— Ополоумела? Не пущу!

— Но мне некуда идти! — Подойдя максимально близко, прокричала я, жестикулируя. — Пустите.

— Иди отсюда.

— Я сейчас дверь сломаю! — начала я дёргать за ручку.

Вахтёрша пригрозила кулаком и крикнула, что сейчас вызовет милицию.

— С этой стервой лучше не связываться, — раздался сзади мужской голос, от которого я испуганно вздрогнула и повернулась.

Передо мной стоял парень. Ненамного выше меня, не качок, но с довольно широкоплечий и практически лысый. На нём был тёмно-синий спортивный костюм и белые кроссовки, под цвет лампасов на трико.

— Не бойся, — слегка усмехнулся незнакомец, — не съем.

— Подавишься, я костлявая, — но сумку прижала к груди.

На заднем плане, за стеклянной дверью всё ещё истерично вопила вахтёрша. Я бросила короткий взгляд назад, затем на парня.

Типаж совсем не мой. Полная противоположность. Этот больше похож на крепыша-борца, ещё и лысый. А мне больше нравились парни высокие, с темной шевелюрой и карими глазами, как, например, Кирилл из «Иванушек» или Киркоров. Я от них балдела.

— Может, — не унимался незнакомец, — подкинуть куда?

Не вынимая рук из карманов, он махнул назад. Я глянула в ту сторону, а за забором стоял тот самый автомобиль, который находился до этого возле выпивающей компании.

Я недоверчиво поморщилась:

— Ты что? Пьяный за рулём катаешься?

— Да я сделал пару глотков, — пожал он плечами, — больше просто стоял рядом.

Я снова обернулась назад. Вахтёрши уже не было видно.

— Так что? Подвезти?

— Подвезти, — уже обречённым эхом вторила я ему.

Идти мне было некуда. Денег совсем не осталось — ни на билет, ни на питание. Что делать и где ночевать, понятия вообще не имела. Мимо парня прошла, как приговорённая к казни. Уже даже не было страшно, так обессилела от безысходности.

— Давай, — подхватил он мою сумку и закинул себе на плечо. И тут же удивился:

— Так она почти пустая.

— Я домой должна была уехать, — пробормотала я, не останавливаясь и не глядя на него.

Подошла к машине, дёрнула дверцу, но она оказалась запертой. Только теперь я обернулась и требовательно спросила:

— Ну? Мы едем или болтать будем?

— Мы можем и совместить, — он подошёл к машине, открыл её пультом и дотронулся до дверцы, за которую всё ещё держалась я.

Меня словно током ударили — отдёрнула руку, но вида не подала, что испугалась. Напротив, пристально посмотрела ему в глаза. Он ещё и голубоглазый. Фу! В мыслях промелькнуло: «Вообще не моё. Бывает же так».

Тем временем, молодой человек уже заботливо открыл дверцу и жестом пригласил меня внутрь. Я даже сделала лёгкий реверанс, правда, приправив его усмешкой.

— Куда едем? — поинтересовался он, проворачивая ключ в замке зажигания.

— На вокзал.

— Какой?

— Ж/д, — всё также отстранённо отвечала я, будто таксисту.

Я знала, что автостанция по ночам замыкалась, а железнодорожный вокзал отрыт круглосуточно

Конечно, домой уже не уехать. Да и желания не было. А вот пересидеть ночь на раздолбанных станционных креслах было вполне реально.

— Уже ты вряд ли куда уедешь, — скептически заметил парнишка, — кассы не работают.

— Ничего. Разберусь, — не вдаваясь в подробности, ответила я.

— Ок, — и с визгом шин, мы рванули с места.

— Владимир, кстати, — протянул он руку, когда мы остановились на светофоре.

— Малика, — ответила я, отвечая на рукопожатие.

Он вновь устремил взгляд вперёд, а я, стараясь делать это незаметно, изучала его. Сидел он, не наклонившись вперёд, как почему-то многие делали, а в расслабленной позе, откинувшись на спинку кресла. В принципе, не урод. Но типаж совсем не мой. Даже по манере общения.

И тут я заметила, что мы свернули направо, хотя к вокзалу нужно было ехать прямо.

— Ты куда? — старалась ровным голосом спрашивать я.

— Домой, — он посмотрел на меня. — И ты ко мне в гости.

— Останови машину! — Потребовала я, схватившись за ручку двери.

— Не ссы, — он слегка притормозил, — думаешь, я не понял, что ты спать на вокзале собралась?

И снова бросил на меня взгляд. Серьёзный, даже осуждающий.

— Тебе не кажется, что это не твоё дело? Останови машину.

— Слушай. — Автомобиль встал и заморгал аварийкой, под аккомпанемент хита Рикки Мартина. — Ты можешь, конечно, выпендриться и идти. Но менты тебя либо закроют, либо оприходуют.

Честно говоря, то о чём он тогда говорил, я поняла лишь несколько лет спустя. Тогда для меня это были незнакомые, ничего не значащие слова. И я бросила на него дерзкий взгляд, надув щёки:

— Ну и пусть. Зато, всякие придурки приставать не будут.

Нервно нащупала ручку в двери и дёрнула за неё.

— Багажник открой, — потребовала уже с улицы.

— Ты реально отмороженная? — раздражённый, он вышел и хлопнул дверью. — Ты хоть понимаешь, о чём я говорю?

Он обогнул машину сзади и оказался возле меня.

— Послушай, — уже спокойнее произнёс он, выставив вперёд руки. — Я обещаю, я тебя не трону. Я живу в однокомнатном домике, небольшом. Переночуешь. Утром — захочешь, отвезу, не захочешь, сама пойдёшь в свою общагу.

— Почему я должна тебе верить?

— Я похож на маньяка?

— У Чикатило вообще идеальная репутация была.

— Аргумент, конечно, — хмыкнул Владимир и провёл ладонью по своей стриженной под ноль голове. — И что делать будем?

Я посмотрела в сторону железнодорожного вокзала, чьи фонари горели довольно близко. Дойти можно было минут за десять.

— А где могут закрыть? — С детской непосредственностью поинтересовалась я. — Ну, менты эти. И зачем?

В первую секунду он удивлённо посмотрел на меня. Даже изумлённо. Как мама смотрит на грязного с ног до головы ребёнка, одетого в только что постиранное. А потом как захохотал!

Я так и не поняла причину столь бурной реакции. Стояла и не знала — бояться и бежать, или довериться и поехать с ним?

— Но учти, — всё же решилась, — сплю я на отдельной кровати, даже если она у тебя одна.

— Да без проблем.

И мы поехали в сторону его дома. Сказать, что мне было страшно, это тоже самое, что лишившись руки, описывать боль порезанного пальца. У меня была паника. Я боялась громко вздохнуть, сглотнуть слюну. Ноги сжала так, будто очень сильно хотела в туалет.