Смертельный выстрел

Майн Рид, 1873

Что же тут удивительного – найти человеческую голову в прериях Техаса? Ровно ничего, если она без волос. Это означает только то, что какой-нибудь несчастный: траппер, путешественник или охотник за дикими лошадьми – был убит команчами, а затем обезглавлен и оскальпирован. Но эта голова – живая! В очередной том «Мастеров приключений» включен роман «Смертельный выстрел», одна из захватывающих дух и несправедливо забытых вершин на карте творческих побед Томаса Майн Рида. Эта история по праву достойна занять место рядом с такими шедеврами, как «Всадник без головы» или «Оцеола, вождь семинолов». Роман публикуется в новом полном переводе, выполненном по переработанному самим автором изданию.

Глава 5

Фотография в лесу

На третий день после того как Ричард Дарк изъял письмо из дупла в магнолии, по краю кипарисового болота шел мужчина. Час был примерно тот же, но человек совсем другой. Только возраст составлял в нем сходство с сыном плантатора — ему также исполнилось года двадцать три или двадцать четыре. В остальном он являл прямую противоположность Дарку.

Эти три фигуры застыли, изображая картину чистейшей семейной любви

Роста и веса он был среднего, с поразительно соразмерной фигурой. Плечи прямые, грудь мускулистая, намекающая на недюжинную силу, руки и ноги жилистые, а упругая походка выдавала человека выносливого и деятельного. Черты лица были правильные: линия челюсти твердая, подбородок выступающий, почти греческий нос; при своей миловидности это лицо говорило о благородном характере и готовности храбро отозваться на любую опасность. Подтверждал это впечатление и взгляд серо-голубых глаз, похожий на орлиный.

Копна непослушных, слегка вьющихся каштановых волос обрамляла эту располагающую физиономию, как перо придает законченный облик тирольской шляпе.

Молодой человек носил своего рода охотничий костюм с короткими сапогами и гетрами на пуговицах поверх них. В руках у него было ружье, одноствольная винтовка, а по пятам бежала крупная собака, определенно помесь гончей с мастифом, да еще со щепоткой крови терьера в качестве приправы. Такие беспородные псы не всегда бывают свирепыми, но как никто подходят для охоты в лесу: у них тончайший нюх, помогающий выследить оленя, а силы и выносливости хватит, чтобы не дать спуска, если понадобится, медведю, волку или кугуару.

Хозяин этой тройственной помеси не кто иной, как соперник, имя которого сорвалось с уст Ричарда Дарка, прочитавшего письмо — Чарльз Клэнси. Ему это послание и предназначалось, как вложенная в него фотокарточка.

Как мы уже знаем, несколько дней назад он возвратился из Техаса, чтобы узнать о смерти отца. Все эти дни он по большей части провел дома, утешая, как подобает любящему сыну, свою скорбящую матушку. И только теперь решил развеяться, пойдя на охоту — эту забаву он очень любил. Чарльз побродил по кипарисовому болоту, но, не найдя добычи, с пустыми руками возвращался домой.

Но неудача не опечалила его, потому как у него есть утешение, наполняющее упоением душу. Радость эта почти граничит с безумием. Девушка, похитившая его сердце, любит его!

Девушка эта — Хелен Армстронг. Она не призналась в своих чувствах вслух, но выразила их не менее пылко и убедительно. Молодые люди встречались тайком и обменивались посланиями, дупло в магнолии служило им почтовым ящиком. Поначалу их беседа состояла только из заверений в дружбе, таким же робким было и содержание писем. Пусть Клэнси и храбрец среди мужчин, в обществе женщин он жалкий трус, а уж тем более наедине с ней.

Но во время последнего их свидания Чарльз отбросил скромность и признался ей в любви. Любви пылкой. Он сказал, что целиком принадлежит ей и спросил, согласна ли она принадлежать ему. Хелен уклонилась от ответа viva voce^[9], но обещала дать его письменно. В условленном месте молодого человека будет ждать письмо.

Клэнси не воспринял такой ответ как обиду. Он верил, что это просто каприз любимой — жеманство красавицы, привыкшей к обожанию и поклонению. Подобно Энн Хэтэуэй, жене Шекспира, у нее есть «свой путь». Ведь Хелен — девушка не обычная, а с характером, свободная и независимая, под стать людям и обстоятельствам, окружающим ее с ранних лет. Он не только не разозлился на нее за отказ дать прямой ответ, но стал обожать еще сильнее. Подобно гордой орлице, она не позволяет приманить себя воркованьем и не готова сразу смириться с утратой свободы.

И вот каждый день и каждый час ждал Чарльз Клэнси обещанного ответа. И два, а то и три раза в день навещал их лесной почтамт.

Несколько дней минуло уже с их свидания, а письма все не было. Откуда мог знать молодой поклонник, что оно было отправлено, да еще с вложенной в него фотокарточкой? И уж тем более представить, что оба эти отправления оказались в руках самого злейшего из его врагов?

Задержка начала его беспокоить, в голове стали роиться догадки. Их подстегивала осведомленность о положении семейства Армстронгов. Кстати, именно эта осведомленность укрепила молодого человека в намерении сделать Хелен предложение.

Теперь, возвращаясь с охоты, он направился к тому участку леса, где росло заветное дерево свиданий. Чарльз не имел намерения останавливаться или отвлекаться на какую-то мелкую дичь. Но тут вдруг олень, увенчанный величественными рогами самец, подвернулся ему навстречу.

Не успел охотник вскинуть ружье, как зверь скрылся из виду, спрятавшись за густой кипарисовой порослью. Клэнси сдержал собаку, рвущуюся с поводка. Олень еще не заметил их и не напуган, поэтому оставалась надежда подобраться к нему поближе.

Он проделал не более двух десятков шагов, как его оглушил звук, громко раскатившийся по лесу. Это ружейный выстрел, произведенный с небольшого расстояния. Причем стреляли не в оленя, а в него самого!

Клэнси ощутил в левой руке нечто, подобное прикосновению раскаленного железа или струи кипятка. Он бы и не догадался, что это пуля, если бы не услышал у себя за спиной звук выстрела.

Рана — по счастью, простая царапина — не обессилила его. Он резко обернулся, готовый выстрелить в свою очередь. Никого!

Поскольку предупреждения не было — ни единого звука — он не усомнился в намерениях стрелка — тот хотел убить его!

Молодой человек был убежден, что то была попытка расправиться с ним, догадывался и о том, чьих это рук дело. Ему показалось, что выстрел словно произнес имя этого человека — Ричард Дарк.

Сверкающие яростью глаза Клэнси обшаривали лес. Деревья здесь росли тесно, промежутки между ними погружены в тень. Он не видел ничего, кроме могучих стволов, нижние ветви которых увивала призрачная тилландсия, тут и там ниспадающая до земли. Заросли ее сбивали его с толку, как цветом, так и формой. Ее серые побеги, напоминающие струйки восходящего дыма, не позволяли заметить пороховое облачко, вылетевшее из ружья. Чарльз не видел его. Быть может, оно уже рассеялось или растеклось по мху?

Но это не важно. Но ни сумрак, ни теснота деревьев не помешали собаке охотника обнаружить убежище убийцы. С лаем животное бросилось вперед и остановилось шагах в двадцати от огромного кипариса. Кипарис был со всех сторон окружен «коленами» в несколько футов высотой, которые в сумерках можно было принять за людей.

Клэнси вскоре очутился среди них и, стоя между двумя «коленами», увидел того, кто хотел убить его.

Дарк не пытался ничего объяснить. Клэнси не требовал объяснений. Курок его винтовки уже был взведен; заметив противника, он вскинул оружие и воскликнул:

— Подлец! Ты уже сделал первый выстрел, а теперь моя очередь.

Дарк выскочил из убежища, чтобы действовать свободнее. Он вскинул свою двустволку, но, рассудив, что опоздал, не стал прицеливаться, а опустил ружье и снова нырнул за дерево. Это движение, произведенное с проворством белки, спасло ему жизнь.

Клэнси промахнулся. Его пуля пробила полу одежды Дика, но не причинила тому даже царапины.

Издав победный клич, сын плантатора бросился на противника, ружье которого было разряжено, тогда как в двустволке Дарка сохранился еще один патрон. Он неторопливо упер приклад в плечо и взял противника на мушку.

— Вы чертовски плохой стрелок, Чарльз Клэнси, — сказал он насмешливо. — Промазать по человеку с каких-нибудь шести футов! А вот я не промахнусь. Игра будет честная. Я начал, я же и закончу. Получай же смертельный выстрел, собака!

При этих словах огненная полоса блеснула из его двустволки. Несколько секунд Клэнси был невидим: дым окружал его облаком. А когда пороховая гарь рассеялась, Чарльз лежал на земле: из раны на груди лилась кровь, растекаясь по жилету.

Его тело билось в агонии.

Судя по медленным и отрывистым словам, сорвавшимся с его уст, молодой человек и сам ощущал приближение смерти:

— Ричард Дарк! Вы застрелили… Вы убили меня!

— Таково было мое намерение, — цинично ответил Дарк, подходя к жертве.

— О небо! Скажите же, несчастный, за что такая жестокость?

— О, вы очень хорошо знаете, за что. А если еще не догадались, то я скажу: за Хелен Армстронг. Впрочем, я убил вас не за нее, а за ваше проклятое нахальство, за мысль, что вы могли завладеть ею. Не обольщайтесь: ей не было до вас никакого дела. Может быть, для вас будет утешением убедиться в этом перед смертью. Так как нет вероятности, что вы увидите ее когда-нибудь, можете полюбоваться ее портретом. Вот он: эта прелестная девица прислала мне его сегодня утром, а вот и ее почерк, как видите. Сходство поразительное! Что скажете? Не стесняйтесь, в вашем положении всегда говорят правду.

Бессердечный негодяй наклонился, держа фотографию у Клэнси перед глазами: умирающий мог еще различить портрет той, кому принадлежало его сердце.

Он смотрел на изображение с любовью, но недолго: подпись внизу поглотила его внимание — он узнал почерк. Страх смерти был ничто в сравнении с отчаянием, овладевшим его душой, когда тускнеющим уже взором он прочел:

«Хелен Армстронг — тому, кого любит».

У Ричарда Дарка был ее портрет — значит, и эти нежные слова были адресованы ему!

— Милая девушка! — воскликнул Дарк, целуя фотографию и вливая новую порцию яда в ухо жертвы. — Она мне прислала его сегодня утром. Ну, Клэнси, прежде чем отойти в мир духов, скажите, как вам этот портрет? Разве она на нем не вышла очень похожей?

Этот издевательский вопрос остался без ответа, ни словом, ни жестом. Губы Клэнси были сомкнуты, глаза остекленели, тело было неподвижно, как и земля, на которой оно лежало.

Этот ужасный эпизод увенчала короткая, но гнусная эпитафия Дарка. То были всего пять слов:

— Черт его побери! Он издох!

Примечания

9

Viva voce — букв. «живым голосом» (лат.), то есть вслух.