Глава 16
Гусеница сидел, крепко прижав телефонную трубку к уху. Своим собственным мобильником он воспользоваться не мог — только если не собирался сообщить полиции и ФБР свои полные личные данные, включая номер социального страхования, домашний адрес и даже, черт возьми, свою любимую марку овсяных хлопьев. Сесть за директорский стол, на виду у снайперов и вертолета, кружащего снаружи, не осмелился, поэтому пристроился у стены под окнами, скрытый от посторонних глаз, — телефонные шнуры натянулись до предела, а сам телефон болтался в нескольких дюймах над полом.
— Меня зовут Эбби, — произнес женский голос. — С кем я разговариваю?
— Я сказал, что хочу поговорить с копами! — рявкнул Гусеница в трубку. Глянул через дверной проем на заложников, сидевших бок о бок. Альма держала их под дулом пистолета. Кто-то застонал — он так и не понял, кто-то из заложников или сама Альма.
— Я из полиции. — Голос собеседницы звучал расслабленно, непринужденно. Она вообще понимает, что, черт возьми, происходит? — Как вас зовут?
— Скажите копам, что если хоть кто-нибудь — я хочу сказать, вообще кто угодно — войдет в здание, то мы расстреляем заложников, понятно?
Вообще-то он так и поступил бы. Ему и вправду этого хотелось. Наверняка они работали с Кругом. Способствовали торговле дети. Он имел полное моральное право угрожать их жизням.
— Да, я поняла. — Ее голос оставался ровным, непоколебимым. — В школу никто не войдет. Мы не хотим, чтобы кто-нибудь пострадал.
— Ну вот и отлично. — Болтающийся над полом телефон оттягивал запястье, рука уже начинала уставать. — Мы вооружены, у нас заложники, и мы можем видеть вас через камеры, так что просто держитесь подальше отсюда.
— Это понятно. Похоже, у вас там очень напряженная обстановка, и должна вам сказать, что люди здесь тоже всерьез обеспокоены. Все мы хотим, чтобы эта ситуация разрешилась так, чтобы никто не пострадал.
— Тогда держитесь подальше! И не пытайтесь сделать какую-нибудь глупость вроде отключения электричества или телефонной связи. Мы знаем, как работает полиция, вам все понятно? С нами шутки плохи!
— Я все поняла. Вы можете назвать мне свое имя? Я хочу знать, как к вам обращаться.
— Ни к чему, чтобы, э-э… — Его голос сорвался. Краем глаза Гусеница увидел, как директор пошевелил рукой.
— Не двигаться! — выкрикнула Альма. — Я буду стрелять! Не смей двигаться!
— Эй, не вздумай двинуться даже на дюйм, черт возьми! — заорал Гусеница, тоже прицеливаясь из пистолета в заложников.
Директор вздрогнул, неподвижно застыв. Женщина в трубке что-то сказала, но Гусеница не расслышал.
— Что? Что вы там говорите?
Она ответила ему — он слышал отдельные слоги, но мозг никак не мог связать их в слова. Казалось, что вот-вот стошнит. В носу пульсировала боль, на губах стоял вкус крови, кружилась голова. Где же Шляпник, черт побери? В здание в любой момент могла ворваться полиция. Они бросают внутрь светошумовые гранаты, а потом вламываются в окна. Гусеница сто раз видел такое в кино. Если они это сделают, он застрелит директора. И его секретаршу. Убьет столько этих ублюдков, сколько сможет.
Эта женщина — Эбби — повторила свои слова в третий раз, ее голос оставался совершенно ровным.
— Похоже, у вас там какая-то проблема. Все в порядке? Вы ранены?
— Я… да. Нет, все нормально. — На пол шлепнулась капля крови. Вот черт! Гусеница вытер кровь с губ и осторожно дотронулся до носа. От боли на глаза навернулись слезы.
— Там еще кто-нибудь пострадал? Кто-нибудь из ваших друзей?
— Нет, послушайте, все в порядке — просто идите и скажите остальным копам, чтобы держались подальше.
— Как там Генри и Тельма? С ними все нормально?
— Кто-кто?
— Генри — это директор, а Тельма — секретарь школы. Они ведь с вами, насколько я понимаю?
Гусеница покосился на дверной проем. Тельма всхлипывала, на лбу у нее набух здоровенный кровоточащий синяк. За ней виднелись ноги человека, которого он застрелил. Рамиреса.
Конец ознакомительного фрагмента.
