Проклятие

Майкл Терри, 2021

Прошлое семьи Вудвард хранит страшную тайну, виновники которой давным-давно унесли ее с собой в могилу. Но Патрисии Софт, приехавшей навестить дядюшку, которого она не видела ни разу в жизни, не остается ничего другого, как попытаться раскрыть эту тайну, ведь на кон поставлена ее собственная жизнь.

2. Рассказ Оби

(16 июня 1987 года)

Переступив порог особняка через заднюю дверь, я остановилась в центральном зале и, нежно прижимая к груди дремлющую Патрисию, огляделась по сторонам. Мой взгляд упал на старинные напольные часы с застывшим на них когда-то временем — без четверти девять — и из груди вырвался горький протяжный вздох, полный скорби и печали.

По случайности Марта умерла ровно без четверти девять вечера. Разумеется, в подобном совпадении нет ничего необычного, думала я. У нее был один шанс из миллиона умереть именно без четверти девять, и он ей выпал. Марта всегда была очень удачливой, но никогда не гналась за фортуной в поисках наживы, а была счастлива и довольствовалась тем, что есть: любящим и любимым мужем, дочерью, домашними хлопотами и мной. Я очень любила свою старшую сестру, но теперь ее не стало.

Она умерла.

Впервые в жизни особняк показался огромной пастью какого-то жестокого чудовища, которое решило поглотить все следы счастья и радости, царившие до этого в мире, точно так же, как менее получаса назад семейная усыпальница Вудвардов — мавзолей с высокой треугольной крышей, располагавшийся за дубовой рощей поглотил навсегда тело Марты. Кому вообще пришла в голову мысль сносить тела усопших членов семьи в мавзолей, а не предавать их земле? Что за странная традиция, совсем не характерная для северо-восточных штатов, которые всегда населялись преимущественно англичанами? Впрочем, в династии Вудвардов это была не единственная странность… Откуда взялась мода вешать здесь же, в центральном зале, свои портреты, написанные маслом и стоящие немалых денег? Для чего? Потешить самолюбие или попытаться увековечить себя, став, тем самым, частичкой американской истории? Одному Богу известно. Я знала только то, что традициям Вудвардов уже много-много лет и они не меняются со временем. Вот теперь Марта, как полноправный член династии, заняла свое место в тот мрачном, молчаливом строении, а ее портрет, написанный в первый год совместной жизни с Алестером, беспечно висел на стене, не подозревая о том, что его хозяйка уже не живет в этом доме. Отыскав глазами полотно с изображением сестры, я горько вздохнула и посильнее прижала к себе Патрисию. Мне до сих пор не верилось в то, что моя старшая сестра покинула этот мир. Так быстро и так внезапно…

Все началось сразу после рождения дочери, которую они с Алестером так долго ждали. Поздняя беременность дала о себе знать, и в голове Марты стремительно развилась опухоль, о которой никто не подозревал, даже она сама, списывая частые головные боли и недомогание на переутомление, вызванные бессонными ночами и круглосуточным уходом за новорожденной Патрисией…

Алестер, проводив до ворот священника и похоронную команду, вернулся через парадную дверь и плюхнулся в кресло, кинув на меня короткий скорбный и беспомощный взгляд. Не помню, чтобы когда-нибудь видела его таким растерянным. Он не просто любил Марту, а боготворил ее. Она была его музой, его вдохновением, его лучшим другом. Несмотря на всю свою внешнюю строгость, Алестер не чаял в моей сестре души и все, что делал, он делал только лишь для нее и во славу ее. Я знала это наверняка.

— Произошло ужасное недоразумение, — мрачно произнес он, прервав молчание. — Марта не умерла… Это просто летаргический сон или ошибка доктора Брилля… Тем более, что он уже ошибался когда-то, ровно двадцать восемь лет назад…

— Алестер, прошу тебя… — я села в кресло напротив и, легонько покачивая малышку, беззвучно разрыдалась.

— О, господи, кого я пытаюсь обмануть… — Алестер закрыл лицо руками. — Моя любимая Марта, моя милая девочка, мое счастье…

Слушая его, я зарыдала еще сильнее, позабыв о том, что могу потревожить сон Патрисии.

— Это моя вина… — повторял он через ладони. — Только я виноват в том, что случилось…

— Не кори себя понапрасну, Алестер, — пыталась успокоить я его сквозь бесконечные всхлипы и слезы, которые бурным потоком потекли по моему распухшему лицу. — Ты ни в чем не виноват…

— Виноват… — упрямо повторял он. — Я был слеп, глуп и равнодушен… Я не обращал внимания на то, что происходит вокруг…

— Алестер, прошу тебя…

— Ты ничего не знаешь! — почти крикнул он. — Ты ничего не знаешь!

— Что? Что я не знаю?

Прежде чем он успел ответить, Патрисия проснулась и громко захныкала, извиваясь в моих руках, словно тоже где-то в глубине души осознала то, что осталась сироткой, у которой никогда в жизни больше не будет мамы. Вскочив на ноги, я начала успокаивать ее, нежно прижимая к груди и напевая в крошечное ушко колыбельную. Девочка замолчала и удовлетворенно засопела, снова прикрыв глазки и уткнувшись лобиком в мое плечо.

— Господи… — снова услышала я горький голос Алестера. — Я не хочу жить… Для чего мне теперь все это…

— Ты с ума сошел, — с тревогой прошептала я, стараясь не разбудить малышку во второй раз. — У тебя есть дочь и она нуждается в тебе!

— Она нуждается в матери, которую я не смог уберечь от несчастья, — прошептал Алестер и на его глазах опять выступили слезы. — Как я объясню ей то, что не позаботился о Марте должным образом?

— Не говори так! — возразила я. — Ты был прекрасным мужем моей сестре и, я уверена, станешь заботливым отцом для Патрисии, а я буду приезжать как можно чаще и помогать тебе растить ее.

— Тебе не дано иметь собственных детей, Оби, — ни с того, ни с сего вдруг задумчиво произнес Алестер и пристально поглядел мне прямо в глаза.

— Алестер, я…

— Не оправдывайся. Я знаю твою тайну. Марта рассказывала мне.

— Алестер, разве сейчас самое время говорить об этом? — взмолилась я, чувствуя, что снова могу разрыдаться. — Я совершила ошибку, Господь наказал меня за нее и…

— Возьми ее, — не спуская с меня тяжелого взгляда, мрачно произнес Алестер.

— Что ты имеешь ввиду?

— Возьми Патрисию.

— Но… Я ведь и так держу ее.

— Ты не поняла… Возьми ее насовсем. Вырасти ее, как собственную дочь.

— Алестер… — изумилась я, надеясь, что ослышалась. — Ты сошел с ума… Как ты можешь предлагать мне такое?

— Не переживай за финансовую составляющую вопроса, — не обращая внимания на мои причитания, продолжал Алестер. — Я перечислю на твой счет такую сумму, что хватит не только на воспитание малышки, но и на всю оставшуюся безбедную жизнь.

— Алестер… Это безумие…

— Тебе даже не придется работать.

— Алестер… — снова взмолилась я. — Дело не в деньгах… Патрисия, она ведь… Ведь она твоя дочь. Неужели ты сможешь вот так запросто расстаться с ней?

— Девочке нужна мать, — произнес Алестер, вытерев слезы и встав с дивана, а потом подошел ко мне вплотную. — Я не смогу заменить ей ее. Патрисии будет гораздо лучше с тобой там, в Нью-Йорке, чем здесь со мной, неужели не понимаешь? Ты милая, добрая женщина, Оби, совсем как твоя сестра. Ты станешь для малышки родной матерью, разве это не прекрасно? У тебя будет то, чего лишил тебя Господь, и чего никогда не будет, если ты откажешься от моего предложения. Подумай об этом!

— Я могу усыновить ребенка из детского дома и…

— И будешь растить чужую плоть? Чушь! — махнул он рукой. — Патрисия — дочь твоей сестры, в вас бежит одна кровь!

Я с сомнением посмотрела на малышку, пытаясь понять, не сошел ли Алестер с ума.

— Оби, я говорю абсолютно серьезно, — добавил он, видимо, прочитав мой взгляд. — Не думаю, что когда-либо в своей жизни я был настолько серьезен.

Продолжая рассматривать мирно сопящую в моих объятьях Патрисию, я вдруг призадумалась, пытаясь справиться с потоком мыслей, наводнивших голову.

А что?

Алестер в чем-то прав. Ведь это, действительно, мой шанс стать матерью. Шанс, о котором я мечтала и который теперь оказался прямо в моих руках… Боже, как приятно держать маленькое живое творение, заботиться о нем и осознавать, что являешься для него самым важным человеком в мире… Боже, какое, наверное, счастье — быть матерью…

И вдруг я вспомнила слова Марты, сказанные ею три дня назад, в день ее смерти: «Если со мной что-нибудь случится, позаботься о Патрисии. О ней и об Алестере. Обещаешь?» Холодные мурашки поползли по спине, и страшная догадка, словно молния, озарила меня.

Марта чувствовала… Не знаю, откуда, но она подозревала, что умрет. Именно поэтому на ней не было лица, когда она нашла нас с Патрисией в саду. Она что-то говорила про загробный мир, но я толком не помнила, что именно… Помнила только то, что мне был неприятен тот разговор. Три дня назад я не придала значения ее словам, списав их на плохое настроение после ссоры с супругом или послеродовую депрессию, но теперь мне все стало ясно.

Марта знала, что умрет и поэтому взяла с меня обещание позаботиться об Алестере и дочери… Она скончалась тем же самым вечером, прихватив с собой данное мной обещание, на которое я согласилась, лишь бы только поскорее закончить тот неприятный диалог.

Вспоминая о событиях тринадцатого июня, я продолжала, преисполненная сомнений, задумчиво разглядывать Патрисию и, наконец, выдавила:

— Не знаю, Алестер… Неужели ты, потомок благородного рода, способен отречься от собственной дочери?

— Я… — начал было он, а потом на несколько секунд полотно сжал губы, словно изо всех сил держался, чтобы не разрыдаться во весь голос. — Я не отрекаюсь от нее… Я спасаю ее. Это только лишь для ее блага…

— Но…

— Выслушай меня! Ты сможешь вырастить девочку. У нее будет полноценная жизнь вдали от этого заплесневелого старого дома. У нее будет мать, которая сможет по-настоящему любить ее. Мое предложение выгодно для всех нас! Я предлагаю сделку! — он положил трясущиеся от возбуждения руки мне на плечи и, снова заглянув в глаза, очень медленно повторил. — Я предлагаю тебе сделку, Оби. Ты растишь мою дочь, я обеспечиваю твое безбедное существование, Патрисия растет, окруженная материнской любовью. Разве в этом нет логики? Каждый из нас троих будет счастлив и получит то, что ему нужно, но я выдвигаю тебе только одно совсем несложное условие.

— Какое? — глухим голосом машинально отозвалась я.

— Ты должна пообещать мне, что никогда не откроешь Патрисии нашу тайну, — все тем же медленным тоном произнес Алестер, продолжая пристально смотреть в мои испуганные глаза с близкого расстояния. — Ты никогда не привезешь ее в поместье. Ты никогда не расскажешь ей правду. Ты никогда не обмолвишься ей ни обо мне, ни о Марте. Ты забудешь дорогу сюда и забудешь о моем существовании.

— Как же так? — изумилась я, не веря собственным ушам. — Тебе не интересно будет получить от меня ни одной фотографии или новогоднюю открытку, подписанную твоей дочерью, когда она подрастет?

— Ни. Ког. Да. — он приблизил свои глаза к моему лицу и, не моргая, сверлил меня взглядом так, словно пытался заглянуть в самые отдаленные глубины души. — Ты слышишь, Оби? Никогда.

В этот момент Алестер был очень страшен, скулы тряслись, а лицо горело безумием. Я не могла припомнить, чтобы видела его хоть раз в таком состоянии. Но, не смотря на все это, в его глазах стояли слезы, и было заметно, словно он едва сдерживается от рыданий. Сглотнув в горле холодный ком, я отступила от Алестера на один коротки шаг. Он остался на месте, опустив руки и выпрямившись в полный рост, а потом произнес:

— Забирай ее.

Я отрицательно затрясла головой.

— Забирай свою дочь, Оби.

Я, не в силах сказать ни слова, опустила глаза и снова посмотрела на Патрисию. Она, чувствуя тепло моего тела, улыбалась во сне и умиротворенно посапывала.

— Собирайся, Оби. Я вызову такси, и оно отвезет тебя в Гармфлинт, где вы с Патрисией сядете на ближайший поезд до Нью-Йорка и больше никогда не вернетесь в поместье.

Подняв голову, я покрепче прижала к себе племянницу и молча кивнула, стараясь не смотреть Алестеру в глаза. Его сильно трясло, но он нашел в себе силы подойти ко мне обнять нас с Патрисией и прошептать в мое правое ухо:

— Прощай, Оби. Прощай навсегда. И не забудь про наш уговор. Что бы ни случилось, никогда не позволяй моей дочери вернуться сюда и не рассказывай ей правду. Храни Господь тебя и Патрисию.

Я почувствовала на своей шее его хлынувшие нескончаемым потоком горячие слезы…