Пан Твардовский. Душа чародея

Л. Зданович, 2022

Роман в жанре "готическое фэнтэзи" переносит читателя в Польшу 17 века, расцвет шляхты, мистических настроений и пережитков Средневековья. Роман написан по мотивам старопольских народных сказаний о легендарном пане Твардовском.

4. Страшный путь. — Ад. — Торжество над сатаной.

И вышел Ян в одну из краковских застав. Хвалебная священная песнь звучала из его уст. Перед ним лежала широкая дорога, уходившая в непроглядную даль. Оглянулся кругом юноша и внезапно увидал откуда-то появившуюся беленькую собачку. Подбежала она к Яну, обнюхала его, приластилась и, завиляв весело хвостом, побежала вперед. Вспомнил юноша наставление старца и смело пошел за ней.

Бежит собачка по широкой дороге, по открытым подам и лугам; пробегает и малыми перелесками и сквозь непроходимые дебри; мчится она и через реки широкие и пустыни безлюдные, песчаные, — нигде не останавливается. Не отстает от своего путеводителя и юноша, не сбивается с пути и смело идет за собачкой все дальше и дальше.

И идет Ян то под знойными лучами палящего солнца, то по суровым ледяным пространствам; то кругом него светло всё и ясно, то разливается страшный мрак; покрывают небеса чёрные тучи, гремит из них гром, льется огненным пламенем грозная молния, бушуют вихри и ураганы. То палит бедную, истомленную голову юноши горячее солнце, то проливной дождь орошает его воспалённую грудь, то мучительный голод причиняет ему невыносимые муки. Но мчится собачка вперед, и Твардовский, крепясь духом, терпит страдания, переносит нечеловеческие томления и смело идет за своим проводником.

И вот, не прошел ещё юноша и половины пути, как пред его очами мелькнуло прелестное видение. Вгляделся он в него и увидал женщину чудной, обворожительной красоты. Жгучими, страстными очами смотрела на него красавица, и звуки серебристого голоса женщины музыкой раздавались в его ушах. Она ему говорила:

— Красавец молодой, как ты хорош, как ты невинно-стыдлив! Склонись ко мне! Ты устал, ты изнемог, — отдохни на моей груди!.. Поцелуи мои оживят твою истомленную грудь, песней любви я усыплю тебя в сладком сне… О, как сладко будет тебе со мной в этих пустынных краях!..

Но не остановился юноша и пошёл дальше, а красавица, словно воздушная тень, скользя за ним вослед, несясь по цветам, рассыпанным по дороге, и сладким голосом шептала:

— Улыбнись, о, юноша, дай мне увидать радость в твоих очах! О, друг мой невинный, прикоснись своими устами к моим… К чему ты краснеешь? Пей сладость любви в горячих поцелуях… Скорей!.. О, юный красавец, смотри: вон шумит ручей, быстро кружится в шумных струях прекрасный цветок; но умчались воды — пропал и цветок. Время пройдёт, пролетит как мгновенье, пропадет вместе с ним и твоя юность, сгинут восторги, остынет горячая кровь, не успеешь насладиться пылким, сладким лобзаньем…

С проклятьем и угрозой исчезло виденье.

А собачка все бежит дальше, идет за ней юноша. И вот, явились перед ним Сластолюбие и Невоздержность в образе веселых товарищей, полных сил и жизни, и сказали они ему:

— Остановись, друг Твардовский! Куда идешь? Пока есть время, скорей за счастьем и сладостным наслаждением!.. Упьемся, опередим смерть, сорвем веселые цветы жизни и продлим часы наших радостей. Иди с нами… Эй, давайте чаши!.. Лейся, вино!.. Прочь воздержанье… Давай пить и веселиться, — умрем, смеясь и веселясь!

Но Ян, перебирая четки подвижника, воскликнул:

— Ищет грешник праведного, желая погубить его; Господь же не оставит раба Своего и не предаст его грешнику. Спасение праведным от Господа. И поможет им Господь, и избавит их, и отведет от грешников, и спасет рабов Своих, надеющихся на Него!..

Сластолюбие и Невоздержность исчезли, а сзади юноши раздался как бы топот от бешено скачущих коней, грохот от стука колес и угрожающие, отчаянные крики:

— Берегись! Прочь с дороги!.. Раздавлю!

Однако, Ян, помня наставление старца, нимало не смутился грозным грохотом и гамом, не оглянулся назад, не свернул с своей дороги и продолжал мужественно идти вперед, несмотря на страшное душевное волнение, усталость и голод. Но вот путь ему перегородила широкая, безбрежная, бурно клокочущая огненная река. Грохотали и ревели бурные волны, грозно с них подымалось бушующее пламя, подымалось до небес, разливаясь во все стороны, грозя погубить в своем огне всякого смельчака. Но проводник юноши бесстрашно бросился в волны огненной реки, и Ян воскликнул:

— Сгибни сатанинское наваждение! — и огненная река мгновенно пропала.

Вступил юноша в ледяные пространства. Пошел он дорогой, пролегавшей среди равнин, покрытых льдом, окутанных мраком, окованных вечным холодом. Ледяной холод охватил его со всех сторон. Всё здесь было мертво и оледенело. От стужи дыхание спиралось в груди, юноша чувствовал, как кровь застывала в его жилах, и медленнее билось его горячее сердце. Усерднее стал он петь хвалебные песни, — глухо звучали они в ледяном пространстве, — и он вышел, наконец, невредимым из ледяных пустынь.

Вид переменился. Дорога вдруг развернулась широкой полосой, к ней со всех сторон тянулись другие бесчисленные пути; почва стала рыхла, нестерпимо жгла ноги и была грязно-чёрного цвета. Кругом всё было пропитано зловонным сернистым запахом.

«Видно, скоро и ад», — подумал Ян.

Оживлённый и ободренный надеждой, что наконец-то он достигает желанной цели, юноша почувствовал в себе новые силы и быстрее пошел за своим проводником, который, ни на минуту не останавливаясь, мчался вперед.

Увидал теперь Ян, что по дороге и по всем путям, от запада и востока, севера и юга, идут бессчётные толпы людей, всевозможных вер и наций. Тут шли народы и Старого и Нового света: белолицые европейцы, черные как уголь африканцы, смуглые азиаты и медно-красные индейцы; тут теснились люди всех званий и сословий: могучие вожди племен, жрецы и патеры, чернецы и миряне, богачи и бедняки; виднелись в этих толпах люди всех полов и возрастов: мужчины и женщины, старики и дети, красавицы и отвратительные уроды.

Как вихрь неслись эти тени по широкой дороге к предверию ада. Мчались они туда с неудержимой силой, исчезая в мрачном пространстве; но новые тени и образы не убывали, возрастая с ужасающей быстротой, хотя ни одна тень, раз потонувшая в мрачном прахе, уже не возвращалась более назад и не попадалась навстречу юноше. Он подумал:

«Видно, широка и беспрепятственна дорога в страшную кромешную тьму: множество несчастных бешено мчатся туда, но, — горе безумцам! — никому из них нет возврата назад».

Смертельный ужас охватил юношу!..

И вот мимо него, с быстротою мысли, несется, как облако, блестящая и прозрачная, как утренняя роса, тень черноокой жгучей прелестницы. Все в ней дышит дивным Сладострастием. Каждая черта, каждая линия, каждый изгиб тела грешницы проникнут обворожительной красотой. Мчится птицей Сладострастие в ад, а за ним бешено бегут людские тени, души которых жаждали в жизни одной только чувственной красоты и любви, утопая в оргиях разврата и сластолюбия.

О, кого только не было в этой безумной толпе!

Бежали за прелестницей и юноши и пожилые мужи, тут же за ними тянулись и беззубые старики: то жирные как кабаны, то высохшие как скелеты, седые как лунь, то лысые как полированное стекло. Отставали старики-сластолюбцы от молодых теней и в бессильном бешенстве на свою немощь скрежетали беззубыми челюстями, проклиная себя и свое бессилие и напрасно стараясь остановить прелестную грешницу, показывая ей мешки свои, полные золота.

Пронеслись эти безумцы, а вслед за ними показался страшный образ ненасытной Алчности. Блистала она золотом и серебром, усыпанная драгоценными перлами. И, толкая друг друга, бежали за ней разбойники, с кинжалами в руках, с которых капала кровь невинных жертв их жадности. Лица убийц были искажены зверской злобой и неистовством; ручьи крови текли по дороге от их гнусных следов. Шли за ними воры с грабителями, вместе с чужим добром, укравшие и взявшие на себя все грехи обкраденных и обиженных ими людей. Неслись тут же и богачи, в жизни ненасытные в приобретении золотой мишуры, утопавшие в роскоши и не слышавшие воплей бедных, сирых и беспомощных людей. Теперь все эти несчастные любостяжатели напрасно старались удержать золотой образ Алчности; напрасно ростовщики и скряги, мздоимцы и лихоимцы, плача кровавыми слезами, испуская отчаянные стоны, молили своего золотого идола приостановиться хотя бы на мгновение. Он не внимал им и несся вперед с ужасающей быстротой, а грозный призрак смерти, потрясая цепями, гнал этих безумцев за тем, что им дороже всего было в земной жизни.

Они скрылись с жалобным воем.

И прошли мимо Яна, дрожавшего от страха при виде смертельных грехов, Пьянство и Недуг, в виде отвратительных скелетов. Перед собой они катили бездонную бочку с водкой. Лилось вино из щелей бочки, брызгая во все стороны, и, точно кровожадные волки на падаль, бросались к водке тени пьяниц, давя друг друга, испуская отвратительные ругательства, смрадные, как псы, и грязные, как свиньи, только что вывалявшиеся в вонючей грязи. Гнусный порок во всей своей омерзительной наготе сквозил в чертах жалких пьяниц, позабывших в земной жизни, благодаря пагубной страсти, все честное и благородное, все разумное и воздержное, и погрязших в черной тине порочного разврата.

За пьяницами неслись безбожники с дико-безумными очами, в которых виднелся страх и бесконечное отчаяние. Трепетали они всеми членами от непреодолимого ужаса, чуя близость мрачной вечности и гонимые пороком гордости, самонадеянности и высокоумия, который бичевал их бичом из жил самоубийц и отравителей; а тут же, вперемежку с этими безумцами, бежали и ханжи, скованные по рукам и ногам оковами из змеиных голов, из открытых пастей которых высовывались огненные жала и прожигали лицемерных грешников неугасимым огнем. Бес лицемерия правил ханжами и гнал их в ад. А там семенили и выступали ксендзы, схоластики, пустословы, лживые писаки, чернокнижники, астрологи, и всех их влекла бледная, костлявая смерть на цепи, выделанной из слёз и крови людей, которых эти тени обманули при жизни, уча их вместо правды и истины одной лжи, закрывая от них свет мраком гнусной и коварной неправды.

Много было различных грехов и грешников; юноша устал разглядывать их, содрогался, отвращал взоры свои и из глубины взволнованной души воскликнул, перебирая спасительные чётки:

— Господи, да не яростью Твоею обличишь меня, ни гневом Твоим накажешь!.. Утверди на мне руку Твою… Нет мира в костях моих при виде грехов моих… Господи, на Тя уповаю!.. Не оставь меня, не отступи!.. Внемли в помощь мою!..

И вдруг собачка пропала. Твардовский оглянулся и увидал себя пред вратами ада.

У входа в него стояли: Скорбь, с уныло опущенной головой; Робость, с искаженным от трусости лицом, с дрожащим остовом; Зло, с змеиным взглядом и жалом, испуская из себя тлетворно-заразительное дыхание; Старость и Слабость с изможденным, пожелтевшим телом; Ужас, искажённый диким безумием; Труд, с разбитыми членами, истощенным остовом, с безнадежно блуждающими глазами; Голод, Сон и наконец Раздор, на голове которого вместо волос извивались змеи, переплетённые окровавленными лентами, вырезанными из кожи пьяниц, крамольников, заговорщиков и убийц. Впереди всех стояла Смерть.

— Отворите! — смело воскликнул юноша стражникам адской вечности.

— Ты ещё не наш! — послышался ему ответ, отозвавшийся в его ушах могильным звуком.

Взмахнув над головой чётками, Твардовский снова сказал:

— Впустите!

Печаль и Скорбь, испустив жалобный вой, хотели было пропустить смельчака, но Смерть, щёлкнув челюстями и потрясши косой, глухо произнесла:

— Живым здесь нет места!

С хвалебным гимном на устах юноша вступил в ад. С трепетом приостановился он, поражённый ужасом преисподней.

Здесь свет казался тьмой, и тьма светом; воздух исчез, и кругом всё было без жизни, бытия и движения, бледно, тускло и темно, Всё сливалось в какую-то смутную тень; и то было ни день, ни ночь, а тьма без темноты, бездонная пустота, без границ и без протяженья, где носились образы без лиц. Открылся перед глазами смертного невиданный страшный мир: без звёзд, небес и света, без времени, без дней и ночей, без промысла, без надежды, без радостей. Ни жизни, ни смерти здесь не было: всё было задавлено безбрежной тяжёлой мглой; всё было неподвижно, темно и глухо, как в могиле. Слышались где-то вой да стон, глухой звук цепей да скрежет зубов.

Чуть не застыла, не окаменела жизнь юноши при виде адского ужаса, его бытие едва не превратилось в ничто и чуть не слилось с бездной вечности, если б его не спасли от разрушения надежда и вера, до сих пор руководившие им. Вспомнил он про дар старца-подвижника, опомнился — и священный гимн слетел с его уже застывших уст и огласил мрачные бездны… Юноша пошёл вперед.

Так прошел он беспредельные круги чистилища, где с унылым воем носились души людей, не получивших крещения, умерших без покаяния, и спустился, наконец, в самую глубь адской тьмы, где на огненном троне сидел дух-исполин, сам сатана, окружённый сонмом вместе с ним падших духов, в огневых очах которых светились невыносимые страдания и муки от снедающей их зависти и тоски об утраченных блаженствах рая.

При входе юноши, в руках сатаны трепетали два дрожащих грешника, два земных клятвопреступника. Сжал сатана трепетавших изменников, и не стало их, сгибли даже и их призраки, — вихрь Вселенной умчал их дух в безбрежный мрак…

Словно гром, зарокотал голос князя тьмы, потрясши бездну ада… Сатана гремел:

— Сын праха и забвения, зачем ты явился?

Сильный верой и надеждой, возгласив славу Господних сил, юноша смело ответил:

— Смирись, сатана, возврати мне кровавый договор, данный тебе отцом моим.

— Червь, дохну, и ты превратишься в прах! Как смел ты вступать со мной в борьбу?

— Жив Бог, жив во мне и бессмертный дух!.. Сатана, я тебя не боюсь! Вера спасёт меня! Отдай мне то, чего я требую, и да исчезнет вся власть твоя над моей бессмертной душой!

— Презренный, ты хочешь борьбы? Возьми договор! Ты прав: ещё не в моей власти твоя бессмертная душа: она полна ещё веры и надежды, жаждет вечного блаженства; так попробуй же достигнуть его, или я вновь возьму твой дух и разрушу в прах твоё бренное тело!..

Грянули громы, бездонная тьма осветилась огнем, все потряслось, дрогнул всем телом Твардовский и… проснулся…