От библейских древностей к христианским

Л. А. Беляев, 2007

«Перед читателем, в сущности, две книги под одной обложкой. Это заметно по подходу к изложению материала и даже по форматированию. Есть и более глубокие различия, например, в понимании соотношения исторических и археологических источников, а также задач обзоров: первая половина книги (до начала эллинизма), в основном, суммирует позитивные результаты работ в области т. н. «библейской археологии»; вторая, перекрывающая период с эллинизма до начала византийской эпохи, сосредоточена на проблемах историографии и источниковедения, проблемах датировок, атрибуций, контекстуальных интерпретаций…»

© Институт философии, теологии и истории св. Фомы

© Н.Я. Мерперт

© Л.А. Беляев

От авторов

Перед читателем, в сущности, две книги под одной обложкой. Это заметно по подходу к изложению материала и даже по форматированию. Есть и более глубокие различия, например, в понимании соотношения исторических и археологических источников, а также задач обзоров: первая половина книги (до начала эллинизма), в основном, суммирует позитивные результаты работ в области т. н. «библейской археологии»; вторая, перекрывающая период с эллинизма до начала византийской эпохи, сосредоточена на проблемах историографии и источниковедения, проблемах датировок, атрибуций, контекстуальных интерпретаций^[1].

Внешняя причина объединения столь различных половин в том, что обе части написаны в качестве продолжений или приложений к двум уже изданным обзорам проблем, исследуемых археологией религии. Один был посвящен древностям Палестины в их соотношении с Ветхим Заветом (Мерперт, 2000), второй — сравнительному изучению памятников христианской Церкви (Беляев, 1998/2000). «Христианские древности» охватили большой период, от истоков позднеантичного христианства до конца Средневековья, при столь же значительном территориальном охвате (от первых шагов христианства на Ближнем Востоке и в Магрибе до широкого распространения и упрочения его на европейском континенте). «Очерки археологии библейских стран» в территориальном охвате были ограничены Палестиной с примыкающими районами Восточного Средиземноморья, но их хронологические рамки оказались не менее значительными: от появления на Ближнем Востоке древнейших предков человеческого рода до разрушения иерусалимского Храма вавилонским царем Навуходоносором II (586/587 г. до н. э.). Но оба обзора имели хронологические, а значит, и тематические, ограничения: «Очерки…» обрывались на сер. I тыс. до н. э., поскольку это традиционный для библейской археологии рубеж; в «Древностях», наоборот, почти не была затронута «ветхозаветная» составляющая. Через тот и другой рубеж необходимо перешагнуть, чтобы образовать неразрывную культурно-хронологическую последовательность. Так что выпуск двух разных книг под одной обложкой кажется нам оправданным уже с формальной точки зрения: две области археологии делают шаг навстречу друг другу, хотя вектор их движения при этом в хронологическом отношении противоположен.

Впрочем, важнее другое. Эпоха, которую освещает наш совместный обзор, почти никогда не рассматривается в Сиро-Палестинском регионе и на Ближнем Востоке как единое целое, как самостоятельный культурно-исторический период. С одной стороны, ее заслоняют бурные события периода заселения евреями Ханаана с последующим формированием, расцветом и гибелью государств Иудеи и Израиля, и отвечающая им картина развития материальной среды Палестины, на которой много десятилетий было сосредоточено все внимание археологов. С другой стороны, внимание отвлекает не менее яркий и гораздо более проявленный в художественном и археологическом отношении мир Средиземноморья эпохи Империи, полный внутреннего драматизма и служащий средой для становления христианства.

Все, что происходит в «промежуточный» период, выглядит, с точки зрения обеих «конфессиональных» археологий (археологии иудаизма и археологии христианства), своего рода интермедией, не имеющей внутреннего единства и не заслуживающей исследования как целостный объект. Но такой взгляд — результат научно-культурной ангажированности, порожденной многовековой сосредоточенностью этих археологий на привлекательных или же на самых спорных и проблемных участках культурно-исторического процесса, каким он представляется религиозному сознанию. На самом деле, избранная нами эпоха обладает не только известной культурной цельностью, — она является во многих отношениях ключевой для генезиса (и, соответственно, для анализа) обеих частей Завета как исторических источников. Почти то же самое можно сказать и в отношении формирования новых религиозных форм — талмудического иудаизма и раннего христианства. Поэтому потребность в книге, которая служила бы своего рода мостом между археологией древнейшего периода Сиро-Палестинского региона и археологией раннехристианского Средиземноморья, для нас обоих очевидна.

Дело затрудняется тем, что, хотя оба автора не впервые обращаются к вопросам изучения религиозной археологии, в данном случае они вынуждены решительно выйти за границы «своих» исторических периодов и оказаться в непривычной для них атмосфере античного Средиземноморья и Ближнего Востока, пугающе быстро подойдя «к границам своей профессиональной компетенции», как выразился в аналогичной ситуации С.С. Аверинцев. Зная, что такое поведение может не довести до добра, — мы все же решились, поскольку, после выхода обеих книг (тепло встреченных коллегами) убедились в нужности таких экскурсов, и, одновременно, осознали, что нам не удалось охватить избранную область религиозной археологии целиком. Между бурно развивающейся археологией раннего Израиля и не менее активно исследуемым раннесредневековым периодом отсутствовало связующее звено. Неестественность разрыва между ними очевидна без объяснений. В историографии этот разрыв вырос из-за того, что специалисты, занимающиеся археологией Сиро-Палестинского региона с эпохи позднего каменного века до первых столетий железного века обычно останавливаются на моменте гибели независимых еврейских государств (т. н. «вавилонском пленении»), не доходя до эллинистической эпохи. В то же время ученые, изучающие археологию Средиземноморья, могут опереться на материальные объекты, оставленные христианами, в лучшем случае, со II–III вв. н. э., а чаще — с IV или даже V вв.

Таким образом, неохваченным остается период в восемь-девять веков истории (VI в. до н. э. — 313 г. н. э.). Причем это период, чрезвычайно важный для выяснения генезиса христианства и рождения зрелых форм иудаизма; для изучения связи между Ветхим и Новым Заветом (разрыв между которыми в области письменных источников отчасти заполняют «исторические» книги Библии, а также очень большое, в сравнении с предыдущей эпохой, количество классических, «античных» источников). Конечно, попытки закрыть эту брешь в последнюю четверть века появлялись (особенно в Израиле), но они, как правило, ограничиваются более узкими и, в общем, произвольными рамками (например, эпохой возникновения христианства и его взаимодействием с иудаизмом; эпохой Второго храма, и т. п.).

Обнаружив это, мы решили сделать скромную попытку собрать материал по интересующим нас вопросам археологии т. н. «межзаветного» периода, а также по эпохе Нового Завета и ранней Церкви вплоть до Миланского эдикта, и, изложив его, заполнить образовавшийся промежуток. У нас были основания рассчитывать на успех, поскольку предыдущие работы все же обладали некоторыми общими чертами: во-первых, целью обеих было ввести в отечественную науку материал, накопленный в западной археологии за последние 70–100 лет и касающийся истории религии, а также проанализировать методические подходы к нему; во-вторых, в обоих случаях затрагивались вопросы соотношения археологии с текстами Священного писания, а отчасти — с преданием и ранней историей Церкви.

Работу решено было разделить примерно пополам, так, чтобы каждый мог идти от более знакомому ему материалу к менее знакомому, навстречу друг другу, как два поезда из арифметической задачи (Н.М. двигался, как свойственно историку, вдоль временного вектора, а Л.Б. — против этого направления, так сказать, вглубь времени, что часто приходится делать именно археологу). Так и получилось, что две половины книги не тождественны по подходу. Главы Н.М. читатель найдет более историчными, более ориентированными на соединение текстов Ветхого Завета и иных источников с археологическим материалом, более стремящимися к позитивным выводам. В главах Л.Б. сделана попытка отстраниться от традиционных письменных источников, от обычного стремления подтвердить их, соединиться с ними, обогатить их или опровергнуть. В обоих случаях, однако, главной задачей ставится создание информационного пространства для источниковедческого освоения археологических материалов, а также снабжение читателя инструментарием для проведения такой работы. Именно этим определено и стремление максимально подробно и наглядно представить материалы раскопок: таблицы постепенно составили в книге относительно независимый смысловой ряд.

Позволим себе подчеркнуть еще раз важность создания единого курса археологии религии в избранный период, и оправдать значительную широту ее культурно-исторического охвата. Необходимость изучения археологического контекста при исследованиях религиозной культуры прошлого сегодня не нужно доказывать — хотя так было не всегда. Без него невозможно полноценное, современное понимание историчности книг Ветхого Завета, Евангелий и других новозаветных текстов; от его отсутствия страдают полнота и серьезность научных интерпретаций текстов; и, в еще большей степени, преподавание дисциплин, нужных для изучения Библии во всем объеме.

Понимание же сущности тех перемен, которые произошли в религиозной жизни Средиземноморья, прежде всего процесса распространения христианства, зависит от учета постоянного взаимодействия в Средиземноморском очаге цивилизации основных его культурных составляющих. Этими составляющими были, во-первых, наследие древневосточных цивилизаций; во-вторых, греческой классической культуры. Процесс взаимодействия между этими двумя составляющими был активизирован походами Александра Македонского и нашел выражение в создании общей, эллинистической, культуры. Третьей составляющей было огромное и быстро растущее политическое новообразование, поглотившее практически все Средиземноморье и угрожавшее полностью переработать его традиционную структуру. Этим новообразованием был позднереспубликанский и, особенно, императорский Рим. Он объединял мир отнюдь не механически: его культура, в свою очередь, во многом была основана на греческом наследии и усвоила большое количество восточных элементов, вплоть до великой религии, христианства. Эти «простые» соображения определили географические и хронологические рамки нашей работы.

Хотя речь идет о заполнении конкретного хронологического разрыва, задача книги не должна пониматься как механическая, как простое расширение ранее заданных рамок. В изучаемом периоде мы сталкиваемся с иной проблематикой, мало (или совершенно) не заявленной в уже опубликованных работах. Эта проблематика — взаимоотношение археологических материалов с историческими книгами Ветхого Завета и новозаветными текстами; археологическое изучение среды, в которой зарождалось и делало первые шаги христианство, а также развивался ранний иудаизм. Поэтому нас будут интересовать такие вопросы, как, например, взаимодействие разнообразного культурного ландшафта Палестины, цветущих торговых городов в приморье или пустынях (на перекрестках караванных путей), — и замкнутых в себе, ориентированных на локальное развитие нагорных областей (Иудея) с центром в Иерусалиме (не столько городе, сколько святилище, последнем великом храме Древнего Востока). Затем — причины возрастания значения территорий Сиро-Палестинского региона в культуре Средиземноморья; формы включения общества, сложившегося как закрытое и локальное — в мировой (для того времени глобальный) контекст (процесс неизбежно очень болезненный и растянувшийся на два-три века).

Отсюда — наше стремление охватить археологию Палестины с достаточно раннего периода (эпохи ассирийских и вавилонских опустошений и эллинизма), а также раздвинуть географические рамки (что совершенно необходимо для эпохи Римской империи и зарождения христианства). На основе такого подхода сформированы первые пять глав книги, которые можно назвать контекстуальными, или вводными. Шестая, самая крупная, отведена под изучение тех древностей, которые непосредственно связаны с памятниками двух религий — иудаизма и христианства.

Здесь перед нами встает старая проблема соотношения священных текстов Писания и конкретного исторического материала (не тревожившая нас с тех пор, как осталась позади «библейская археология» с ее проблемами достоверности Потопа, археологических свидетельств эпохи Патриархов, следов «завоевания Ханаана Иисусом Навином» и создания Единого царства). Ведь изучение Палестины эпохи эллинизма не порождает таких разительных противоречий: ни между письменными и археологическими источниками, ни внутри этих областей (то есть между историческими книгами Ветхого Завета и остальными текстами). А если и порождает, то это привычные любому историку проблемы, не усугубляемые сакрализацией того или иного источника, превращающей каждую строку его в непререкаемый авторитет, а всякий анализ — в болезненную операцию.

Переходя к археологическому изучению эпохи Нового Завета и ранней Церкви, мы снова оказываемся лицом к лицу с вечным вопросом религиозной археологии, проблемой достоверности того или иного сообщения Писания, отношение к которому нам следует определить.

Прежде всего отметим, что археология — наука, лежащая вне сферы теологии. Рисуя нам те или иные события, она не стремится, не может и не должна доказывать ни теологической, ни исторической истинности Нового Завета. Он останется, с точки зрения науки, религиозным преданием или мифологическим текстом — даже в том случае, если будет доказано, что каждая географическая деталь новозаветных текстов стопроцентно верна (выражение Мак Рэя). Но при этом именно археология, в особенности раскопки последнего полустолетия, сделала для понимания Нового Завета, для его оживления, несравненно больше любой другой науки.

Говоря об историческом Иисусе, мы часто не задумываемся над тем, что его Завету уже два тысячелетия, и он дошел до нас лишь через десятые копии с «автографов», причем написанных на языках, чужих подавляющему большинству ныне живущих. Эти копии писали и читали люди, жившие в совершенно чуждом, незнакомом, разительно отличном от нашего и давно утраченном контексте (географическом, историческом, социальном). У нас есть серьезные основания думать, что наше понимание текста Писания затемнено и замутнено переносом его в современный контекст. И археология, как ни одна наука, помогает прояснить первоначальное значение фраз, углубить наше понимание текста. Считается, что археология действует при этом по четырем главным направлениям.

Во-первых, археология изучает среду, в которой создавались письменные источники для реконструкции религиозной жизни эпохи Нового Завета (и обнаруживает сами эти источники — достаточно упомянуть Кумран, Наг Хаммади, памятники псевдоэпиграфики), показывающие Палестину настоящим кипящим котлом религиозных и философских споров. Во-вторых, археология ответственна за сбор и, отчасти, датировку древнейших манускриптов с текстами Нового Завета (в основном это папирусы, обнаруживаемые в Египте), крайне важными для его реконструкции. В-третьих, археология улучшает знания географии и общего ландшафта (в т. ч. архитектурного), в котором разворачиваются библейские события (помогая понять, например, что описание чуда исцеления слепца дано в пространстве между двумя Иерихонами, новым и старым). Возникает особая область новозаветной географии — точно так же, как новозаветной просопографии и хронологии. Археология показывает известное соответствие текстов Нового Завета — историческому контексту: реальными становятся некоторые объекты («колодец Иакова», «бассейн Вирсавии», «Силоамская купель», подиум Гаваффы), а также личности, упоминаемые в Евангелии, от Понтия Пилата до Эраста из Коринфа. Соответственно, упрочилась и уточнилась хронология. В-четвертых, можно говорить о реконструкции археологией социальной среды Средиземноморского мира первых веков н. э. (это самая молодая область: археология только в XX в. расширила подход к Новому Завету от хронологического, географического и архитектурного — до социологического). Примерно в таких же направлениях работает археология и применительно к истории ранней Церкви.

Говоря о методическом подходе, мы надеемся, что нам удастся избежать соблазна постоянного увязывания друг с другом археологических данных со священными для христиан текстами Завета, «эллинизованными» сочинениями Иосифа Флавия, материалами эпиграфики и «пустынных библиотек». Соблазн такой увязки всегда особенно силен из-за присутствия большого количества текстов: именно для этой эпохи такая увязка кажется историкам и возможной, и важной; на самом же деле она идет всегда болезненно и с нарушением процедур исследования. Мы убеждены, что для объективного изучения культуры избранного периода следует обращаться к каждой из научных дисциплин, обладающей сложившимся методом исследования, оставаясь в ее рамках, и лишь потом сопоставлять выводы.

Область нашей книги — археология и близкие ей дисциплины: нумизматика, эпиграфика, отчасти история искусства. Мы не стремимся противопоставлять или «увязывать» данные археологии и письменных источников (в т. ч. священных текстов), проверять одно другим и т. п. Напротив, мы стараемся источниковедчески разделить их, постоянно подчеркивая, каким образом получена информация, и уделить наибольшее внимание «вещественным памятникам», изучение которых развивается наиболее динамично. В создании книги мы опираемся на последние из доступных к настоящему времени публикаций наших коллег в Израиле, США и Западной Европе, и ставим своей задачей по возможности широко охватить этот (весьма значительный) материал, осмыслить его и облегчить доступ к нему студентам, а также (льстим себя этой надеждой) коллегам. Работе над книгой помогла предоставленная Л.А. Беляеву возможность заниматься в библиотеках США, Италии и Германии, за которую следует сердечно поблагодарить Институт гуманитарных исследований (Университет штата Висконсин, г. Мэдисон, США), Исследовательский институт центра Гетти (г. Лос-Анжелес, США), Фонд Карло Леричи (Италия) и библиотеку университета в г. Хайдельберг (Германия). Значительный вклад в правку текста внесли наши рецензенты — Т.М. Арсеньева, В.И. Гуляев, Г.А. Кошеленко, и Т.Н. Мишина (Институт археологии РАН). Не менее важной оказалась помощь молодого гебраиста Светланы Викторовны Бабкиной, которая совершенно бескорыстно взяла на себя труд проверки научного аппарата и блестяще, на взгляд авторов, с ним справилась. Имена собственные, топонимы и цитаты из Священного Писания были выверены А.М. Беляевой, переводы греческих и латинских текстов для раздела «Археология и Слово» проверены М.И. Афанасьевой. Мы искренне благодарны также всем, кто терпеливо ожидал готового текста (который все откладывался с года на год). Наконец, мы искренне признательны Институту философии, теологии и истории ев. Фомы за открытость и готовность к сотрудничеству.

Примечания

1

Работа шла в несколько этапов, первый из которых составил сбор материалов, в основном законченный к 2001–2003 гг. Дальнейшая обработка несколько затянулась (отчасти из-за сложностей с выбором издательства и научного редактора). В конце концов, ответственность за главы разделилась следующим образом: первые разделы, вплоть до эпохи эллинизма, составлены Н.Я. Мерпертом, затем отчасти перестроены и проредактированы Л.А. Беляевым; им же полностью переписаны главы по эпохе эллинизма и раннему римскому периоду, и составлен итоговый раздел о религиозных древностях раннего иудаизма и христианства. Тяжелейший труд выверки географических названий, личных имен, и, отчасти, общего научного редактирования взяла на себя ученица Н.Я. Мерперта, С.В. Бабкина. Иллюстративный ряд собран Л.А. Беляевым при учете пожеланий Н.Я. Мерперта.