Здесь 17 лучших моих рассказов, в которых дед переплёлся с шизофренией и вконец окосел от любви, ужаса и приближающейся смерти. Я нарочно не делал разделения по жанрам. Просто 17 рассказов. Разных и не связанных между собой ничем, кроме вечного: дед, любовь и расстройство психики.Содержит нецензурную брань.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Дед, любовь и расстройство психики предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Тру дед стори
Деду Потапу было 75 лет. Он сидел на балконе, курил «Приму» без фильтра. На дворе замерзал ноябрь.
Из комнаты на балкон высунулась златовласая голова внука:
— Дед, погуляю пойду с пацанами.
Потап сделал последнюю крутую затяжку и пустил дым по седой бороде:
— Ну иди… а куда собрался-то?
— Да там две остановки на электричке. По городу походим просто.
— Просто? А чего разрядился как курица?
На внуке был свитшот с изображением Курта Кобейна и джинсы до щиколоток. Ему недавно исполнилось 15. Он ступил тапком на балкон и поёжился:
— Холодно. Ты как сидишь тут часами вообще?
— Знаю, что холодно, а ты хрен-те в чём! Вот у меня — другое дело, — дед указал на свой красный свитер крупной вязки, — Я тебе историю расскажу. Сходи за тубаретом…
— Ну… дед. У меня электричка. И правильно:"табуретом".
— Сходи-сходи. Послушаешь старика хоть пять минут. Может, поумнеешь.
Внук нырнул в комнату и скоро вернулся в халате. В руках табурет. Сел:
— Давай, время true ded story.
Потап зыркнул строго на внука, смял папиросу и бросил в банку из-под кофе. Начал:
— Было мне, как тебе сейчас, примерно. Ехал от бабки Насти. Стужа стояла… на дворе ноябрь, а птицы: на лету дохнут с мороза такого. Это тебе не то, что сейчас… морозишки, один пшик.
А бабка Настя жила у чёрта на куличиках. Я к ней раз в год на каникулы ездил. Повидаться. Да девок деревенских пощекотать.
И вот пришла мне пора ехать домой. С бабушкой попрощался, гостинцы в охапку сгрёб и пошлёпал к станции. Добрался, впрочем, без происшествий, хоть и пешком семь кило́метров…
— Киломе́тров, дед…
— А? Ты поучать пришёл или умного человека слушать? Ишь ты! Так вот…
Дождался поезда этого четырёхвагонного. Полпачки, помню, скурил, пока ждал. И сел, думаю, дай покемарю. Всю ночь ведь с девками колобродил. Под утро только домой вернулся, чтобы бабка не заругала.
И уснул у окна. Крепко так уснул! Колёса стук-стук. Деда твоего и сморило.
Потом просыпаюсь. Глядь, а где же я еду-то?! За окном темень да пустота, что у медведя в брюхе. И в вагоне лампочки ту-у-ускло так горят, стервы…
Иду по вагону: люди спят все. Тихий час, как будто. Прошёлся по всему составу. Народу немного, и все до единого спят. Ладно, думаю, пойду покурю в тамбур.
В головном вагоне вышел, значит, в тамбур. Спичкой чирк-чирк. Ни-и-черта не горит. Вдруг, вижу, девчонка сидит на полу, едва одетая. В платьишко одно серенькое. Коленки подогнула, как русалка хвост. Поднимает на меня глаза и говорит со вздохом:
— Ах, куда же ты едешь, Потапчик?
И смотрит глазищами своими. С поволо-о-окой такие, водянистые. А сама, вроде мне ровесница…
— Дед, ладно тебе, — внук поёжился в халате, зевнул, — какая ещё русалка водянистая? Откуда ты взял это хоть?
— Дурень ты! Из жизни взял! Твою ж мать… Слушай! Кому говорят?! — Потап сунул руку в карман брюк за папиросой, но передумал:
— Домой еду, — говорю, — а ты?
И что-то нехорошо мне стало. Махнул рукой и в вагон ушёл. Сел в середине рядом с женщиной в косынке. Отдышаться захотелось. Сердечко: таки-так… таки-так. В окошко вглядывался-вглядывался: ни зги.
Потом скосился на бабу в косынке: бледная, как покойник. И косынка красню-ю-ющая, а лицо… что щиколотки твои на морозе. Тронул её ладонь — лёд. Так и есть: покойница. Аж перекрестился с испугу! Хоть и церквей-то уж не было совсем. Совок!
Побежал по вагонам. Здесь-там: одни мертвецы. Да что ж это?!
Проверил всех до последнего вагона. Ни дыхнут, ни чихнут. А у самого сердце быстро-быстро молотит: так-так-так-так. Получается, один я живой… ну, и девка та из первого тамбура. Обернулся и чуть не грохнулся, как был, в полный рост. Стоит…она в дверях:
— Ну что ты маешься всё, Потапчик? — устало так тянет, — Сядь, покимарь ещё. Долго ехать-то.
— Куда, — спрашиваю, — куда ехать, родная?!
— Ну, вот и молодец. Родная, конечно, — и засмеялась бубенчиком, вроде как подловила меня. А от смеха этого холод ползёт по полу и кровь внутрях стынет.
И что приметил тогда: стою-дрожу… холод собачий в вагоне, а по лбу пот стекает. Во, как бывает!
Она мне:
— Давай тогда родниться, Потапчик, — и ступает ко мне через вагон ме-е-едленно, пла-а-авно. Не идёт, а пишет.
Подошла ко мне вплотную. Смотрит глаза в глаза, лыбится. Красивая девка, кстати. Только смертью от неё за версту несло!
А я к стеночке прижался. Что мне было-то. Эх! Скажи спасибо, что не описался! Хотел что-то сказать и только: «м…м…ммм…» Язык, видать, отмерзать начал.
Пока мычал, она меня возьми, да обними. По-простому так, как старшего брата. Ручонки у неё хоть и тонкие, но кре-е-епкие были. Говорит:
— Хороший ты, Потапчик! Давай, твоя остановочка. Увидимся ещё!
Слыхал?! Увидимся, говорит! Поезд тормознул, и дед твой выскочил. Гляжу, и правда — моя станция. Ишь! И фонари яркие, какие горят, и воздух родной. Смеяться захотелось! Жив! Но тут обернулся на состав — отъезжает. И все пассажиры через окна лупятся глазками своими мёртвыми, а я живой остаюсь здесь, один.
— Во-о-от, внучек! — с этими словами Потап закурил новую папиросу.
Внук растерянно моргал глазами:
— Что: вот? Дед? А к чему это всё? На электричках мне теперь не ездить или что?
— Балда ты! Слышу звон, да не знаю, где он! — Потап затянулся, привстал и сплюнул через в щель в зубах, — Говорю же, от бабки Насти я ехал! А бабушки у нас что? А?! Вя-я-яжут — вот что!
Дед указал на свой красный свитер крупной вязки:
— В деревне все говорили, что прапрабабка твоя колдуньей была. Этот свитер она мне связала и подарила тогда перед отъездом. Я и надел сразу, чтобы бабушку не расстраивать. А видать свитер из какого-нибудь волоса конька-Горбунка! Волшебный! А может, просто, зело тёплый! Так и выжил твой дед! Так что…вот держи, внучек! В добрый путь!
Потап стащил свитер через голову и протянул внуку. Тот рассмеялся:
— Ну ты и маркетолог, дед! Такую историю сочинил, чтобы одеть меня по-своему… ладно, давай. Всё равно раздеваться вряд ли где-то буду. Хотя… — внук нацепил свитер прямо на балконе, отдал деду халат и свитшот. Стал разглядывать себя в отражение в окне:
— Он, вроде, на меня прям. Смотрюсь, как хипстер! Ладно, побежал я!
Внук быстро собрался и вышел из квартиры.
Потап закурил очередную папиросу и наблюдал, как прячется солнце за горизонтом. Кутался в халат. Сзади послышался смешок:
— Потапчик! А, Потапчик?! Что же ты мёрзнешь стоишь, без свитера? Вот мы и свиделись снова!
Потап опёрся локтями на перила балкона. Курил, не оборачиваясь: «Какая разница, есть у смерти лицо или это только глупая фантазия?». Почувствовал, как по груди поползли холодные цепкие руки и потянули назад. Он попытался удержаться за перила, но в сердце что-то сильно кольнуло.
Старик упал на пол балкона. Несколько раз судорожно вобрал воздух в грудь и… отошёл.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Дед, любовь и расстройство психики предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других