Королева моих грез

Люси Эллис, 2015

Российский нефтяной магнат неожиданно становится владельцем парижского кабаре, выиграв его в карты. Он уже решил для себя, что продаст это заведение, вызвав тем самым бурный протест коренных жителей. Однако рыжеволосая танцовщица Джиджи спутала ему все карты, и теперь им приходится скрываться от репортеров в Москве…

Глава 2

Возможно, Халед так бы никогда и не узнал, что владеет этим небольшим зданием на Монмартре, если бы кто-то не достал список владений, принадлежащих русским, и не опубликовал их. Это прекрасно — скупать недвижимость в квартале Маре и на юге Ривьеры, но попробуй тронуть одно из парижских кабаре — и тебя возненавидит весь город.

Не то чтобы Халед обращал внимание на то, что думают о нем окружающие. Он, сын русского солдата и чеченки, рос среди людей, старательно избегавших его, и этот опыт закалил его и научил пользоваться кулаками, хотя теперь он использовал свою силу, научившись не принимать ничего на свой личный счет. Женщина, с которой он некоторое время встречался, называла это эмоциональной отстраненностью.

Отстраненность и внешнее равнодушие сослужили ему хорошую службу. Подчинись Халед своим эмоциям, скорее всего, его убили бы еще до того, как он достиг двадцатилетия. Там, где он вырос, — это обычное дело. Он рано повзрослел и выжил только благодаря этому. Именно поэтому его бизнес в Москве процветал. Он твердо знал, как добиться желаемого, и не позволял сантиментам брать верх над разумом.

Это делало его плохим кандидатом в мужья для женщин, которые с жадностью следили за тем, как растут на бирже акции его компании. Не то чтобы он не интересовался женщинами — наоборот, он испытывал к ним здоровый интерес, как и всякий молодой мужчина, хотя вереница любовниц, сменявших друг друга, иссякла. И дело не в эмоциональной отстраненности: ему просто становилось с ними скучно.

Халед посмотрел наверх. Это еще что за черт?

Когда мужчина ступает на порог одного из самых известных парижских кабаре, он в первую очередь хочет увидеть танцовщиц, ставших почти легендарными. Длинноногие, полуобнаженные, манящие…

Но он смотрел вовсе не на них.

Конечно, в последние шесть недель он жил в палатках и юртах, мылся в реках и ел из котелков то мясо, которое сам смог добыть на охоте. Галлюцинация с участием женщины вполне могла стать результатом столь долгой изоляции, хотя он сильно сомневался, что его разум сейчас выкидывал такие шутки. Он мог поклясться, что только что увидел голые колени феи Динь-Динь, облаченной в купальник с леопардовым принтом и повисшей на верхней части огромного аквариума, в котором, как ему сказали, будет плавать полуобнаженная танцовщица с питонами.

Почти сразу после того, как он осознал увиденное, любопытная фея исчезла так же быстро, как и появилась. За ее исчезновением послышался грохот и женские возгласы.

— Не хотите посмотреть, что там случилось? — спросил он братьев Дантон, которые нервничали и обильно потели из-за его неожиданного появления. Мужчины молчали.

— Девушки репетируют, — нервно сказал Мартин Дантон, как будто это все объясняло.

— Хотите посмотреть репетицию? — предложил Жак Дантон, пытаясь завладеть его вниманием, пожалуй, чересчур настойчиво.

Французы явно чувствовали себя не в своей тарелке, и было с чего. Халед подозревал, что их нервозность — вполне естественная реакция на то, что их шаткий бизнес будут рассматривать под микроскопом.

— Мои адвокаты будут сегодня на связи, — спокойно проинформировал он. — Я просто хочу взглянуть на то, как функционирует это место.

— Это же парижское заведение, господин Китаев! — подхватили они.

— Это тоже бизнес, — все так же спокойно говорил он, — а я хочу знать, как идут дела в любом моем владении.

Откровенно говоря, его бы сейчас здесь не было, если бы на прошлой неделе пресса не взорвалась нелепыми обвинениями: мол, он, как русская армия, марширует по Парижу, разрушая его прекрасные бульвары и топча французскую культуру. Превращает город в Москву-на-Сене.

И все потому, что он выиграл кабаре в карты!

И теперь, не рискуя передвигаться по городу без охраны, он был готов к продаже. Он назначил все встречи на первую половину дня, поэтому свободное время у него практически закончилось.

Обаятельная девушка с копной каштановых кудряшек выглянула из-за занавеса.

— Жак, — позвала она.

— Что случилось, Лулу?

— Небольшое происшествие.

— Какое еще происшествие?

— Одна из девушек ударилась головой.

— Жижи… — пробормотал Жак и страдальчески наморщил лоб. Он извинился и скрылся за кулисами.

Халед смотрел на пустой аквариум, возвышавшийся на сцене. Он до сих пор не был уверен в том, что именно видел. Он шагнул в сторону сцены, и охрана безмолвно последовала за ним.

— Не думаю, что это хорошая идея, — запротестовал Мартин Дантон.

Если верить записям, братья Дантон управляли кабаре почти четырнадцать лет и, насколько мог судить Халед, поспособствовали его упадку. Он пробирался через джунгли реквизита, переступая через ящики и коробки, ныряя под провода и веревки.

Он увидел ее, распластанную на полу.

Жак Дантон полностью игнорировал ее, обратившись к миниатюрной брюнетке. Халед потеснил француза и поспешил к девушке на помощь.

Нагнувшись, он увидел, что, несмотря на то, что глаза ее были закрыты, веки слегка подрагивали. Взглянув наверх, он оценил приблизительную высоту, с которой упала девушка. По его прикидкам, она не должна была слишком сильно пострадать.

У него за спиной хихикали и перешептывались двадцать с лишним девиц в облегающих трико.

Очевидно, что все было подстроено, чтобы заманить его за кулисы. Он посмотрел на рыжеволосую девушку: она все еще лежала в неестественной позе, но подрагивающие веки выдавали ее с головой. Халед осторожно оттянул пальцами ее веко.

— Вы меня слышите, мадемуазель?

— Ее зовут Джиджи. — Брюнетка присела на корточки рядом с ним.

Он был на Монмартре, в старом потрепанном кабаре, окруженный прелестными танцовщицами, которые родились в разных концах мира — от Сиднея до Лондона. Вряд ли хоть одна из них была француженкой. Конечно же ее зовут Джиджи.

Он не поверил в ее маленький спектакль ни на секунду.

Словно почувствовав его скепсис, она решила «прийти в себя»: распахнула голубые глаза, окруженные густыми золотыми ресницами. Их взгляды встретились, и он понял, что глаза ее не просто голубые — они бирюзовые, как воды Печорского моря, с которого он только что вернулся. Халед внимательно рассматривал ее лицо: изящный носик, полные розовые губы, острый подбородок, огненно-рыжие волосы.

Он почувствовал, что в груди вдруг стало тесно, словно он получил удар под дых. Девушка приподнялась на локтях и внимательно смотрела на него своими удивительными глазами.

— Вы кто? — спросила она по-французски с певучим ирландским акцентом.

Он хотел спросить то же самое.

— Халед Китаев, — просто сказал он.

Девушки зашептались.

— Дамы… — добавил он.

Халед, не сводя глаз с Рыжей, протянул ей руку.

Джиджи профессионально падала с девятилетнего возраста, но это не спасло ее от удара головой и копчиком. В данный момент она видела две протянутых ей руки и не была уверена, которую из них взять.

— Вставай, — как гусь шипел на нее Жак.

Китаев сам взял ее за руку, без особых усилий поднял с пола и поставил прямо перед собой. Стены покачнулись перед взглядом Джиджи, и она поняла, что ноги ее плохо слушаются. Ей пришлось задрать голову, чтобы посмотреть на него: даже при ее немаленьком росте он оказался высоким. Он стоял слишком близко, и, о господи… он смотрел прямо на нее! И как смотрел!

Джиджи быстро заморгала, чтобы прояснить взгляд.

Иногда мужчина смотрит так, словно раздевает взглядом. Джиджи воспринимала это как профессиональный риск, хотя всем сердцем ненавидела такие взгляды. Иногда мужчины делали ей недвусмысленные предложения и намеки, но она научилась справляться и с этим тоже.

Однако этот мужчина вел себя совсем по-другому. В его взгляде не было похоти и жажды увидеть ее голой. Нет, там было нечто совсем иное. Она видела в его глазах решимость, что-то такое, чего ей никто и никогда не предлагал. Он собирался подарить ей наслаждение, которого она не испытывала прежде.

— Вы не можете этого сделать! — ляпнула Джиджи.

— Сделать что, милая? — спросил он с резковатым русским акцентом.

Девушки захихикали.

— То, что вы запланировали, — растерянно пробормотала Джиджи: они понимали, что говорят сейчас вовсе не о кабаре.

— На данный момент, — ответил он, не отрывая от нее взгляда, — я запланировал только ланч.

Громкий девичий смех заглушил бы любой ответ, но это было к лучшему: Джиджи отчетливо поняла, что его здесь совершенно ничего не интересует, и внезапно ощутила острый укол разочарования.

Ему не важно, что станет с этим местом. Да и девочек это тоже не слишком волновало. Правда, начнет волновать, когда они останутся без работы…

Но для Джиджи это была не просто работа. Здесь был ее дом.

Тоска, заполнившая сердце Джиджи при одной этой мысли, была самой настоящей. Это единственное место, в котором она чувствовала себя в безопасности после внезапной смерти матери, перевернувшей ее устоявшийся привычный мир.

Она продолжала жить с отцом до тех пор, пока не почувствовала, что готова перепрыгнуть через Ла-Манш сразу на сценические подмостки. Тогда ей казалось, что это — работа ее мечты. Хотя еще неделю назад на вопрос о ее работе Джиджи закатила бы глаза и пожаловалась на низкую оплату и паршивый инвентарь. Это вам не «Мулен Руж».

Но сегодня был не обычный день. Это был день, когда вся ее жизнь могла пойти прахом. Она не позволит этому случиться, ни за что на свете!

К тому же это не обычный заштатный театр. Здесь танцевали самые необыкновенные женщины: Мистингетт, Отеро, Жозефина Бейкер. Даже Лена Хорн пела на этой самой сцене! А потом была Эмили Фитцджеральд. Никто не помнил ее, она так и не стала знаменитой… Просто красивая женщина, одна из многих. Она танцевала на этой сцене пять лет. Ее мать.

Когда она забеременела от сладкоречивого испанца-шоумена Карлоса Валенте, то вынуждена была вернуться к своей семье в Дублин, и ее парижская мечта закончилась. Но с тех самых пор, как Джиджи научилась стоять, мать надевала на нее пуанты и подталкивала к сцене. Девочка выросла на рассказах о кабаре «Синяя птица».

Разумеется, когда она переступила порог этого кабаре в возрасте девятнадцати лет, ничего похожего на эти истории она не увидела. Но в отличие от других девушек, она была уверена, что «Синяя птица» еще вернет себе былую славу.

Джиджи работала на братьев Дантон. Она уже хотела внести кое-какие усовершенствования в программу… А теперь на ее пути встал этот человек.

Она задумалась, не зная, с чего начать. А потом вдруг осознала, что у нее кое-что есть. Она расправила свой видавший виды спортивный бюстгальтер и вынула из него помятый листок бумаги. Это была распечатка из блога «Парижские танцовщицы», на который они с Лулу были подписаны. Джиджи подняла голову и увидела, что Китаев по-прежнему внимательно за ней наблюдает. Она знала, что сейчас выглядит отнюдь не профессионально, но вовсе не собиралась подкарауливать его за кулисами. Просто так получилось, что у нее оказалось с собой только это. Что поделать — бумага оказалась именно в лифчике.

— Что еще вы там держите? — спросил он бархатным голосом, в глазах искрилось неподдельное веселье.

— Ничего, — неуверенно сказала она.

Было что-то такое в его голосе, что заставило ее вздрогнуть. Девушки захихикали. Не обращая на них внимания, Джиджи протянула ему смятую страницу. Он взял листок, и она напряженно наблюдала за тем, как он читает. Сама-то она знала наизусть каждое слово.

«Париж всколыхнула новость о том, что российскому олигарху Халеду Китаеву, одному из богатейших людей мира моложе сорока лет, по данным «Форбс», повезло в игре в покер.

Китаев, чье состояние сколочено на нефти, имеет различную собственность по всему миру. Европейские бизнес-обозреватели пишут, что он буквально сметает все на своем пути, и этот самый Китаев теперь владеет одним из самых известных парижских кабаре.

И это не просто театр, это одно из старейших кабаре на Монмартре, «Синяя птица». Очаровательное, старомодное кабаре — но долго ли продлится теперь его существование?

Судя по реакции СМИ, французы просто так это не оставят».

Китаев одним движением скомкал лист бумаги, в мгновение превратившийся в маленький шарик в его широкой ладони.

— Что вы хотите узнать? — прямолинейно спросил он, но Джиджи это не обмануло.

Его глаза были холодны как лед, и в них читалось предостережение. Джиджи уверяла себя: слова, которые он прочитал, ей не принадлежат. Но она хотела, чтобы он знал: она согласна с этим мнением. Самым разумным сейчас было бы вежливо поинтересоваться, не предвидится ли в театре серьезных изменений, которые могут отразиться на их работе.

Только тогда она заметила, что Китаев разглядывает ее. Это было не слишком очевидно, но она всем телом ощущала его взгляд, и у нее тут же предательски затвердели соски. Вместо того чтобы сохранять благоразумие, она вышла из себя и решила пойти ва-банк.

— Мы хотим знать, не собираетесь ли вы превратить наше кабаре в филиал «Бешеной лошади»?