Древо ангела

Люсинда Райли (2015)

Прошло тридцать лет с тех пор, как Грета покинула Марчмонт-Холл, величественный и красивый дом, расположенный на холмах Монмутшира. Трагический несчастный случай стер из ее памяти более двух последних десятилетий. Когда она возвращается домой у нее нет никаких воспоминаний об этом месте. Во время прогулки по лесу Грета находит могилку. Надпись выцвела, но она смогла понять, что там похоронен ребенок. Теперь Грета полна стремления восстановить утраченные воспоминания. Стремление, которое глубже погрузит ее в собственную жизнь и жизнь ее семьи.

10

В день третьего дня рождения близнецов Грета устроила чаепитие на террасе. Она, Оуэн, Мэри, Джонни и Ческа провели два часа, сперва угощаясь бутербродами и шоколадным тортом, а потом играя в прятки и жмурки в лесу.

Укладывая Джонни спать, Грета потрогала его лоб, потому что его щеки были как-то уж очень румяны. После чего растолкла полтаблетки аспирина и дала ему выпить вместе с соком. Этого обычно было достаточно, чтобы снизить температуру. После приступа бронхита неделю назад Джонни все еще сильно кашлял, но весь день казался вполне здоровым.

Когда Джонни уснул, за ужином она поделилась с Оуэном своими опасениями.

— Наверняка он просто перевозбудился, — ответил Оуэн, ласково улыбаясь. — Вот посмотришь, как он взбодрится, когда мы с ним завтра пойдем кататься на его новом трехколесном велосипеде. Он становится крепким, здоровым парнем. Через несколько месяцев я его и на пони посажу.

Несмотря на его заверения, Грета, даже улегшись в постель, никак не могла успокоиться. Хоть она и привыкла к постоянным болячкам Джонни, на сей раз колокола ее материнской тревоги били во всю мощь. Она на цыпочках зашла в детскую и увидела, что Джонни мечется и вертится в кроватке. Его кашель стал глубоким, в нем появились резкие хрипы. Положив руку ему на лоб, она тут же почувствовала, что он весь горит. Она раздела его и осторожно обтерла прохладной губкой, но это не снизило температуры. Какое-то время она просто наблюдала, стараясь не поддаваться нарастающей панике. В конце концов, у Джонни часто поднималась температура, в этом не было ничего страшного. Но через час, когда Грета снова подошла к кроватке и потрогала его лоб, он даже не открыл глаз при прикосновении. Он просто лежал, кашлял и бормотал про себя что-то невнятное.

— Джонни сильно болен, я вижу, я знаю! — закричала она, врываясь в спальню Оуэна.

Муж тут же проснулся и испуганно спросил:

— Что с ним такое?

— Я точно не знаю, — сказала Грета, давясь рыданиями. — Но я никогда не видела его в таком ужасном состоянии. Пожалуйста, позвони доктору Эвансу. Прямо сейчас!

Сорок минут спустя доктор склонился над кроваткой Джонни. Он померил температуру и прослушал стетоскопом тяжелое дыхание малыша.

— Что с ним, доктор? — спросила Грета.

— У Джонни особенно тяжелый приступ бронхита, который может перейти в воспаление легких.

— Но он же поправится, правда? — спросил Оуэн с посеревшим от страха лицом.

— Думаю, нам лучше отвезти его в больницу в Абергавенни. Мне не нравится этот звук в его легких. Боюсь, что они наполнены жидкостью.

— О господи, — простонал Оуэн, всплескивая руками.

— Старайтесь не поддаваться панике. Я просто хочу принять меры предосторожности. Вы можете поехать на своей машине, мистер Марчмонт? Это будет быстрее, чем вызывать машину «скорой помощи». Я позвоню в больницу и предупрежу, что вы везете туда Джонни, и сам тоже приеду туда.

Оуэн кивнул. Грета подхватила сынишку, и все втроем они спешно стали спускаться по лестнице к машине. По пути в больницу Грета, держа на руках своего больного ребенка, смотрела, как дрожат на руле руки ее мужа.

Следующие сорок восемь часов состояние Джонни стремительно ухудшалось. Несмотря на все усилия врачей и медсестер, он продолжал слабеть. Грета беспомощно слушала, как он мучительно борется за каждый вздох. Она думала, что ее сердце разорвется в отчаянии.

Оуэн молча сидел с другой стороны кроватки Джонни. Никто их них не пытался утешить другого.

Джонни умер в четыре утра, через три дня после своего третьего дня рождения.

Грета взяла его на руки в последний раз, разглядывая любимое личико, стараясь запомнить его до мельчайших деталей: прелестный розовый ротик, высокие скулы, так похожие на скулы его отца.

Домой они ехали молча, слишком убитые, чтобы разговаривать. Грета сразу же пошла в детскую, прижала к себе Ческу и заплакала, уткнувшись ей в макушку.

— Дорогая моя, милая… ну почему он? Почему?

Потом, позже, она спустилась вниз, чтобы найти Оуэна. Он был в библиотеке. Он сидел, закрыв лицо руками, перед ним стояла бутылка виски. Он плакал; ужасные, низкие, хриплые рыдания.

— Пожалуйста, Оуэн… не надо… не надо… — Грета подошла к нему и обхватила за плечи руками.

— Я… я так его любил. Я знал, что он не мой, но с самого первого дня, когда я взял его на руки, я… — Оуэн содрогнулся от горя, — я считал его родным сыном.

— Он и был твоим сыном. Он обожал тебя, Оуэн. Никакой отец не мог бы дать ему больше.

— И видеть, как он умер в таких мучениях… — Оуэн снова закрыл лицо руками. — Не могу поверить, что его больше нет. Ну почему он? Он совсем еще не жил, а мне уже пятьдесят девять лет. Грета, лучше бы это был я! — Он посмотрел на нее. — Ну для чего мне теперь жить на свете?

Грета глубоко вздохнула.

— У нас осталась Ческа.

Грета надеялась, что похороны могут принести и ей, и мужу какое-то ощущение завершения. Оуэн, казалось, постарел за эти десять дней на десять лет, и ей пришлось физически поддерживать его у края могилы, когда они смотрели, как крошечный гробик опускается в яму.

Она предложила Оуэну и священнику похоронить Джонни на поляне в лесу, где он так любил играть со своей сестрой.

— Мне кажется, будет лучше, если он будет лежать среди деревьев, а не среди старых костей на кладбище, — сказала она.

— Как тебе угодно, — пробормотал Оуэн. — Его больше нет. Где он будет лежать после смерти, меня уже не волнует.

Грета не была уверена, стоит ли брать на похороны Ческу. Она так и не понимала, куда исчез ее брат.

— Где Джонни? — спрашивала она, глядя на всех огромными голубыми глазами, полными слез. — Он скоро вернется домой?

Грета в сотый раз качала в ответ головой и объясняла, что Джонни теперь на небе, что он стал ангелом и смотрит на них сверху, с большого пухлого облака.

В конце концов она решила, что будет лучше, если Ческа не увидит, как ее любимого Джонни закапывают в землю. Через несколько дней после похорон Грета отвела дочку в лес и показала ей место могилы. Она посадила там небольшую елочку, чтобы отметить место до тех пор, пока там не поставят камень.

— Это особое дерево, — объяснила она Ческе. — Джонни любил лес, и он приходит сюда играть со своими друзьями-ангелами.

— О, — сказала Ческа, медленно подходя и касаясь одной из тоненьких пушистых ветвей. — Так Джонни тут?

— Да, дорогая. Люди, которых мы любим, не покидают нас.

— Дерево Ангела, — вдруг прошептала Ческа. — Он тут, мамочка, он тут. Ты видишь его там, среди веток?

И, впервые за последние две недели, Грета увидела на лице у Чески улыбку.

Даже из глубины собственного отчаяния Грета понимала, что ради дочери должна поддерживать хотя бы какую-то видимость нормальной жизни. Но Оуэн начал пить, много и постоянно. Даже за завтраком она чувствовала запах спиртного в его дыхании, а к ужину он с трудом мог сидеть. После отчаяния первых дней он стал мрачным и замкнутым, так что с ним было невозможно вести никаких осмысленных разговоров. Грета начала есть по вечерам в своей комнате, надеясь, что со временем скорбь утихнет и он придет в себя. Но месяцы шли, уже наступила осень, и стало ясно, что состояние ее мужа только лишь ухудшается.

Однажды утром она услышала крик в коридоре и, выбежав, обнаружила у двери в спальню Оуэна Мэри, держащуюся за распухшую щеку.

— Что случилось? — взволнованно спросила Грета.

— Мастер швырнул в меня книгой. Он был недоволен, что яйцо не было достаточно сварено. А оно было, Грета. Совсем так, как надо.

— Иди приложи к щеке что-то холодное, Мэри. Я разберусь с мужем. — Грета постучала в дверь и вошла в комнату.

— Что тебе надо? — злобно спросил Оуэн. Он сидел в кресле, Морган был у него в ногах. Завтрак на подносе был нетронут, и он наливал себе в стакан виски из почти опустевшей бутылки.

— Тебе не кажется, что для этого рановато? — указала на стакан Грета, заметив, каким похудевшим он выглядит в своей пижаме.

— Иди занимайся своими чертовыми делами. Что, человек уже и выпить не может в собственном доме, когда ему хочется?

— Мэри очень расстроена. У нее на щеке будет большой синяк, потому что ты кинул в нее книгой.

Оуэн, игнорируя ее слова, смотрел куда-то вдаль.

— Оуэн, тебе не кажется, что нам надо поговорить? Ты плохо себя чувствуешь.

— Со мной все прекрасно! — взревел он, опустошая стакан и снова протягивая руку к бутылке.

— Думаю, на сегодня хватит, Оуэн, — тихо сказала она, подходя к нему.

— Ах вот как? И что же дает тебе право высказывать свои суждения о моей жизни?

— Ничего. Я… Мне просто не нравится видеть тебя таким, вот и все.

— Ну, в этом твоя вина, — Оуэн поник в своем кресле. — Если бы я не женился на тебе и не принял двух твоих выродков, мне бы и пить не пришлось, не так ли?

— Ну пожалуйста, Оуэн! — Грета пришла в ужас. — Не называй Джонни выродком. Ты же любил его.

— Да? — Он наклонился вперед и схватил Грету за запястья. — С чего это я должен любить незаконного ублюдка какого-то янки, а? — Он начал трясти Грету, сперва не очень сильно, потом все сильнее. Морган зарычал.

— Перестань! Мне больно. Перестань!

— С чего это? — прорычал Оуэн. Он выпустил одну руку Греты и сильно ударил ее по лицу. — Ты просто глупая мелкая шлюшка, так? Разве не так?

— Прекрати! — Грета сумела высвободиться и кинулась к двери, заливаясь от ужаса слезами.

Оуэн глядел ей вслед замутненными алкоголем глазами. А потом засмеялся. Это был хриплый, страшный звук, от которого она выбежала из комнаты и кинулась в свою спальню. Там она рухнула на постель и в отчаянии закрыла лицо руками.

Поведение Оуэна становилось все хуже и хуже. Моменты ясности в его сознании наступали все реже. Присутствие Греты, похоже, вызывало в нем всплески ярости, и единственным человеком, которого он подпускал к себе, была Мэри.

После нескольких таких физических атак Грета позвонила доктору Эвансу, боясь, что ситуация может окончательно выйти из-под контроля. Доктор Эванс довольно быстро выбежал из спальни Оуэна, а вслед ему полетело несколько книг, стаканы и всякое другое, что только попало под руку ее мужу.

— Он нуждается в помощи, миссис Марчмонт, — сказал доктор Эванс, когда Грета предложила ему чашку кофе. — Смерть Джонни вызвала у него депрессию, и он пытается найти утешение в выпивке. Вы же знаете, он едва не погиб во время Первой мировой войны, а по возвращении в Англию пережил глубокое потрясение, после чего уехал в Кению. Боюсь, что последняя тяжелая потеря всколыхнула его старые раны.

— Но что я могу сделать? — Грета в отчаянии прижала руку ко лбу. — Он нападает на меня, как только увидит, и я начинаю бояться за безопасность Чески. Он ничего не ест, только пьет виски бутылку за бутылкой.

— У вас есть кто-нибудь, куда бы вы могли уехать на какое-то время? Какие-то родные? Может быть, если бы вы уехали, это заставило бы его взять себя в руки.

— Нет. Мне некуда ехать. И в любом случае я же не могу оставить его в таком состоянии?

— Мэри, похоже, великолепно справляется. Она, судя по всему, единственная, кто может держать его в руках. Конечно, на самом деле мы должны были бы отправить его туда, где ему могли бы помочь, но…

— Но он никогда в жизни не покинет Марчмонт.

— Ну тогда последним средством было бы поместить его в соответствующую лечебницу, но для этого надо обратиться в суд и получить согласие судьи. И, по моему мнению, он не сумасшедший, он просто депрессивный пьяница. Очень жаль, что я не могу ничего больше сделать. Меня беспокоит безопасность и вас, и вашей дочери. Попытайтесь все же придумать, куда бы вы могли уехать, и не стесняйтесь звонить мне, если вам нужны будут совет или помощь.

— Хорошо, доктор Эванс, спасибо.

Ночь за ночью, прислушиваясь к громкому храпу, доносящемуся из комнаты Оуэна, Грета клялась себе, что, как только наступит утро, она соберет чемодан и уедет вместе с Ческой. Но, когда рассветало, на нее обрушивалась реальность. Куда она могла поехать? У нее ничего не было — ни денег, ни своего дома. Все, что у нее было, было тут, у Оуэна.

В конце концов принять решение Грету вынудило вовсе не физическое или моральное насилие со стороны Оуэна.

Однажды днем, заглянув в детскую, чтобы проверить, спит ли Ческа, она увидела, что ее кроватка пуста.

— Ческа! Ческа! — позвала Грета. Ответа не было. Она побежала по коридору и уже была готова постучать в спальню Оуэна, когда услышала изнутри смех. Стараясь быть как можно тише, она повернула дверную ручку.

То, что она увидала, заглянув в щелку двери, заставило ее содрогнуться от ужаса. Оуэн сидел в своем кресле, держал на коленях счастливую Ческу и читал ей сказку.

Это была сцена полнейшего мира и спокойствия.

Кроме того, что Ческа с ног до головы была одета в одежду своего мертвого брата.