Моя свекровь – мымра!

Людмила Милевская, 2003

Неприятности у писательницы Софьи Мархалевой начались прямо у трапа самолета. Вместо восторженных поклонников ее встретили милиционеры, и доставили в отделение милиции. Потом… униженно извинились и отпустили. Софья отправляется к своей подруге Фросе. Но здоровенные мужики затолкали ее в машину и… заставили сниматься в порно. И после всего этого отправили домой. Даже представить страшно: всеми уважаемая писательница Мархалева и где? В грязной порнухе! В голове у Софьи возник рои мыслей. Кто ее похитил? С какой целью снимали порно? Что вообще происходит с самого утра? Софья решает разбиться в лепешку, но узнать, что за дела творятся вокруг нее!

Глава 4

Так уж устроен человек: не ценит того, что имеет. Как только выяснилось, что убивать меня не собираются, сразу обнаружились и другие проблемы.

Тем более, что речь о сексе зашла — здесь я чрезвычайно разборчива. Разумеется, стало ужасно обидно, что предложили мне — МНЕ! умнице и красавице! — такого недостойного партнера.

Если честно, когда думала, что меня собираются жизни лишать, жутко испугалась, но теперь пришла в еще больший ужас.

«Легче умереть, чем переспать с этим уродом», — мгновенно решила я и завопила:

— Убейте меня! Лучше убейте, чем мучить!

Верзилы опешили:

— Ты что, баба, сказилась?

Партнер тоже оторопел.

— Что с ней? — спросил он у верзил.

Но я сама его просветила.

— Урод, ты в отцы мне годишься! — гордо заявила я, и он (какой неженка) пошел красными пятнами.

Чтобы окончательно его добить, я пояснила:

— А мой бывший муж, пожалуй, сгодится тебе и во внуки. Лучше вены себе перережу, чем лягу с таким на одну кровать!

И на всякий случай я завизжала тем дурным голосом, которым пугала всех своих бывших мужей.

Однако, добилась совсем не того, чего от мужей получала. Парнер, как ни странно, от визга пришел в себя и обнаглел. С чувством превосходства он посмотрел на меня, но обратился к верзилам.

— Бабенка завалит все дело, — сказал он. — Зря думаете, что это легко. Это искусство, приходится тщательно выверять движение каждое, а вы предлагаете мне психопатку.

Верзилы за меня по обычаю встали горой.

— Никакая она не психопатка, — возмутился самый огромный, — просто ты, Арнольд, не в ее вкусе. Не обижайся, ты качок и все прочее, но, будь я бабой, еще не так заорал бы, сосватай мне кто тебя.

Услышав это, я попыталась издать вопль отчаяния прежнего пострашней, но поперхнулась, закашлялась и вынуждена была вести себя тихо.

— Видите, — сказал партнер, — у нее явный непорядок с мозгами: то кричит, то молчит.

— Бабе мозги совсем не нужны, — философски заметил Интеллигентный. — Баба другим местом сильна.

— Оно так, — согласился партнер, — но при снятии нашей порнухи нужны крепкие нервы, эта же — настоящая истеричка. Разве может она трахнуться гениально?

— Гениально я все могу! — с гордостью начала я, но тут случайно вдруг поняла истинный смысл сказанного презренным партнером.

А я еще собиралась быть паинькой. Мои благие намерения как корова слизала.

— Что-ооо? — завопила я тем самым голосом, которым собирался вопить верзила, будь он бабой вместо меня. — Так речь идет о грязной порнухе?! Вам втемяшилось снимать меня в порно?!

И я поступила как порядочная женщина: саданула своему партнеру коленом между ног и попыталась выпрыгнуть в раскрытое окно.

Но не успела: верзилы меня схватили и… устыдили.

— Ну-у, что ты, глупая, в распятие так впадаешь? — добродушно распекал меня Интеллигентный, со злорадным сочувствием глядя на коченеющего от боли Арнольда. — Вон, мужика до тоски довела, а ведь ему еще предстоит этим органом важным работать на благо нашего дела.

— Это мой самый рабочий орган, — сквозь зубы выдавил Арнольд, страстно сжимая срамное место руками. — Будешь, сука, платить мне пенсию по инвалидности, — пригрозил он, не зная, что я платить не умею.

С детства я не привыкла платить.

— Зачем платить, — ответила я, — если в нашей стране хватает того, что плохо лежит. Нагнись и бери бесплатно.

Здесь я помянула свою бизнесменку-Тамарку, которая воровством пирожков в школьном буфете проложила себе дорогу в светлое будущее, наступившее для нее сразу же, как нашу страну скоропостижно скрутила рыночная демократия. Тамарка была в первых рядах тех, кто с демократическим свободолюбием превращал нашу страну в рынок, типа базар. Натренировавшись на пирожках, она потянула из закромов родины такие богатства, каких там, казалось, и не было. Теперь Тамарка владелец заводов, газет, пароходов…

Говорила я вдохновенно, как всегда говорю, осуждая подруг. Верзилы умнели на глазах и слушали меня с неослабевающим интересом, а вот Интеллигентный с чего-то вдруг поглупел и взбунтовался, рявкнув:

— Молча-ать!

Разумеется, я не замолчала, поспешно сообщив, что Тамарке плевать на долги — суды она все купила.

Интеллигентный махнул на меня рукой и не на шутку встревожился, глядя на синеющего Арнольда.

— Что, братан, и в самом деле так плохо? — спросил он. — Неужели работать не сможешь?

— Да работать-то я смогу, член в моем деле не главное, — весьма противоречиво успокоил его Арнольд, будто забыл, что совсем недавно утверждал обратное. — Работать я буду, только не договаривались мы так. Не знал я, что мне подсунут дикую стерву. Партнерша опасна. За риск надо платить. За травму тоже.

— А-аа, вот ты о чем, — успокоился Интеллигентный. — За травму доплатим как за производственную. Риск еще выше оценим.

Я возмутилась:

— Ему, развратнику, значит, доплатите! А мне, порядочной женщине, как же?

— Ты тоже в обиде не останешься, — туманно заверил меня самый огромный верзила, очнувшись от повести про Тамарку.

Терпеть туманностей не могу — я повторила попытку бежать. С криком «я не такая!» бросилась к окну, и опять неудачно. Меня снова схватили и поволокли к двери, за которой (я не сомневалась) была съемочная площадка.

— Ни за что! Никогда! Даже и не надейтесь! — вопила я, храбро и не жалея французского костюма отбиваясь от пятерых верзил.

Клянусь, они уже раскаивались, что связались со мной. Царапалась и лягалась я так, будто делала это последний раз в жизни, они же обращались со мной осторожно, поскольку боялись повредить мой «фэйс», как выразился Интеллигентный — видимо, полиглот и большой любитель английского.

— Никогда! Ни за что! — страшно орудуя ногтями, вопила я.

— Тихо, тихо, — уговаривали они.

В конце концов верзилам надоело. Самый огромный воскликнул:

— Мы заплатим тебе, черт возьми!

— Платите, сволочи, в евровалюте! — заявила я, мгновенно стихая.

Меня отпустили.

Ну, в «евро» не в «евро», но Интеллигентный отслюнявил дрожащей рукой триста долларов и мрачно протянул мне купюры.

Три жалкие бумажки! Я рассмеялась ему в лицо.

— Да-аа? — удивленно пропел Интеллигентный и отслюнявил еще две.

— Здесь не панель, — сказала я, твердо решив вцепиться в рабочий орган Арнольда бульдожьей хваткой сразу же, как предоставится случай.

Интеллигентный тревожно взглянул на часы, сокрушенно покачал головой, вздохнул и отслюнявил еще две бумажки.

— На, зараза, бери и больше просить не смей, — процедил он.

Я удивилась:

— С чего это вдруг?

— Больше у меня нет с собой, — буркнул Интеллигентный, нахально запихивая обратно в карман толстенную пачку «зеленых».

— Как нет? — возмутилась я. — Как это нет, когда глаза у меня на месте.

— Пока, — уточнил самый крутой, чем насмешил Арнольда.

Мой партнер просветлел, представив меня безглазой — настроение у него поднялось.

У меня же, напротив, совсем «опустилось», но виду я не подала.

— Чем глядеть на тебя, лучше и вправду родиться слепой, — небрежно бросила я Арнольду и обратилась к жлобу-Интеллигентному: — «Бабки» гони. Работать я не привыкла, даром — тем более.

— «Бабок» нет у меня, — нагло ухмыляясь, ответил он.

— А что в карман положил?

— То не мое, то пахана.

Я рассудила: «Пахан он потому и пахан, что с ним не договориться».

— Фиг с тобой, — согласилась я, тщательно укладывая то, что урвала, за лиф комбидреза и не собираясь добровольно расставаться с этим ни при каких обстоятельствах.

Выполнять прихоти верзил и партнера я тоже не собиралась, но об этом умалчивала, кротко и глупо похлопывая глазами.

Таких дур мужики обожают, поэтому верзилы вздохнули с облегчением и расслабились, да поспешили — не знали они, что я за штучка. Вдруг одна из дверей распахнулась, оттуда выбежал маленький человечек и пропищал:

— К съемкам все готово.

Демонстрируя супер реакцию, я сразу вцепилась в «фэйс» крутого верзилы — он ближе стоял.

— Никогда! Никогда! — визжала я, безбожно царапаясь и лягаясь.

А зачем себя ограничивать, раз уж так повезло, что и я попала в неприкасаемые — не все же одной Тамарке иметь привилегию так беспредельничать и борзеть, что даже самый отъявленный чиновник (взяткобратель, мерзавец и плут) тронуть ее не смеет — боится руки испачкать.

До Тамарки, разумеется, мне далеко, но и я беспредельничала как могла, пользуясь тем, что мой «фейс» верзилам жизни дороже: и ногтями орудовала, и каблуками молотила куда ни попадя и выражений при этом не выбирала.

Верзилы пришли в отчаяние. У Интеллигентного крошка летела с зубов, но он взял себя в руки и терпеливо начал меня уговаривать, словно маленькую.

— Ну чего ты боишься, дурочка? — увещевал он. — Ты же баба. Секс — дело конкретно твое, тебе дело привычное. И не пыльное, мы же не картошку сажать тебя заставляем.

Много чего говорил, но я оставалась неумолимой — такой выдала им концерт! Бенефис еще тот!

Маловато, жаль, зрителей было.

— Удавлюсь, а на промискуитет не пойду! — дурным голосом вопила я, сражая верзил эрудицией. — В моногамности выросла в ней и умру! Что скажет мой восемнадцатый муж?! Что скажут единственные подруги, соседи?!

Верзилы опешили и изумились.

— У нее есть муж! — закричал самый огромный. — Про это базара не было.

— Хорошо, что муж. Так даже прикольней, — успокоил его Интеллигентный и пояснил: — Больше кипешу будет.

— Ах, так! — разъярилась я и активизировалась нечеловечески, удивляя верзил и радуя себя потрясающим здоровьем. И энергией.

Есть еще порох в пороховницах, а свекровь все пилит меня, что я уж не молода — такого шороху я не производила даже в двадцать пять лет — дай бог здоровья и моему третьему мужу, если он еще жив.

Или четвертому? Или пятому?

Впрочем, неважно. Речь не о том.

Хочу сказать о партнере. Партнер мой очухался от удара и, скрестив на груди руки, с наслаждением наблюдал за премьерой своей потенциальной коллеги, то бишь меня. Было видно, что о женской чести он где-то слыхал, но не ведал, что ею так дорожат. Мои боевитость и здоровый азарт его ублажили, партнер улыбался. Сокрушая верзил, я краем глаза за ним наблюдала и мысленно констатировала, что он уже симпатизирует мне, а значит не держит зла. Радовало меня и его спокойствие, поскольку в недрах сознания я готовила партнеру сюрприз. Люблю контрасты. Чем спокойней сейчас он, тем громче будет орать потом, когда я вцеплюсь ногтями в…

Короче, меня радовало его спокойствие. А вот за верзил порадоваться я никак не могла. Уже с огромным трудом они держали себя в руках. В конце концов рассвирепел даже миляга Интеллигентный.

— Как хотите, — заявил он безвкусно, — но я эту стерву сейчас пристрелю!

— Так бы сразу и говорили, — ответила я, мгновенно обретая спокойствие.

«Пора бы уже осуществить свое коварное намерение да вцепиться в рабочий орган Арнольда», — подумала я и, решительно оттолкнув верзил, сама бодро вошла в распахнутые двери.

Вошла и остановилась…