Твоя примерная коварная жена

Людмила Мартова, 2018

Муж бросил Элеонору, когда у нее начались серьезные проблемы на работе. И все из-за лучшей подруги, которая вдруг решила забрать успешный совместный бизнес себе! Эля хотела остановить ее, заручившись поддержкой своего мужа, третьего соучредителя, но тот выбрал не сторону жены… Так Элеонора в одночасье осталась без работы и в полном одиночестве, да еще и здоровье дало мощный сбой. Она надеялась, что со всем справится сама, но совершенно случайно оказалась подозреваемой в деле об убийстве незнакомого ей человека. Эля уверена – это совпадение: ни подруга, ни муж не способны так подставить ее. Но кто же мог подстроить все эти несчастья и заставить близких отвернуться?

Глава четвертая

Наши дни

Элеонора Первая

Труп в бассейне отеля стал для нее полной неожиданностью. Впрочем, как горько усмехалась про себя Элеонора, первые дни осени вообще оказались богатыми на неожиданности. Жизнь дала такой резкий крен, что все привычное и само собой разумеющееся исчезло, разбилось на мелкие осколки, развеялось как дым, а все новое, чему она еще не знала названия, упорно лезло в ее жизнь, будто проверяя на прочность.

Впервые за двадцать шесть лет рядом не было ее второго «Я», Элеоноры Второй, как их часто называли подчиненные. Бжезинская знала, как болезненно реагирует сама Бутакова на слово «вторая», как ей хотелось все эти годы быть первой. Видит бог, она была бы не против быть второй, уступить старинной подруге пальму первенства, но не получалось.

Все решения принимала она, за советом сотрудники ходили к ней, прибавку к зарплате просили у нее. Бжезинская водила важных гостей по строительным площадкам, организовывала «круглые столы» и финансовые семинары, ездила с областными правительственными делегациями за заграничным опытом, светилась на телеэкранах, давала интервью в журналах местного и федерального масштаба. Она была прирожденным лидером. В «ЭльНоре» все начинало двигаться и вертеться только при ее вмешательстве, и первая роль никак не менялась местами со второй, как и прилипшие клички. Элеонора Первая, Элеонора Вторая.

Ее всегда удивляло, как могут старые закадычные друзья в одночасье стать непримиримыми врагами. Это казалось невозможным. Ведь не может же правая рука поссориться с левой. Оказалось, что может. Еженедельные посиделки с Бутаковыми под яблонями во дворе или перед пышущим огнем камином в гостиной остались в прошлом, и Бжезинская ловила себя на мысли, что субботними вечерами ей некуда себя деть.

С бывшей подругой они теперь встречались только на работе. Бутакова, не поднимая глаз, тенью прошмыгивала по коридору в комнату, где сидели инженеры, в которой отныне стоял ее стол. Кабинет главного инженера пустовал, и Бжезинская не отдавала эту должность новому работнику не потому, что собиралась через некоторое время помиловать Бутакову, а просто потому, что тщательно подбирала претендентов на столь важный для компании пост.

Прощать Элеонору она не собиралась. В конце концов, есть вещи, которые прощать нельзя, да и предательство, совершенное единожды, обязательно повторится в будущем. В этом она была уверена. Все решения она теперь принимала единовластно, поскольку перевела на себя Борькин пакет акций. Согласие Бутаковой роли не играло, и Элеонора не увольняла ее совсем только потому, что подруга действительно была хорошим специалистом в строительной сфере. Гораздо лучшим, чем она сама.

Впрочем, работать Бутакова все равно не желала. Приходила на свое рабочее место, включала компьютер и демонстративно сидела в социальных сетях, или разгадывала горячо любимые ею японские кроссворды, или читала всяческую дребедень, не имеющую к строительной отрасли ни малейшего отношения.

Ее поведение было настолько демонстративным, что Бжезинская все чаще и чаще думала: чем резать собаке хвост по частям, лучше отрубить его одним ударом, что в данной ситуации означало уволить бывшую подругу без выходного пособия. Доля в «ЭльНоре» у нее, конечно, все равно оставалась, но тот проект, который увлеченно разрабатывала Бжезинская, требовал огромных инвестиций, так что о дивидендах на ближайшие года три можно было забыть.

Кстати, именно по этой причине у нее испортились отношения еще и с Борисом. Муж, конечно, на сделку по передаче акций в управление пошел, подкупленный идеей открытия собственного ресторана, первые деньги получил, начал подыскивать себе помещение и строить планы ремонта, но вследствие этого совершенно «забил» на финансовые дела «ЭльНора», и это именно в тот момент, когда Элеоноре требовалась помощь в оформлении огромного кредита на строительство «Изумрудного города».

— Я в твою затею не верю, — ответил Борис на ее упреки. — Я по-прежнему согласен с Бутаковой, что ты гробишь компанию, однако меня это больше не касается. Ты изъявила желание выкупить мою долю? Так будь добра, выплати мне мои деньги, и за то время, что еще есть до похорон «ЭльНора», я успею открыть ресторан и раскрутиться. Тратить время и интеллект на дело, в которое я не верю, мне кажется глупым. Так что рули сама, дорогая супруга. Совершай свои глупости, раз уж тебе так приспичило, только вперед отдай мне мое бабло.

Доля Бориса оценивалась примерно в пятнадцать миллионов рублей. Естественно, что такой свободной суммы у Элеоноры не было, а вынимать ее из бизнеса сейчас было смерти подобно. Новый проект требовал консолидации всех сил и средств.

— А меня это не касается, — спокойно сообщил Борис в ответ на ее замечание. — Если я не заберу деньги сейчас, то через год-два я не получу ничего. Пока «ЭльНор» еще на плаву, отдай мне мою долю. Иначе я отзову свое решение и снова объединюсь с Бутаковой. И ты будешь руководить компанией только во сне.

Бжезинская напряглась, договорилась с нужными людьми, затянула пояс потуже, взяла на «ЭльНор» еще один кредит, в нынешней ситуации уже явно лишний, выплатила Борису восемь миллионов рублей, написала расписку с обязательством до конца года отдать оставшиеся семь и попросила съехать.

— Откуда съехать? — удивленно спросил он. — Из кабинета? Так ради бога, мне этот офис и этот кабинет ни к чему. Сниму себе помещение над будущим рестораном. Все равно нужно самому все контролировать.

— Нет, из дома, — сквозь зубы сообщила Элеонора. — Если ты можешь так со мной поступать, бросить меня одну в не самый легкий период моей жизни, так можешь убираться из нее совсем. Когда я выходила замуж, то была уверена, что мужчина в семье — надежда и опора, за ним как за каменной стеной.

— И что мы будем вместе в горе и радости, — подхватил Борис. — Какие еще пошлости ты припомнишь? И откуда у тебя такие допотопные представления о браке?

— Любая женщина, какой бы самостоятельной она ни была, мечтает, чтобы за нее принимали решения, ее обеспечивали и о ней заботились, — Бжезинская начала заводиться. — К сожалению, мне в жизни не пришлось этого испытать. Все всегда я решала сама. Когда рожать и чем кормить детей. Как создавать бизнес. Какие брать заказы. Я пахала с утра до вечера, а ты снисходительно позволял платить тебе зарплату. Мне это надоело. Убирайся.

— Ты что, хочешь сказать, что со мной разводишься? — в голосе Бориса звучало искреннее потрясение. — А дети?

— Дети у нас уже взрослые. Кстати, если ты считаешь, что оплачивать их учебу, посылать им деньги на жизнь, одевать и возить в путешествия я и дальше буду сама, то очень ошибаешься. Я посчитаю расходы на оставшиеся годы, поделю их пополам и вычту твою часть из причитающейся тебе суммы.

— А дом останется тебе? — Борис нехорошо сощурился.

— Дом останется мне, Сашке и Варе. Тебе я куплю однокомнатную квартиру. Думаю, что это справедливо.

— Двухкомнатную. Нет, ты что, серьезно собралась со мной развестись?

— Абсолютно. Серьезнее не бывает, — сказала Элеонора. Чувствуя, что теряет контроль над собой, она выскочила из кухни, в которой они разговаривали, взбежала по лестнице на второй этаж, захлопнула за спиной дверь спальни и только тогда расплакалась.

Уткнувшись лицом в подушку, она вспоминала свое знакомство с Борисом. Она училась на третьем курсе и очень часто ходила в театр, в основном на балет. Происходящее на сцене завораживало настолько, что мир кругом терял реальные очертания, размывался, и ей казалось, что это она сама парит на сцене, встает на пальцы в атласных пуантах, крутит бесподобное фуэте.

Учась в строительном институте, каждый день занимаясь обыденными, совсем приземленными вещами, ей хотелось чего-то иного, более творческого, волшебного, романтичного. В состоянии легкого безумия, почти транса она пребывала практически после каждого спектакля и однажды, выйдя на улицу, пошла, не разбирая дороги и ничего не видя перед собой.

— Осторожнее. — Со всего размаху она столкнулась с высоким парнем, одетым в солдатскую шинель, отлетела от его крепкой груди, пошатнулась и упала бы, не подхвати он ее. — Что же вы, девушка, на людей-то кидаетесь?

— Извините, я задумалась. — Она улыбнулась и посмотрела в глаза парня, для чего ей, с ее немаленьким ростом, пришлось поднять голову, таким высоким он был. — Меня зовут Эля.

Отчего-то она представилась детским своим именем, которым ее давным-давно уже никто не называл, кроме мамы. В институте, с легкой руки подружки, ее все звали иначе.

— Борис, — сказал он в ответ. Затем шаркнул ногой и склонил голову в полупоклоне. — Позвольте представиться. Борис Бжезинский. Служу Советскому Союзу.

— Это я заметила. — Она засмеялась, невольно оценивая, что форма сидит на нем ловко и справно. — Вы в Москве проездом?

— Нет, я здесь служу. Точнее, под Москвой. Так что в увольнительные всегда приезжаю, чтобы побродить по московским улицам. Всегда мечтал жить в Москве, тут воздух особенный, и люди тоже. Вот вы, к примеру, Эля, — очень особенная. Я бы с удовольствием вас проводил, да только мне на электричку уже нужно. Иначе в часть опоздаю. Вас как найти?

— Я в строительном институте учусь, — сообщила Эля. — В Московском инженерно-строительном институте имени Куйбышева. Знаете, где это?

— Нет, но найду. — Это он прокричал уже практически на бегу, впрыгивая в уходящий от остановки троллейбус.

Эта случайная встреча состоялась морозным январским вечером, и довольно скоро Эля совершенно про нее забыла, потому что недостатка в кавалерах не испытывала. К тому же среди сотен студентов их института найти случайно встреченную на улице девушку было утопией. Ведь Эля даже не сказала ему ни свою фамилию, ни полное имя.

Однако в середине июня, когда она сдавала экзамен не любимому ею профессору Дьякову, открылась дверь в аудиторию и в нее заглянул высокий черноволосый парень в редких в ту пору джинсах и яркой футболке. Привлеченная шумом двери, она подняла на парня глаза и сразу же уткнулась обратно в лист бумаги, на котором пыталась соорудить какое-то подобие приличного ответа на вытащенный ею билет. Парня в джинсах она не знала.

Он обвел аудиторию глазами, коротко кивнул, словно удовлетворенный увиденным, закрыл дверь, и она тут же забыла о нем, потому что пришла ее очередь отвечать. Получив выстраданную, но справедливую четверку, Эля выскочила из аудитории, размахивая зачеткой и счастливо улыбаясь (впереди были заслуженные каникулы), и уткнулась в чью-то широкую грудь. Не ожидая столкновения, пошатнулась, чуть не упала, но удержалась на ногах, подхваченная крепкой рукой.

Смутное воспоминание шелохнулось у нее в голове, и Эля запрокинула лицо, чтобы посмотреть на подхватившего ее человека. Он был намного выше ее.

— Эля, я к тебе пришел, — сказал он, и тут она наконец-то его узнала.

— Ты Борис Бжезинский, — полуутвердительно, полувопросительно сказала она, вспомнив красивую фамилию, которой он ей представился.

— Точно. Я отслужил, демобилизовался, поступаю в экономический институт, чтобы жить и учиться в Москве, рядом с тобой. Если ты не против, конечно.

И отчего-то она сразу и навсегда поняла, что нет, не против. Мама будущего зятя тоже восприняла хорошо. Он ей сразу понравился. Высокий, красивый, да и Элю любит, сразу видно. Свадьба их пришлась на время «сухого закона», была «комсомольской», поэтому вино разливалось из чайников, но менее весело от этого не было.

Тогда, летом после третьего курса, Элеонора, ставшая Бжезинской, была уверена, что выходит замуж раз и навсегда. И если бы ей кто-нибудь сказал, как спустя почти четверть века она будет плакать в подушку от предательства Бориса, она бы ни за что не поверила.

Впрочем, думать об этом дальше было нельзя. Элеонора решительно села на кровати, вытерла лицо краем пододеяльника и усилием воли заставила себя переключиться на что-нибудь другое. Да вот хотя бы на труп, который Элеонора Вторая нашла в бассейне. Отличная тема. Ничем не хуже всех остальных. По крайней мере, занимательнее. Элеонора любила детективы, да и к тому же была уверена, что случившееся убийство (а человека в бассейне сначала ударили по голове, а лишь потом утопили) к ней не имеет никакого отношения.

* * *

Наши дни

Дмитрий Воронов

Больше всего на свете майор Воронов не любил, когда служебные дела вдруг становились личными. Холодная голова — главный инструмент розыскника, а как отстраниться от эмоций, когда расследование начинает касаться близких тебе людей?

Убийство в только что построенном и еще не открытом отеле, которым руководила подруга его жены, оказалось как раз из того самого, столь не любимого Вороновым разряда. Подруга, к ее чести, в обмороке не валялась и в истерике не билась, хотя происшествие за две недели до назначенного торжественного запуска первого пятизвездочного отеля в их городе трудно было назвать своевременным.

Впрочем, как успел убедиться Воронов за недолгую историю их знакомства, Наталья Удальцова относилась к той редкой категории женщин, которую он уважал и ценил безмерно. В ней, впрочем, как и в его собственной жене Лельке, был внутренний стержень, основанный на глубинном чувстве собственного достоинства, позволяющий «держать лицо» даже при самом невероятном раскладе.

Обычно сдержанную Наталью ему было жалко. Четыре года она билась с возведением отеля, относилась к нему как к собственному ребенку, вникала в строительные тонкости, получение лицензий, разобралась в марках постельного белья и принципах работы ресторана, провела набор и обучение кадров, вела непрекращающиеся переговоры с инвесторами и соответствовала, соответствовала, соответствовала.

Наталья на жалость реагировала спокойно, ходила на бесконечные допросы, участвовала в оперативно-следственных мероприятиях, ответы давала толковые, работать не мешала и к сотрудникам полиции и следственного комитета относилась с пониманием. Скорее всего, сказывался «опыт, сын ошибок трудных». Четыре года назад Наталья уже была втянута в историю с убийствами, вышла из нее победителем, помогла задержать опасного преступника, так что удивить ее чем-то подобным, пожалуй, было трудно.

А вот сам Воронов, занимаясь убийством в бассейне, удивлялся практически постоянно. Слишком много странного и непонятного было в этом преступлении. Начать следовало с того, что убитого никто не знал и сказать, откуда он взялся в еще не открытом для широкого круга посетителей здании, никто не мог.

И Удальцова, и все остальные сотрудники, готовящие отель к открытию, лишь пожимали плечами. Никто из них убитого не опознал. Не приоткрыли завесу тайны и работники строительной компании, сдавшей объект. Нашедшая тело Элеонора Бутакова, когда отошла от первого шока, заявила, что потерпевший ей неизвестен. То же самое сообщили вызванные на опознание директор компании, холеная красавица с властным голосом и королевской осанкой Элеонора Бжезинская, прораб, строители, отделочники, сметчики и все остальные сотрудники «ЭльНора», когда-либо бывавшие на объекте.

Пропавших граждан, находившихся в розыске, на территории их области не значилось. В соседних была парочка «потеряшек», но их описание не подходило к убитому. Возникало чувство, что труп в воде появился неведомо откуда. Хотя все члены следственной группы, и Дмитрий Воронов в первую очередь, были реалистами и в подобное не верили.

Настораживало и то, что обе совладелицы «ЭльНора» в беседе дали понять, что данное убийство направлено против них. Бжезинская заявила о том, что некие злые силы намерены разрушить имидж компании, потому что хотят пошатнуть ее лидерство на строительном рынке. Бутакова же, сморкаясь в совершенно мокрый платочек, заявила, что убийство затеяла Бжезинская, чтобы испортить репутацию второй совладелицы компании, своей бывшей подруги.

— Что за чушь? — Услышав эту версию, Элеонора Бжезинская изогнула совершенную бровь. — У Элеоноры Константиновны совсем крыша поехала на почве служебных неприятностей. Я, конечно, уволила ее за нарушение корпоративной этики, но портить ей репутацию мне ни к чему. Она у нее и так несовершенна. А уж убивать ни в чем не повинного человека, чтобы насолить ей, это вообще бред, не стоящий внимания. В одном вы правы. Кто-то усиленно копает под «ЭльНор».

Так как отель был еще не открыт и случайные люди туда не забредали, было понятно, что преступление могло быть совершено, во-первых, из личных целей, и тогда поиск убийцы нужно было вести среди знакомых потерпевшего, для чего было бы неплохо установить его личность. Во-вторых, оно действительно могло быть направлено против компании, выступившей подрядчиком, а также против заказчика строительства, то есть российского филиала крупной шведской фирмы во главе с Натальей Удальцовой.

Все эти размышления, конечно, были крайне интересными, но не проливали на личность убитого и преступника ни капли света. Воронов физически ощущал, как хлопает над его головой птица «глухарь», суля всевозможные взбучки и неприятности на службе, включая лишение премии.

И все-таки отчего Бжезинская была так уверена, что происшествие имеет отношение к «ЭльНору»? Немного подумав, Воронов напросился еще на одну встречу со стильной совладелицей фирмы, которая пусть и очень неохотно, но все-таки согласилась уделить ему время.

— Элеонора Александровна, на нашей первой встрече вы сказали, что неизвестного мужчину убили в бассейне отеля для того, чтобы бросить тень на «ЭльНор»…

— Да, это несомненно так. — Она переложила стопки ежедневников с правого края стола на левый и поправила очки в тоненькой золотой оправе. Воронов раньше никогда не видел ее в очках. Хотя он, простой российский мент, раньше вообще видел Элеонору Бжезинскую лишь по телевизору.

— А на основании чего вы делаете такой вывод?

— Видите ли, — она снова поправила очки, — компания сейчас переживает не самые простые времена. Мы — хороший жирный куш, который мечтали бы оттяпать очень многие. Однако раньше мы были единым целым, и каждый держал свою линию обороны. Я обеспечивала взаимодействие с госорганами. Мой муж, — она непроизвольно поморщилась, как будто в этом слове было что-то болезненное, — мой муж отвечал за общение с банками, моя подруга прикрывала технические тылы. А сейчас мне приходится за все отвечать самой, что, несомненно, ослабляет компанию. Кроме того, чтобы решить некоторые внутренние проблемы, я была вынуждена повысить уровень закредитованности. Сейчас «ЭльНор» находится на грани, и это прекрасно понимают не только я и остальные соучредители, но и наши многочисленные враги, которые только и ждут удобного случая, чтобы осуществить рейдерский захват.

— На грани чего, банкротства?

— До этого не дойдет, — она улыбнулась на мгновение, и улыбка преобразила ее прекрасное, но измученное последними неурядицами лицо. — Я убеждена, что у моей компании хорошее будущее, а нынешние трудности сугубо временные. Но это я знаю, а остальные вовсе не разделяют моей убежденности, а потому прикладывают все силы, чтобы раскачать лодку. Любой скандал сейчас играет против «ЭльНора», а значит, на руку моим врагам. Понимаете?

— Но тогда было бы логичнее совершить убийство в вашем офисе, извините.

— У меня хорошая служба безопасности. Проникнуть к нам в офис не так-то просто, тем более что у нас везде расположены камеры. Отель, который мы построили, — наша гордость. Наша визитная карточка. Благодаря тому, что четыре года назад мы заключили контракт на его строительство, мы перешли совсем на иной уровень. Поэтому нанести нам удар, убив человека в самом сердце только что сданного объекта, — это тонкий расчет. Тот, кто это придумал, несомненно, хорошо разбирается в психологии.

— Камеры, — тупо повторил Воронов. — Про них я, признаться, не подумал. Старею, видимо, теряю квалификацию.

— Не кокетничайте, мужчине не идет. Вы в прекрасной форме. И не смотрите на меня с таким изумлением. Ваша супруга — лучший мастер в нашем городе, и, естественно, я пользуюсь ее услугами. Так что я вас несколько раз видела. И про вас слышала. Скажем так.

Жена Воронова, по-домашнему Лелька, а для окружающих Любовь Молодцова, действительно была самым популярным парикмахером в городе. Ей принадлежал открытый ею и продуманный до мелочей салон красоты «Молодильные яблоки», и удивляться тому, что Элеонора Бжезинская посещала именно его, в общем-то, не приходилось. Ну надо же, оказывается, богини, когда ходят на процедуры, обсуждают простых смертных.

— Спасибо. Но все-таки вернемся к камерам. — Дмитрий невольно покраснел и тут же рассердился на себя за это. — Вы сказали, что в офисе «ЭльНора» они на каждом шагу. А в отеле их, получается, нет?

— Есть, но далеко не везде. В номерах, к примеру, нет. И в бассейне тоже нет. Вы бы стали посещать место, в котором вас записывают на камеру в полуголом виде? А отель дорогой, пятизвездочный. Это предполагает уважительное отношение к клиентам.

— Жаль, — искренне сказал Воронов. — Неуважительное отношение к клиентам сэкономило бы нам кучу времени и сил. А кого из ваших конкурентов вы конкретно подозреваете?

— Я? — Теперь она выглядела действительно изумленной. — Я никого не подозреваю.

— Но ведь вы только что сказали, что убийство совершено вашими конкурентами, чтобы бросить тень на «ЭльНор». Значит, вы имели в виду кого-то конкретного?

— Да упаси бог. В городе около трех десятков строительных фирм. Из них порядка десятка довольно крупные и вполне сопоставимы с «ЭльНором». Попытаться осуществить рейдерский захват и вырваться в лидеры может в принципе любой. Это бизнес. В нем действуют довольно жесткие правила.

— Да. Любой, — согласился Воронов. — Вот только далеко не любой ради выгоды может убить.

Уходя, в коридоре и в холле он, как мог, крутил головой, но ни одной камеры видеонаблюдения не заметил. Служба безопасности здесь действительно хорошо знала свое дело. Воронов решил немного задержаться и переговорить с ее начальником. В конце концов, ее сотрудники вполне могли знать, видеть, а то и чувствовать гораздо больше, чем госпожа директор.

Бдительный охранник, сидящий на вахте в холле, проводил Дмитрия в кабинет, сопоставимый размерами с кабинетом Бжезинской. Одну из стен полностью занимали мониторы, на которых в режиме реального времени двигались люди, работали башенные краны, выгружали кирпичи и месили растворы. Картинка с офисных камер здесь была тоже, и на одном из экранов Воронов успел разглядеть Элеонору Бутакову. Она сидела, поставив локти на стол и закрыв лицо руками.

Впрочем, он не успел подумать о том, чем вызвано такое вселенское горе. Ему навстречу шел невысокий, плотный человек средних лет с отличной выправкой, выдающей бывшего военного.

— Меркурьев, — коротко представился он. — Вы следователь?

— Нет, опер. Меня зовут Дмитрий Воронов. А к вам мне как обращаться?

— Все Олегом величают. Проходи, садись. Чай, кофе или, может, — он щелкнул себя по горлу, и рот Воронова залила волна кислой слюны. Было время, когда он уходил в запой, и, хотя ему удалось взять себя в руки, организм нет-нет да и выдавал такие вот фортели, заставляющие верить в наличие генетической предрасположенности и мышечной памяти.

— Воды, если можно, — сказал он суше, чем хотелось бы. Кругленький плотный мужичок ему отчего-то понравился.

— Слушаю тебя. — Олег прошел к стоящему в углу холодильнику, достал зеленую пузатую бутылку дорогой французской воды, пробка издала мягкий хлопок, тугая струя ударила о дно хрустального стакана, пузырьки повыпрыгивали из него, как дельфины в бассейне в погоне за брошенным дрессировщиком мячиком. — Думаю, что ты по поводу убийства этого проклятого пришел. Так что спрашивай, не стесняйся.

— А ты про убийство, похоже, уже знаешь. — Воронов принял подачу и обратился к собеседнику на «ты».

— Так про него весь город знает. Шутка ли, об этом отеле уже четыре года разговоры не утихают. Все ждут не дождутся, чтобы посмотреть, как там внутри, а накануне открытия там человека грохнули. Погоди, еще газета «Курьер» выйдет. Будет там все расписано, от А до Я. Как Инесса Перцева умеет.

Журналист Инесса Перцева, в миру Инна Полянская, действительно умела многое. Она была второй подругой его жены, так что о ее настырности, остром пере и умении добывать «горячую» информацию Воронов знал не понаслышке.

— Олег, твоя начальница считает, что убийство совершил кто-то из конкурентов, но отказывается назвать, кто именно на это способен. Может, ты подсобишь?

— Так ведь дело-то не благодатное. Не в адюльтере же обвиню, в убийстве, а это не шутки. Я кидаться такими заявлениями не привык. Другую школу прошел, знаешь ли.

— Полиция? Армия? — мент Воронов никогда не слышал фамилии Меркурьев и ломал голову над тем, где мог раньше служить его визави.

— Разведка. Но об этом не будем. Я тебе лучше так скажу. Все крупные бизнесмены у нас не святые и не пушистые. У всех за спиной мелкие грешки имеются, да и покрупнее тоже. Но с откровенным криминалом, однако, один Эдик Горохов связан.

— Фирма «Ганнибал», бывший мент, — в памяти Воронова всплывали какие-то обрывки воспоминаний, видимо приходящиеся на тот период его жизни, когда он не совсем адекватно воспринимал окружающую действительность^[3]. — Тот, который свидетелей пытал, и его за это из органов поперли.

— Он самый, — Меркурьев согласно кивнул. — Лет семь назад два кента дали показания, что Горохов надевал на них противогаз во время допроса и шланг пережимал. Только они потом в камере повесились, и дело развалилось за отсутствием доказательств. Из органов его, конечно, убрали по-тихому, так он открыл строительную компанию и стал солидным бизнесменом. Только нутро ведь не переделаешь. Оно ведь если гнилое, так завсегда наружу гниль свою выплеснет.

— И у него был зуб на «ЭльНор»?

— Еще какой. Он ведь тоже на заказ строительства отеля пасть разевал. Да не смог прибрать кусок этот. Слишком крупным он для него оказался. Удальцова тогда всех возможных подрядчиков проверила, как рентгеном. И выбрала именно «ЭльНор». Ух, сколько мы тогда наслушались. Элеонора Александровна по моему совету два месяца с охраной ходила, потому что Эдик бесновался так, что пена изо рта летела. А потом вроде подуспокоился, но затаил. К бабке не ходи.

— Ну что ж, Олег, спасибо тебе за наводку. Теперь хоть есть что проверять. А то давно такого глухого дела не припомню.

— Не за что. Ты обращайся, если что. Я всегда подсоблю. — Меркурьев встал из-за стола, пожал Воронову руку, и они сердечно распрощались, вполне довольные друг другом.

Примечания

3

Подробнее читайте в романе Людмилы Мартовой «Февральская сирень».