Шопен. Нежная жалость

Людмила Константинова, 2023

Конец девяностых. Москвичка Алёна Рудакова прилетает в Варшаву к друзьям детства Яцеку и Стасе. Они познакомились в Крыму в пионерлагере Артек, когда им было по двенадцать лет, и продолжают дружить, став взрослыми. Остановившись у подруги, Алёна не подозревает, что ей придётся поменять свои взгляды на классическую музыку, к которой она была равнодушна. И произойдёт это удивительным способом. А ещё она узнает какое отношение польское слово «zal» имеет к Шопену и при чём здесь «нежная жалость». Подругам было о чём поговорить, особенно хотелось поделиться девичьими секретами. Беседа затянулась далеко за полночь, и когда Стася стала говорить о Шопене (Стася была пианисткой и заканчивала учёбу в консерватории, посвятив свою дипломную работу Фредерику Шопену) и играть на пианино, Алёна, чтобы лучше воспринимать звуки музыки, закрыла глаза. Постепенно голос подруги стал уходить всё дальше и дальше… А потом она увидела…

Эта история произошла со мной лет тридцать назад, но и сегодня помню я всё до мельчайших подробностей. До сих пор нет у меня уверенности, было ли это на самом деле или приснилось. Склонна думать, что необъяснимым образом попала я тогда в другое измерение.

Был конец девяностых… В Польше мне предстояла встреча с друзьями детства Стасей и Яцеком. Подростками, мы познакомились в Крыму, в международном лагере Артек и продолжали дружить, переписываясь и изредка созваниваясь по телефону. Изменения в отношениях между нашими странами не повлияли на нашу дружбу, она оказалась крепче политики. Но это только между нами. А вот подозрительность таможенников и пограничников к пассажирам в аэропорту, пересекающим западную границу стала проявляться всё чаще. Очень уж долго и внимательно изучался мой багаж, задавались вопросы и о подарках, которые я везла. Польский пограничник, с несколько застывшим выражением лица изучая мой паспорт, строго спросил: «Госпожа Рудакова, с какой целью летите в Польшу?»

— С частным визитом, господин офицер. — Немного заносчиво ответила я и изобразила что-то приблизительно похожее на улыбку — хочу успеть послушать фортепьянные концерты на конкурсе имени Фредерика Шопена в Королевском парке.

Я могла сказать что угодно, но зная, как в Польше относятся к имени великого композитора, сказала именно это. И, как в воду глядела, именно с Шопеном мне и довелось встретиться…

Лицо пограничника отразило целую бурю эмоций. Отдавая мне паспорт, он посмотрел на меня потеплевшими глазами и произнёс:

— Добро пожаловать в Польшу, госпожа Рудакова! — и негромко добавил — Do widzenia, pani!

В Варшаву я прилетела вечерним рейсом. В аэропорту меня встречали Стася и Яцек. В ту нашу встречу мы были уже двадцатилетними студентами: я училась на переводчика, Стася на пианистку, а Яцек в полицейской академии. Яцек очень изменился за те годы, что мы не виделись. Высокий, возмужавший, с породистым лицом, стройный в ладно сидящей на нём форме, он был уже далеко не тот двенадцатилетний подросток, которого я помнила. В аэропорту он вёл себя очень сдержано, даже прохладно. В лице и глазах появилась жесткость, отчуждённость. И только в машине, когда не было рядом чужих глаз и ушей, Яцек оттаял и расслабился. А Стася? Стася осталась прежней, спокойной и доброжелательной.

По дороге из аэропорта, радуясь встрече, мы много шутили, не могли не вспомнить счастливые дни в Артеке, море, походы на Ай-Петри, где Стася тогда подвернула ногу и мальчики, по двое, по очереди несли её, скрестив вместе свои руки. Но, чаще всех вызывался нести Яцек. А девочки брали у мальчиков их рюкзачки, чтобы тем было не так тяжело идти. Как были все тогда горды собой, и как это небольшое происшествие сдружило ребят нашего отряда.

Стася еще в машине завела разговор о планах на время моего пребывания. Она придумала для меня обширную программу: куда поехать, что посмотреть. Яцек только согласно кивал головой. Я ахнула, когда она «огласила весь список».

— Да вы что, ребята, чтобы всё это посетить, мне и года не хватит, не то, что месяца! Давайте так, я выберу то, что мне самой хотелось бы посмотреть.

— Хорошо, — согласно кивнула головой Стася. — Но, — она подняла вверх указательный палец — с одним условием, в воскресенье мы едем в Королевский парк, на фортепьянный конкурс имени Фредерика Шопена. Это последний день перед закрытием сезона.

Честно говоря, меня не очень привлекала классическая музыка, я выросла под влиянием песен The Beatles. Так что особым желанием ехать туда только из-за конкурса, я не горела. Видимо ребята и без слов прочитали на моём лице всё, что я подумала.

— А играть на конкурсе будет — улыбаясь, включился Яцек, — наша любимая пианистка — он повернулся к подруге и легонько щелкнул её по носу.

— Да ты что! — воскликнула я. — Конечно! Ну, это совсем другое дело! Несомненно, и обязательно поедем! Так бы сразу и сказали.

Яцек привез нас к дому Стаси и, извинившись, уехал на службу. Родителей Стаси дома не было, они проводили свой отпуск в Испании, и мы в большой квартире были свободны как птицы. В окна двадцать третьего этажа высотки, улыбаясь, заглядывала луна. Поужинав, мы расположились в гостиной, на больших мягких креслах из зеленого бархата с длинной бахромой. За окнами светилась огнями Варшава. Вид ночного города, залитого лунным светом, завораживал. Мягкий, приглушенный свет бра, и рядом человек, с которым ты одной крови, что ещё нужно.

— Как твоя стажировка в Париже? Помогла в совершенствовании языка? — спросила Стася. — Ты как-то неохотно мне отвечала, когда мы созванивались.

— Помогла, конечно. Французы говорят, что у меня практически нет акцента. — Я улыбнулась и с преувеличенным вниманием стала разглядывать фрукты в вазе.

— Ну, Алёна, не томи, рассказывай. Я же вижу, что там с тобой что-то произошло. — От нетерпения Стася подпрыгнула в кресле и села на колени. — Неужели влюбилась?

— Влюбилась, и разлюбила! — я пересела в кресло к подруге и обняла её, прижавшись щекой к плечу. — Там я встретила Жюлиана! Какой он? Француз до мозга костей. Невысокий, худенький, даже изящный. Как статуэтка — засмеялась я. — Знаешь, что в нём было самое характерное во внешности? Это большой длинный нос, с орлиной горбинкой! Помнишь Шарля де Голля? Точно такой был нос и у Жюля. Волосы темные, как и глаза. Одевался с этакой лёгкой небрежностью. И обязательный шарф. Он так шёл ему, придавал особый шарм. Боже, как я была влюблена! Мы каждый день гуляли в парке Монсури, недалеко от Университета, а там столько интересных закоулков. Мы вместе обследовали разные уголки парка, нашли «танцующий каштан». Знаешь, почему его так называют? Когда-то стволы двух деревьев срослись вместе и теперь напоминают танцующую пару. Потом обязательно заходили обедать в старинный ресторанчик, на одном из холмов. Там так вкусно готовят. А в беседке на озере мы целовались. Мне было хорошо с ним! Полгода как один день! Потом я улетела домой на новогодние каникулы. А когда вернулась, то оказалось, что Жюль успел влюбиться в немку, очень похожую на певицу Сандру Крету. А я стала просто другом. При нашей встрече Жюль сделал невинное лицо и сказал мне: «Прости, Алёна, так получилось. Я ничего не мог с собой поделать!». Что называется, Cherche la femme — ищите женщину. Я до сих пор не могу его забыть. Ну да ладно обо мне! — Преувеличенно бодро хлопнула я себя по коленке. — А как у вас дела с Яцеком? Скоро поженитесь?

Конец ознакомительного фрагмента.