Как мне стало зашибись

Людмила Данилкова, 2020

Лежать в направлении мечты наперекор обстоятельствам – это искусство! Вы сможете освоить его, благодаря этой книге. Автор Людмила Данилкова – лингвист, педагог, мама и неутомимый искатель приключений. И эти приключения она умеет находить в обычной жизни. Ее истории – о том, что видят все, но замечают немногие. В них и боль, и счастье, и вся палитра человеческих эмоций. Книга подарит вам много душевных историй, а главное – веру в чудо и любовь к жизни, со всеми ее потерями и находками.

Глава 2

"Мы все учились понемногу"(с)

В детский сад мы с сестрой ходили ведомственный, от предприятия, где мама с папой работали. Все этому очень удивлялись, ведь прямо в нашем подъезде был обычный детсад, охота была таскаться в такую даль.

Сад был не то, чтобы далеко, но с нами двумя дорога занимала никак не меньше получаса. Зато он был крутой: отдельно стоящий, с бассейном, большими площадками, на которых чего только не было.

Больше всего запомнились деревянные резные звери. Они появились, когда мне было лет пять, и я от всей души полюбила бегемота. Он был такой большой, толстый и недосягаемый: у неуклюжей мелкой меня никак не получалось влезть на него, ноги сползали с лаковой морды, а подтягиваться я отродясь не умела. Да и все мои попытки укутать этого теплолюбивого толстокожего голубым шарфом успехом не увенчались — слишком уж большой была его шея.

Поэтому приходилось шарфом делиться с сидящим рядом учёным котом: тот казался мне близким по духу, потому как был с открытой книгой. Я уже тогда нашла своё спасение в книжном шкафу, и моё раннее читательство всеми щедро поощрялось. На коте же можно было ещё и посидеть, но всё равно бегемот оставался любимцем.

Надо сказать, что пару лет назад, наведя ревизию на той самой детской площадке, с горечью обнаружила пропажу обоих. И хотя мне уже много раз не пять лет, но была очень расстроена этой потерей.

В сад ходила не так чтобы с удовольствием, но без проблем — и друзья там были, и сосед по шкафчику Яшка без меня маялся — шнурки завязывать научился только к школе, а я очень любила чувствовать себя нужной и полезной.

Яшка же одно время слыл самым модным женихом у нас в группе — он в то время уже играл на виолончели, малым был очень эрудированным, и воспитательницы его всегда хвалили. Одна только нянечка МарьФёдоровна, живущая с ним в одном доме, а потому регулярно утром провожающая его в группу, тяжко вздыхала:"Ох, да что ж ты на балалайке не играешь! Эдакую бандуру не таскали бы тогда!"

Помню ещё, как пели всей группой в сауне, куда нас обязательно водили после бассейна, полюбившуюся нам песню про бабочку. И не понимали, почему хохочет медсестра и ругается воспитательница, ведь мы так старательно выводили дружным хором:"Путана, путана, путана, ночная бабочка, ну кто же виноват".

Про Нанку

А школу я выбрала сама. Как меня ни переубеждали, что вон, за забором от дома есть хорошая школа, её и папа закончил, и обе тётушки с медалями — я была непреклонна. Сказала:

— В школу хочу в первую, как Нанка!

Я тут недавно прочитала интересную мысль о том, что дружба — это лет так до двадцати с небольшим, когда в сердцах страсти, в поле ветер, в опе дым, ну и с мозгом всё так ещё… относительно. А хорошая дружба лет после тридцати пяти непременно перерастает в любовь. Уже никто никого не хочет менять, уже все обросли всякими семьями, работами, обязанностями настолько, что вы вполне себе принимаете друг друга такими, какие вы есть — ну и что это, если не любовь?

Так вот, мне в жизни очень повезло, настоящего друга мне выдали сразу, в моём ещё почти бессознательном. Ровно тогда, когда родилась моя сестра, к нам во двор переехали новые соседи, с лапочкой-дочкой, моей ровесницей. Наша дружба родилась в песочнице, когда нам было года по полтора. И с тех самых пор пережила три с половиной десятка лет и кучу обстоятельств: менялись квартиры, мужья, рождались дети (крестными которых мы и являемся друг у друга). Но где бы мы ни были и с какой бы периодичностью мы ни встречались, одного её характерного взмаха руки достаточно для того, чтобы сердце моё сжималось от щемящей нежности.

В общем, за ней, за Нанкой я и собралась в супермодную"английскую"школу номер один. Которая в тот год ещё и гимназией стала языковой.

Мало того, что собралась, я туда ещё и поступила! В те годы про собеседование в первый класс почти никто не слышал, но я его всё-таки прошла.

В один класс с подружкой мы, правда, не попали, но как же это было круто, знать, что мы всё равно рядом!

Мама сбилась с ног в поисках неведомой синей формы. И вот долгожданный день настал: туго заплетённые косы, очки, как будто даже запотевшие от волнения, шуршащий накрахмаленный фартук и букет в потеющей ладошке. Я чувствовала себя самой счастливой девочкой в Советском Союзе, о чём и сообщила радостно в прихожей нашей квартиры.

Тогда я поняла, что можно добиться цели, если очень сильно этого захотеть. Надо только объяснить себе и окружающим, зачем всё это нужно.

Кстати, прошло уже почти тридцать лет, а папа до сих пор звонит мне каждое первое сентября и спрашивает:

— Ну что, дочь, ты сегодня самая счастливая девочка в Советском Союзе?

Школьные годы чудесные

Школу свою вспоминаю всегда тепло, несмотря на всякую всячину, что успела произойти за десять лет. Но искренне считаю, что мне повезло — у нас был достаточно сложившийся коллектив, десять лет в одном социуме уже классный опыт.

Несмотря на то, что первая наша классная мама меня любила, как-то я сразу поняла, что внутри класса лидеры образовались другие. Что не мешало мне начинать заводить знакомства и со старшими параллелями, и, уже позже, с младшими.

В пятом классе я уже не только знала, что я — лохушка, но и понимала, что это плохо. А потом и вовсе обзавелась настоящей кличкой, с лёгкой руки ничего не подозревающего учителя словесности.

В то время в самом разгаре была первая чеченская, очкастая я беспрестанно вертелась на первой своей парте, и желающий угомонить меня Геннадий Анатольевич всё повторял:"Ох, Люська, придут за тобой чеченцы!"

Чечня, Чеченка — прицепилось мгновенно и на долгие годы, почти до девятого класса.

Нет, я не скажу, что было прямо невыносимо. И что легко и ненапряжно — тоже не скажу. По-разному было. Но именно в то время я особенно активно стала общаться вне класса, всё чаще убегая не только к параллельным бэшкам-вэшкам, но и к младшим, и к старшим классам тоже. Именно в то время особенно расширилась паутина моих знакомств.

Помню, был момент, классе в восьмом, когда стало совсем тяжело. Я плакала у папы на плече, просила, чтобы перевели меня в другой класс. Но папа сказал:

— Дочь, ну ты чего? Ведь тогда они победят, разве ты этого хочешь? Поверь, если ты покажешь своё безразличие, сможешь быть выше этой дурацкой ситуации, ты станешь победителем для себя самой. А потом и остальные подтянутся.

Но все эти разборки не мешали обычной школьной жизни. Наш класс вообще был вполне себе дружный, вопреки всему, что с нами происходило. Так как в последний год началки наша учительница очень много болела, мы были таким бесхозным классом, что после пятого от нас в ужасе отказались все ключевые предметники: русский, матеша, окружайка. Из стойких остались лишь давно с нами знакомые англичанки и невероятная историчка Нина Павловна. Именно её подруга и стала нашей классной с шестого по одиннадцатый.

Александра Николаевна быстро превратилась в Кассандру (сразу понятно, какой период проходили по истории), что достаточно быстро сократилось попросту в Касю. Она нас и строила, терпела, любила, заодно обучая нас всяким математическим премудростям.

Надо сказать, что она всегда со старшими классами работала, а нас ей дали в нагрузку, когда она пришла преподавать в нашу гимназию, а заодно и дочерей своих решила перевести. Тут-то и выяснилось, что в обмен на устроенных дочек ей придётся обзавестись отказниками в виде шестого"А".

Ох, сколько же она с нами хлебнула! То один таракана съел на спор, то другой притащил в класс таракана же, но мадагаскарского, чтобы девчонкам за шиворот засовывать. Визгу-то было! На всю жизнь запомнилась фраза, которой она нас успокаивала:

— Девочки, запомните! При желании вы его съесть сможете, а он вас — никогда!

Потом начались эксперименты с внешностью, потом полкласса бегало курить на переменах. Потом кто-то просто бегал с уроков.

А Кася всегда была классной Классной — ироничной, в меру строгой, и всё прекрасно про нас понимающей. Она умела прикрикнуть, когда надо — закрыть глаза, а иногда и вовремя позвонить родителям.

Лишь однажды она захотела уйти от нас. Даже не от нас, а из школы вообще. Когда в девятом"А"случилось ЧП областного масштаба: Илюшка повесился.

Про Илюшку

С того самого первого сентября, на которое я уходила самой счастливой девочкой, я вернулась разнесчастной первоклахой. Со словами:"Я знаю, меня посадят с этим противным мальчишкой в очках!"

Так оно и произошло. Нас, конечно же, посадили вместе.

Он был двоечник и разгильдяй, но всегда ходил в чистых клетчатых рубашках и имел чистый носовой платок. Его всегда забирали бабушка с дедом, у него были зелёные глаза, веснушки и кудрявые волосы. А ещё противный голос. Он был влюблён в Ленку Р., в которую, собственно, была влюблена ещё половина мальчишек класса, но он был первым. Я его ненавидела так, что аж влюбилась к концу пятого класса.

Шли годы, менялись учителя, но Данилкова и Демченко неизменно сидели за первой партой.

Его изобретательности можно было позавидовать: чего он только не делал, чтобы усложнить мне жизнь. Он мазал мои ручки красным перцем, зная привычку их грызть; приклеивал под партой магнит, чтобы я не могла писать; прятал на переменах мой стул на шкаф, чтобы мне не на чем было сидеть; и даже записался в кружок юных энтомологов для того, чтобы ему дали домой того самого многострадального мадагаскарского таракана, чтобы пугать меня им, ибо от обычных слизняков и личинок я уже не верещала.

Но он никогда не дразнил меня Чеченкой. И давал читать книгу про"Кино", и Цой стал жив в моей жизни. И у него навсегда осталась моя книжка про Хоббита.

Когда его не стало, четырнадцатилетних нас прибило резко и насовсем.

Мы не были готовы к тому, что на нас будут сыпаться сотни вопросов от любопытных окружающих. Мы не были готовы к тому, что человека так вдруг может не стать. Это жестокое бескомпромиссное"никогда"очень быстро сделало нас взрослыми. И сдаётся мне, что тогда-то нас всех и сплотило.

Ценность если не каждого по отдельности, то коллектива в целом стала вдруг очевидной и важной.

Наверное, и поэтому тоже мы продолжаем встречаться каждые пять лет спустя, приезжая отовсюду и откладывая важные дела. Чтобы отдать дань самим себе, тем четырнадцатилетним, раздавленным серым ноябрьским небом и страшной бедой, ставшей нашим общим оперением.

"Я вас плохому не научу"

А в десятом классе со мной случилась"первая любовь". Почему в кавычках? Потому что сейчас не так чтобы уверена, что это была именно она. Думаю, будет правильным списать это на всякие там подростковые гормональные страсти, нашедшие возможность реализоваться.

Тогда, в конце девяностых, когда наши родители выгребались из-под завалов дефолта, а мы дружно бегали покурить за гаражи, с нами из взрослых вообще мало кто разговаривал. Кроме, разве что, нашей Елеши, учителя по английскому, вот та нам часто повторяла про"свою голову, жаль, вам не приставить", про"вы, девочки, даже не представляете, как скоротечен ваш век", и про"вы будете мои слова вспоминать, это я вам обещаю". И ведь она была чертовски права, всякий раз встречаясь с моей любимой одноклассницей Шишкиной, мы вспоминаем нашу Елешу.

И вот ведь как сложилось: с кем мы чуть ли не больше всех конфликтовали в средней школе, с тем мы отчаянно подружились в старших классах.

Так как любовь зла, то объект моих воздыханий был старше меня на четыре года, что в то время казалось просто пропастью. Он был бесхозным, безработным, без родителей, зато с прекрасными голубыми глазами. Пожалуй, это всё, что я о нем помню. Никакой глобальной роли он в моей жизни не сыграл, разве что кроме того, что я с тех пор никогда не заводила серьёзных отношений с ровесниками, а уж тем более мальчиками младше меня. Ну и ещё очень я тогда прониклась темой, что мужчину надо пожалеть.

Ну да и про это потом.

А тогда, дождливой осенью девяносто девятого, я прогуливала свой десятый класс беспросветно и упоительно. Таща за собой в пучину необразованности лучшую подругу.

Бутылка"Анапы"стоила в"Утюжке"смешные пятнадцать рублей, кабачковая икра была вкусной, а жизнь казалось счастливой и взрослой. Там не было места для регулярной учёбы.

И сдаётся мне, что, если бы не щедрая Шишкина, вылетела бы я из нашей супергимназии со свистом, потому что всякие там алгебра-физика-геометрия держались только на ней. Это спасительное:"Вик, реши хоть что-нибудь!" — туда, на их с Настей первую парту, выручало в девяносто восьми случаях из ста. Вичка — из тех, кто успевал решить оба варианта, ещё и под копирку написав их для страждущих раздолбаев-одноклассников.

Что, в общем-то, совершенно не мешало ей раздавать совсем иные знания перед дискотекой.

На скромную бутылку портвейна желающих было много. Я вот что-то за прошедшие двадцать лет так и не узнала у Шишкиной, откуда у неё были эти познания. Но именно она учила нас пить"через тяжку", дабы малое количество выпитого возымело больший эффект. Тогда-то и была произнесена её, ставшая для нас сакраментальной, фраза"я же вас плохому не научу!"

Вичка давно уже в Москве. Что не мешает нам встречаться несколько раз в году. И всякий раз мы вспоминаем, вспоминаем и вспоминаем. Наш класс, наших учителей и ту самую фразочку.

Школа дала многое. Я прекрасно научилась коннектить с другими коллективами. Я поняла, что нельзя сдаваться, пройдёт время, и всё вполне себе может измениться. Что твои бывшие враги могут оказаться друзьями на всю жизнь. И что близких можно потерять так вдруг.